Мария Валентиновна Ватсон
Данте. Его жизнь и литературная деятельность
Глава V
Популярность «Ада», первой части «Божественной Комедии», сравнительно с двумя другими ее частями. – Общий характер «Чистилища». – Встреча Данте с Беатриче. – Ее упреки. – Признание и раскаяние поэта. – Характеристика «Рая». – Обилие в нем отвлеченных рассуждений и отсутствие конкретных образов. – Политика и наука в «Божественной Комедии». – Художественное значение поэмы. – Примеры сравнений, почерпнутых из природы и жизни человеческой. – Слог Данте. – Заслуга Данте в «Божественной Комедии» перед национально-письменным языком Италии.
Первая часть «Божественной Комедии» – «Ад» – наиболее известна и популярна. Правда, некоторые комментаторы и критики Данте не совсем разделяют этот общий взгляд, считая его старым предрассудком. По их мнению, хотя «Ад» и изобилует поэтическими красотами, но последних еще больше в двух остальных частях «Божественной Комедии»: великая изобретательность и творческая мощь поэта выступают в них еще ярче, и его дар идеализации проявляется здесь в полном своем объеме. В сущности же хотя Данте во всех трех частях своей поэмы одинаково великий поэт, но все-таки чутье публики, как весьма часто бывает, оказалось верным. Дело в том, что даже по самому содержанию и предмету в «Аде» больше всего драматического движения и жизни. Со входом в Чистилище этот драматизм уменьшается. Принцип тот же, что и в Аде, но уже само назначение, сама суть Чистилища ограничивают поэта, сказываясь, например, на выборе им действующих лиц. Нехристианский мир, представленный в «Аде» наравне с христианским, отсутствует в «Чистилище» вовсе, так как нехристианский мир не мог каяться. И вообще в «Чистилище» меньше действующих лиц, чем в «Аде», а в «Рае» и еще того меньше. Осужденные Ада пребывают здесь вечно под тяжестью своего греха, но зато и сохраняют свою индивидуальность; душа же, которая, очищаясь, поднимается к небу, оставляет за собой все земное. Такие страстные сцены, какие мы видели в «Аде», неуместны в «Чистилище», и еще менее в «Рае». Символизм, отвлеченность берут тут перевес над чувством.
Общий характер «Чистилища» – спокойствие и мягкость. Особенно удачны образы ангелов, этих предвестников небесного мира, к которому подымаются души грешников. И природа тут настолько мирная и нежная, насколько она была страшной и грандиозной в «Аде».
В конце «Чистилища», когда Данте вступает в Земной Рай, навстречу ему приближается торжественная триумфальная процессия; посреди нее дивная колесница, и на ней сама Беатриче, очарование его детства, возлюбленная его юности, ангел-хранитель его зрелых лет.
Мгновение в высшей степени торжественное. Данте стоит в тени дерев Земного Рая, у берега реки Леты, а против него, по другую сторону реки, – колесница; кругом нее процессия, состоящая из семи светильников, сверкающих ярким небесным светом, двадцати четырех патриархов в белых одеждах и венках из роз, четырех евангелистов, семи добродетелей и толпы ангелов, кидающих цветы. И наконец она сама, Беатриче, на колеснице, в зеленом платье и в плаще огненного цвета. Лица ее Данте еще не видит, потому что оно закрыто облаком цветов, кидаемых ангелами, но он чувствует ее присутствие благодаря своему трепету и «вследствие тайной силы, из нее исходящей, ощущает все могущество прежней любви». Среди высшего развития символизма поэзия Данте становится здесь снова личной. После смерти Беатриче, в следовавшей затем тревожной жизни, Данте заблуждался и грешил; он чувствовал сознание вины, терялся в лесу человеческого горя. Мысль о его прежней чистой любви становится для него упреком, как и образ Беатриче по ту сторону реки. Тут именно заключается самая глубокая, самая драматическая идея «Чистилища». То, на что прежде намекалось символически, отвлеченно, является здесь в форме психологической реальности: укоры совести, раскаяние и очищение души, или, вернее, живого человека. Данте оставил за спиной все круги Чистилища, ангелы стерли с его чела знаки греха (семь Р), он со страхом и сопротивлением прошел через мучительный огонь. Все это ничего… Настоящее чистилище ожидает его здесь, на вершине Земного Рая, – обвинения его милой и его собственный стыд, горе и слезы.
В то время как сильно взволнованный Данте глядел на Беатриче, исчез Вергилий. Среди Рая и его красот, предвкушая давно желанное блаженство, поэт все же не может не оплакивать разлуку с дорогим наставником. Но вот он услышал голос Беатриче: «Данте! Не потому что Вергилий ушел, должен ты плакать, не потому: другой еще меч (другое горе) вызовет твои слезы». Единственный раз во всей поэме названный по имени, Данте поднимает глаза и видит устремленный на него взор Беатриче. Строгая, величественная, горделивая заговорила она: «Посмотри на меня, я – поистине Беатриче». Данте стоит, полный стыда, раскаяния и смущения; но когда в сладостных аккордах ангелов уловил он сочувствие себе, тогда «лед, который сжал ему сердце, превратился в росу и дыхание и с тоской вылился из груди через уста и глаза». Но Беатриче обращается к ангелам и, обвиняя его, рассказывает историю его заблуждений, особенно подчеркивая его необычайные природные дарования, пользуясь которыми он мог бы «во всякой добродетели достигнуть совершенства»; но «необработанная почва тем обильнее производит дурные и дикие растения, чем она плодороднее».
Затем она обращается снова к Данте, спрашивая его, правда ли, что он отвернулся от добродетели и пошел по ложному пути? И он, под влиянием страха и стыда, произносит «да» так тихо, «что для того, чтобы расслышать его, понадобилось зрение». Она еще сильнее старается расшевелить его своими упреками, и в него «вонзается жало раскаяния». Взглянув на нее и пораженный ее красотой, которая кажется ему несравненно выше красоты, украшавшей ее на Земле, – хотя Беатриче и теперь еще покрыта покровом и вдали от него, – Данте испытывает угрызения совести столь ужасные, что падает без чувств. Приходит он в себя уже в водах Леты, где все дурное и греховное забывается. После омовения его подводят к Беатриче, которая наконец сбрасывает с себя покрывало и является ему во всей своей невыразимой небесной красоте.
В этой сцене поэтическое выражение мистической любви достигает у Данте наибольшей силы.
Перейдя вместе с поэтом в Рай, мы вступаем в область духов, освобожденных вовсе от тела. Описывая Ад и Чистилище, Данте говорит о тенях, но облекает их в тела живых людей; тут же, в Рае, блаженные не имеют внешней оболочки, которая отличала бы одних от других: они – светочи, несхожие друг с другом лишь блеском и силой сияния; при увеличивающемся блаженстве они только сильнее сверкают. Различная степень их блаженства зависит от более или менее близкого созерцания Бога, от более или менее тесного союза с Ним и от силы любви к Нему. Но, несмотря на такое различие, между ними нет неудовольствия, так как общее чувство, дающее здесь блаженство, истекает из евангельского начала: выше всего Бог и любовь к ближнему, как к самому себе. Но как изобразить такую отвлеченную область в искусстве? Земля давала свои грубые и полные сил картины для сцен Ада и самые нежные и прелестные картины для сцен Чистилища. Ад – царство тьмы; но что за разнообразие форм и красок в этой тьме, что за смесь мрачных, отталкивающих, ужасных, страшных картин!.. И сколько в этом царстве тьмы движется существ, вызывающих в нас сострадание, ужас, дрожь!..
Отсутствие драматизма и достаточно конкретных образов как бы лишает третью часть «Божественной Комедии», «Рай», в сравнении с двумя другими, некоторой доли интереса и поэтичности. Здесь преобладают научные рассуждения, которые кажутся столь несовместными с поэзией. Но от касания дантовской музы и эти рассуждения становятся изумительным искусством. Блеском его поэт умеет облечь самые отвлеченные и утонченные теории богословия, философии, астрономии и так далее; он сумел превратить в поэзию самые сухие рассуждения св. Фомы Аквинского. Святые – не очень-то благодарный сюжет для поэзии; в грешниках и кающихся есть жизнь, движение, развитие; святые же достигли цели; все их чувство сосредоточено на одном только – на любви к Богу. Но силою своего гения Данте удается победить удивительные трудности. Он создает здесь, в «Рае», несколько дивных картин, несколько великолепных лирических сцен, – создать же конкретные образы было невозможно. Впрочем, и в «Рае» не все отвлеченно и духовно. Среди стольких блаженных, не касающихся земного, есть все же одна человеческая личность – сам Данте. Принимая близко к сердцу положение дел и все события на нашей земле, он и в святых пробуждает к ним интерес.
Так, предок его Каччагвида, душу которого он встречает на планете Марс, предсказывает Данте будущую его судьбу, с увлечением говорит о добрых старых временах Флоренции и рисует привлекательную картину простых, неиспорченных тогдашних нравов в противоположность состоянию современного Данте порочного и раздираемого партийными распрями родного города. Сам Данте не забывает никогда в «Рае», что он «явился к божественному от человеческого, к вечному от временного и из Флоренции к справедливым людям» (XXXI, 39). Он сравнивает место, где он находится, с тем, откуда явился, и замечает контраст того мира греха и несправедливости с этим миром любви и благодати. Отсюда вытекают самые горячие филиппики его против земной испорченности. И святые разгораются гневом и страстями. Так, св. Дамиан негодует против роскоши духовенства, Бенедикт – против пороков монахов, апостол Петр громит римскую курию.
