Мария Романова
Зелёные Омуты
Глава 1
Деревенька Зелëные Омуты состояла из пятидесяти дворов и церкви. Живописная глухомань и тишина притягивали сюда уставших от городской суматохи дачников и художников, ищущих вдохновения.
Истинной жемчужиной деревни были три озера, огромными зеркалами лежавшие среди холмов в обрамлении соснового леса.
Вода в озëрах даже в летний зной оставалась ледяной и хрустально чистой. В отдалëнных уголках буйно цвели водяные лилии, на зорьке весело плескалась рыба. Любители рыбалки никогда не уходили без улова, однако местные предания хранили жуткие истории о жадных рыбаках, потерявших жизнь на берегу при странных обстоятельствах.
Как и в любой деревне при крупных водоëмах, старожилы рассказывали о русалках, сидящих на камнях в свете луны, и о прекрасных девушках, приглянувшихся водяному и пропавших на дне. Приезжие не особо верили этим рассказам, но мистические истории добавляли месту очарования, а отдыху – романтики.
Обитатели Зелёных Омутов, в основном старики, жили сдачей комнат дачникам, торговлей овощами со своих огородов, лесными грибами и ягодами.
Церковь в деревне восстановили лет двадцать назад. Служить в церкви был назначен отец Николай. Супруга его вскоре умерла от рака, детей Бог не дал. Батюшка принял монашество и остался в Зелёных Омутах. Служил добросовестно. Каждый день к церкви стекалось десятка полтора старушек, летом прибавлялись приезжие, вздыхавшие об особой благодати в здешней церкви.
Тем же летом, когда освятили храм, Олег Родионов, сын местной жительницы Серафимы Никифоровны, едва не потерял на озере невесту. Марина была отличной пловчихой, любила воду, отличалась боевым характером и на спор с братом решила переплыть Светлое – меньшее из озёр. Олег не одобрял идеи, но строптивые сестра и брат начали заплыв. Через четверть часа к берегу вернулся только Сашка и стал звать на помощь. Марина пропала.
Олег бросился в воду. Там, где могла утонуть его невеста, было неглубоко. Нырнув к самому дну, он быстро увидел её среди коряг. Марину удалось вернуть к жизни, молодые поженились и уехали в город. Серафима Никифоровна удивлялась:
– Как подменили девку! Строптивая была, на других парней заглядывалась. А как чуть не утонула, притихла. Ласковая, заботливая стала!
Олег тоже заметил в Марине перемену. Она начала бояться воды, даже в ванне не мылась, только под душем. Боялась не только за себя. Когда подросли их сыновья-близнецы, мать категорически не соглашалась пускать их в воду.
Для Васи и Вани это было трагедией. Однажды, года в три, отдыхая с родителями на юге, они потихоньку сбежали от матери и забрались в море. Как два дельфинчика, малыши, которых ещё никто не учил плавать, быстро удалялись от берега. Марина окаменела от ужаса. Олег скоро вернул беглецов, удивляясь их способностям. Жена осталась безучастной к успеху сыновей, только крепко прижимала их к себе и беззвучно что-то шептала.
В том году сыновья Родионовых поступили на спортивный факультет университета. К бесконечным тренировкам и соревнованиям добавились лекции, семинары, зачёты. Родители, занятые бизнесом, почти не видели детей. Собираясь вечером дома, они не могли наговориться, столько событий, встреч, вопросов набиралось за день. Все, знавшие отца и мать Марины, удивлялись, как дочь скандалистов и любителей выпить создала такую дружную семью и уют в доме.
Она успевала всё. Была великолепной женой – заботливой, красивой, нежной. Марина-мать умудрялась быть и ласковой, и строгой со своими сыновьями, которые рано стали самостоятельными, подолгу живя вне дома на сборах и соревнованиях. Но даже в колючем подростковом возрасте мальчишки тянулись к ней, рассказывали о делах, об успехах и неудачах.
Десять лет назад, отправив сыновей в школу, Марина открыла бизнес. Она держала магазин аквариумов и оборудования для них. Когда жена начала своё дело, Олег поддержал её, но в душе не одобрял выбор ниши и не рассчитывал на успех. Каково же было его удивление, когда через пару лет Марина стала известна не только в своём городе, но и в стране. Её аквариумы украшали дома знаменитостей и офисы крупных компаний. Коллеги-аквариумисты, кто в шутку, кто всерьёз, считали, что подводные обитатели разговаривают с ней.
Увидев проблемный аквариум, Марина останавливалась и смотрела в него, как в экран, несколько минут. После этого быстро меняла в нём что-то. Первое время именитые специалисты, видя эти рекомендации, крутили пальцем у виска. Но когда несколько безнадёжных дорогостоящих проектов были спасены руками Марины, её зауважали.
Она ориентировалась в деле как рыба в воде и могла бы зарабатывать миллионы, но искренне считала, что клубный формат магазина лучше огромной аквариумной империи, а время, проведённое с близкими, не имеет цены.
Олег сначала очень переживал за жену и её успех, а потом, когда дело закрутилось как торнадо, за себя и их семью. Но Марина вовремя нашла баланс, и жизнь вернулась в прежнюю колею.
Постепенно страхи, одолевавшие её в первые годы после утопления, почти утихли. Она даже стала ходить на соревнования по плаванию. Но если Олег удивлялся успехам сыновей и очень гордился ими, Марина воспринимала всё как должное. Несколько раз муж слышал, как перед стартом мать ненавязчиво наставляла мальчишек в том, что следует делать в воде, и чего не следует. И это не были правила безопасности.
Став юниорами, братья Родионовы попали к своему нынешнему тренеру Николаю Петровичу Стрельцову. Когда они показали матери видео с ним, та улыбнулась и уверенно сказала:
– Повезло вам, ребята. Он гениальный тренер.
– А ты откуда знаешь? – удивился Олег. – На нём не написано.
– Ну, – уклончиво ответила Марина, вдруг смутившись, – большой опыт, несколько подопечных в сборной страны, мастеров спорта готовит, как пирожки печёт… Сами мальчики только что говорили.
– А ты знаешь, мам, – вдруг произнёс Василий задумчиво, – на первой тренировке он говорил нам о воде то же, что и ты когда-то.
– Ага, – подхватил Иван, – и удивлялся, что мы первые в его тренерской карьере, кто понимает его с полуслова. Даже с полумысли, как он выразился. Мистика?
– Не болтай ерунды, – махнул рукой отец, – крутой тренер и перспективные ученики, только и всего.
– Да, разумеется, – Марина снова улыбнулась и больше не возвращалась ни к этой теме, ни к делам детей в бассейне, словно доверила их родному человеку.
Олег был рад такому положению дела. Вняв бесконечным просьбам сыновей, он лет с пяти тайком водил их в бассейн. Эта партизанская война далась нелегко. Три раза в неделю вечером по рабочим дням было ещё приемлемо. Он говорил жене, что возит мальчишек после детского сада в свой автосервис, приучает к делу. Но когда тренировки стали ежедневными, приходилось трудно. Благо началась школа, и дети постепенно научились передвигаться по городу сами.
Тайна раскрылась случайно. Сыновей показали по телевизору. Марина потихоньку всплакнула, что-то прикинула в уме и перестала запрещать им плавать. Но постоянно подробно расспрашивала детей о ребятах из секции, о тренерах, а на соревнованиях не сводила глаз с дорожки и дотошно рассматривала судей, словно ожидала опасности.
Братья были самыми настоящими близнецами. Безошибочно их различать могла только мать. С ней одной не проходили многочисленные проделки с обменом одеждой, заданиями, тетрадками, которыми они с успехом пользовались с детского сада. Казалось, она читала их мысли и пресекала шалости уже на старте.
Ребята очень нуждались друг в друге. В восемь лет Иван наступил на стекло, сильно поранился и попал в больницу. Василий сел в углу, ни с кем не разговаривал, отказывался есть, ничем не интересовался, слушал уговоры родителей, но не слышал. Вытерпев два дня, они вынуждены были забрать ребёнка под свою ответственность.
Иван чувствовал себя плохо, был вялым, температурил, рана гноилась, антибиотики не помогали. Лечащий врач был вне себя, угрожал осложнениями вплоть до потери стопы, пугал опекой, но Марина с Олегом настояли на своём.
Когда отец переступил порог квартиры с раненым братом на руках, Василий оживился и выбрался из своего угла. У Ивана впервые за двое суток упала температура. Следующие семь дней их обоих возили на перевязки в поликлинику. Василий так очаровал своей заботой строгого старичка-хирурга, что тот разрешил ему заходить в перевязочную вместе с Иваном.
А через неделю они носились по двору друг за другом и возобновили тренировки.
Глава 2
Теперь ребята готовились стать мастерами спорта. Им предстояла поездка на международные соревнования в Китай. Казалось, они стали жить в бассейне. Между тренировками строчили рефераты, подчищая долги то по философии, то по культурологии.
Незадолго до отъезда Ивану пришло в голову учить китайский язык. Он всюду ходил в наушниках, бормоча под нос китайские слова под диктовку какого-то приложения. Василий потешался над братом до тех пор, пока тот не начал здороваться с преподавателями по-китайски. На следующий день у Ивана пропали наушники и внезапно исчезло то самое приложение с телефона. Ему сразу стало ясно, чьих это рук дело.
– Васька, – гневно набросился он на брата, обнаружив пропажу, – отдавай сейчас же!
– Что? – притворился непонимающим Василий. Они переодевались после тренировки, и, чтобы потянуть время, он начал старательно выливать воду из ушей.
– Не притворяйся! – Иван был вне себя. – Ушами, что ли, грёб? Ты куда наушники дел? И в телефон зачем залез?
– За тебя страшно стало, – признался Василий. – Вдруг ты русский забудешь, а китайский ещё не выучишь? – он протянул брату бокс с наушниками.
– Завидуешь? – уточнил Иван сердито.
– Да не то что завидую, – вздохнул Василий, – я три дня с тобой не разговаривал. Как будто часть себя потерял.
– Понимаю, – виновато улыбнулся Иван, – прости, не подумал.
В Шанхае братья заняли первое место с абсолютно одинаковым результатом. Судьи пребывали в растерянности, десятки раз пересмотрели видео от старта до финиша, подняли архивы, провели массу консультаций, пытались найти погрешности в технике. Даже дополнительную пробу на допинг организовали. Петрович, глядя на эту суматоху, язвил, что ребята ещё не раз дадут шороху. И наконец, впервые в истории состязаний, на верхней ступени пьедестала оказалось два человека.
В Шанхае в то время стояла яркая осень. Иван написал перед отъездом реферат по культуре древнего Китая и был в полном восторге от всего, что видел. Пока Василий мирно спал во время переездов в соседнем кресле автобуса, он не отрывал взгляда от видов за окном, рисовал что-то в блокноте, постоянно фотографировал. В гостинице он очаровал персонал своими попытками говорить по-китайски и бесконечными вопросами о местном быте и обычаях. Когда делегация отправилась в обратный путь, провожать их высыпали все сотрудники отеля.
– Ну, Ванька, – покачал головой Василий, – ты прямо звезда!
– Видишь, людьми интересоваться надо, – наставительно ответил Иван и рассмеялся. – Учись, пригодится!
Самолёт взмыл выше облаков и взял курс на северо-запад. Потом была шумная, суетливая Москва и поезд до родного города. Из яркой солнечной осени они попали в полумрак и сырость предзимья. Василий проспал всю дорогу, просыпаясь на перебежки между транспортом и перекус. Иван сначала сердился на брата, потом оставил его в покое и погрузился в размышления.
Дома их встретили вечером воскресенья. А на следующее утро жизнь закрутилась в прежнем ритме, как будто и не было последних соревнований.
***
– Ванька, хорош копаться, – Василий стоял в дверях раздевалки. – Девятый час, по физиологии конь не валялся, зачёт завалим – никакие медали не спасут!
– Да успеем, – возразил Иван, натягивая толстовку, – давай по кофейку ещё возьмём, а то до дома не доползём. Петрович озверел сегодня, загонял совсем!
– А ты не помнишь, часом, кто у нас на мастера спорта претендует летом? – ехидно поинтересовался Василий.
– Ну мы с тобой, – Иван вскинул на плечо рюкзак, – а сейчас начало декабря, и кофеëк никто не отменял, – он направился к автомату и ткнул на капучино. – Тебе взять?
– Нет, – буркнул брат, – не знаю, как у тебя, а у меня режим!
Они вышли на крыльцо спорткомплекса и восхищённо замерли. Шли на тренировку осенью, а возвращались зимой! Большие пушистые хлопья снега плавно спускались с неба, ложились на асфальт, покрывали газоны, деревья, редких прохожих, кружились в мягком свете фонарей. Воздух был морозным, бодрящим. Вся эта картина была наполнена радостью и праздником.
Иван зажмурился, поднял лицо навстречу летящим хлопьям, глубоко, с наслаждением втянул холодный воздух и произнёс:
– Зима!.. А представляешь, в Китае снега нет. Как живут?
– Странный ты какой-то, – проворчал брат, – переутомился, видимо. Какая тебе разница? Живут, и ладно.
– Да скучно мне как-то, Васька, – признался Иван. – С девчонкой подружиться, что ли?
Братья шли по убелённой улице мимо старых домов, мимо нарядного под снегом собора. Город, казалось, задремал под снежным покрывалом, замолчали дороги, исчезли люди, прекратилась суета.
– Нашëл проблему, – хохотнул Василий. – Полный бассейн синхронисток под боком. В прямом смысле. Чего ж тебе ещё, Иван-царевич? Али выбрать трудно?
– Ах ты ехидна, – Иван быстро наклонился, слепил снежок и метнул в брата, успевшего отскочить на несколько шагов. Тот не остался в долгу.
Отдышавшись после пятиминутной битвы, Василий спросил уже серьёзно:
– Ну а что, красоток же полно. Вот хоть Алиска Бегунцова – первый сорт!
– Да ну еë, – махнул рукой Иван, – Барби! Вечно улыбается, причём всем одинаково.
– Чего же тебе надо, привереда?
– Эх, Васька! Не понимаешь ты, – грустно вздохнул Иван. – Мне бы девчонку из другого мира. Чтоб новизна, загадка была, чтоб поговорить, чтоб восхищаться, чтоб она умела то, чего я не могу… О чëм я с Алиской говорить буду? О температуре в бассейне? А по воде молотить я и сам умею.
– Дожили, – Василий глядел с усмешкой, – на инопланетянок потянуло! Спал бы лучше в самолёте, чем ерунду фантастическую смотреть. Э, ты куда это? Дорогу домой позабыл?
Иван вместо привычного поворота направо к трамваю двинулся в сквер налево.
– Давай ещё погуляем, – предложил он брату. – Тут крюк минут на пятнадцать будет, не больше!
– Братан, физиология. Зачëт!
– Вот скажи мне, – Иван остановился перед Василием, – только честно. Что ты делал на последней лекции по физиологии? Спал. А я слушал. И говорилось там про кислород для работы мозга. Гулять нам сейчас полезно. Пошли! – он решительно зашагал в сторону сквера.
– Чучундре это завтра расскажи, – проворчал Василий, устремляясь за братом.
В сквере было сказочно. Стволы старых лип и клёнов чернели на серебристом фоне снега. Запорошенные дорожки разбегались веером в полумраке фонарного света. На башенке причудливого здания кукольного театра пробило девять вечера. Ни души кругом!
Вдруг Иван насторожился. Из дальней аллеи раздался звук голосов.
– Подожди-ка меня, – он сунул Василию свой рюкзак и сорвался с места. Через минуту он был там, откуда доносились тревожившие его звуки.
Два крепких гопника стояли над девушкой, сидевшей на снегу. Она показалась Ивану такой маленькой и хрупкой! Из-под съехавшего набок белого берета с помпоном выбились рыжие локоны, нос пуговкой, огромные, полные ужаса серые глаза, веснушки… Кроха крепко прижимала к груди маленький чёрный футляр.
– Не отдам! Ни за что не отдам! – её тоненький голосок дрожал.
Волна нежности захлестнула Ивана, но тут же уступила место негодованию.
– Э, ребята, – окликнул он гопников, – полегче с девушкой!
– Иди, куда шёл, – огрызнулся один из них, – сейчас наш кореш придёт, мало не покажется!
– Нет, кореша мы ждать не будем, – из полумрака аллеи выступил Василий.
Хулиганы, не ожидавшие отпора, уставились на братьев.
– Что, ещё не успели получить, а в глазах уже двоится? – пошутил он, видя их замешательство.
– И правда, двое на двое честнее будет, – Иван грозно наступал на гопников. Те, недолго думая, пустились наутёк.
– Эй, вы куда, – Василий покатился со смеху, – мы даже размяться не успели!
Иван подошёл к девчонке, всё ещё сидевшей на снегу.
– Вставай, – он протянул руку.
Она ухватилась и подтянулась к нему. Да, совсем дюймовочка – рослому Ивану до груди.
– Ты в порядке? – Иван смахнул снег с ближней скамейки и усадил кроху.
– Да, спасибо, – девушка посмотрела на него огромными, полными слёз глазами.
«Ну и смотрит!» – у парня аж дух захватило.
– Зовут-то тебя как, дюймовочка? – ласково спросил он
– Настя, – она впервые робко улыбнулась, – а вас?
– Я Иван, – представился её спаситель, – а это Василий, брат мой.
– Двое из ларца? – рассмеялась Настя.
– Одинаковы с лица, – кивнул Иван, – но только с лица. Он вредный, от него лучше подальше держаться, – поддел он брата.
– От вредного слышу, – парировал Василий, – не верь ему.
– Давай мы тебя домой проводим, – предложил Иван, – время позднее. Далеко живёшь?
– Нет, пару кварталов отсюда, в сторону трамвайной остановки.
– Вот, нам по пути, – улыбнулся Иван, показав за спиной кулак Василию, который попытался вставить своё слово.
И ребята пошли по снегу втроём. Дюймовочка, оттаявшая после испуга, была разговорчива. Иван охотно поддерживал беседу.
Оказалось, что Настя живёт с бабушкой, родители её работают в оркестре в Буэнос-Айресе, и что в футляре серебряная дедушкина флейта, на которой теперь играет она сама, и что все в её семье музыканты.
Узнав, что братья – спортсмены, Настя удивлённо сказала:
– Спорт – это же как другая планета! А где учат на спортсменов?
– В бассейне – отозвался Василий, – а вообще, на спортивном факультете универа.
– Ваня сказал, вам по семнадцать только исполнилось, – недоверчиво прищурилась Настя.
– Ага, некогда нам было в школе сидеть, – объяснил Иван, – в самолётах да аэропортах программа лучше заходит. Год за два – и мы на свободе!
– А так можно?
– В нашем случае было нужно.
– Какие вы молодцы! – восхищённо вздохнула Настя. – Вот мы и пришли.
Василий слегка отстал, а Иван довёл её до подъезда.
– Часто так поздно ходишь?
– Когда как, – пожала плечами Настя, – мы сцену в колледже делим.
– А мы воду, – улыбнулся Иван, – давай твой номер запишу. Созвонимся, встречу, а то ходят тут всякие!
Всю дорогу Василий возмущённо ворчал, что крюк вышел на целый час, что желания надо загадывать осторожнее, и что зачёт в пролёте.
– Ну что ты, как старый дед, – ласково осадил его брат, – не впервой. Ты прочитаешь пять тем с начала, я – с конца. В случае чего, билетами поменяемся.
Глава 3
Федька с Антохой, местная шпана, караулили заказчика на парковке. Был поздний вечер, машин здесь почти не осталось. В дальнем углу поблёскивала в свете фонаря красавица ауди чёрного цвета.
– Слышь, Федька, чтоб я так жил, – мечтательно проговорил Антоха, – мало того, что тачка крутая, так ещё и моет каждый день!
– Я бы такую не то что мыл, языком бы вылизывал, – смачно сплюнул в сугроб Федька. – Пусть что хочет делает, только пускай деньги отдаст.
Антоха зябко передёрнул плечами.
– Федька, давай ты говори.
– А ты чего? – огрызнулся тот. – Струсил?
– Не, ну ты лучше можешь, – неумело попытался льстить напарник.
– Явились? – раздалось у них за спиной.
Оба вздрогнули и обернулись. Перед ними стоял молодой человек в чёрном пальто, с чёрным скрипичным футляром в руке. Он язвительно улыбался, рассматривая их левым глазом. Правая половина лица скрывалась за длинной прядью тёмных волос. Маленький и хрупкий, он странным образом приводил хулиганов в трепет.
– Что скажете? – от его тона бывалым хулиганам стало не по себе.
– Заславский, ты, это, – неуверенно начал Федька, – деньги за вчерашнее гони.
– За вчерашнее? – вкрадчиво, почти ласково спросил молодой человек, и у приятелей похолодело внутри.
– Дело сделано, – не сдавался Антоха.
– Сделано? – переспросил заказчик, словно вдавливая приятелей в снег. – Вам что было велено?
Слегка отошедший от испуга Федька проблеял:
– Пугнуть.
– И?
– Так мы и пугнули.
– Дальше?
– Чёрт их знает, откуда эти двое взялись!
– Ну и?
Приятели стояли, опустив глаза.
– Позвольте напомнить, – продолжал мурлыкать Заславский так, что им хотелось поскорее провалиться сквозь землю, – вы должны были дождаться меня. Дождались?
Федька помотал головой.
– Струсили, – заключил Заславский. Он помолчал и добавил: – Валентин Маркович будет разочарован.
– Ты, это, – полузадушенным голосом проговорил Антоха, – Косарю не говори только!
– Ещё раз хоть одного из вас увижу, не отмажетесь! – хлопнула дверь машины, коротко рыкнул двигатель, и Заславский исчез так же внезапно, как появился.
Хулиганы остались на заснеженной парковке.
– Ну его к чертям вместе с деньгами, – наконец проворчал Федька. – Уж лучше к Косарю на разбор попасть, чем с этим хмырём дело иметь!
– Ага, – понуро согласился Антоха.
Вылетев с парковки, Заславский поехал медленнее. Давно он так не злился. Всё в его жизни было сносно до нынешнего сентября. А в сентябре в колледже появилась Анастасия Панкратова.
И что в ней такого? Заславский бесконечно задавал себе этот вопрос, но интеллект, его пожизненный спасательный круг, не находил ответа. Когда он впервые увидел Настю в толпе первокурсников, у него заныли кончики пальцев. Безумно захотелось получить её в руки и владеть, владеть виртуозно, как скрипкой. Он не помнил, чтоб скрипка его не слушалась, а Настя была живой, непредсказуемой, постоянно ускользающей. Молодой скрипач избегал людей, а Настя всеми силами – его.
Заславский всегда не понимал и презирал людей. В детстве не было худшего наказания, чем появление человека в поле зрения. Ребёнок мог часами выстраивать свой порядок вещей, пытаясь установить хотя бы подобие контроля над окружающим миром. И только он обретал покой, люди безжалостно разрушали его, выбивая почву из-под ног. Ещё хуже было, когда его пытались одеть или накормить. Действия рождали ощущения, а ощущения разрывали изнутри. Ничего не оставалось, как бесконечно кричать.
Пытаясь унять его истошный крик, одна из нянь додумалась ему читать. Какое же облегчение он испытал, когда в куче чёрненьких значков под картинками стал видеть закономерности! Чтение стало сначала интереснейшей головоломкой, а потом, когда он разгадал её, любимым занятием. Раздражали только бившие по глазам рисунки, которыми изобиловали его книги. Тогда он стал замазывать их чёрным маркером. Разумеется, за это попадало, как и за вырывание ненужных страниц.
Битва с чтением закончилась тогда, когда ему попались книги для взрослых. Картинки там встречались редко, текста было много, новых слов тоже. Вскоре он понял, что с книгой куда интереснее, чем с ужасно примитивными няньками.
Говорить с людьми он не видел надобности, и лет с трёх его начали водить по врачам и логопедам. Те назначали лекарства и процедуры, но безрезультатно. Наконец ребёнку это надоело. Ближе к четырём годам он выдал родителям на одном дыхании «На смерть поэта» Лермонтова, был зачислен в гении и из позора превратился в гордость.
Если бы его оставили в покое! Но сокровище надо было предъявить миру. В жизни появился детский сад. Частный. С индивидуальным подходом. С идеальным окружением, по мнению родителей…
Их попросили больше не появляться через месяц. Ребёнок игнорировал взрослых, был агрессивен с детьми, не признавал правил. Тогда впервые и появилось в их жизни слово «психиатр».
Больше всего это взбесило отца. Эрнест Заславский, владелец крупного машиностроительного бизнеса, женившись в четвёртый раз, обрёл долгожданного наследника. И тут такой поворот! Он безумно боялся огласки и решил действовать наверняка.
Жизнь сына серьёзно осложнилась. Отец искренне полагал, что ребёнку не хватает «твёрдой руки». Мальчишку спас недюжинный интеллект. После первых же побоев он выстроил стратегию поведения – избегание. Но одно дело знать, а другое – делать. Получилось не сразу. Примириться с едой, одеждой, красками, звуками, людьми он не мог физически – они были до боли невыносимы.
Объяснить происходящее кому-то – дохлый номер. Во-первых, его никто не слушал. Во-вторых, слова были ещё более странными, чем люди. Он знал их столько, что казалось, им не хватает места в голове, но уложить их в связные цепочки, как в книгах, получалось плохо. Памятью он обладал фотографической и мог долго и безошибочно пересказывать прочитанное. Собственная же речь была односложной и бедной, а уж о себе он и вовсе предпочитал молчать. Может ли быть по-другому, он не знал.
Однако отец кое-чего достиг. Сын перестал закатывать истерики и кричать без видимого повода. Он ушёл внутрь себя, снова почти замолчал. Напряжение от контакта с миром требовало выхода, и он стал царапать себя до крови, а когда стало попадать и за это, научился мусолить в пальцах мелкие предметы, размалывая их чуть не в порошок и стирая до мозолей подушечки.
Однажды он услышал игру на фортепиано. Счастливая догадка поразила его. Звук, который так досаждал ему, можно контролировать! Позволить ему быть или не быть, добавить громкости или приглушить, ускорить или замедлить. Звуком можно обладать и делать с ним всё, что заблагорассудится!
– Хочу так же! – заявил он матери.
Анжелика, его мать, была на двадцать пять лет моложе отца. Ребёнком интересовалась постольку, поскольку могла называться матерью наследника отцовских миллионов и пользоваться ими неограниченно. Умом не блистала, эмоциями же просто фонтанировала.
Сын быстро стал избегать её. Никакой ценной информации от неё получить не удавалось, а её хохот, восторженное закатывание глаз, горькие рыдания, безумные объятия и тисканье с поцелуями наводили на него настоящий ужас. Проще было вынести отца в гневе, чем её непредсказуемые вспышки радости, любви или горя.
Поняв, что сын интересуется музыкой, Анжелика пронзительно взвизгнула и зааплодировала так, что ребёнок зажал уши ладонями. Так в неполных пять юный Заславский оказался в спецшколе при музыкальном колледже. Там обнаружили абсолютный слух, и в руки ему попала скрипка.
На первом же занятии его ожидало разочарование. Пожилая преподавательница раскрыла перед ним ноты с картинками.
– Нет! – вскрикнул он.
– Что нет? – удивилась учительница.
– Рисунки! Не хочу!
– Ах, рисунки! Что же, будешь хорошо заниматься, быстрее станем играть без них, – она наугад взяла со стола ноты и показала ему. – Смотри, шестьдесят страниц и ни одной картинки.
Скрипка стала его спасением. «Ребёнок занимается!» – и никто не войдёт к нему в комнату. Струны были прочнее любой мелочёвки, рассыпавшейся ранее в его пальцах. Он часами пилил гаммы и упражнения, поражая дотошностью и невероятно совершенной интонацией свою учительницу. Фальшь причиняла физическую боль. Он же себе не враг!
Им начали восхищаться. Впервые в жизни. Притом восхищаться на расстоянии. Поначалу он плохо переносил аплодисменты, от них безумно болела голова. Он спасался, расчёсывая кожу под волосами до крови. Но постепенно восторги слушателей стали частью его жизни, и юный скрипач смирился.
Анжелика была счастлива. Гениальный ребёнок очень помогал ей. Отношения с мужем не ладились, и в каждой ссоре она напоминала ему о своих заслугах в воспитании сына.
Зато старший Заславский восторга не испытывал. Музыкант, пусть даже гениальный, в его планы не входил. Ему был нужен менеджер, а сын рос нелюдимым и замкнутым. Ни внешности, ни полагавшейся по происхождению харизмы.
Однажды он поделился своей бедой со старым другом. В девяностых они вместе начинали. Валентин Маркович Косаревский в то время контролировал все местные банды, крышевал старшего Заславского и пользовался в преступной среде непререкаемым авторитетом.
– Знаешь, Эрнест, – сказал он задумчиво, выслушав друга, – с ребёнком так нельзя.
Когда Косаревский произносил слово «нельзя», казалось, даже камни слушались.
– А делать-то что, Валентин? – взмолился Заславский.
– Он талант, а талант нужно беречь, – назидательно продолжал Косаревский. – Сколько ему сейчас?
– Двенадцать.
– Обладатель гран-при международных конкурсов? Далеко пойдёт. А насчёт харизмы не верю. Её ведь выращивать нужно, мой дорогой.
Валентин Маркович помолчал и предложил:
– Гони-ка ты Анжелку в шею. Если надо, ребят дам. Не уберётся – сами аккуратно уберём. Для «пожить» всегда найдёшь, мало ли их? А парня отправишь ко мне на выходные.
Именно Валентин Маркович объяснил молодому Заславскому, как жить рядом с людьми. Начался многолетний эксперимент, когда подросток изучал людей, их реакции на те или иные ситуации и события, учился имитировать эмоции, которых у него от природы не было. В это время он открыл для себя силу улыбки. До этого он никогда не улыбался, а сейчас осознал, как презрительная ухмылка разгружает мозг, который от такой непривычной работы кипел.
Одна беда – заставить притворяться скрипку он не мог. Время шло, техника совершенствовалась, а души в его музыке не было. После нескольких неудачных выступлений Косаревский понял, что со скрипкой парню пора завязывать, благо учиться оставалось полтора года.
Валентин Маркович с удовольствием слушал игру своего подопечного, восхищался его холодным умом, феноменальной памятью и абсолютной бессердечностью. Эрнест родил наследника не себе, а своему старому другу. Косарь и посоветовал молодому человеку, что делать, чтоб очаровать Настю. По плану два хулигана должны были напасть на девушку и хорошенько напугать. В это время появлялся Заславский, разгонял шпану, спасал испуганную девчонку, чем и очаровывал её до глубины души.
Сначала всё шло хорошо. Хулиганы получили задание и задаток, напали и напугали. Но героя опередили братья Родионовы. Заславский наблюдал из своего укрытия за удаляющейся троицей. Он понимал, что очаровал Настю другой, и битва проиграна.
В тот вечер подопечный впервые за долгое время явился к Косарю с потёками крови на лице. Тот сразу понял, в чём дело.
– Опять утешался? – с сочувствием просил он, вынимая из ящика стола флакон с перекисью водорода. – Не стоило, сынок. Подумаешь, другую найдёшь.
Заславский размазывал по лицу кровь с пеной перекиси и понимал, что другая ему не нужна. Мир всё время расставлял вокруг красные флажки, но он научился мастерски лавировать между ними. И вот перед ним вспыхнул очередной. Нет, не флажок, а целое знамя, заливая всё вокруг, как кровь лицо. И как это обогнуть, Заславский не знал.
