Мария Турчанинофф
Наондель
Источник изменился. Между мной и Анджи всегда были особые отношения. Мать посмеялась бы надо мной, если бы узнала, что я так думаю, но это правда. Матери моего отца куда сложнее было понимать источник, истолковывать его видения, чем мне. Но теперь источник словно бы отвернулся от меня. Сидя на краю, я никак не могла нащупать эту связь взаимопонимания. Он больше не интересовался мной. Я сидела, опустив руку в ледяную воду, но Анджи не отвечал мне. Казалось, и Искан, и Анджи бросили меня, и от этого я впадала в отчаяние. Я не переживу, если потеряю их обоих.
К следующему полнолунию я была готова. Я должна заглянуть в воду, чтобы понять, почему Анджи отвернулся от меня. Может быть, он покажет мне Искана – когда он вернется, какое будущее нас ждет. Самые суровые зимние ветра улеглись, тепло начало потихоньку возвращаться. Скоро настанет весна. Он обещал, что пошлет мне весточку.
Я сидела, полностью одетая, в ожидании, пока весь двор заснет, как в те ночи, когда поднималась на холм ради встречи с Исканом. Но теперь мои мысли были заняты Анджи. Полная луна, большая и белая, висела над моей головой, когда я шла по тропинке вокруг холма, и каждая травинка отбрасывала в лунном свете острую тень. Когда я приблизилась к ущелью, воздух сгустился от силы Анджи. Источник проснулся, он силен! Я заспешила, почти пробежав последние шаги, влетела в ущелье, чтобы поскорее встретиться с источником, и застыла на месте. Кто-то стоял у воды. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что человек обернулся и поднял что-то мне навстречу, блеснувшее при свете луны. Меч.
– Кто идет?
Я чуть не упала на землю от счастья и облегчения. Это был Искан.
– Кабира, – выдавила я из себя. – Ты вернулся, че!
Он подошел ко мне, не выпуская из рук меч.
– Что ты здесь делаешь?
Он склонился надо мной, его лицо скрывалось во мраке, голос звучал сурово:
– Отвечай мне!
– Я хотела посетить Анджи. – Я протянула к нему руку, словно умоляя о пощаде. – Искан, дорогой, почему ты сердишься?
– Ты собиралась встретиться с другим мужчиной? Ты обманываешь меня?
Схватив меня за запястье, он повернул его, сделав мне больно.
– Нет! – выкрикнула я и судорожно сглотнула, пытаясь вспомнить, как я обычно разговаривала с ним, когда он становился таким. – Какие еще мужчины в мире могут сравниться с тобой, Искан ак Хонта-че, сын визиря, самый блестящий бриллиант правителя? Для меня больше никого не существует.
Он отпустил меня и откинулся назад. Свет луны упал на острие меча.
– Ты скучала по мне? Думала обо мне?
– Каждый день, че! Каждую минуту! Ты заставил меня ждать так долго!
– Я тоже думал о тебе, Кабира, одинокими ночами во дворце.
Отбросив меч на землю, он подошел ближе.
– Ты моя, Кабира? Только моя?
– Да, Искан, сейчас и всегда я только твоя.
Он склонился ко мне, почти касаясь губами моего уха.
– Ты готова доказать мне это? Сейчас, моя Кабира.
Я кивнула, понимая, что он почувствует это движение на своей груди.
– Ответь мне, Кабира. Скажи, что хочешь меня.
– Я хочу тебя, Искан, дорогой мой.
Много раз, когда мы целовались, я думала об этом – когда он прижимал меня к себе, когда притрагивался ко мне. Я оказалась совершенно не готова к той телесной жажде, которую пробудили во мне его руки. Моя мать никогда не говорила со мной ни о чем таком. Телесная жажда, пылавшая во мне, была сильнее рассудка. Я хотела его. Давно хотела соединиться с ним. Но не здесь. Не так. Однако я испугалась. Его внезапного гнева. Его непредсказуемости.
– Тогда ты получишь то, чего жаждешь, – прошептал он, целуя меня в шею. – Я подарю тебе это. Прямо сейчас.
И так Искан ак Хонта-че взял мою невинность в ущелье Анджи, на голой земле, и все вышло не так, как мне мечталось, но я обнимала его за плечи и думала: это означает, что он мой, на самом деле мой. Он хочет меня. Сын визиря, который может получить любую, хочет именно меня, Кабиру.
И только позднее, когда я дома в своей комнате пыталась отмыть в тазу пятна грязи со своих брюк, мне вспомнилось, что я так и не спросила Искана, что он делал там, у источника, в полнолуние. Что он увидел в воде Анджи.
После этого мы продолжали встречаться. Но теперь Искан больше не приезжал на наш двор. Он встречался со мной только у Анджи по ночам. Подозреваю, что он приезжал туда и в другие ночи, когда мы не встречались. Как в тот раз, когда я застала его у источника в полнолуние. Но я не решалась ни проверить, ни спросить его. Боялась вновь пробудить в нем этот холодный гнев. Эта сторона в характере Искана пугала меня, и я делала все, чтобы поддерживать его в хорошем настроении. Расспрашивала его о жизни во дворце. Восхваляла его за те услуги, которые он оказывал отцу или правителю. Сочувствовала ему, когда он считал, что с ним поступили несправедливо, – а такое случалось частенько. Почти в каждом действии других Искан видел несправедливость и унижение. Теперь, когда мы стали возлюбленными, он все больше показывал мне эту свою сторону. Иногда его внешнее спокойствие как бы отодвигалось, обнажая всю его неуверенность, я и я воспринимала это как знак любви ко мне. Он был готов пустить меня в потаенные уголки своей души. Каждое откровение я хранила на груди как сокровище.
Искан был невероятно завистлив по отношению почти ко всем при дворе, хотя сам занимал одно из самых высоких положений. Но его угнетало, что он получил его на правах сына визиря. Ему хотелось положения по своим достоинствам.
– При дворе нет никого с таким острым умом, как у меня! Они идут по жизни слепые, как кроты в подземелье.
Сидя на краю Анджи, Искан одной рукой рисовал в воде узоры. Казалось, он обращается к источнику не меньше, чем ко мне.
– Правитель должен был бы это заметить! Но он отдает все самые важные посты своим сыновьям. Они избалованные неженки. Старший, Орлан, интересуется только охотой. Остальные только гуляют, заводят себе бесчисленное количество наложниц, они вялые и ленивые. Мужчина не должен допускать, чтобы его страсти ослабляли душу и тело. Он не должен заводить столько наложниц, чтобы это отвлекало его от важных дел.
Подняв руку, он дал каплям стекать с его ладони обратно в источник, провожая каждую из них глазами, как следит возлюбленный за своей возлюбленной.
– Твое время придет, – проговорила я, чтобы напомнить ему о своем присутствии. Я сидела у его ног, не сводя глаз с его лица. – Я это знаю.
– Да, – он улыбнулся, по-прежнему Анджи, а не мне. – Ведь я знаю такое, чего они не знают, не так ли?
Голос его смягчился.
– И все время узнаю что-то новое. У меня хватит терпения. Я дождусь своего часа. А когда он придет, ты скажешь мне об этом, не так ли?
– Источник многое рассказывает тебе? – спросила я слабым голосом. Скоро Искан научится истолковывать образы Анджи так же хорошо, как я. Тогда я стану ему не нужна.
– Он показывает мне кое-что, – медленно ответил он. – Не все, что я хочу знать. Но он указывает мне путь. Скоро я пойму, как вытянуть из него все.
Стряхнув с ладони последние капли, он обернулся ко мне, словно пробудившись от сна.
– Кабира!
Он поднялся и снял с себя меч.
– Теперь твой черед.
Каждый раз, когда мы встречались, он брал меня. Сперва выпивал воды из Анджи, или играл с водой, или заглядывал в источник. Тут ему нельзя было мешать. Когда же он заканчивал с этим, наставал мой черед. И все получалось лучше, чем в первый раз. Он целовал меня и ласкал меня, и иногда ему удавалось зажечь в моем теле огонь страсти. Так что я желала его. Желала ощущать его в себе. И в такие минуты Искан принадлежал только мне. Он был занят только мной, и никто не мог со мной сравниться, даже Анджи.
А дальше произошло то, чего я боялась и на что втайне надеялась. Когда весна вовсю вступила в свои права, мое кровотечение не пришло. Я ждала ребенка и не знала, как рассказать эту новость Искану. Боялась, что он рассердится. Но теперь ему придется поговорить с отцом. Попросить моей руки. И тогда больше не нужно будет встречаться вот так – втайне, под покровом ночи.
В ту ночь Искан был в отличном расположении духа. Он привез с собой толстое одеяло для нас, и подушки, и рисовые пирожные, и сладкое вино. Мы сидели возле ущелья, ели и негромко разговаривали. Вернее, говорил Искан, а я слушала. Правитель похвалил его за совет, который Искан дал ему по поводу других придворных, застигнутых за тем, что они брали дополнительные взносы с иностранных купцов, а потом предоставляли им лучшие места на ярмарке пряностей. Все взносы за торговлю пряностями принадлежали правителю.
– Я сказал правителю, что надо хорошенько всех напугать, чтобы никто не осмелился последовать их примеру. Все должны уважать нашего правителя, прародителя прародителей. Правитель не пожелал выполнять грязную работу сам и поручил ее моему отцу. А тот велел мне привести в исполнение все приказы. Я отдал приказ кастрировать их, убить их детей, жен и внуков. Их род умер вместе с ними, и никого не останется, чтобы воздать честь их духам, когда сами они умрут. Остаток своей жалкой жизни они проживут с осознанием этого.
Увидев выражение моего лица, он потряс головой.
– Это нужно было сделать, Кабира. Моя задача – охранять правителя.
Я хотела сказать, что, наверное, достаточно было лишить их всего имущества и изгнать из страны. Но я не решалась спорить с Исканом. Особенно сейчас, когда мне предстояло рассказать ему важную новость.
– Искан-че…
Мой голос изменил мне, потому что Искан наклонился вперед и погладил меня по щеке.
– Что такое, моя маленькая птичка?
– Я жду ребенка.
Искан откинулся на локти, внимательно изучая меня. Затаив дыхания, я ожидала его гнева.
Он улыбнулся.
– А я надеялся на это.
Я не знала, что ответить. Сердце мое порхало от радости, впервые за долгое время я снова ощутила на губах вкус корицы и меда. Он любит меня! Он хочет меня и ребенка у меня во чреве! Нашего ребенка.
Внезапно он поднялся и потянул меня за руку.
– Вставай!
Я пошла за ним ко входу в ущелье. К Анджи. Источник лежал, темный и молчаливый, в слабом отсвете убывающей луны. Наклонившись, Искан поднял кубок, который всегда держал у края источника, и наполнил его водой.
– Пей!
– Но луна убывает! Вода Анджи плохая, уаки!
– Вот именно.
Он улыбнулся так, что белые зубы блеснули в полумраке.
– Теперь мне удастся опробовать то, над чем я давно ломал голову. Пей!
Я не могла пошевелиться. Стояла, как ледяной столб, уставившись на кубок в руке Искана. Издав нетерпеливый звук, он обхватил мою голову своей большой рукой. Запрокинув ее, прижал кубок к моим губам. Жидкость плеснула мне на зубы, потекла в рот. Потекла мне в горло. Я сдалась. Не стала сопротивляться. Выпила.
Никогда раньше мне не доводилось пробовать плохую воду Анджи. Она показалась мне прохладной и нежной. Возможно, все не так и опасно. О том, что она несет разрушение и смерть, я знала только со слов матери моего отца. Я сглотнула. Искан не сводил с меня глаз.
– Ты что-нибудь чувствуешь?
Я медленно покачала головой. В ушах у меня звенело – такой странный звук. Как кровь в жилах, но громче, сильнее. Гудение реки, водопад. Анджи во мне. Я пила воду источника всю свою жизнь, его сила жила в моем теле. Она смешалась с моей кровью, стала частью меня, стала мною. Силуэт Искана передо мной в темноте стал расплывчатым. Я видела того Искана, который стоял передо мной, но и всех возможных Исканов, которые могли бы существовать, – и тех, которые уже безвозвратно потеряны. Я увидела его стариком. Увидела его смерть. Если бы я захотела, я могла бы прикоснуться к ней. Передвинуть ее. Придвинуть ближе. Прямо сюда.
Я протянула руку. Она дрожала. Искан смотрел на меня, ни на мгновение не отрывая глаз от моего лица. Я провела пальцами по его смерти, легко, словно играя на цинне. Он резко вздохнул.
Рука моя опустилась. Я взглянула ему прямо в глаза. Он понял – в ту минуту он понял, какой властью над ним я обладаю, что я могла бы сделать. Что именно в тот момент решила не делать.
– Я ухожу домой, – сказала я, и мой голос прозвучал так мощно, что Искан попятился. Повернувшись, я пошла прочь.
* * *
В течение трех последующих дней ребенок покинул мое тело. То время я помню смутно. Горячка свирепствовала в моем теле, сжигая остатки моей любви. Помню кровь, много крови. Помню отчаяние матери. Помню шепот голосов, помню холодную воду с мятой, помню теплые повязки с золотым корнем, помню поспешные шаги.
На четвертый день горячка отступила. Я лежала в постели на новых чистых перинах. Агин сидела в ногах кровати, глядя на свои руки.
– Я боялась, что ты умрешь. Что ты сотворила?
Я отвернулась.
– Мать знает?
– Она родила четверых детей. Как ты думаешь?
Голос Агин звучал сурово.
– Ты презираешь меня?
Я не могла заставить себя взглянуть на нее.
Она вздохнула.
– Нет, сестра моя. Но я сердита на тебя. Почему ты ничего не сказала? Ты не должна была так поступать с собой! Ты должна была поговорить с отцом. Он мог бы заставить его жениться на тебе.
Но по ее голосу я слышала, что она сама не верит в свои слова.
– Никто не может заставить этого человека. Он не женится на мне. Никогда. Теперь я это знаю. Я свободна от него. Больше никогда не стану встречаться с ним. Клянусь.
Она провела рукой по моему одеялу.
– Я рада это слышать. Он приходил сюда.
Словно бы весь воздух вышел из моих легких. Я не могла выдавить из себя ни звука.
– У него хватило наглости приехать сюда и сидеть с отцом и матерью. Его очень волновало твое состояние. Он спрашивал. Желал знать. Отец ни о чем не подозревает, так что он принимал его вместе с Тихе как дорогого гостя. Мать не могла оставаться с ним в одной комнате, так что мне пришлось подавать им еду. Он посмотрел на меня…
Она поежилась.
– Раньше я никогда этого не замечала. Казалось, он видит меня насквозь. Может сделать со мной что-то одним взглядом.
Она покачала головой.
– Я так рада, что ты теперь свободна от него. Из этого не могло получиться ничего хорошего. Я это видела с самого начала.
Внезапно она поднялась и подошла к изголовью кровати. Наклонилась и обняла меня. Даже не помню, обнимались ли мы с ней с тех пор, как были совсем маленькими девочками и спали в одной кровати. Тогда мы часто лежали, обнявшись, защищая друг друга от страхов ночи. Теперь она приложила губы к моим волосам, потускневшим от жира и пота.
– Жизнь идет вперед, вот увидишь. Пройдет время, и однажды ты снова будешь счастлива.
Когда она встала, собираясь уходить, я посмотрела на нее.
– Это сделала не я, – я обвела единым жестом себя, кровать – все, что произошло со мной. – Это он.
Агин поежилась.
– Тогда тебе повезло, что ты дешево отделалась.
Я проводила ее глазами, когда она вышла из моей комнаты. Меня охватило горе, но оно было смешано с облегчением. Дешево отделалась. Я свободна.
Так я думала тогда.
* * *
На следующий день я проснулась, ощущая шум во всем теле. В доме было тихо, хотя солнце стояло уже высоко на небе. Весна уже сменилась летом, даже через опущенные шторы я ощущала, что за окном жаркий день.
Я села в постели. Тело казалось слабым, трудно было собрать достаточно сил, чтобы подняться. Наконец я встала, держась за стену. От шума во всем теле я буквально оглохла и не понимала, действительно ли в доме тихо, или же у меня что-то со слухом. Все дрожало и вибрировало, словно я по-прежнему могла видеть все, что было, и разные варианты будущего, которое еще не настало. Стены казались прозрачными. За ними я видела другие стены – они принадлежали другому зданию, куда больше и роскошнее, чем наш дом. Среди них двигались люди в дорогих одеждах, их полупрозрачные образы проплывали мимо, сияя красными, золотыми и синими тканями. Все это были женщины. Когда я протянула руку к одной из них, молодой женщине с черными, как воронье крыло, волосами, прихваченными двумя гребнями, мои пальцы прошли через ее руку. На мгновение мне показалось, что она смотрит прямо на меня. Потом она исчезла, растаяли и все остальные видения. Вокруг меня снова был мой дом. Дыхание трудно вырывалось из груди, по спине стекал липкий пот.
– Агин! – осторожно позвала я, и мой голос отдался гулом у меня в ушах. – Мать?
Ответа не последовало. Дождавшись, пока дыхание мое стало более ровным, я медленно пошла к двери, изо всех сил стараясь удержаться на ногах.
Терраса на втором этаже была пуста. Дверь в спальню матери и отца стояла нараспашку. Опираясь о стену, я подошла к ней.
На краю постели спиной ко мне сидела Лехан. Ее блестящие волосы свободными локонами падали на ее тоненькую спину. Постель, на которой она сидела, была не застелена, сестра держала что-то в руках. Шторы по-прежнему были задернуты, в комнате царил мрак.
Я сделала несколько неуверенных шагов вглубь комнаты. Лехан не могла не услышать мои шаги, но не обернулась.
– Надо впустить хоть немного света, – проговорила я. В горле у меня пересохло, голос прозвучал хрипло.
Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я поняла, что держит в руках Лехан. Руку. Узенькую руку, которую я слишком хорошо знала. Руку матери. И тут я заметила: кровать не просто не застелена, в ней кто-то лежит. Мать и отец. Бок о бок. Воздух задрожал, я увидела последнее видение в воде Анджи – мать-старушка и отец-старик, в окружении внуков, на склоне лет, на пороге смерти. Но эту смерть у них отняли. Ее приблизили чьи-то ловкие пальцы. Переместили в сегодняшний день. Потом видение исчезло.
– Они умерли ночью. Все.
Слабый голос Лехан показался мне чужим. Он доносился из какого-то далекого места, где она никогда раньше не бывала. До сегодняшнего дня.
Я почувствовала, как все рухнуло. Смысл ее слов сразу дошел до меня. Я все поняла. Тем не менее я услышала свой голос, спрашивающий:
– Все?
– Тихе и Агин лежат мертвые в своих постелях. Большинство наших слуг тоже. Те, кто не умер, спешно бежали из этого дома смерти.
В ее голосе не было ни малейшего чувства. Он был холоден и тверд, как сталь.
Я не ответила ей. Поспешила в комнату Агин так быстро, как могла. Нашла ее там – она лежала, закрыв глаза, сжав руки на одеяле. Выглядело все так, будто она спит. Я опустилась на кровать рядом с ней. Легла вплотную к ней, обняла ее одной рукой.
Агин, сестра моя. Всегда заботившаяся обо мне и Лехан. Всегда думавшая о других. Тихе, наш прекрасный гордый брат. Отец и мать. Мертвые. Это я привела смерть в наш дом. По моей вине оборвалась их жизнь. Я раскрыла Искану тайну Анджи. Показала ему, как можно использовать уаки, запретную воду. Я не понимала, почему я все еще жива. Он решил, что я все равно умру, когда я лежала, больная и ослабленная?
Я пожалела, что не умерла с ребенком, покинувшим мое тело.
И сожалею об этом уже сорок лет.
Нас нашли соседи. Бежавшие в панике слуги разнесли новость о доме смерти, и старейшие друзья моих родителей осмелились прийти, чтобы посмотреть, не остался ли в доме кто-нибудь живой после такой страшной болезни. Они забрали нас к себе, позаботились о нас, помогли нам похоронить мертвых. Приехала наша тетушка, и после того, как мать, отца, Тихе и Агин похоронили на вершине холма, она забрала нас к себе в дом. Мы с Лехан были не в состоянии делать что бы то ни было. Даже почти не разговаривали друг с другом. Утром мы одевались, ели то, что перед нами ставили, отвечали, когда к нам обращались, а с наступлением тьмы ложились в одну постель, но Лехан стала мне как чужая. Не знаю, почему мы не могли найти утешение друг в друге. Вероятно, моя вина была слишком тяжела. Ее горе слишком огромно. Наша тетушка и наши двоюродные братья и сестры обращались с нами осторожно и уважительно, но в непроглядном тумане горя и тоски я понимала, что мы не можем остаться у них в доме насовсем. Однако я не понимала, куда нам податься.
Однажды утром мы с Лехан, наша тетушка и наша двоюродная сестра Эхке сидели в тенистой комнате и вышивали, когда вошел один из слуг тетушки.
– Искан ак Хонта-че, – объявил он и придержал дверь.
Экхе с любопытством подняла голову, а Лехан отложила свое вышивание. Тетушка поднялась, чтобы встретить гостя, многократно поклонилась ему, велела слугам принести ледяной чай и пирожные. Я продолжала шить, не решаясь поднять глаз. Он пришел, чтобы убить меня. Он мог это сделать без особого труда. Без угрызений совести. Сердце мое билось так часто, что руки тряслись. Я слышала, как он своим мягким голосом выражает соболезнования. Может быть, все быстро закончится? И потом мне не придется больше страдать. Оплакивать родных. Нести всю свою безграничную вину. Я подняла глаза.
Он стоял перед Лехан, склонив голову, словно от горя, а моя сестра смотрела на него блестящими глазами.
– Твои мать и отец, Лехан-чо, были лучшими людьми, с которыми я когда-либо встречался. Они были мне так же дороги, как и мои собственные родители. Я надеялся, что со временем они станут и моими родителями тоже. – Он заговорил громче, словно желая охватить всех присутствующих, и взял руку Лехан. – Я мечтал жениться на их младшей дочери Лехан. Но после той ужасной трагедии, которая постигла семью, я больше не могу думать об этом.
Мой двоюродная сестра Экхе испуганно охнула, а тетушка поспешно поднялась.
– Позвольте мне позвать моего мужа. Глава семьи должен присутствовать.
Искан кивнул, не выпуская руки Лехан. В эту минуту он посмотрел на меня, прямо мне в глаза. В его взгляде читалось предупреждение. Угроза.
Вернулась тетушка со своим мужем Нетомо. Они уселись вокруг низенького стола, на который слуги поставили еду и напитки. Я не смогла подняться с места, Искан тоже не стал садиться, а остался стоять, держа руку Лехан в своей. Я не могла отвести от него глаз. Как воробушек, знающий, что ястреб в любой момент может напасть на него.
– Между мной и Маликом ак Сангуй-чо не был заключен никакой договор, как и между моим отцом и отцом Лехан. Но мои намерения были очевидны в течение всего прошедшего года. Я ждал лишь момента, когда займу такое положение при дворе правителя, что смогу взять жену. Но теперь я чувствую, что моими поступками должен управлять долг, который превыше моих чувств.
Нежно посмотрев на Лехан, он улыбнулся ей грустной улыбкой.
– Две девушки одни пережили страшную болезнь, покосившую всех обитателей их хозяйства. Я чувствую на себе обязанность позаботиться о них обеих таким образом, чтобы их жизнь и привычки пострадали как можно меньше.
Он выпустил руку Лехан и повернулся ко мне. Я не могла даже моргнуть. Его взгляд буравил меня, преисполненный невысказанного. Он сделал шаг ко мне, и я вцепилась в свое вышивание. Только бы он не взял меня за руку. Если он прикоснется ко мне, я не выдержу.
– Кабира ак Малик-чо. Ты единственная наследница своего отца, так как у него нет братьев и других родственников мужского пола. Выходи за меня замуж, и я позабочусь о твоей любимой сестре Лехан. Через этот брак она станет и моей сестрой. Мы сможем жить в доме вашего отца, я буду вести его хозяйство, ваша жизнь сможет продолжаться, как раньше. Вам не придется расставаться – думаю, вы обе это оцените. Я позабочусь о том, чтобы вы ни в чем не испытывали нужды и чтобы с вами не случилось ничего плохого. Ни с одной из вас.
Произнося последние слова, он вперил в меня взгляд. Глаза его были полны гнева. Поскольку он стоял спиной ко всем остальным, они не видели выражения его лица. Но я видела. И я все поняла.
Если я не сделаю так, как он сказал, умру не только я. Он убьет и Лехан. Все это он сделал ради источника. Ради того, чтобы добраться до воды Анджи. И он готов на все, чтобы присвоить себе источник.
Я не могла выдавить из себя ни звука. Умом я понимала, что именно должна ответить, но не могла заставить свои губы выговорить эти слова. Нетомо, муж моей тетушки, подошел и встал рядом с Исканом. Он потирал руки. Породниться с сыном визиря! Такую возможность он точно не собирался упускать.
– Это последовало так неожиданно. Прости смущение нашей юной родственницы. Но я знаю, что она понимает всю щедрость этого предложения, и не может быть никаких сомнений в том, что она ответит. Не так ли, Кабира?
Я опустила голову в знак повиновения. Все восприняли это как согласие, Нетомо похлопал Искана по плечу и поздравил, а тетушка велела принести вина и кубки. Вскоре мы уже стояли в круг и поднимали тост за счастье и процветание молодых. Глядя на меня, Искан поднял свой алый кубок, а потом наклонился ко мне, чтобы что-то шепнуть мне на ухо. Все захихикали и заулыбались, словно это самая естественная вещь на свете – молодой мужчина шепчет тайны на ушко своей избраннице.
– Тебе не следует меня опасаться, Кабира. Если ты будешь делать все в точности, как я скажу, вам с твоей прекрасной сестрой ничто не грозит. Ты поняла?
Я кивнула.
– Отлично. Первое, что я требую, – чтобы ты больше никогда не говорила об источнике и его силе ни с кем. Ты больше никогда не пойдешь к нему. Я увижу, если ты нарушишь мой запрет, Кабира. Анджи теперь принадлежит мне.
Голос его звучал нежно и задушевно – как и положено для тайных бесед двух возлюбленных. Никто не заподозрил, что его слова полны яда и угроз. Он обернулся к Нетомо.
– Я желаю, чтобы свадьба состоялась как можно скорее – так, чтобы обе девушки смогли вернуться в свой дом.
– Разумеется! – закивал моя дядя. – До следующего полнолуния. У меня есть ключи от двора моего покойного свояка. Ты наверняка захочешь привести тем временем в порядок свой новый дом.
Искан улыбнулся. Он все улыбался и улыбался в тот день – улыбался Лехан и улыбался мне, но только я видела, что скрывается за всеми этими улыбками.
О периоде, предшествовавшем свадьбе, я мало что помню. Наверняка шли обширные приготовления, но мое участие в них не предполагалось. Большую часть времени я проводила в нашей с Лехан комнате, где бродила кругами, как дикий зверь в клетке. Я пыталась сообразить, как мне выбраться из западни, но не находила выхода. Ничто не могло обеспечить Лехан безопасность, защитить ее от зла Искана.
Помню один вечер, когда Лехан пришла в нашу комнату, собираясь ложиться. Сидя перед зеркалом, она расчесывала свои длинные волосы, молча следя за моими нервозными передвижениями по комнате. Наконец она вздохнула и отложила щетку.
– Что с тобой такое? Ты ведешь себя так, словно Нетомо выдает тебя замуж за беззубого плешивого старика, а не за красивого сына визиря, который желает тебе и мне только добра. Если кому-то и следует выкручивать руки от горя, так уж мне.
Я замерла и уставилась на нее. Она покачала головой, на ее идеальной коже выступил легкий румянец.
– Да, ведь на самом деле выйти за него замуж должна была я.
Слова повисли в воздухе между нами, словно острые осколки стекла.
– Но… ведь ты всегда говорила, что он тебе не нравится.
– Да, так и было.
Она посмотрела на свои руки. Красивый румянец по-прежнему играл у нее на щеках.
– Но ведь он – сын визиря. Человек, которому уготовано прекрасное будущее. Это была бы прекрасная партия. И к тому же он так добр к нам. Прекрасный человек.
– Лехан, он само зло!
Упав перед ней на колени, я пыталась подбирать слова, чтобы предупредить ее, не подвергая опасности.
– Не верь ему. Он не собирался жениться на тебе. Отец сам говорил – Искан ни словом не обмолвился об этом. Он задумал зло. О, Лехан, мы должны бежать. Вместе. Может быть, прямо сегодня ночью?
Во мне пробудилась надежда. Бежать – да! Почему я не подумала об этом раньше? Далеко-далеко, где нас не достанут видения Анджи, и Искан нас не найдет.
Сестра побледнела, взглянула на меня с отвращением.
– Он не собирался на мне жениться? Стало быть, он приезжал к нам ради тебя? Вот что ты вбила себе в голову?
– Да, именно так и было, Лехан, но не так, как ты думаешь. Он…
Она прервала меня.
– Никогда не думала, Кабира, что ты падешь так низко.
Голос ее был холоден, она встала и провела руками по своему телу, словно желая счистить с себя мои слова.
– Отец и мать знали это. Все знали это. Сам Искан это говорит. Он хотел жениться на мне. А теперь он хочет позаботиться о нас обеих наилучшим образом. Зачем мне бежать от того, что хочет вернуть мне родительский дом? Я тоскую по нему так, что меня просто разрывает на куски, понимаешь, Кабира? Я хочу ходить по тем комнатам, где ходила мать, и держать в руках предметы, к которым прикасалась Агин. Хочу снова оказать рядом с ними. А ты…
Ее лицо выражало отвращение.
– А ты совсем спятила. Ты не заслуживаешь такого прекрасного мужа. Я попрошу тетушку, чтобы меня положили спать в комнате Экхе. Будущей невесте полезно побыть в одиночестве.
Прежде чем я успела хоть что-нибудь сказать, она вылетела из комнаты, оставив меня одну.
* * *
В полном соответствии с давними традициями наша с Исканом свадьба проходила на погребальном холме в окрестностях Ареко, где были похоронены предки Искана. Мы стояли перед небольшой пагодой, где осуществлялись жертвоприношения духам и обменивались традиционными троекратными подарками между его и моей семьей. Лехан держала корзины с подарками. Достав из корзины бутылку сливового вина в знак счастья, серебряную нить в знак усердия и мешочек семян бао в знак плодородия, я протянула все это Искану. Он принял подарки и передал кому-то из своих двоюродных братьев, а потом поклонился Лехан. Она улыбнулась ему так, что отчетливо проступили ямочки у нее на щеках, и протянула другую корзину. Искан достал из нее серебряную монету в знак богатства, виноградную гроздь в знак изобилия, кору ханамового дерева в знак здоровья, уксус в знак мудрости и стальной гвоздь, чтобы построить нашу жизнь, и протянул все это мне. Я приняла подарки, и тут Лехан протянула последний подарок – пирог из орехов и меда, который мы разломили пополам и съели по половине. Это означало, что теперь мы муж и жена. Однако союз не был провозглашен до конца. Это произошло только после праздника, проходившего в доме нашего отца, ныне принадлежавшего Искану. Немногочисленные гости угощались яствами, приготовленными тетушкой, слушали музыкантов моего отца и танцевали под фонариками, развешанными по всему внутреннему двору. А когда последняя песня была спета и последний глоток вина выпит, Искан привел меня в спальню матери и отца и подвел к брачному ложу. Кровать была новая. Искан велел сжечь всю мебель и все ткани в доме, «чтобы выгнать болезнь, унесшую столько жизней», но это не имело значения. Мне все равно казалось, что это все та же кровать, в которой умерли отец и мать, – мои родители, которых он убил. Я не могла заставить себя даже присесть на край постели, а осталась стоять в дверях.
Искан оглядел комнату и с довольным видом кивнул.
– Смотри-ка, мой отец подарил нам настоящую картину Лиау ак Тиве-чи в качестве свадебного подарка.
Он указал на расписную ширму, стоявшую возле кровати.
