На том свете меня никто не ждет.
Да, мама вызвала на два дня раньше – в начале выходных, а не в конце, как договаривались. Но могла бы хоть карету прислать, а не просто портал бросить!
В итоге стою я перед домом Роз, где жила все время, пока притворялась моей сестрой. Стою, смотрю на здоровенный замо́к на воротах, на табличку «Продано с аукциона». И такая тоска в мою душу вползает! Черная. Аж разбить что-нибудь хочется.
Куда б податься? В принципе смутно, но я помню дорогу до королевских садов, а оттуда и до дворца недалеко. Но! До садов в прошлый раз мы летели на драконе, платил Дамиан, а сейчас у меня по закону подлости в кармане ни копейки. В кармане пижамы, между прочим, – я же не знала, что портал выбросит меня посреди улицы. А стоило догадаться: если мама портал открывает – жди беды. Феи легкомысленные существа… Неужели и я такой же стану?
В общем, стою я, как… не очень умная женщина, перед закрытыми воротами, в белой пижаме с голубыми слониками, переминаюсь с ноги на ногу в розовых тапочках с помпонами, прижимаю к груди любимого плюшевого мишку, с которым сплю… И прямо хочется мне что-нибудь разбить, ну очень хочется!
Ладно, дворец отпадает. Куда еще? Вроде бы здесь до главного столичного театра недалеко. Что скажет низложенная мной королева Изабелла, если я явлюсь к ней с медведем под мышкой и в розовых тапочках? Не то чтобы она меня и в бальном платье бы хорошо приняла… Да еще и в семь утра. Мама у меня тоже придерживается принципа, что кто рано встает – тому все блага мира?
Хм. А куда еще?.. О, я знаю – к Дамиану. Дорогу до школы смутно, но помню. Идти, правда, долго. Зато Дамиан точно проснется. Вот кто мне будет рад в любое время дня и ночи, да?
Ну вот и проверим.
Это получается забавное путешествие. Улицы сказочного королевства рано утром отнюдь не так пусты, как можно подумать. Ну казалось бы – куда тут все спешат в выходной день, да еще и спозаранку? Ан нет – мимо меня дважды (туда и обратно) проезжают по очереди булочник, молочник, зеленщик и мальчишки с листовками (ха, король Ромион занялся агитками?). Меня пытаются зазвать к гадалке (ну точно же девица в пижаме сбежала из дома из-за несчастной любви!), меня приглашают работать моделью скульптор, уличный художник (и не один) и даже женатая пара – вышивальщица с портным (тут я слегка настораживаюсь). Спустя час о моем появлении, кажется, знает уже весь город (особенно если учесть, что я сворачиваю не туда и попадаю на рынок – уже открывшийся). Меня угощают горячей булочкой с карамелью и стаканом лимонада. У доброго булочника сразу прибавляется покупателей – юные подмастерья, лакеи и праздно шатающиеся с похмелья или от несчастной любви аристократы наперегонки кидаются покупать мне булочки, крендельки и мороженое (да, мороженщику тоже перепадает). О моем появлении складывают уличную песню, которую скандируют мальчишки – разносчики пирожков (пока я прячусь от толпы поклонников под чьим-то прилавком).
Кажется, папа был прав насчет паранджи.
В общем, в школу я являюсь во главе громадной толпы мужчин, которые спешат накормить меня завтраком, обедом и ужином сразу, подарить цветы, предложить сводить «туда, где ты еще не была», организовать для меня бал и сшить, а потом и купить лучшее платье в мире. И да, если бы эти энтузиасты выстроились в очередь и говорили не хором, я была бы, может, и польщена. А так мне пришлось удирать от них с тапочками и медведем под мышкой, пока эта толпа ненормальных неслась за мной до самого мужского общежития (которое я каким-то чудом все-таки нашла). Еще и поют песню о моей сногсшибательной красоте (вот и сшиблись бы с ног, в самом деле!).
Так что да, мое появление получается очень эффектным.
– Не впускайте их! – кричу я сонному юноше в синей пижаме – единственному обитателю холла в восемь утра.
Юноша пожимает плечами и щелкает пальцами. Барабанящая в дверь и окна толпа затихает, как выключенная. Еще мгновение длится эта ненормальная тишина – а потом все расходятся, словно резко вспомнили про неотложные дела и – слава богу – напрочь забыли про меня.
– Ух ты, – выдыхаю я, глядя им вслед. – Круто. Как ты это сделал?
Юноша зевает, запускает руку в и так всклокоченную темную шевелюру.
– А я этот… ну… менталист.
– Да? – Я с опаской отступаю к двери. Менталист – это в смысле без мыла залезет в мою голову, прочтет мысли и пошлет к черту?
– Ага. – Парень равнодушно скользит взглядом мимо меня, шарит руками по ближайшему подоконнику. – А ты… – выуживает и надевает толстенные очки, – кто?
И поднимает на меня взгляд.
Я прямо вижу, как у него в глазах начинают плясать сердечки. Это, конечно, блики на стеклах очков, но мне становится очень не по себе. Еще сильнее, чем когда он сказал про менталиста.
– Ну, спасибо тебе, и все такое. Я, пожалуй, пойду.
– А-а-а… в-в-в… – блеет бедняга и краснеет до ушей и дальше. – Д-д-да…
Мне его жаль. И я делаю большую ошибку: хлопаю его по плечу и желаю:
– Ну, в общем, хорошего утра.
Ошибку, потому что, спохватившись, этот горе-влюбленный бежит за мной.
– П-п-постойте! А в-в-вы… Феям нельзя!
Я уже поднимаюсь по лестнице, пытаясь вспомнить, как попасть в комнату Дамиана. Вроде бы она далеко от холла. Налево потом по коридору или направо? И какой этаж?
– П-подождите! Нельзя! Феям нельзя!
– Чего нельзя? – оборачиваюсь я, и парень в очках моментально снижает обороты.
– Н-н-нельзя… Это м-м-мужское общежитие. А хотите… хотите, я вас в женское п-п-провожу? Вы, наверное, з-з-заблудились…
– Не хочу. Лучше скажите, господин менталист, как мне пройти в комнату Дамиана?
– К-кого?
– Дамиана. – Я очень стараюсь не казаться грубой. Надо привыкать, я же теперь фея… – Он брат короля Сиерны…
– Демонолога! – выпаливает несчастный менталист. И бледнеет.
– Да нет, Ромион вроде не демонолог…
Но парень не слушает. Он хватает меня за руку, потом отпускает, словно обжегся. Смотрит взволнованно:
– Вам нельзя к нему, госпожа, это опасно. Дамиан…
– …мой друг. – Я отворачиваюсь и наугад выбираю коридор. Пойду налево, терять-то уже нечего.
– Но, госпожа, – торопится за мной менталист, – поймите, это вам сейчас кажется, что вам нужно… А на самом деле, – задыхается он, а я торопливо заглядываю во все комнаты, где дверь открывается: библиотека, гостиная, еще гостиная, учебная… – А на самом деле он вас призвал и… Госпожа! А если вы девственница?!
Я резко оборачиваюсь и одариваю беднягу таким взглядом, что он снова заливается краской. Но увы, не умолкает.
– Госпожа, да послушайте! Нет, туда нельзя! Это жилые комнаты!
– И мне нужна комната Дамиана. Послушай… те. Мне нужна помощь, или я правда буду ломиться в каждую дверь.
Какое там! Менталист задыхается от волнения, но помогать не собирается, а я снова собираю толпу – невыспавшихся магов на этот раз, которые прожигают меня взглядами, вываливаясь из-за открывшихся на стук дверей. Всклокоченные, кто-то с мишками, как и я, кто-то с деревянным мечом наперевес, с дубиной, с плакатом «Не беспокоить!», с комплектом расчесок, с кинжалом, с жезлом, с котом…
– Не он, не он, не он, – говорю я, переходя от двери к двери. Да сколько ж народу учится в этой школе? Странно, а я раньше только наш класс видела…
«Не я?» – отражается на лице каждого всклокоченного и заспанного. Но никто не возражает – стоит им только бросить взгляд на меня (тоже, кстати, всклокоченную и помятую), их как будто переклинивает… ну, помните – сердечки.
В общем, я снова собираю толпу, которая готова показать мне общежитие, школу – да хоть всю столицу, но только не комнату Дамиана.
Гомон стоит такой, что мне кажется, я потихоньку схожу с ума. И уже прикидываю, куда же мне отсюда бежать, когда в коридоре слева что-то взрывается. И наступает относительная тишина.
Относительная, потому что в ней на толпу проснувшихся парней бросаются духи. Парни уже привычно их зачаровывают, меня пытаются затоптать, отодвигают подальше, к стене… когда над всем этим бедламом взлетает громкий недовольный голос:
– Я же просил… – и дальше нецензурное. Потом снова: – Просил дать мне поспать!
Волна юных волшебников колышется передо мной, и гам стихает.
– Кто заступил черту? – требует между тем голос, в котором я с трудом, но узнаю Дамиана. – Кто, я спрашиваю?!
И все эти менталисты, природники, стихийники (и кто там еще?) отступают от несчастного коридора, обтекая меня, являя темную фигуру (в прямом смысле темную: Дамиан, оказывается, спит во всем черном), в ауре холодной ярости надвигающуюся на нас.
Потом кто-то хватает меня за руку, пытается увести вместе со всеми, но я вырываюсь и, работая локтями, пробираюсь к этой жуткой фигуре, окруженной духами, точно темно-фиолетовым облаком.
– Ты что? С ума сошла? Вернись! – шепчут мне и пытаются снова схватить, вернуть в испуганное людское «море», но я оказываюсь быстрее.
Дамиан тем временем решает всех простить, но с условием: он требует человека с третьей группой крови для эксперимента, а еще «добудьте мне черную крысу, и я, так и быть, вернусь в комнату».
– Господа, не заставляйте меня вспоминать, у кого тут эта демонова третья кровь! Или мне снова вызывать архи…
– У меня! У меня вторая группа, но я же сгожусь! – кричу я, вырываясь-таки вперед. – Привет, Дамиан!
Толпа за моей спиной замирает.
Дамиан тоже замирает. А потом меняется на глазах: демонов как не бывало, яростной ауры тоже. Пижаму он перекрасить, конечно, не успевает, но сам весь розовеет, ярко улыбается…
– Виола!
Толпа обреченно ахает, когда Дамиан обнимает меня за плечи и, зардевшись (я целую его в щеку), торопливо говорит:
– Виола, ты замерзла, пойдем ко мне, тебе надо переодеться… Э-э-э, то есть нет, ко мне не пойдем, у меня там, ну…
– Что, девственница? – в шутку интересуюсь я, оборачиваясь и подмигивая изумленным зрителям.
– Нет, суккуба…
– Что? Суккуба?! – Да, я уже успела прочитать классификацию демонов и запомнила, что суккуба – это секс-демон для мужчин. – Где?!
Эпопея «ворвись в каждую спальню, которая на глаза попадется» продолжается – с той только разницей, что позади теперь не движется огромной гусеницей толпа разбуженных парней, а всего лишь мечется один демонолог-гот, который тут, кажется, гроза всей общаги.
– Виола, ты все не так поняла! Она мне нужна… Ну, для эксперимента! – А сам пассы какие-то делает и меня за руку схватить пытается. – Виола, ну пойдем, я тебя завтраком накормлю, твои любимые булочки со смородиновым конфитюром! Или шоколадом. Хочешь с шоколадом?
Я мрачно распахиваю третью дверь, с порога натыкаюсь на пентаграмму, в центре которой еще возлежит нечто порочно-роскошное, увенчанное изящными рожками, а через пару мгновений остается только лифчик со стразами да запах дорогих духо́в вместе с затихающим вдали: «Еще увидимся, милый».
– Милый? – Я наклоняюсь, подбираю лифчик (ха, у меня нынче грудь больше!) и выпрямляюсь. – Милый?!
– Виола, – щенячьим взглядом смотрит на меня оробевший Дамиан. – Ты правда все не так поняла. Я только… я…
– Меня месяц не было, а ты в Астрале развлекался? – Да, признаюсь, я не столько зла, сколько взгляды благодарной публики меня вдохновляют. – С этим? – размахиваюсь лифчиком. – И с девственницами?!
– Виола… – Дамиан отступает, и толпа перед ним расступается, образуя коридор – перед ним и мной. – Виола, ты не думай… Я никогда… Я не…
– Угу. Я не думаю. Но лифчиком я тебя все-таки профилактически отстегаю. Чтобы запомнил.
– Виола!
Но я уже размахиваюсь, и гроза общежития, демонолог, ужас и будущий Темный Властелин бежит прочь от взбесившейся феи-девственницы. Думаю, это войдет в местные байки. А может, даже песню споют. А то и не одну.
Заканчивается все, впрочем, как всегда, прозаично.
– Дорогу королю! Его Величество идет! Дорогу! – Меня сгребает за шкирку какой-то громила-стражник, Дамиан разворачивается и бросается меня спасать, я по инерции еще размахиваю лифчиком… Попадаю прямо по макушке Ромиону (а что, он же мелкий).
Ничтоже сумняшеся, Ромион вырывает у меня деталь суккубиного гардероба. Рассматривает, хмыкает. Делает стражнику знак меня отпустить, поворачивается к брату:
– Я же говорил, она узнает.
Дамиан заливается краской и бормочет: «Виола, это не то, что ты думаешь», – а Ромион тем временем снимает плащ, встав на цыпочки, укутывает им меня (плащ оказывается мне чуть ниже колен) и вежливо улыбается.
– Ваше Высочество, прошу в мою карету, – и уже Дамиану: – Брат, приведи себя в порядок. Я жду тебя не раньше чем через два часа.
Дамиан встречается со мной взглядом, я корчу рожицу и киваю, мол, все нормально, потом поговорим.
– Прошу, Ваше Высочество, – подталкивает меня к дверце Ромион. И уже внутри: – Здравствуй, Виола. Не могла бы ты в следующий раз появиться менее эффектно? – Карета трогается, меня вжимает в мягкое сиденье, а Ромион продолжает: – Мне пришлось отменить завтрак с эльфийским послом, потому что, цитирую капитана моей стражи: «Какая-то сумасшедшая фея носится по городу и зачаровывает честных жителей розовым медведем». – Он замолкает на мгновение, хмурится, глядя, как я усаживаю медведя на подушку рядом с собой. Вздыхает и тянется к нему. – Виола, у тебя совесть есть? Приносить магические артефакты из другого мира…
– Не тронь Самсона! – Я прижимаю медведя к себе. – Он невиновен! И вообще, никакой он не артефакт, а мой единственный плюшевый друг. И любит меня – в отличие от тебя, Твое Величество.
Ромион одаривает Самсона таким красноречивым взглядом, что я поскорее прижимаю голову медведя к своему боку.
– Самсон, никто нас здесь не любит!..
– О звезды, Виола, прекрати! – вздыхает Ромион. – Лучше расскажи, как так получилось, что ты разгуливаешь по улицам моей столицы в непотребном виде? Даже Дамиан после своих экспериментов на такое не способен.
Я вздыхаю еще горше.
– Нормальная у меня пижама. Тебе слоники не нравятся?.. Ромион, мне-то откуда знать? Спроси мою маму, почему она с утра пораньше портал прислала и не предупредила, что следует хотя бы нормально одеться? Я думала, окажусь в моей старой спальне… Кстати, а что там с моим домом? В смысле, с домом Роз?
Ромион хмуро глядит на меня. Недоволен, вечно он всем недоволен!
– Поскольку выяснилось, что король Кремании этот особняк никогда не покупал, а счет за его обслуживание приходит в мое казначейство благодаря моей дорогой и, к несчастью, все еще живой мачехе… Виола, дешевле будет тебе жить во дворце.
– То есть дешевле? А если… если я не хочу жить во дворце? Ромион, тебе что, для меня дом жалко? После всего, что я сделала?.. Ромион, ты знаешь, что жадность с людьми творит?
– Я знаю, что творит расточительство короля с его подданными. Особенно бедными подданными, – парирует Ромион, хмурясь еще сильнее. – Виола, ты не могла бы перестать это делать?
– А что я делаю?
– Зачаровываешь меня. И с каждой минутой все сильнее. – Ромион действительно выглядит так, будто ему приходится сейчас бежать вместо лошадей. Даже капелька пота по виску стекает. – Пожалуйста, прекрати. Это низко – выпрашивать у меня обратно тот особняк таким способом.
– Выпрашивать? – ахаю я. – Да я ничего не делаю! Ромион, думать обо мне так – вот это низко! Послушай, я не знаю, что происходит, но я тебя не зачаровываю, я и колдовать-то толком не умею!
– А… ясно, – выдыхает минуту спустя Ромион и с видимым усилием отрывает взгляд от меня. – Королева, твоя мать, не показала тебе, как держать свою магию под контролем?
– Нет… А зачем? Какая магия, Ромион, я же правда ничего не делаю!
– Я сегодня же выскажу официальную ноту протеста Садам, – бормочет Ромион. – Виола, умоляю, отвернись. Звезды, как мой брат это терпит?..
Так мы и едем до дворца в мертвой тишине, старательно глядя в разные стороны. И атмосфера в карете такая, что стоит не так вздохнуть, как между нами заискрит. Все-таки Ромион неисправим…
У парадного подъезда – того самого, где нас всего-то месяц назад встречали сиернские придворные, ужасаясь моему уродству и сочувствуя Ромиону, наша карета останавливается, Ромион приказывает (именно приказывает – королевский титул на него плохо влияет) мне оставаться в карете и громко требует к себе придворного мага.
Придворный маг еще молод – для мага, я имею в виду. Или я просто жертва стереотипа, что придворные маги все, как Мерлин, старики? Этому волшебнику на вид лет тридцать, и все равно очень забавно выглядит, когда он кланяется маленькому юному Ромиону и взволнованно интересуется, что происходит.
– Сделай с ней что-нибудь! – вместо ответа выдыхает Ромион, неприлично указывая на меня пальцем.
Маг встречается со мной взглядом и бледнеет, как будто я не девушка, а какой-то… волколак! И только что съела его бабушку.
– Ваше Величество, может быть, вы просто вывезете ее за пределы Сиерны…
Я давлюсь воздухом. Этот колдун что, только что вежливо предложил Ромиону выкинуть меня за границу его страны?
Ромион вздыхает еще горше.
– Я не могу, это наследница Зачарованных Садов, – «а то бы выкинул» невысказанное повисает в воздухе.
– Да я сама уйду! – обиженно восклицаю я и, подхватив мишку, пытаюсь выбраться из кареты, но Ромион с магом встают в проходе грудью.
– Виола, не смей!
– Ваше Высочество, подождите, прошу вас… Минутку… Еще немного. – Колдун чарует, я с подозрением за ним слежу… Но в лягушку вроде не превращаюсь. Зато Ромион вдруг выдыхает, как будто снял с себя всю тяжесть мира.
– Звезды…
– Я запечатал… Ее Высочество… – задыхаясь, как после пробежки, говорит придворный маг.
– Надолго? – с надеждой интересуется Ромион, но маг качает головой:
– Часа на три, не больше.
– Я сейчас же вызываю королеву Садов! – бледнеет Ромион.
– Эй, а может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?
Но Ромион себе не изменяет. Он торопливо отдает приказы, сдает меня с рук на руки армии горничных, которые несут меня в то, что здесь называется «гостевыми апартаментами», а по сути – дом в доме, в смысле, во дворце. Одна купальня чего стоит!
Где-то на периферии маячит придворный маг, но больше никаких мужчин – только горничные. Уносят моего Самсона, снимают с меня пижаму, облачают в утреннее платье, пытаются прибрать мои волосы… И когда терпеть это у меня сил больше нет, дурдом наконец прекращается – с приходом мамы.
Она вплывает в купальню, точно на облаке – из летних терпких ароматов. Розой всегда пахнет моя сестра, фиалкой, если верить Дамиану, – я, а вот мама – это всегда цветочная смесь, терпкая и требовательная. В детстве я представляла, что это золотая пыльца вокруг мамы – облако. И до сих пор мне так кажется – неудивительно, ведь мама теперь носит все золотое. Я не знаю названия ткани, из которой сшито ее платье, но это что-то цветочное. В смысле, если взять лепесток той же розы и приложить к маминому платью да покрасить в золотой, будет не отличить от той ткани.
Всегда красивая, моя миниатюрная мама теперь держит себя как истинная королева. Горничные перед ней расступаются, приседая в реверансах, словно заранее знали, что королева фей придет навестить дочь.
Я же смотрю на нее и вижу, что теперь, когда проклятие снято, я действительно очень на нее похожа. Волосы, фигура – возможно, у всех фей такие. Но вот черты лица – мы кажемся сестрами теперь, точно так же, как когда-то мама с бабушкой казались сестрами мне. Просто одна чуть-чуть старше – видно по взгляду. Мудрее, быть может?
Это было лет десять назад. Интересно посмотреть на бабушку сейчас… Ха. Сдается мне, скоро так и так ее увижу.
Мама прогоняет служанок и сама принимается за мной ухаживать… Дамиан как-то заметил, что я странно говорю о матери – о крестной ведьме и то теплее. Ему есть чему удивляться – у него, рассказывают, была нормальная, обычная мать. А я уже лет десять знаю: моя мама – наследница (а теперь и вовсе королева) и титул важнее, чем дочь. Дочери. Так или иначе, меня никогда это не удивляло: сложно удивляться обычаям фей, побывав в их Садах. Я и не удивляюсь – ни тому, что мама все-таки бросила папу, и даже ни тому, что отца Роз она точно так же бросила, как и саму Роз. Для фей это нормально: наследница обязана родить дочь… И забрать ее, когда та вырастет достаточно, чтобы ее магия пробудилась. Обычно это происходит в двенадцать, но я была проклята, а Роз так и осталась феей лишь наполовину. Это я тоже приняла как данность: хоть Роз и казалась мне истинной феей, до уровня мамы она никогда не дотягивала. Не такая красивая и без… всего этого. Флера. Пыльцы. Всего, что делает фею феей. Не знаю, мне пока сложно это объяснить, но я уже чувствую.
Сейчас, выходит, мое время пришло – этого я и боялась, когда говорила Габриэлю: я была в Садах и знаю, что там могут сделать с человеком. Со мной. Я не фея в душе, мне будет сложно. Наверное, мама это тоже чувствует: она долго стоит за моей спиной, глядя через мое плечо в зеркало. У нее тоже темно-синие, почти фиолетовые глаза, но взгляд сейчас грустный. Она знает, что меня ждет. Она сама через это прошла.
Я же говорила, что сказка сказкой – а жить в этом мире… Не знаю, может быть, принцессой это было бы замечательно. Но не постоянно, не всегда. И не феей. Не мне.
– Я научу тебя, как дать понять мужчинам, чтобы они тебя не тревожили, – говорит мама наконец. Она не говорит: «Я научу тебя, как стать незаметной». Или: «Как вернуть все, как было прежде». Мы обе знаем, что это невозможно.
Мама маленькая, меньше меня. Может быть, даже меньше Ромиона. И ее голос – он не человеческий, он тоньше. Нотки этого «нечеловеческого» я слышу последний месяц и у себя, когда говорю.
– Было бы проще, если бы твой отец дал увезти тебя, когда тебе исполнилось шесть.
Да, как раз тогда, когда я уяснила, что уродлива днем. И побывала в Зачарованных Садах – один-единственный раз. Меня там жалели. А если бы мама правда увезла меня тогда от папы навсегда – я бы стала парией среди фей. Одно дело терпеть неуклюжую уродину неделю, ну, две. Но годы? Легкомысленные феи столько ждать не могут.
Мама оглядывает приготовленные для меня платья и морщится. Протягивает руку – и ей на ладонь падает такая же «цветочная» ткань, из которой сделано ее платье.
– Фиалка, – глядя на меня, говорит мама. – Фиалка всегда будет твоим счастливым цветком. Повернись.
Ткань окутывает, превращаясь в громадную перевернутую фиалку. Пять темно-синих, под цвет моих глаз, лепестков расходятся от бедер, а лиф украшают все те же фиалки, только темнее и с ребристыми, точно рюш, краями.
– Хорошо, – решает мама. – Но вот еще…
«Еще» венок из фиалок ложится на мою голову – просто, но изысканно. Маленькая корона.
А я только малодушно радуюсь, что эти цветы молчат. Но Роз как-то говорила, что фиалки вообще неразговорчивы…
– Никому не позволяй заплетать тебе волосы, – предупреждает мама. – Они должны быть распущены. Так ты сильнее.
– Но они же мешаются…
– Потерпишь.
Моя мама, королева, легкомысленно относится к моим жалобам давным-давно. Наверное, ей так проще. Так проще и мне: до недавнего времени она совсем не лезла в мою жизнь.
Но я всегда знаю, если мне действительно, по-настоящему нужна будет помощь, мама сделает все, чтобы помочь. А еще – на самом деле под этим флером, и легкомыслием, и забывчивостью (она давно уже не поздравляет меня с днем рождения и с Новым годом тоже) мама все та же прекрасная, милая женщина-видение из моих детских снов, певшая мне колыбельную. Просто – незнакомка. Как и я для нее.
– Миледи… – Ромион, видно, решил, что раз с эльфийским послом завтрак не задался, так стоит наверстать его с королевой фей. Во всяком случае, нас ждет накрытый стол в столовой через три комнаты от купальни. Богато и изысканно: золото, тончайший фарфор, серебро и хрусталь… – Позвольте пригласить вас…
Они все-таки с мамой одного роста, с усмешкой замечаю я, садясь за стол. Ох, да что ж это – Ромион превзошел себя: он не только раздает нам обеим комплименты, он еще и приказал положить по десять вилок вокруг наших тарелок. Зачем? Даже отец Роз подобным излишеством не страдает…
Но мама, конечно, знает, как и когда пользоваться каждым прибором – чего не скажешь обо мне. Понятия не имею, кто как, а я все еще чувствую себя как красивая дылда, нарядившаяся в цветок. В общем, не в своей тарелке.
Хорошо хоть в разговоре участвовать не приходится: мама с Ромионом обсуждают какой-то экспорт, отчего мама нехорошо щурится, а Ромион краснеет, но продолжает любезничать. Я же гоняю по тарелке листик салата… Пока эта идиллия не разбивается с грохотом – от открывшейся двери.
Все еще слегка помятый, с перевязанными запястьями, в комнату влетает (именно так) Дамиан.
– Полдворца вас найти не мог!
Ромион тут же встает, делая Дамиану знаки вести себя прилично.
– Ваше Величество, могу я представить моего брата?..
Дамиан кланяется, не отрывая восторженного взгляда от меня. Я облегченно улыбаюсь. Вот кто меня спасет!..
– Конечно, я знаю человека, расколдовавшего мою Виолу, – сдержанно говорит мама, подавая Дамиану руку для поцелуя.
– Мам, – начинаю я, – вообще-то мы с Дамианом любим друг друга и… – «и ты могла бы быть с ним потеплее», но этого я сказать не успеваю.
– Помолчи, Виола.
Я обиженно замолкаю, а Дамиан – ура! – садится рядом со мной. И тут же шепчет:
– Виола, ты прекрасна!
– Я тут чуть не умерла от скуки, – шепчу я в ответ. – Слушай, сколько обычно длятся эти завтраки? Я хочу отсюда сбежать. – Тут Ромион больно пинает меня под столом, и я понимаю, что еще чуть-чуть придется потерпеть.
Дамиан вздыхает, но тут же снова улыбается.
– Виола, насчет той суккубы…
– А, успокойся, все я понимаю, – тоже улыбаюсь я. – Весело же было, нет? Кстати, что там с кровью? Мне кажется, твои… ну, остальные в этой общаге тебя боятся. Ты уже не первый раз…
– Виола.
Я поднимаю взгляд на маму.
– Я только что говорила Его Величеству, что эти апартаменты прекрасны.
– Я ему тоже кое-что скажу, когда ты уйдешь, – бурчу я, но так, что Ромион слышит. И снова пинается.
– Виола, – щурится мама, – я также сказала, что твой портал должен был открыться в Ниммерии, а вовсе не здесь.
– Это где? – Да, с картой этого мира у меня до сих пор проблемы.
– Зачем в Ниммерии? – в унисон мне спрашивает Дамиан, получает свою порцию «того взгляда» от мамы. И от брата тоже – дотянуться до него ногой Ромион не может.
Мама изящно отставляет кубок с нетронутым вином и смотрит только на меня.
– Ты должна мне помочь.
Хм, как-то не так я представляла тот момент, когда мама попросит меня о помощи… Хорошо, я никак этот момент не представляла. Он невозможен.
– Ты уже доказала, что можешь работать со смертельными проклятиями. – Мама взглядом показывает на Ромиона. – Теперь я хочу убедиться, что ты также можешь выполнять роль доброй волшебницы.
Я тоже на всякий случай отставляю в сторону бокал с соком. Поперхнуться сейчас будет… невежливо.
– Кого?
– Виола, ты, конечно, знаешь, чем занимаются феи, – ледяным голосом говорит мама, пронзая меня взглядом.
– Откуда? – фыркаю я. – Я думала, вы с цветка на цветок летаете.
– Целый день? – Невероятно, но мамин голос стал еще холоднее.
– Именно.
– Ваше Величество, – неожиданно приходит мне на помощь Ромион, – но роль доброй волшебницы ведь исполняют только рабочие феи.
Рабочие… феи? Такие действительно существуют?
А потом я вспоминаю фей из «Спящей красавицы», и у меня появляется неприятное подозрение… Мне же не нужно ехать на крестины? Нет? Не нужно? Ненавижу младенцев!
Мама, тем временем ответив Ромиону, что феи работают все – независимо от титула, снова смотрит на меня.
– Виола, ты должна помочь принцу Ниммерии.
Ромион хмыкает, а Дамиан замирает, крепко сжимая рукоять ножа.
– И как я должна ему помочь?
Мама пожимает плечами:
– В этом и испытание. Фея всегда знает сама, как помочь. Это наша работа.
– Мама…
– Дочь!
– Ваше Величество, давайте я покажу вам наши сады! Уверен, они вам понравятся! – объявляет Ромион, вставая.
– Благодарю, – холодно откликается мама. – Вы посмотрите их сами. И прихватите с собой, пожалуйста, вашего брата. Я должна поговорить с Виолой. Если это возможно, наедине.
Ромион краснеет, но за плечо выдергивает Дамиана из-за стола.
– Мама! – выдыхаю я. – Это же мои друзья, как ты можешь!..
– Виола, веди себя прилично!
– А ты… – Но я ловлю взгляд Ромиона, и он советует мне заткнуться. Неожиданно даже для самой себя я так и поступаю. Но внутри все горит от возмущения!
Мама словно ничего не замечает. Или замечает, но ее это не заботит? За Ромионом и Дамианом закрывается дверь, а мама спокойно пробует сладкие карамельные шарики с разноцветной обсыпкой и жмурится от удовольствия. А я машинально отмечаю, что действительно все феи любят сладкое в той или иной степени. Наверное, поэтому на столе столько разновидностей десерта. Ромион хочет задобрить королеву фей.
– Виола, этот мальчик, Дамиан…
– Что? – слишком резко спрашиваю я, но мама будто не замечает моей злости.
– Ты любишь его?
– Да!
– Жаль.
Я ошеломленно смотрю на нее, а мама изящно накалывает на десертную вилочку очередной карамельный шарик.
– Темный Властелин не пара фее. Тем более фее королевских кровей.
– Да идите вы со своей кровью в… – На этот раз мы с мамой встречаемся взглядом. Я была права: все она замечала, просто успешно делала вид, что ничего не происходит. Маска. Кукла.
Я не хочу такой быть!
– Виола…
– Я его люблю. Он любит меня. Что еще нужно?
Мама смеется в ответ – так обидно, что меня аж перекашивает. В сердцах я отбрасываю вилку, она звенит по тарелке… А мама неожиданно оказывается рядом – ее руки на моих плечах, ее губы у моего уха.
– Фиалочка моя, я знаю, что ты сейчас думаешь. Не надо, не смотри на меня так. Я все-все знаю. Меня тоже увезли прочь из места, которое я считала домом. Потом мне не дали выйти замуж по любви – и знаешь, я была этому рада, потому что любовь любовью, но все прошло, а быть королевой лучше, чем третьей по счету принцессой. Разве нет?
– Мам, о чем ты?..
– Виола, цветочек мой, я скажу тебе только один раз: я всегда тебе помогу, ты это знаешь. Но если этот твой мальчик разобьет тебе сердце, я буду бессильна его склеить. И да, я знаю, что тебе сейчас плохо, ты запуталась и боишься Садов, которые уже давно должны были стать твоим домом. И еще я знаю, что ничего не могу сделать, чтобы тебе было легче: ты уже взрослая девочка и сама должна справиться. Понимаешь?
– Понимаю, мамочка. Я с шести лет взрослая, – едко добавляю я.
Мама поворачивает мою голову за подбородок, заставляет смотреть себе в глаза.
– Поймешь. Я только прошу: веди себя прилично. Тебе же будет хуже, если ты испортишь себе репутацию – как это сделала твоя сестра.
– Мам, Роз – еще и твоя дочь!..
– Да, поэтому ей я тоже помогу. И ее супругу. Но это не значит, что я одобряю ее поведение и выбор.