Мария Турчанинофф
Мареси
Первое утро Яй в Аббатстве выдалось солнечным. Весной у нас нередко стоит хорошая погода. Это осенью Праматерь расчесывает свои волосы, так что по острову хлещут шторма. В это время мы и носа не решаемся высунуть, боясь, что нас швырнет о скалы. Пока что наш остров Менос еще не украсился весенними цветами, однако козы уже могли порадоваться новой свежей травке.
Когда мы все поднялись, застелили свои кровати и выстроились в ряд, я открыла дверь спальни. Сестра Нуммель пересчитала нас всех и вывела во внутренний двор. В столь ранний час было еще прохладно, на камнях лежала роса. Под руководством сестры Нуммель мы сделали во дворе приветствие солнцу. Мы всегда приветствуем солнце, когда оно встает из моря к востоку от острова, даря нам свое тепло и жизнь. До приезда сюда я и не подозревала, как важно солнце – что без него не было бы никакой жизни. Теперь я рада, что я это знаю, и рада приветствовать его вместе с другими неофитками. Стоя внизу, я мечтала о том дне, когда смогу стоять с другими сестрами в Храмовом дворе, приветствуя солнце. Оттуда восход и закат солнца видны куда лучше, чем из внутреннего двора.
Я показала Яй, какие движения совершать, шепотом объясняя ей, что они значат. Во время приветствия солнцу разговаривать обычно не разрешается, но сестра Нуммель сделал исключение, поскольку Яй у нас новенькая. Я огляделась, проверяя, заметил ли кто-нибудь, что теперь я все знаю – я уже не та новенькая, которую другие без конца поправляют. Юэм бросила на меня взгляд и тут же задрала нос к небу. Она не может признаться, что кто-то произвел на нее впечатление.
Когда мы закончили, сестра Нуммель провела нас через внутренний двор в Отраду тела.
Там нас ждала сестра Котке, отвечающая за Отраду тела, – вечно сморщенная от водных паров, ее одежда всегда влажная и липнет к ее круглому телу, как кожа угря. Совместными усилиями сестры открыли каменные ворота – они такие тяжелые, что женщине в одиночку их не открыть.
Я помогла Яй снять одежду. Поначалу она заколебалась, но потом увидела, что все остальные неофитки раздеваются. Когда она сняла рубашку, я поняла, почему. Вся спина у нее была исполосована рубцами – следы от плетки или палки. В этом она не одинока.
Есть разные причины, почему девочка попадает сюда, в Аббатство. Иногда бедные семьи с побережья посылают сюда своих дочерей, потому что не в состоянии их содержать. Иногда семья замечает, что их дочь наделена быстрым умом и жаждой знаний, и хотят, чтобы она получила лучшее образование, доступное женщине. Кто-то попадает сюда, потому что у нее болезнь или увечье, и сестры выхаживают ее. Так обстояло дело с Иддой. Идда родилась ростом ниже большинства людей, и ее семья не могла о ней позаботиться. Но Ранна, сестра-близнец Идды, не пожелала разлучаться с ней и приехала в Аббатство, когда сюда отправили Идду.
Иногда богатый человек вкладывает деньги в свою дочь: посылает ее в Аббатство и оплачивает ее обучение здесь. Возможно, он поступает так потому, что она некрасивая, и он думает, что не сможет найти ей мужа. Женщина, выросшая в Аббатстве, всегда получит работу.
Возьмите Юэм, например. Ее отец отправил ее сюда, поскольку хотел, чтобы она изучила все кулинарные премудрости – и ее потом легче было бы выдать замуж. У Юэм четыре сестры, все они красивее ее, и все давно выданы замуж. Может быть, поэтому она иногда бывает такая вредная?
А иногда к нам приезжают девочки, которые сбежали. Обычно из Урундии, из государств-вассалов или многочисленных стран на западе. Это девочки, тянущиеся к знаниям, живущие в странах, где женщинам не положено ничего знать, нельзя ничего говорить. В этих странах молва о существовании Аббатства живет в женских песнях и запретных сказаниях, которые нашептывают на ухо, когда никто не слышит. Говорить открыто о нашем острове там нельзя. Тем не менее многие слышали о нем. Эннике – такая беглянка, и еще Хео, маленькая аккадская девочка из города-крепости Намар на границе между Урундией и страной аккадов. У них на теле такие же шрамы, как и у Яй. Я еще раньше заподозрила, что у Яй в прошлом было что-то такое, и теперь мои предположения подтвердились.
Я повела Яй по гладким мраморным ступенькам, ведущим в теплую ванну. Бассейн наполняется водой из горячего подземного источника. Держась за руки, мы прошли по дну к лестнице на другой стороне. Некоторые неофитки умеют плавать, но я нет. Казалось, Яй не боится воды, но двигаться в воде ей непривычно – она как будто пыталась защититься от воды, омывающей ее тело.
После теплой ванны мы вошли в холодную – и какую холодную! Иногда мне хочется, чтобы мы проходили их в обратном порядке, согреваясь напоследок в теплой воде, но в жаркие летние дни приятно охладиться перед тем, как надеть на себя одежду.
После омовения сестра Нуммель вывела нас через каменную дверь, и настал черед мыться сестрам. Они всегда моются после нас, поскольку совершают утренние ритуалы. Потом настало время завтрака в Доме Очага. Яй села рядом со мной, и я поняла, что она решила стать моей тенью. Мы обычно так это называем, когда вновь прибывшая привязывается к кому-то, кто уже давно живет в Аббатстве. Она ходит за другой девочкой, как тень, пока не найдет свое место. Впервые у меня появилась такая тень – надо сказать, я испытала гордость. Расправив плечи, я улыбнулась Эннике, сидевшей напротив нас. Когда-то я была ее тенью. Она похожа на мою сестру Нараэс – такие же вьющиеся волосы, такие же теплые карие глаза. Прошло несколько недель, прежде чем я решилась хоть ненадолго выпустить Эннике из виду. Я решила, что буду такой же терпеливой и щедрой по отношению к Яй.
В то утро нам наконец-то снова дали свежий хлеб. Накануне сестра Эрс и ее неофитки отпраздновали день Хаввы, теперь печь очищена и освящена, так что они снова могут печь хлеб. Когда нескольких лунных циклов подряд питаешься одной кашей, это просто праздник – снова вонзить зубы в еще теплый соленый хлеб. С набитым ртом я улыбнулась Эннике, и она рассмеялась.
– Нет человека, который бы так любил весенний хлеб, как ты, Мареси!
– Есть только одна вещь, которую я люблю еще больше.
Мы посмотрели друг на друга, захихикали и выпалили хором:
– Думарский хлеб!
С Эннике легко смеяться. Эта одно из тех качеств, которые я очень в ней люблю.
Яй сидела и ковырялась в еде. Хлеба она поела, но соленый лук и копченую рыбу оставила. Я указала на ее блюдо.
– Дождись лета! Тогда нам к хлебу дадут вареные яйца и толстые куски козьего сыра. А когда Весенняя звезда снова заснет, мы поедим меда!
– Видела бы ты Мареси за осенним завтраком, – проговорила Эннике. – Когда в кухне пекут Думарский хлеб с орехами и семечками, Мареси раньше всех появляется у дверей Дома Очага, стоит и принюхивается, как голодная собачонка. К нему нам дают сыр и ярко-красное варенье из ягод нирна.
– Варенье из них варят с медом и мятой. Сестра Эрс говорит, что оно получается такое вкусное – хоть саму Праматерь угощай.
От одной мысли я облизнулась.
Эннике с любопытством посмотрела на Яй.
– А ты чем привыкла питаться дома?
Яй тут же закрылась, как моллюск в ракушке. Все тело сжалось, взгляд стал пустым. Взглянув на Эннике, я покачала головой и поскорее начала говорить о другом, чтобы Яй забыла вопрос Эннике.
– Осенние завтраки помогают мне пережить бесконечную кашу зимой, – сказала я. – Каша, каша, каша – день за днем, день за днем. И знаете, о чем я тогда мечтаю?
Яй не ответила, а Эннике улыбнулась и кивнула.
– О Лунном танце! После него на Лунном дворе праздник.
– Тогда нам дают яйца куана в остром соусе. Птица куан – символ нашего Аббатства, и только после Лунного танца мы едим ее яйца. А к ним сестра Эрс подает жареные пироги с мясом и булочки с корицей и кунжутом.
Мне пришлось сглотнуть. При мысли обо всей этой вкусной еде у меня слюнки потекли. Эннике отхлебнула глоток из своей кружки.
– Тогда нам и питье дают другое, не воду! Крепкий медовый напиток и сладкое вино!
– Дорога вниз по лестнице к Дому Неофиток кажется очень длинной, когда живот отяжелел от еды.
Мы рассмеялись, Эннике и я. Яй не смеялась, но немного обмякла. Я осталась довольна собой – мне удалось заставить ее немного расслабиться. Я поднялась из-за стола.
– Пошли. Пришло время занятий.
Пожертвовав немного хлеба Очагу, мы спустились по Рассветной лестнице, прошли через внутренний двор и поднялись по Вечерней лестнице к Дому Знаний. Дом Знаний самый старинный на острове. Сестра О научила нас, что это самое первое и самое важное здание, построено Сестрами-основательницами, когда они приплыли сюда на парусной лодке «Наондель».
Открыть потрескавшуюся деревянную дверь в учебную комнату маленьких неофиток и проследить, чтобы они сидели тихо, пока не придет сестра, которая будет вести урок, – моя задача. Эннике повела Яй в нашу учебную комнату, пока я загоняла на место опоздавших малышей. Как обычно, Хео вбежала последней. В это утро я обнаружила ее во Дворе Знаний под лимонным деревом – она сидела и гладила серого кота, который с довольным видом мурлыкал, лежа на боку. Когда я подошла, она подняла голову – я подумала, что ее роскосые глаза всегда выглядят так, будто она смеется.
– Можно я возьму его с собой на занятия, Мареси?
– Ты прекрасно знаешь, что нет. Поторопись, Хео. Скоро придет сестра Нуммель. Ты ведь не хочешь получить замечание?
– Ты их часто получаешь, – ответила Хео, поднялась и засунула свою маленькую ладошку в мою. – Я хочу стать такой, как ты.
Я поцеловала ее в головной платок.
– Тогда подражай мне в хорошем, а не в плохом.
Держась за руки, мы поспешили в учебную комнату младших, и Хео едва успела сесть на место, прежде чем в комнату вплыла сестра Нуммель, круглая и добрая, как всегда. Она никогда не поставила бы Хео замечание, и Хео это прекрасно знает.
Когда урок для младших начался, я побежала на свои занятия. Мне и только мне разрешается опаздывать. Дверь в учебную комнату старших неофиток тоже деревянная, но из более темного дерева, чем у малышей. Я всегда очень осторожно закрываю ее за собой, боясь, что если я ею хлопну, какая-нибудь из трещин расколется совсем, и вся дверь развалится.
Я проскользнула на свое место на потертой деревянной скамье рядом с большим столом, где сидим мы все, старшие неофитки. Сестра О стоит перед всеми и преподает. На эти занятия не приходят только самые старшие неофитки, которые скоро сами станут сестрами. Они изучают свои обязанности.
Наши занятия я просто обожаю. Мы изучаем историю, математику, узнаем о Праматери и о том, как устроен мир. Узнаем новое о луне, солнце и звездах, и массу всего другого. Малыши учатся читать, если еще не умеют, писать и еще всякому разному.
В тот день мы занимались историей острова.
– Помните ли вы, как прибыли сюда Сестры-основательницы? – спросила сестра О.
Я тут же вскочила, и она кивнула мне.
– Мареси?
– Сестры-основательницы решили бежать из страны, где злой человек забрал себе всю власть, всю силу и обращался с народом очень плохо, – ответила я. Об этом я прочла в одной из книг в сокровищнице. – Никто, кроме него, не имел доступа к знаниям. Сестры-основательницы не желали становиться его рабынями, так что они украли его знания и приплыли сюда на парусной лодке «Наондель».
Сестра О кивнула.
– Их плавание было долгим и трудным. Они приехали из стран далеко на востоке, настолько далеко, что их названия уже забылись. Со времен Сестер-основательниц никто больше не приезжал в Аббатство из Восточных стран. Мощный шторм швырнул «Наондель» на наш остров, но чудесным образом лодка не разбилась о скалы. В том месте, где ее выбросило на остров, Сестры-основательницы построили позднее Дом Знаний.
Поднялась Эннике.
– Но как это возможно, сестра О? – она указала пальцем в окно. – Дом Знаний расположен высоко в горах. Даже самые мощные осенние шторма не могут забросить лодку так высоко.
Сестра О кивнула.
– Ты совершенно права. Но так написано в старинных рукописях. Может быть, тогда шторма бушевали сильнее. Или же нам следует толковать эти тексты по-другому.
Я заметила, что Яй очень внимательно слушает. Она сидела, подавшись вперед, не сводя глаз с сестры О.
– Дом Знаний вмещает всю ту силу, которую привезли с собой Сестры-основательницы, – процитировала я по памяти. – Сестра О, почему они говорят о силе, а не о знаниях?
– Потому что знания и есть сила, – сказала Дорье.
Дорье – неофитка сестры Мареане, помогает ей ухаживать за животными. Она на несколько лет старше меня, но такая рассеянная и забывчивая, что кажется моложе своих лет. Дорье из птичьего народа – приехав на остров, она привезла с собой одну из тайных птиц. Птица эта размером с голубя с красными и голубыми перьями, но они меняют цвет в зависимости от освещения: иногда кажутся зелеными, иногда черными, иногда золотыми.
Она почти всегда сидит у Дорье на плече, то и дело тянет ее за черные волосы или торчащие уши. Имени у нее нет, ее называют просто Птица – но она, кажется, понимает все, что говорит Дорье.
Сестра О улыбнулась Дорье одной из тех редких улыбок, от которых ее узкие губы и темные глаза немного смягчаются.
– Именно так, Дорье! Знание – сила. Поэтому особенно важно, чтобы сюда, в Аббатство, приезжали неофитки – и, научившись всему, что мы знаем, уносили эти знания обратно в большой мир. Особенно это касается неофиток сестры Нар, которая передает знания о травах и целительстве.
– Но и другие знания важны, – вставила я. Мне хотелось, чтобы сестра О заметила, как много я знаю, хотя я моложе Дорье. – Уметь считать, знать астрономию и историю и… и… – больше я ничего не могла вспомнить.
– Как поддерживать чистоту и выращивать растения, – добавила Юэм. – Как накормить много людей, когда продуктов мало. В качестве помощи при голоде.
– Как ухаживать за животными! – радостно выпалила Дорье.
– Зодчество, – добавила Эннеке. – Как строить мосты, рассчитывать грузоподъемность, создавать высокие здания.
Я опустила глаза. Мне хотелось бы все это называть самой.
– Так и есть, – серьезно проговорила сестра О. – Всякие знания, которые вы и другие неофитки можете отнести в свои страны, исключительно важны.
– Но ведь хорошо, что некоторые неофитки остаются здесь? Сохраняют знания и обучают новых неофиток? – спросила я.
– Да, – ответила сестра О, глядя на меня серьезным взглядом. – Но очень важно не использовать наше Аббатство для того, чтобы спрятаться от мира.
Я не совсем поняла, что она имела в виду, но довольствовалась ее ответом. Мне известно лишь одно – здесь, на острове с его жарким солнцем, прохладными ветрами и ароматными цветущими склонами, среди коз, пчел, сестер и неофиток, и есть мой дом.
Когда в середине дня в занятиях наступил перерыв, мы с Эннике отправились на наше любимое место под лимонным деревом. Яй пошла с нами. Мы ели хлеб, запивая его холодной водой из колодца, и смотрели поверх стены на море, такое голубое и мерцающее серебром, что глазам больно. Из Сада Знаний до нас долетали ароматы цветов и трав, которые выращивает там сестра Нар. Над нашими головами в воздухе парили птицы – иногда одиночки, иногда целыми стаями. Ослепительно белые птицы. Черный кот с лапками цвета сливок умывался, сидя на низкой каменной ограде сада. Эннике прислонилась к стволу лимонного дерева и вытянула ноги.
– Как бы мне хотелось, чтобы меня призвали в какой-нибудь дом или к сестре. Мне ужасно надоели уроки сестры О!
– Но ведь там так интересно! Каждый день узнаешь что-то новое!
Я уставилась на нее, а она улыбнулась мне.
– Ну да, Мареси, ты можешь целыми днями впитывать в себя знания, как губка. А мне уже хочется начать что-нибудь делать самой. Ах, если бы Мать призвала меня служить Луне! Вот это была бы большая честь.
– Ты самая старшая из неофиток в Аббатстве, которую пока не призвали. Ясное дело, она выберет тебя.
Улегшись на спину, я посмотрела наверх, на крону дерева. Среди темных листьев тут и там виднелись маленькие белые цветочки.
Черный кот спрыгнул со стены и направился к нам. Яй осторожно протянула руку, кот потерся об нее и принялся мурлыкать. Внезапно она замерла. Я села и проследила за ее взглядом.
Маленькая белая лодка с голубым парусом приближалась к гавани внизу под нами.
– Это рыбацкое суденышко, – спокойно проговорила я. – Идет сюда, чтобы продать свой улов. Смотри, вон сестра Веерк и ее неофитка Луан. Они отвечают за торговлю. Видишь, они выходят на мостки? Корзины, которые они несут, заполнятся свежей рыбой, а потом они расплатятся медными монетами, восковыми свечами из воска наших пчел или какими-нибудь целительными снадобьями, приготовленными сестрой Нар. Здесь в Аббатстве она занимается больными. Она знает все о целительстве и травах. Рыбаки обычно рассказывают, что им нужно, и к следующему их приходу у сестры Веерк все готово.
Но Яй не расслабилась, так что мы с Эннике переглянулись и встали.
– Занятия скоро продолжатся. Пошли.
Распорядок дня в Аббатстве Яй выучила очень быстро. Мне достаточно было показать ей все по одному разу – она мгновенно все запоминала. После еды относила свою посуду в посудомоечную, жертвовала свой хлеб Хавве, относила свою одежду в Отраду тела для стирки и читала тексты, которые давала ей по вечерам сестра О. Всего за несколько дней она выучила движения в приветствии солнцу, песни благодарения и хвалы.
По вечерам она вместе со мной спешила в Дом Знаний, сидела и читала, пока солнце не спускалось совсем низко. Она все время следовала за мной по пятам. Сестры заметили это и не разлучали нас, раздавая обязанности, – вместе со мной Яй отводила коз на горное пастбище, собирала мидии на берегу, готовила первый сыр года, носила воду из колодца, подметала двор и убирала в Доме Неофиток.
Вскоре стало совершенно ясно, что Яй не привыкла к физическому труду. Сильной ее назвать было нельзя, она могла донести разве что полведра воды, но никогда не жаловалась.
Говорила она вообще очень мало.
По ночам она видела кошмарные сны и кидалась из конца в конец кровати, будя меня. В такие минуты я слышала, как она бормочет нечто такое, чего я не понимаю. Часто звучало одно имя: Унаи. Я не знала, мужское это имя или женское, но наверняка это кто-то важный, потому что Яй видела Унаи во сне каждую ночь. В спальне нас много, так что бормотание Яй слышала не только я.
В последующие недели весна всерьез пришла на остров. Стало жарче, сестры заговорили о Лунном танце и прочих ритуалах, связанных с весной. Горы оделись в белые и голубые весенние цветы, воздух заполнился жужжанием пчел и мух. Дорье постоянно напевала себе под нос, соревнуясь с птицами. Она умеет изображать голоса всех птиц острова.
Однажды, когда с приезда Яй миновала половина лунного цикла, мы сидели вечером в спальне, готовясь ко сну. Старшие девочки расчесывали волосы младшим, и я помогала Эннике расчесать ее локоны, которые к концу дня неизменно спутываются от ветра. Она сидела, подняв лицо и закрыв глаза.
– Так делала моя сестра, когда я была маленькая, – пробормотала она. – Я мало что о ней помню – только ее руки, расчесывающие мои волосы.
Хео, сидевшая у моих ног, играла с котенком, таким же черным, как и ее волосы. Котенок гонялся за ее пальцами своими острыми зубами и когтями, но ее не беспокоили царапины.
– У меня нет сестер, – проговорила она. – А у тебя, Мареси?
Я кивнула и провела щеткой по волосам Эннике, так что искры полетели.
– Брат и две сестры. Одна сестра старше меня, а брат примерно как ты, Хео. У моей старшей сестры Нараэс всегда находилось время расчесать мне волосы. Она помогала матери работать в саду, а я приглядывала за младшими.
Я сглотнула. Мне до сих пор трудно говорить об Аннер.
– Моя младшая сестра…
Все это время Яй сидела с иголкой и нитками в руках, нашивая заплатку на свои шаровары. Когда я набрала в легкие воздуха, чтобы рассказать, то заметила, как шитье упало ей на колени, а щеки побелели, как снег на горе Белая Госпожа. В эту минуту Хео прервала меня.
– Яй, а Унаи – это кто? Каждую ночь я слышу, как ты произносишь это имя.
– Хео! – строго произнесла я, и она удивленно обратила на меня свои темные глаза.
В ту же секунду Яй издала надрывный жалобный вой. Совершенно ужасный звук. Подняв руки, она принялась бить себя по лицу, снова и снова, пока я не подскочила и не схватила ее за запястья. Но ее вопли не прекратились. Не выпуская ее, я обернулась к Эннике.
– Позови сестру Нуммель!
Эннике поспешила прочь, а остальные неофитки в страхе попятились. Хео молчала, спрятавшись между кроватями. Вскоре вбежала сестра Нуммель, и совместными усилиями мы повели Яй в кровать сестры Нуммель. Яй не сопротивлялась, но все время пыталась ударить или расцарапать себя – нам приходилось крепко держать ее за руки, чтобы не дать ей это сделать. Эннике побежала за сестрой Нар – та вскоре появилась с отваром, которым почти насильно напоила Яй. Это ее немного успокоило, и теперь она неподвижно лежала на боку в постели сестры Нуммель.
Сестры выставили нас с Эннике, и нам с трудом удалось загнать перепуганных девочек в постели. Когда в спальнях наступила тишина, мы с Эннике вышли наружу, чтобы подышать прохладным воздухом и успокоиться.
Над внутренним двором висело ночное небо, глубоко синее, усыпанное звездами. Стояла тишина, только за каменной стеной тихонько шептало море. Эннике сделал глубокий вдох.
– Она пережила кое-что похуже, чем я. Меня много раз били отец и дядя, но с ней произошло что-то куда более ужасное, чем побои.
Я попыталась представить, как это – когда тебя бьет твой собственный отец. Вспомнила своего исхудавшего отца, который отдавал нам, детям, свою порцию еды в ту голодную зиму, которая все никак не кончалась. Я подумала о том, что именно он собирал все истории, которые слышал об Аббатстве – где это находится и как туда добраться. Как он плакал, когда понял, что лучшим решением для меня было бы поехать в Аббатство. Как он все не мог отпустить мою руку, когда я уже сидела в телеге, которая должна была увезти меня от нашего дома, из нашей деревни, из нашей страны, на побережье далеко на юге.
– Она не знает, что такое безопасность, – задумчиво проговорила я и поняла, что это правда. – Мы должны научить ее.
