Мария Семёнова
Аратта. Книга 7. Золотые корабли
Глава 3
«Говори правду»
Ранней весной лес в Бьярме не так уж отличается от зимнего, а все же разница есть. Сугробы темнеют и сглаживаются, вокруг деревьев протаивают лунки. Снег оседает, становится рассыпчатый, льдистый. Торчащие из него ветви кажутся какими-то особенно черными и голыми. Еще немного – и настает время оттепелей, а затем и половодья. Снег, укрывший лес, начинает темнеть, становится пористым и рыхлым. То, что вчера казалось ровной белой полянкой, на самом деле долина ручья, а если совсем не повезет, то и болото. Наступишь в сугроб – и провалишься в воду по пояс…
– Говорил же, надо было взять сани и упряжного лося, – ворчал Метта, с трудом переставляя ноги.
Ему никто не ответил – Хаста и Анил тоже устали до смерти. Длинные, подбитые камусом лыжи казались втрое тяжелее, чем на самом деле, из-за налипшего на них снега. Обменяв коней на припасы в ближайшем кружале, трое путешественников снова надели лыжи и углубились в лес. Сейчас они шли по обочине санной дороги, ведущей к Замаровой пади. Хаста предпочел бы по целине, подальше от случайных глаз, – он все еще опасался погони. Но снег набух от воды, став почти непроходимым. По ночам все еще морозило, но когда солнце выходило из-за облаков, то било в лицо и грело вовсю. На дороге в полозновицах стояли лужи.
– А народ-то к Линте все ездит, – отметил Хаста, рассматривая следы. – Стало быть, жива и здорова и лечит, как раньше.
– Угу, – подтвердил Анил. – Совсем недавно проехали на лосях. А вот это что-то странное – будто лодку тащили…
– Это, верно, кережа бьярская, – предположил Хаста. – Их на севере больше любят, а в здешних краях я их не встречал…
– Кто-то едет навстречу! – перебил Метта.
Все трое замерли.
– Это не лошади, – произнес подросток, прислушиваясь. – Лоси.
– Двое верховых, – добавил Анил.
– Угу, едут от Линты… – пробормотал Хаста. – Так, Анил, спрячься вон в том овражке и не высовывайся!
– Зачем? Это ж просто бьяры.
– Хочешь, чтобы местные тоже устроили облавную охоту на змеелюда?
– А ты что будешь делать? – буркнул Анил, сворачивая к указанному овражку.
– А я – тетушка Хаста, мне не терпится поболтать с путниками.
Очень скоро на дороге показались двое всадников на лосях, с виду – обычные бьяры, с охотничьими луками за спиной. Ехали они не спеша, беседуя между собой. На Метту едва взглянули, но при виде рыжекосой женщины оживились.
– Ага! Баба! Вот ты-то нам и нужна!
– Я вам нужна, добрые люди? – опешила «тетушка Хаста». – Чем же это я вам, старая и убогая, пригожусь?
– Стряпать умеешь?
– Так-то да…
– Поехали с нами! У нас беда со стряпухой, готовить некому. А хозяин наш любит разносолы. Послал нас в ближайшую деревню, но Хул знает, где эта деревня… Ты же все равно к старой Линте шла?
– Ну да… У меня сыночек хромает…
– Перебьется. Бабка сейчас никого не лечит – умом тронулась, – объяснил один из всадников, – а готовить, стирать, прибирать избу некому! Полезай, тетка, на лося мне за спину! Парня, так и быть, сажай к товарищу…
– А вы, добрые люди, кто бабке Линте будете? – с подозрением спросил Хаста, не спеша отстегивать лыжи. – Родичи? Сынки?
Бьяры разразились хохотом.
– Гляди, боится! Небось за разбойников приняла!
– Мы живем у ведуньи Линты, – объяснил второй. – Ждем, пока она в себя придет… Залезай на лося, тетка, тебя не обидят. Может, еще и наградят. А если хорошо стряпаешь, наш хозяин тебя может на постоянную службу взять.
– Ему служить – великая честь! – подхватил первый.
«Хозяин» они произнесли с таким придыханием, будто это был сам Аршалай.
«А может, и Аршалай! – подумал вдруг Хаста. – Эти парни – явно слуги какого-то вельможи, который приехал лечиться к Линте. Если вельможа, значит арий. Верно, прячется тут от ловчих… Уж не Светоч ли?»
У Хасты разгорелось любопытство.
«Что случилось с Линтой? Сошла с ума, значит…»
Жрец отлично помнил, как ловко бабка прикидывается выжившей из ума, когда не особо рада гостям. Стало быть, не Светоч…
– Поехали, – решился он. – Стряпухой так стряпухой, дело привычное…
Уезжая, Хаста успел обернуться и показать кулак Анилу, отчаянно махавшему ему из оврага.
Едва увидев подворье, Хаста заподозрил неладное. Раньше ворота всегда стояли нараспашку и запирали их лишь на ночь, а теперь они были закрыты. Над торчащими в небо корнями выворотней, из которых была сложена ограда Замаровой пади, поблескивали наконечники копий и кожаные, обшитые железными полосками шлемы бьяров.
Въехав внутрь, Хаста окончательно убедился, что никаких арьев тут нет. Ни коней – арьи на лосях никогда не ездили, – ни возка. Ничего говорящего о том, что здесь скрывается знатный вельможа.
Зато Хаста сообразил, какой такой след они увидели на дороге. У крыльца вверх днищем лежала берестяная лодка, накрытая медвежьей шкурой.
«Зачем она нужна? Тут ни реки, ни озера…»
Жрец заметил еще несколько бьяров, занятых по хозяйству. Но где же хозяин?
Хасту провели в избу, и там он наконец все понял.
– Господин, мы тут бабу на дороге встретили – к нам стряпухой согласна!
– Пусть подойдет, – ответил сидящий на помосте гусляр, глядя перед собой слепыми глазами. – Поговорим…
* * *
«Так вот ты какой, Зарни Зьен!»
Белые глаза на загорелом лице, знак солнца на лбу; длинные седеющие волосы, разбросанные по плечам; укрытые шкурой обрубки ног…
Хаста смотрел только на руки, скользившие по струнам. Руки были красивы и двигались с завораживающей легкостью и точностью. Однако, глядя на них, жрец не мог сдержать дрожи.
«Да что со мной? Успокойся!… А он… погодите-ка… Святое Солнце, он сурья!»
Зарни молчал. Хаста вдруг понял, что тот слушает его дыхание, и едва не закашлялся.
Гусляр чуть заметно улыбнулся:
– Слуги сказали мне, что встретили в лесу женщину с мальчиком, шедших к знахарке Линте…
Голос у Зарни был глубокий, хрипловатый. Хаста очень ярко представил, как он способен зачаровывать тех, кто его слушает.
– Так и было, славный Зарни Зьен, – почтительно подтвердил он. – Я шла к знаменитой знахарке Линте… Только я ее что-то не вижу. Твои люди сказали, ведунья прихворнула…
– Выжила из ума, – уточнил Зарни. – Что ж… Вы действительно шли к Линте. И понятия не имели, что здесь я. В твоем голосе и дыхании звучит изумление, которое очень трудно подделать… Одного не пойму: почему ты говоришь «шла», если ты, несомненно, шел? Или это и есть та самая беда, с которой ты направлялся к лекарке?
Издевка в голосе слепца была совершенно нескрываемой.
У Хасты ослабели коленки.
«Слепой видит меня насквозь. Тонкий слух… Он в самом деле способен по голосу отличать правду от лжи?»
– Почему ты трясешься, как осенний лист? – внезапно спросил Зарни. – Может, потому, что ты лазутчик? И хорошо знаешь, как поступают с лазутчиками? Итак… Судя по выговору, ты вырос в столице…
«Ему нельзя врать, он сразу поймет…»
Хаста стиснул зубы, пытаясь совладать с собой.
– Если я и лазутчик, то только свой собственный, – ответил он почти спокойно. – Не буду скрывать, я желал с тобой встречи, Зарни Зьен, ибо слыхал о тебе много необычного. Вот почему наша встреча – судьба это или случайность – лишает твердости мой голос…
– И что же ты обо мне слыхал, жрец Исвархи из столичного храма? – вкрадчиво спросил Зарни. – Много ли рассказывал обо мне святейший Тулум?
У Хасты перехватило горло так, что он какое-то время не мог вздохнуть.
Зарни захихикал.
– Святейший Тулум никогда не упоминал о тебе! – воскликнул Хаста, все ясней понимая, что от этого разговора зависит его жизнь. – Да, я в самом деле жрец из столицы, но ранг мой весьма невысок. Кто я такой, чтобы святейший обсуждал со мной свои замыслы? Зато в Яргаре, в Белазоре и прочих местах, где пролегал мой путь, я о тебе слышал немало. Все славят Зарни, все рассказывают о невиданных чудесах…
– А что ты делал в Яргаре, в Белазоре и прочих местах?
– Вез письма из столицы в Северный храм, – совершенно искренне ответил Хаста.
Зарни призадумался.
– Наклонись ко мне, – приказал он.
Хаста повиновался. Гусляр протянул руку и быстро ощупал лицо жреца.
– Ты старше, чем я думал, – пробормотал он. – Много странствуешь… И ты умен: быстро понял, что врать мне вовсе не следует… От писем, конечно, давно избавился… Ну, вот он я. И что же ты обо мне думаешь?
– Я думаю, – медленно заговорил Хаста, – что ты – жрец Исвархи, распоясанный или беглый…
– Я?! – изумился Зарни. – Жрец Исвархи? – Он расхохотался, но тут же умолк и потребовал: – Продолжай, это очень занятно! Почему ты так решил?
– Чудеса, подобные твоим, умеют творить посвященные в столице, а также и Белазоре. Такие, как Светоч…
– Или Тулум.
– Я не видел, чтобы Тулум являл чудеса, кроме рукотворных.
Зарни принюхался:
– Угу, погремушки вроде Гнева Исвархи, что у тебя в сумке… Ну, продолжай.
– Я думаю, что ты – бывший жрец, изгнанный из храма за некую тяжкую провинность, – продолжал Хаста. – Даже не могу вообразить какую. И кто мог в наказание так искалечить тебя.
– В самом деле, кто бы? – фыркнул Зарни. – Столько умельцев в столичных пыточных!
– Ты был наказан и изгнан и теперь желаешь отомстить храму. Именно затем ты провозгласил новую веру и повсюду насаждаешь ее. Ибо как лучше отомстить врагам, нежели уничтожить то, чему они поклоняются?
– Ну что ж, прекрасно, – одобрил Зарни. – С тобой интересно беседовать, жрец. Но тебя ведь что-то смущает? Я слышу в голосе некое сомнение…
– От тебя ничего не укроется, мудрый Зарни. Я был уверен в своих предположениях, пока не увидел, что ты сурья. Порой сурьи достигают весьма высоких рангов – наместник Аршалай тому пример, – но все же главный храм, тем паче внутренний…
– Ладно, – поднял руку Зарни. – Я услышал достаточно. Спасибо, жрец.
«Это что же – я вообще не угадал? – потрясенно подумал Хаста. – Он не был жрецом? Но где он тогда приобрел подобные знания?!»
– Да, беседа доставила мне удовольствие, – повторил Зарни. – Не поверишь, до сего мига я и сам не осознавал, какая тоска, когда вокруг лишь говорящие орудия… Ты останешься при мне, жрец. Мы иногда будем беседовать.
– Это честь для меня, – склонил голову Хаста.
– Не прикидывайся. Ты, похоже, ловкий плут, а я – загадка, которую тебе неймется разгадать. Да, ты наткнулся на меня случайно. Но при первом же удобном случае сбежишь и помчишься с докладом к своему любимому Тулуму… Ты ведь любишь Тулума?
Зарни наклонился вперед. Хасте стало жутко от выражения его лица.
– Люблю, – сдавленным голосом сказал он. – Как же не любить его, нашего мудрого отца и наставника…
– Конечно, – съязвил Зарни. – Помню, как на него пялились молодые жрецы в храмовой школе! Будто столичные девки на наследника престола!
Он откинул рысью шкуру, показывая культи:
– Вот это сделал Тулум. Собственными руками.
Хаста отшатнулся. Он в самом деле был поражен.
– Тулум? Быть не может…
– Еще как может, – прошипел Зарни. – И глаза… Потом расскажу, как это было… Теперь ступай. По двору можешь ходить свободно. За ворота – запрещаю. Слуги тебя устроят и накормят… Что там за мальчишка с тобой?
– Я его не знаю. Проводник из местных, – не думая, соврал Хаста. И прикусил язык.
Но утомленный допросом Зарни не заметил промашку.
– Приставим его к готовке, а то Линта совсем стала бесполезна… Знаешь, у меня был раб… Образованный раб из столицы, Варак его звали.
– Варак? – озадаченно повторил Хаста. – Я знал его. Он был распорядителем Великой Охоты… Я думал, Варак давно погиб…
– Погиб, но не так уж давно. Не выдержал суровой северной зимы. Только сейчас я понял, как мне не хватает ученого слуги.
«Ну спасибо», – чуть не ляпнул Хаста.
Но вместо этого робко спросил:
– Я пойду?
– Ступай… Хотя погоди-ка. Ты ведь был в Белазоре? Видел исчезнувшую башню? Что думаешь об этом?
– Понятия не имею! – с полной искренностью заявил Хаста. – Все это сущий бред и дивье наваждение!
Зарни досадливо скривился.
«Ну что ж, – подумал Хаста. – Хоть башню отправил в небо не он… Но тогда кто?»
Глава 4
Жар звезды
Метта вылил в котел берестяное ведерко воды. Подождал, пока она зашумит и пойдет пузырями. Всыпал туесок сушеных грибов, помешал плетеной ложкой…
– Отойди, – не выдержал Хаста. – Сам все сделаю…
Уже шестой день пленники жили в Замаровой пади. Бьяры из свиты Зарни на удивление равнодушно восприняли «превращение» Хасты из женщины в мужчину. Никто к нему не лез, вопросов не задавал – все вели себя с рыжим жрецом как с еще одним слугой. Впрочем, по приказу Зарни следили за ним в оба. Хасте уже опостылело постоянно чувствовать на себе чей-то пристальный взгляд. За ограду его не выпускали – да жрец и не думал о побеге. Явной опасности для себя или Метты он пока не видел. А загадок тут было столько, что он не ушел бы, даже если бы его погнали прочь…
Главной из здешних загадок был, конечно, сам Зарни. Чем чаще Хаста беседовал с ним, тем больше его интересовал этот необычный калека. Таинственное прошлое, огромные знания, неведомые цели, чародейский дар – все это завораживало жреца. Пожалуй, за всю свою жизнь Хаста ничего и никого подобного не встречал…
За Меттой тоже приглядывали, но не так, как за жрецом. Подросток ходил на ручей – за водой, стирать, мыть посуду. В сопровождении одного из слуг – в окрестный лес за хворостом. Бьяры, которых Зарни, судя по всему, нанял для охраны и как носильщиков, радостно свалили на мальчишку всю мелкую грязную работу.
Анил за все прошедшие дни не объявлялся. Хасту это очень радовало. «Как бы дать знать арию, чтобы тот и дальше сидел в лесу тихо и ждал до поры?»
Какой такой поры? Вот бы знать…
Густое варево – то ли каша, то ли похлебка с мясом и грибами – забулькало, над котелком поплыло облако пара. Метта принюхался, сглотнул:
– Как ты это делаешь? Вроде все то же самое, что я…
– Жизнь научила, – отмахнулся Хаста.
– Если Зарни понравится твоя стряпня, он тебя никогда не отпустит.
– Он и не собирается меня отпускать, – пожал плечами жрец.
Метта склонился над котелком, будто помешивая еду, и вполголоса сказал:
– Я тут все слушаю разговоры слуг, расспрашиваю, выведываю, как ты просил… Бьяры страсть любят сплетничать. А уж от скуки-то чего только не сболтнут! Перед Зарни они, конечно, благоговеют, но сидеть в глухомани без дел уже им поднадоело…
Хаста кивнул. Он и сам это видел. Слуг у гусляра было много, все набраны недавно. Самые обычные лесные охотники. Гусляр им не платил – работали они ради чести служить самому Зарни Зьену.
– Когда гусляр появился в Бьярме, с ним были другие слуги, – продолжал Метта. – Бьяры говорят – из чужого племени, дривы, что ли…
– И где те дривы? Я их тут не видел.
Метта понизил голос до шепота:
– Их всех убили.
– Кто?
– Да эти самые бьяры. Ночью забили насмерть по приказу Зарни.
– Зачем? – удивился Хаста.
– Кто же знает? Зарни приказал – бьяры сделали. Провинностей за дривами никаких не водилось…
– Мм… – промычал Хаста.
Рассказ мальчика смутил его. Зарни казался человеком мудрым, проницательным и сильным духом. Жестокий и бессмысленный приказ никак с этим не вязался.
– А про Варака слыхал? – продолжал Метта.
– Да, гусляр его часто вспоминает. Дескать, далеко мне еще до него!
– Зарни его скормил медведю. Живьем.
Хаста не нашелся что ответить. Он вдруг осознал, что ему неприятно слушать Метту; ему хочется, чтобы мальчик замолчал. А через миг понял причину – и испугался. «Я не хочу знать про Зарни плохое, – понял жрец. – Эге, да он меня исподволь очаровывает… Еще немного, и восхищаться им начну!»
Вслух он небрежно спросил:
– Чем же ему Варак не угодил?
Метта развел руками:
– Понятия не имею!
– Ладно, к делу. Ты выяснил, давно они сидят в Замаровой пади?
– С первого весеннего полнолуния.
– Почти месяц! – покачал головой Хаста. – Получается, после резни в Белазоре Зарни направился прямо сюда… А до того?
– Зарни пришел сюда из Яргары. Тамошний правитель Каргай сперва схватил его как бунтовщика. Точнее, Зарни сам ему сдался. А потом глядь – и Каргай уже всей душой ему предан!
– Ну конечно, – пробормотал рыжий жрец.
Вот, значит, откуда все пошло! Хаста вспомнил, как сам морочил голову правителю Яргары. Даже у него это получилось безо всякого труда – а уж у Зарни! Хитрый, но невежественный и суеверный Каргай оказался для чародея-гусляра легкой добычей. И отличной первой ступенью к власти над Бьярмой…
– Дальше – больше, – продолжал Метта. – К весеннему солнцевороту Каргай на Зарни чуть не молился. Приказал тот всех арьев в озере утопить – так и сталось… Видно, вести дошли до Аршалая, и тот нагрянул в Яргару лично, с изрядным войском. Как раз на праздник очищения и прибыл, когда последних добивали. Народу тьма, песни, пляски, угощение; тут хороводы водят, там арьев топят… И тут Аршалай – да прямо к нашему гусляру. «Ты, говорит, мятежник и колдун, я тебя раскусил. Стража, убейте его на месте!» Каргай не успел и за меч схватиться, как Зарни воскликнул: «Хватайте ящера!» – и на гуслях волшебную песню заиграл. И вот тут пошла потеха! Народ кинулся на Аршалая, его собственное войско против него обернулось! Бьяры говорили – даже не подозревали, что наместник Бьярмы умеет бегать, да еще так быстро…
– Как же он спасся, если вся Яргара его ловила?
– Аршалая телохранитель-накх на себе унес. Из всего войска только на него чары Зарни не подействовали…
«Вот оно как, – подумал Хаста. – Теперь ясно, почему Аршалай где-то спрятался и носа не кажет. Понял, что такое этот Зарни… Любопытно, чем наместник занят сейчас?»
Хасте представилось, как темной ночью Замарову падь окружают смуглые парни в черной одежде и воздух наполняется свистом метательных ножей… Хорошо бы… Но это лишь мечты. С тех пор как Аршалай приказал убить Данхара, накхи больше не служат ему. Все они покинули Бьярму – ему ли не знать?
– После этого Зарни поехал в Белазору, – продолжал Метта. – Тогда и началась настоящая резня. В Яргаре-то арьев жило немного, а вот в Белазоре прямо ужас что творилось, вчуже слушать страшно. Зарни туда уже под конец прибыл – и сразу к храму…
Хаста кивал, вспоминая рассказ стражников. Все совпадало.
«Чего он искал в Белазоре? Получил ли то, что хотел?»
Должно быть, нет. Храм-то улетел.
И тогда Зарни отправился в Замарову падь…
– Мм, как пахнет!
Хаста вздрогнул, возвращаясь мыслями во двор. Вокруг кипящего котла, облизываясь, уже похаживали прочие слуги.
– Рыжий, дашь пробу снять?
– Скоро, скоро, – усмехнулся Хаста.
Метта молодец, много вызнал! Теперь Хаста кое-что знал о прошлом гусляра, о том, чем он занимался в Бьярме. Да только это все не главное…
«Зачем он здесь? – вертелось в голове. – Какого Хула торчит в этой пади? И… что с Линтой?»
Старая Линта была второй загадкой, которая не давала Хасте покоя. Прежде бодрую, ехидную бабку было не узнать. При встрече она явно не признала ни его, ни Метту – да и вообще едва ли понимала, кто она и что творится вокруг. Сильно постаревшая, иссохшая Линта бродила то по двору, то вдоль опушки леса, подбирала хворостинки, дребезжащим голосом распевая какие-то бьярские песни. Порой сидела на завалинке, что-то бормотала себе под нос. Хаста давно уже не верил, что она притворяется. Он видал людей, сошедших с ума, и видел, что со старухой очень неладно. И с каждым днем все хуже…
Вместе с Меттой они сняли кипящий котел с очага. Хаста налил миску похлебки, обернул полотенцем и понес к Зарни в избу. В солнечные дни тот обычно сидел во дворе, подставив лицо солнцу. Нынче было ясно, хоть и холодно, однако гусляр почему-то остался в доме.
Проходя мимо прорубленного в бревне оконца, Хаста услышал голос гусляра и застыл на месте, едва не выплеснув обед на землю.
Зарни что-то говорил на высоком наречии арьев.
«Я, верно, сплю! – опешил Хаста. – Или здешнее безумие заразно? Этак скоро я с бабкой Линтой под ручку гулять начну…»
У высших арьев был свой тайный язык, на котором говорили их предки, прибывшие в земли восхода. Всем прочим его учить запрещалось. По сути, этим языком владела лишь царская семья и столичная знать. Читать – но не говорить – на нем учили жрецов. Хаста в юности тайком немного поучил этот язык, но почти все забыл.
«Та… таара… Дальше не понял… Святое Солнце, да Зарни там не один!»
Теперь говорила женщина. Хаста сразу узнал голос. Линта? Они разговаривают?!
Однако, прислушавшись, понял – нет. Говорил лишь Зарни, старуха просто бормотала себе под нос свою обычную бьярскую околесицу.
Зарни тихо, с угрозой в голосе что-то спросил. Потом медленно, с расстановкой повторил вопрос. Хаста почти разобрал:
«Сатта… накшатра?»
– Эй, жрец! – раздался оклик из окна.
Хаста резко выпрямился, горячая похлебка все-таки выплеснулась ему на руки.
– Хватит уши греть, – насмешливо продолжал Зарни. – Хоть ты и затаил дыхание, но аромат похлебки просто с ног сносит. Вернее, снес бы, если бы они были. Иди сюда!
Хаста, обливаясь холодным потом, поспешил в избу.
Однако Зарни вовсе не сердился.
– Что трясешься? Здесь все подслушивают, – произнес он с добродушным презрением. – Я уже привык. Это рабская и жреческая сущность – подслушивать, вынюхивать, сплетничать. Поэтому я время от времени и заменяю всех слуг на новых… Ты понял, жрец?
Хаста кивнул, ставя перед ним миску. Зарни вытащил из тула на поясе ложку, зачерпнул похлебку…
– Кстати, я распознаю яды по запаху, – прибавил он. – Все известные в Аратте. Я неплохо в них разбираюсь, как, верно, и ты. Есть яды совершенно без запаха и вкуса, но они наперечет и слишком дороги. К большинству из них я невосприимчив…
– Да я и не думал!
– Вот и не думай.
Зарни принялся есть, явно наслаждаясь каждой ложкой. Хаста было решил, что тот его отпустит, но Зарни не спешил.
– Много ли ты понял из того, что подслушал? – внезапно спросил он.
Прежде чем рыжий жрец ответил, гусляр наклонился через стол и поймал его за руку. Хаста ощутил его пальцы на запястье, где билась жилка.
«Опасность! Опасность!» – застучало в висках.
– Почти ничего, мудрый Зарни… Я просто шел мимо и услышал обрывок…
– Почти, – хмыкнул гусляр. – Очень интересное слово! Ты ведь не арий, тебе запрещено знать этот язык. Впрочем, я тоже не арий… Ты самый любопытный жрец, кого я встречал. Любишь совать нос в чужие дела, да?
– Есть такое, – со вздохом признался Хаста. – С детства терплю страдания через свою тягу к знаниям…
Зарни хмыкнул, отпустил его руку и вернулся к еде.
«Он задавал Линте очень важные вопросы, – подумал Хаста. – Уж не ради нее ли он тут торчит?»
Его охватило нехорошее предчувствие.
«Ох, жаль, что Зарни меня заметил… Ох, не вовремя я оказался у того окна… Не пора ли бежать отсюда?»
Он не успел. Только было пошел предложить помощь Метте, чтобы вместе с ним тащить грязный котел на ручей и там попытаться ускользнуть в лес… В этот миг бьяры молча кинулись на него всей толпой. На жреца обрушился град жестоких ударов. Хасту сбили с ног; он скорчился, закрывая руками голову… Не помогло – кто-то пнул его в висок, и Хаста сразу потерял сознание.
Жрец пришел в себя от острой боли в голове, ощущения тяжести и удушья. Когда мир перестал плавать перед глазами, Хаста обнаружил, что прикован толстой цепью к столбу коновязи. Шею оттягивал заклепанный обруч. «Похоже, я тут надолго», – подумал он, пытаясь приподняться, но упал набок, и его вывернуло. Мир снова потемнел, покосился и поплыл по кругу…
* * *
В небе сияли яркие, колючие звезды, словно узорчатой рамкой окруженные еловыми верхушками.
«И это у них называется весна», – думал Хаста, скорчившись и обхватив себя руками. Ему дали две вытертые шкуры – подстелить под себя и укрыться, – но толку от них было немного. Хасте невольно вспоминалась ночь в яме, в крепости у накхов. Там он тоже лежал на мерзлой земле, избитый и беспомощный, и смотрел, как сквозь решетку на него падает первый снег… Но там рядом была Марга…
«Накшатра, лунное стойбище… – думал Хаста, стуча зубами. – Зарни ищет накшатру…»
Слепой гусляр не просто мстит жрецам Исвархи. У него есть и другая цель.
Но зачем ему накшатра? Он, сурья, даже не сможет войти туда… Всякий, кто слышал об этих храмах, знает, что они убивают чужаков…
«Должно быть, Зарни откуда-то прослышал о „бессмертном колдуне“ Замаре… А Линта много лет жила при Замаре и наверняка все о нем знает… Уж не Зарни ли довел ее до безумия?»
Со стороны овина, где устроили себе жилище слуги, приблизилась невысокая тень.
– Хаста, как ты? – послышался голос Метты. – Я тебе одеяло принес… За мной приглядывают, я должен вернуться…
– Так иди, – с трудом проговорил Хаста, онемевшими руками наматывая на себя грубое шерстяное одеяло.
– Слуги шепчутся: ты подслушал то, что нельзя, и будешь наказан.
– Зарни меня убьет?
– Нет… Завтра тебе подрежут сухожилия. Зарни хочет, чтобы ты остался при нем и никуда не сбежал.
Хаста тихо выругался, поминая Хула.
– А глаза он мне выколоть не собирается?! Вот будет парочка!
– Хаста, что делать? – тоскливо спросил Метта. – С меня глаз не сводят. Я думаю, Зарни и меня убьет… Но сперва сведет с ума допросами, как Линту… Может, как-то дать знак Анилу?
– Слушай, – перебил его Хаста, – я пока не знаю, но мы непременно выкрутимся. Веди себя тихо, будь наготове…
– Я в тебя верю, Хаста, – серьезно ответил Метта. – Ты любимец судьбы. На тебе – благословение богов.
– Бога, – поправил Хаста. – А, ладно, богов так богов. Чем больше богов на моей стороне, тем лучше…
Ночь длилась бесконечно. Звездный рисунок медленно сдвигался в черном небе, холод лишь усиливался. Хаста уже не чувствовал ни рук, ни ног. Оставалось только размышлять.
Теперь он обдумывал то второе слово, которое успел услышать и понять.
«Таара» – «жар звезды».
Это сложное понятие Хаста слышал на уроках богословия в храмовой школе. Оно означало звездный огонь как высшее проявление силы Исвархи. Богословие Хаста терпеть не мог, считал бесполезным умствованием. Но никогда не знаешь, что пригодится в жизни! Будущим жрецам рассказывали о том, что огонь Исвархи имеет множество видов и проявлений в этом и иных мирах. Низшие виды огня видимы глазами и осязаемы телами – как обычный жар очага. Высшие – просвещают душу и преображают мир. Звездный огонь, таара, был одним из самых высоких уровней божественного пламени. Он давал свободу от законов видимого мира, выход за его пределы, когда материя становилась слишком грубой, словно крупноячеистая сеть, и теряла власть над бессмертным духом.
Откуда вообще бродячий гусляр знал о «жаре звезды»? И главное – чего хотел от Линты?
«Я должен узнать!»
– На, возьми!
Хаста открыл глаза и увидел призрак. Поморгал, потряс головой. Призрак никуда не делся.
Бледная тень в лохмотьях стояла рядом с коновязью. Кажется, ветер дунет – и унесет.
– Линта?
В свете звезд старуха выглядела прозрачной. Как она постарела, как иссохла!
– Бери, говорят тебе! – сварливо приказала она.
– Что это?
Хаста прищурился. Линта совала ему в руки большую, грязную и рваную кожаную рукавицу. Хаста вроде даже видел ее на полу в дровяном сарае. Еще подивился, какая здоровенная…
– Рукавица – или совсем ослеп? Батюшка Замара в ней изгородь собирал…
Хаста покосился на торчащие в небо сосновые комли и сунул внутрь руку. Половина пальцев сразу выглянула сквозь дыру.
Линта усмехнулась ввалившимися губами:
– Ну дела! Голова рыжая – а небесной крови ни капли нет! Жаль… Ладно, арию своему бестолковому отдашь. Рука его к голове приведет…
– Какой голове?
Хаста решил, что безумный разговор ему снится. Вот сейчас он ущипнет себя, откроет глаза, и Линта растает…
Старуха быстро забормотала, словно стараясь рассказать побольше прежде, чем собеседник проснется:
– Зарни может заставить говорить даже камень. Я все ему рассказала, что помню, – куда мне против него? Но он мучает меня, чтобы вытащить даже то, что я забыла… Мы ведь давно друг друга знаем – еще с тех времен, когда его тайно обнимала царица… Я уже и тогда боялась его. Никогда я не была тверда духом… Он роется в моих воспоминаниях, будто разбойник в разоренном дворце… Там еще есть тайные комнатки, но он найдет их… он найдет все…
«Не такая уж она и сумасшедшая, – подумал Хаста, чувствуя внезапный прилив сил. – „Твой арий“ – это она про Анила. Она знает, что он прячется в лесу, – конечно, ее-то не запирают!»
– Как я отдам рукавицу, если сижу на цепи? – спросил он. – Ты можешь освободить меня?
– Арий может. Ты только рукавицу не забудь…
Линта обернулась и слабо помахала рукой. Из-за сарая появилась другая тень – на этот раз высокая и широкоплечая, с мечом в руке.
– Хаста, ты? Старуха нашла меня в лесу, – тихо проговорил Анил, настороженно оглядываясь. – Я за вами уже несколько дней слежу. Это не ловушка?
– Надеюсь, нет. Вот, возьми.
– Что за рвань? – удивился юноша.
– Не знаю. Рукавица Замары. Надевай!
Анил взял рукавицу, брезгливо сунул внутрь руку – и вдруг все окуталось золотым светом, таким ярким, словно среди ночи вдруг взошло солнце.
– Что за… – донесся изумленный возглас из средоточия сияния.
– Скорее, – закричал Хаста, прикрывая глаза рукой, – сейчас слуги проснутся!
– Что делать-то?!
– А-а-а, не знаю! Освободи меня!
Анил, не думая, схватился за цепь, дернул – и она порвалась, как нитка.
– Ого! – восхитился Анил, рассматривая руку, а точнее, нечто, видимое только ему одному. – Красота какая!
Хаста попытался разглядеть, чем там любуется Анил, но тут же зажмурился от сияния.
Дверь овина распахнулась, наружу один за другим начали выбегать полуодетые слуги.
– Что такое? Пожар?!
Подворье наполнилось голосами. Анила заметили, в воздухе просвистело копье. Арий вскинул руку, чтобы отбить его, – древко разом вспыхнуло и упало на землю двумя половинками.
– Змеелюд! – раздался общий крик. – Здесь змеелюд!
– Найди Метту, и бежим отсюда, пока не проснулся Зарни! – приказал Хаста. – А я пока…
Он метнулся к Линте, схватил ее за руки:
– Что такое таара? Почему о нем говорил Зарни?!
– Жар звезд может и творить миры, и разрушать их! – неспешно, словно на храмовом празднестве, заговорила Линта. – Звезды падали с неба; одни вспыхнули, другие нет. Там, где вспыхнули, – мир исказился. Ступайте в землю вурсов, к могиле Замары! Вам нечего бояться – там нет звезды, она упала далеко, в Змеевом море… Замара был один-единственный, кто спасся. Видно, золотой кораблик вывел его из водной бездны! Кораблик у царевича, хвала Солнцу… но еще осталась голова!
– Я ничего не понимаю! – взвыл Хаста.
– Пусть твой арий заберет голову… пока ее не забрал Зарни!
К ним подбежали Анил и Метта. Целая толпа бьяров заполонила двор, но держалась на отдалении. Никто не хотел приближаться к змеелюду, одетому в золотое пламя.
– Слышишь? – крикнул Анил. – Началось!
В избе, родником пробиваясь сквозь вопли и топот, зазвенели струны. Проснувшийся Зарни взялся за дело.
– Бежим! Метта, скорее! Линта, беги!
Через миг трое исчезли за сараем. Метта еще с осени помнил, что там по ручью можно было уйти в лес. Вдруг будто солнце погасло, и на мир снова обрушилась ночная темнота – Анил снял рукавицу…
