Мария Скрипова
Ненадежный свидетель

Глава 3
Музыкальная шкатулка

Роман еще раз прошелся по детской площадке, тяжело вздохнув. Макаров оказался прав, опять. Он уже и сам был готов поверить в бредни сумасшедшего, глядя на розовую ветровку, брошенную в домике под горкой. Дети были здесь, похоже, именно отсюда их похитили. Няня не смогла дать четких показаний, женщина была то ли в шоке от увиденного, то ли кукушка поехала. Одни слезы и сопли, от которых в деле не бывает пользы. Пришлось прекратить допрос, а наутро она уже была мертва. Повесилась в спальне, на своих чулках. Дети никогда раньше не отходили так далеко от дома. Предположительный маршрут составлялся со слов родителей и немногочисленных свидетелей, которые видели девочек в пяти километрах западнее. Березовая роща меньше одного гектара со старенькими качелями, песочницей и детским домиком с горкой даже в радиус поиска не была внесена. Но чертов Макаров указал на карте именно это место и сразу попал в яблочко. В такие совпадения Афанасьев не верил, но алиби пациента кристально чисто, выйти за пределы больницы он не мог, да и видеонаблюдение доказало слова дока. Посетителей за последний месяц у него не было, как и за все пять лет, проведенные там. Оставались врачи и медперсонал, но и здесь не нашлось зацепок. Даже проверка линии сотовой связи, по которой пробивали нахождение телефонов персонала больницы, ничего не выявила. Рядом с местом похищения был засечен только один сигнал. Санитар, Клюев Илья Викторович, 54 года. Алиби подтверждали более 20 человек. Да оно и понятно, спортбар, чемпионат мира и финал Россия – Канада. Итог прост – свидетелей нет, никаких зацепок, требований о выкупе, и только чокнутый папаша большеглазой девочки, которую он так и не смог найти пять лет назад.

Афанасьев напрягся, заметив подъехавший «Ягуар». Подполковник Кириллов и по совместительству дядя одной из пропавших девочек. Угрюмый, скрюченный мужчина сорока пяти лет в дорогом костюме вылез из машины и зашел за желтую линию заграждения.

– Товарищ подполковник, – кивнул следователь.

– Афанасьев! Почему я только из новостей узнаю, что найдено место похищения девочек? Мне сразу должны докладывать, при любом продвижении дела! – прорычал он, кутаясь в пиджак под моросящим дождем. – Если Вероника не вернется домой…

– Аркадий Петрович, мы делаем все, что в наших силах, – уравновешенно ответил следователь. Полицейский прервал беседу, показывая разбитую фарфоровую куклу в полиэтиленовом пакете.

– Обнаружили напротив качелей, между берез. На нижней части платья куклы биологические следы коричневого цвета, предположительно кровь, – доложил молодой человек в дождевике.

– Собаки взяли след? – уточнил следователь.

– Нет, два дня дождь льет, – почесал затылок полицейский. – Смыло.

– Значит, ищите лучше, и расширить периметр поиска, – хрипло приказал Кириллов, убирая руки в карманы. – Кто дал наводку? Отец погибшей девочки? Как там его… Макарин? – произнес Аркадий Петрович, обращаясь к Афанасьеву. – Алиби проверили? Он может быть причастен к похищению?

– Макаров. Он чист.

– Да хоть Печкин! Подключайте его к делу, если сами ни черта не в состоянии сделать. Афанасьев, не найдешь мою племянницу живой, сгноблю. Чтобы сегодня же Макаров был здесь. Тьфу, до чего докатились, экстрасенсы нашу работу выполняют!

– Макаров – не экстрасенс, он пациент психиатрической клиники, – пояснил следователь. – Не думаю, что будет целесообразно подключать его к следствию.

– А думать у тебя, Афанасьев, время было, ни одной зацепки! За Макарова головой отвечаешь. Ходить за ним будешь тенью, не хватало мне еще, чтобы у нас здесь псих свободно разгуливал.

– Я понял вас, Аркадий Петрович, – кивнул Роман. – Сегодня же займусь документами.

– Я сам этим займусь, – отрезал подполковник, уже садясь в машину. – Выполняй свою работу. Афанасьев, на этот раз мы обязаны найти девочек живыми.

Пренебрежительно окинув взглядом четырехэтажное белое здание с закрытой территорией, Афанасьев подошел к двери. На скамейке сидела блондинка с маленьким мальчиком 3–4 лет. Он узнал ее сразу, жена Макарова. За пять лет сильно изменилась, худая, бледная с темными кругами под глазами. Потеря дочери и мужа оставила свой отпечаток, не пощадив молодую, красивую женщину.

– Алена Игоревна? – подойдя к ней, позвал Афанасьев. – Здравствуйте, вы пришли к мужу?

– Нет, вы просили посмотреть шкатулку, – запахнув зеленый плащ, выдавила она. – Я ее нашла. Там, где сказал Гриша… Не знаю, как он мог узнать. – Она достала из сумки сломанную игрушку, протянула капитану. – Надеюсь, это вам поможет найти пропавших девочек. – Она взяла играющего с пистолетиком мальчишку за руку, еще раз посмотрела на постаревшего за это время следователя. – Роман Михайлович, не звоните больше, я сделала это только из-за пропавших девочек. У меня другая жизнь, я не могу допустить, чтобы призраки прошлого разрушили и ее…

– Алена Игоревна, вы… – хотел спросить Афанасьев.

– Простите, нас ждут, – отрезала Алена. – Егор, пойдем.

– Мам, а мы опять к дяде не пойдем, к котолому приехали? – заныл мальчик.

– Нет, милый, – посмотрев на следователя, заволновалась женщина. – Мы уже нашли того дядю, к которому приезжали…

– Неплавда, ты говолила, что дядя в белом домике живет и не выходит оттуда, – возмутился малыш. – А этот дядя выходит!

– Это и есть этот дядя, Егор пойдем, – попыталась увести ребенка Алена Игоревна, но мальчик надул губы, отворачиваясь от матери.

– Кто тут маму не слушается? – присел на корточки перед мальчиком следователь. – А на полицейской машине хочешь прокатиться?

– Плавда? На настоящей? – недоверчиво поинтересовался мальчуган.

– Самой настоящей, с мигалками, – подмигнул Афанасьев; Егор закивал, забывая обо всем. – Алена Игоревна, вы на машине?

– На такси, – пояснила женщина.

– Вот и славно, мои ребята довезут вас до дома. Спасибо, что приехали. Пойдемте, провожу вас до патрульной машины.

– Мама, мама! Мы поедем на полицейской машине! – захлопал в ладоши мальчуган. Алена Игоревна благодарно кивнула, забираясь с сыном на заднее сиденье.

– Спасибо, – кивнула она, закрывая дверь. Следователь проводил уезжающий патрульный автомобиль и пошел к старенькой «Шкоде Октавиа». Еще раз посмотрел на музыкальную шкатулку. Стоит ли показывать игрушку Макарову? Нет, в этом даже врач согласится с ним на сотню процентов. Это только подкрепит фантазии и будет тормозить дело. Сейчас он нужен им для того, чтобы найти девочек, а значит, должен быть хотя бы наполовину вменяем. Да и как поверить в существование призрака? Григорий мог знать, где шкатулка, наткнуться случайно или видеть, как девочка сама ее прятала. В экстрасенсов Афанасьев не верил, как и в монстров и всевозможных чудовищ.

– Вы хорошо ладите с детьми, – раздался позади голос психиатра. Павел Степанович поздоровался, пожимая руку. – Алена Игоревна с сыном часто бывают здесь, печальная картина.

– Вы говорили, что у Макарова не было посетителей, – недоумевающе свел брови Афанасьев.

– Так и есть. Алена Игоревна часто приходит сюда, сидит с сыном на скамейке, смотрит в окна, но так ни разу и не решилась навестить мужа. Я пытался ее уговорить, эта встреча пошла бы на пользу им обоим, но тщетно. Потеря дочери – тяжелое испытание, но им обоим нужно двигаться дальше, – медленно, вдумчиво ответил док.

– Если бы только потеря дочери, – выдохнул следователь. – Павел Степанович, вы получили распоряжение суда?

– Да, Роман Михайлович, мне пришли документы. Поймите, Григорий Макаров сражается с демонами, которые живут только у него в голове. Забирая сейчас его из больницы, вы перечеркиваете результаты пятилетнего лечения.

– Результаты? Макаров до сих пор разговаривает со своей умершей дочерью, рисует детские картинки и видит, черт знает что. Знаете, либо ваша терапия не помогает, либо я своими руками упрятал здорового человека в психушку!

– Вы вините себя в смерти этой несчастной девочки, эта трагедия сказалась не только на семье Макаровых. Вы вели дело.

– Стоп, док, не стоит применять свои психологические штучки ко мне. Я выполняю свою работу, а вы выполняйте свою. По решению суда я забираю Макарова, – перебил капитан, не давая продолжить. – Если все его слова бред умалишенного, через пару дней он вернется в клинику, и вы продолжите пичкать его препаратами. Но если он сможет помочь, то, возможно, мы сумеем спасти двух маленьких девочек. И вам, док, не придется лечить еще две несчастные семьи, которые оплакивают своих детей. Подготовьте необходимые бумаги, Макаров едет со мной.

– Что ж, раз я не могу вас переубедить, у меня связаны руки. Мой личный телефон, звоните в любое время, если с Макаровым возникнут проблемы, – протягивая визитку, вздохнул Окунев. – Это скользкий путь, постарайтесь сохранить рассудок и трезвый ум. Иначе, боюсь, вместо одного пациента с синдромом «шизофренический делирий», будет два.

– Вы мне угрожаете? – Афанасьев холодно посмотрел на психиатра.

– Ни в коем случае. Предупреждаю, что эта дорога может завести в дебри собственного разума, откуда очень непросто найти выход. Нет испытания более бесчеловечного, чем, лишившись рассудка, день за днем терять самого себя… – вздохнул док. – Документы уже подготовлены, пройдемте в мой кабинет. Так будет удобнее.

Глава 4
Пряничный домик

Зачем мне принесли одежду? Голубая рубашка с темно-серыми брюками и пиджак «американка», прямого кроя. Моя одежда, в которой я оказался в этом месте. Любимый костюм, счастливый, сколько удачных сделок в нем я заключил… Со счета сбился. Но в одном он мне помочь так и не смог, во время суда. Закрыли. И все же столько воспоминаний с ним связано. Подарок жены. У нас тогда денег не было. Только институт закончили, на работу не брали. Аленка официанткой устроилась, первую зарплату получила, все потратила, чтобы меня одеть. Даже за съемную квартиру нечем было платить. Я разозлился, идиот, до слез довел. Через пять минут пожалел, извинился, она простила, моя девочка, поцеловала и сказала, что все будет хорошо. Так и вышло, через пару дней устроился в автосалон. А потом покатило, за год поднялся до руководителя отдела продаж. Тошно, такое чувство, что все это была не моя жизнь, чья-то чужая. И сейчас этот человек приходит с работы, снимает костюм, а дома жена ждет с ужином, и дочка красавица, отличница. А Люська у меня такая и есть, упрямая, всегда добивалась того, чего хотела.

– Папочка, мы к маме пойдем? – радостно спрашивает галчонок. Вот что ей ответить? А она ластится, ко мне жмется, за руку хватает. Ей не понять, что мама не хочет видеть отца и поверить здоровым разумом в то, что Люська рядом, просто не в состоянии. Да и куда я отсюда уйду, разве что на прогулку в загон для умственно отсталых, которых никто за людей уже не считает.

– Григорий Константинович. – Заходит док, за ним молчаливый следователь. Недовольно на меня смотрит. Его понять можно, кто захочет с психом общаться. И что? Опять расспросы, бред, мне уже нечего ему сказать. – Санитар принес вам одежду? Вижу, что принес.

– Решили выписать? – усмехаюсь я. Конечно, нет, сам знаю. Но в чем подвох?

– Одевайтесь, Макаров, вы едете со мной, – отвечает следователь, и я впадаю в ступор.

Люська от радости подскочила, в ладоши хлопает. Как маленький вьюнок крутится, тараторит без умолку.

– К маме, к маме, мы поедем к маме!

– Вы нашли шкатулку? Она была в вентиляционной решетке? – Яремная вена на шее вздулась, пульс зашкалило. Вдохнуть не могу, грудину, горло сжало так, словно кто-то легкие вырвал. Пять лет я провел здесь, и что получается в итоге? Я не псих? Неужели даже док поверил во всю мою ахинею?

– Шкатулку? – переспрашивает следователь. – Ее не было там, где вы сказали. Мы нашли место похищения девочек. Это березовая роща, на которую вы…

– Как? – перебиваю я. Слова отрезвляют лучше ведра ледяной воды. – Алена посмотрела за вентиляционной решеткой? Она сломана, Люся ее сломала и спрятала. – Неужели все это время я разговаривал сам с собой, и эти рисунки, видения… Какого черта! Люся, моя Люся, ненастоящая? Ее здесь никогда не было?.. Она мертва, и вместо того, чтобы принять это, я выдумал проекцию. Идиот! Как мне не пришло в голову задать ей такой простой вопрос намного раньше! Получается, я не хотел отсюда выходить. На воле у меня больше ничего не осталось. Сам все потерял, сам виноват, мое место здесь.

– Григорий, девочек похитили на детской площадке, на которую вы нам указали. Но след взять не удалось, нам нужна ваша помощь.

– Помощь? Помощь кого? Чокнутого? С каких пор наша доблестная полиция прибегает к услугам умалишенных? – усмехаюсь. Хватит, пора все это заканчивать. Это мне нужна помощь, я болен и просто хочу выздороветь.

– Ваш IQ 185. В прошлый раз вы смогли найти свою дочь, для меня этого достаточно, – нервно сводит брови Афанасьев. – Помогите нам найти девочек, и даю слово, что вытащу вас отсюда.

– Слышали, док, – мотаю головой я. – Он слово дает! Я уже говорил, что ничем не смогу помочь. Я болен.

Вспомнил он про IQ 185… Я всегда мыслил нестандартно, непонятно для других. В школе меня чуть ли не гением считали, три класса проскочил. В институте с Аленкой познакомился, забил на всю учебу, и все равно красный диплом. Преподаватели будущее пророчили, второй Теренс Тао. Нет, это точно не мой путь, да и IQ у него повыше моего, он чертов гений по всем шкалам. Я с детства машинами увлекался, патологически, даже няня в садике называла это девиантным поведением, пугая бабку. Глупо, девиантное – это все, что отличает нас от общепринятых норм. Люди, сознательно отказывающиеся от гаджетов, самоизоляция общин, веганы – все это проявления девиантного поведения. Работа в автосалоне была моим осознанным решением. И да, я любил свою работу! Улыбаясь в лицо тем, кто считал, что я попросту растрачиваю свой ум. Нет в нем пользы, в этом я убедился уже очень давно. Был только один человек, принимающий меня таким, как есть, – Аленка. Но и она отвернулась, когда я включил свой мозг, абстрагируясь от общепринятых устоев.

– Пап… – подняла на меня глаза Люська. – Ты должен спасти Вику и Нику, ты обещал!

Господи! Что она несет? Вернее, что несет мой больной разум… Впервые не могу на нее смотреть, не хочу. Она ненастоящая, ее здесь нет.

– Мне все это, как и вам, удовольствия не доставляет, – ворчит Афанасьев. – Давайте договоримся: будем считать это прогулкой за пределами больницы. Если результатов не будет, вернетесь сюда и продолжите лечение.

– Прогулка? – А это действительно заманчиво, такого у меня пять лет не было. Шанс выйти отсюда, хотя бы на один день. – Идет. Но у меня условие: пиццерия на проспекте Декабристов. Большая пицца «Салями» и две банки колы, ванильной 0,33. Денег у меня нет, платить придется вам.

– Идет.

– Это еще не все, ваш свитер. Мне нужен ваш свитер. Костюм мне велик. Глупо буду смотреться. Еда здесь такая – только собак кормить, – я усмехнулся, оценивая, насколько нужен ему. Следователь нервно снимает шерстяную кофту, оставаясь в поношенной футболке. – И часы… – добавляю. – Офицерские?

– Не борзей. Жду на улице, – огрызается Афанасьев, хлопнув дверью.

– Что же, Григорий Константинович, надеюсь, прогулка не перечеркнет результаты нашей с вами работы. Переодевайтесь. Санитар проводит вас к выходу.

Неужели я могу вдохнуть полной грудью? Сердце колотится, стоит только выйти за железные ворота. Становится не по себе, ежусь, машинально закутываясь в свитер. Великоват, висит, как мешок. Стоило надеть костюм. Впрочем, нет. Так за небритого бедолагу сойду, с пиджаком не по размеру другая история. Неопрятно, дурной тон, друзья увидят – засмеют. Друзья? Да, нехило загнул, нет у меня друзей, за пять лет ни одного посещения. И все же почему так не по себе? Желание закрыться. Прохожих у психушки и без того немного, два-три человека. Но кажется – толпа, все смотрят на меня.

– Папочка, – протягивает руку галчонок, улыбается, глазенками хлопает. – Папочка, не бойся. Эти дяди и тети на тебя не смотрят, пойдем! – Стараюсь не реагировать, даже не смотреть на нее. Игры разума, как же надо было себя довести, чтобы сейчас чувствовать разъедающую вину. Не могу видеть, как она непонимающе, обиженно смотрит, цепляется за штанину. Доченька, моя доченька… Нет, не так, образ моей дочери – мой собственный делирий, в котором я утопаю с головой. – Пап, почему ты со мной не разговариваешь? Ну, пап!

– Макаров. – Голос Афанасьева. Как же сейчас я ему рад! Мы не раз с Люськой обсуждали, что я не могу с ней разговаривать, когда кто-то рядом. Сейчас это играет на руку, оправдывая мое молчание. Неужели я хочу, чтобы дочка исчезла? Неужели я действительно этого хочу? Даже и не знаю, что лучше – видеть ее в своей палате каждый день, слышать ее смех или закрыться, выздороветь, отпустить и жить дальше, как сделала Аленка. – Давай на «ты», – предлагает он, и я киваю. – Садись в машину, мы едем в парк.

– Сначала пиццерия, – задираю я. Следователь усмехается, играть по моим правилам в его планы явно не входит. Принимаю вызов, глянем еще, кто кого.

– Скажешь что-то дельное, будет тебе «Салями», нет – больничную баланду поешь. Да, и еще, классный свитер, состирни при возможности. Психам мыло положено?

– Жену твою попрошу, она у нас как раз горшки чистит, – не остаюсь в долгу я. Неприязнь? Нет, так, метим территорию, думаю, нам долго предстоит друг друга терпеть. – Трогай, шериф, давно не ел сочной пиццы.

– Тьфу, американщина, – отплевывается следователь, заводя авто.

По пробкам добираться небыстро, машина – еще та колымага. Но признаю, за чертовы пять лет, проведенные взаперти, вдыхать амбре выхлопных газов с примесью жирного фастфуда – тот еще кайф.

Роман филигранно паркует свой драндулет возле желтой ленты, жестом давая понять, что мне лучше остаться здесь. Отлично, слишком много народу. Мне не по себе. Осматриваюсь, на глаза попадается брюнетка, значит, она тоже здесь! Признаться, я ждал встречи с ней. Одергиваю себя, не об этом сейчас должен думать. Удается переключиться. Точно, тот самый парк из моего сна. Да, я был здесь раньше, но горки не было, как и качелей. В голове не укладывается, откуда я мог знать. Если предположить, что разум делает аналитические выводы из собранной информации, с цветом угадать непросто. Темно-березовые нарисованные улитки на горке выбивают из колеи. Область видимого света лежит в интервале от 380 до 740 нанометров. Человеческий глаз способен различать разницу в длинах волн порядка 20 нанометров. Следовательно, количество воспринимаемых человеком цветов примерно равно около 17 миллионов оттенков. Шанс угадать 1:17 000 000.

– Пап, песочница, – указывает дочка. Именно здесь я видел Нику. Выхожу, как одурманенный, ломясь за ограждение.

– Вам сюда нельзя, – останавливает полицейский. Молоденький еще, пацан, с такой наглостью не сталкивался. Но погоны лейтенанта, успел выслужиться.

– Шурик, пропусти, он со мной, – разруливает следак, подзывая рукой. – Здесь нашли курточку одной из девочек.

– А кукла? Ее тоже нашли? – моментально спрашиваю я. Роман кивает. – Она была разбита? Фарфоровая голова. Она должна быть разбита…

– Откуда? – удивляется он, но я уже не слушаю, подходя к песочнице. Мы были здесь с женой и дочерью за пару дней до того, как Люську похитили. Еще пять лет назад я понял, что эти твари вначале выслеживают своих жертв. Выбирают неслучайных детей. Возможно, именно здесь дионеи приметили моего галчонка. Как я мог быть так слеп! Я не понял, не заметил, не смог… Моя вина. Тогда, чтобы осознать, с кем имею дело, мне понадобилось слишком много времени. Но сейчас я знаю врага и не имею права на ошибку.

– Пап, – зовет дочка.

– Не сейчас, – машинально отвечаю я. Вот же черт, не лучшее начало. На меня и так все косятся, не хватало еще с воздухом вести диалог.

– Папа! – настаивает Люська, пальцем указывая на осколок фарфора, втоптанный в землю. – Гензель и Гретель.

Подсказка, мой разум не так плох.

– Умница, – улыбаюсь я, поворачиваясь к следователю. – Пряничный домик! Няня читала девочкам эту сказку.

– Что? – не понял Роман.

– Пряничный домик! Братья Гримм. Хлебная крошка. Они нашли дорогу по хлебным крошкам. Умные девочки. Они оставили подсказки.

– О чем он? – спрашивает брюнетка. Следователь молчит, растерян, пытается сложить два плюс два.

– Фарфор, это от куклы. Нужно искать хлебные крошки, – тараторю, почти задыхаясь. Слова умалишенного – бред, согласен, но они не понимают, слишком глупы, чтобы мыслить шире. С доком было проще. Придется заново учиться разговаривать с узколобыми людьми. Поднимаю с земли осколок, протягиваю им. – Кукла разбилась, когда их схватили. Девочки использовали осколки, как хлебные крошки. По ним можно найти, куда их повели.

– Пакет, – Афанасьев забирает осколок, сравнивает с фотографиями. – Цвет подходит, в этом может быть смысл, точнее скажет экспертиза. Больше руками ничего не трогать, – сует мне перчатки, значит, доволен. Похоже, моя прогулка на воле затягивается на неопределенный срок. – Организовать цепь, ищем что-то подобное, – показывая улику рядовым, поясняет он. – Смотрим внимательно, на местах расставляем флажки. И не затопчите все окончательно! Олухи…

– А он может быть полезен, – улыбнулась брюнетка. Дьявол! Как же красива, особенно шея с пульсирующей венкой, от которой не получается отвести взгляд.

– Не радуйся, Макаров, эти крупицы могут не иметь с делом ничего общего, – раздраженно бросает следак. – Работаем, чего встали!