Мария Плетнева
Обратная сторона средневековой Флоренции
После этой сделки флорентийский банкир внимательно изучает и взвешивает каждый полученный флорин от купца. Идеальные по весу и виду монеты он, хитро улыбнувшись, убирает в отдельный сундук. Остальные монеты, которые не так хорошо отчеканены или недобирают в граммах, он несет в подсобку, и там начинается магия хитрости, или по-русски, ловкость рук и никакого мошенничества. Из богато украшенной шкатулки банкир достает необходимый инструмент… Счеты? Нет-нет, аккуратный напильник, и начинает со знанием дела подпиливать одну сторону монеты. Дело в том, что изображение святого Иоанна на флорине было достаточно выпуклым, поэтому беспринципные банкиры чуть-чуть шлифовали его образ, тем самым получая золотую пыль с монеты. Накопив необходимое количество пыли, её переплавляли в золотые слитки. И эти золотые слитки несли на монетный двор, чтобы из них отчеканили новенькие, блестящие и главное, честные по весу флорины! Хотя иногда было выгоднее оставить золото в слитках. Был такой нелогичный для нас период в истории, когда золото в слитке стоило дороже, чем такое же по весу количество золотых флоринов. Да, если банк ловили за подобным занятием, его облагали штрафом и покрывали позором, а иногда лишали лицензии. Но, как мы знаем, не у всех стен есть уши, а некоторые уши хорошо затыкаются определенной суммой монет – естественно, неподпиленных. А за услугу чеканки Республика Флоренция брала свой налог в казну, так что все были довольны.
«Обработанные» монеты с чуть затеревшимся ликом святого тут же пускали в оборот, выдавая ими займы или выплаты невнимательным торгашам, лучше иностранцам. Поэтому Иоанн обмана-то, может, и не хотел, но доставалась ему сполна!
Итак, мы плавно подошли к тому, как пополнялась казна Республики Флоренция, в которой так активно сколачивались капиталы ее предприимчивыми жителями. Кроме налогов на чеканку монет были и другие налоги, о которых мне бы хотелось вам рассказать. Чтобы без лишних слов настроить вас на нужную волну, приведу цитату из дневника некоего Маттео Пальмери (1406–1475). Свой дневник он начал вести в возрасте 21 года, где тщательно записывал все налоги и штрафы, которые ему пришлось оплатить; подсчет Маттео вел вплоть до самой смерти. Среди пожелтевших листов с графиками и таблицами доходов расходов мы находим запись: «Когда у меня больше не будет денег, чтобы оплатить налоги, я не удивлюсь, посмотря на то, сколько я уже на них потратил»[12].
Наш средневековый город растет как на дрожжах, и первое, что приходится перестраивать, – это городские стены. Времена все-таки были неспокойные: то французский король нарисуется на горизонте со своими наемниками, то испанцы решат проведать Неаполь, и зловещая конница поднимет пыль у городских ворот Флоренции, и не только напугает, но и виноградники вытопчет. Город должен иметь защиту. Строились подобные сооружения за счет налогов. Но кроме военных моментов любой город большое внимание уделял своей репутации. И как же показать приезжим купцам, что у нас здесь дорого-богато, чтобы те, недолго думая, вклад в банке открыли, недвижимость арендовали или сделки какие-то предложили? Конечно, через архитектуру. Архитектура была визитной карточкой любого города во все времена, поэтому в XIII веке Флоренция озадачилась постройками, которые в будущем создадут ее неповторимый облик. Более того, и сегодняшнее «лицо» Флоренции составляют именно те здания, которые были построены в далеком XIII веке: Кафедральный собор Санта-Мария-дель-Фьоре, церковь Санта-Кроче и Старый Дворец. Если строить, то на века!
Кафедральный собор Санта-Мария-дель-Фьоре
Конечно, не каждая городская постройка оплачивалась из казны – казна все же не резиновая. Часто расходы на крупные проекты брали на себя частные лица. Выступая спонсорами, они гарантировали себе уютное местечко в истории Флоренции, или же целые гильдии щедро снимали со своих счетов крупные суммы и тоже вписывали свои имена в дневник истории. Но когда речь шла действительно о престиже города, который, не дай бог, пошатнулся, то на время вводили экстренные налоги.
Церковь Санта-Кроче. © Елены Катковой
Старый дворец. © muratart / Shutterstock.com
Так, в июле 1369 года, в месяц, когда вся Флоренция буквально плавилась под ногами от палящего солнца и дышать просто не представлялось возможности, в документах отмечена последняя выплата архитектору Кафедрального собора по имени Франческо Таленти. Последней она стала не из-за того, что работы по строительству завершились, просто Франческо отошел в мир иной. Так город остался с почти что достроенным собором, но которому не хватало самого главного – купола, – чтобы закрыть алтарь и наконец-то освятить самый крупный дом Господа в Европе (по скромному убеждению флорентийцев). Да, горожане затеяли очень амбициозный проект, даже слишком амбициозный для того времени. Не учли они лишь такой небольшой нюанс, как диаметр запланированного купола: он получился таким большим, что никто не знал, как вообще этот купол воздвигать! Ни строительных лесов такой высоты не строили, ни в принципе таких огромных куполов не возводили. Как же Флоренции удалось выйти из столь неприятной ситуации, мы узнаем в последующих главах. Пока лишь скажу, что, когда архитектор нашелся, деньги на постройку собирали всем городом! Каждый флорентиец вносил в казну по мере своих возможностей, но вносил. Поэтому мы смело можем сказать, что сегодняшний символ города, чудесный купол Брунеллески, – это чудо, которое случилось благодаря неравнодушным жителям города, среди которых были и богатые купцы, и бедные прачки!
Купол Брунеллески. © Елена Каткова
К слову о богачах и бедняках. Большое расслоение в социальных классах – история древняя как мир, но иногда оно было настолько огромным, что государство было вынуждено сглаживать эти различия. Иначе бы недовольство бедных слоев населения, которым изо дня в день богачи мозолили глаза жемчугами и красивой парчой, достигло пика и случились бы беспорядки. К тому же у Флоренции уже был такой печальный опыт.
Не всегда быть первым означает что-то хорошее – например, в 1378 году именно во Флоренции случилось первое в истории Европы восстание рабочего класса. Вошло оно в хроники под названием «Восстание чомпи», то есть восстание чесальщиков шерсти, которым за их тяжелый труд платили гроши. К чесальщикам постепенно присоединились рабочие других секторов, а также ремесленники. Как и в любом кризисе, закончилось все жертвами и уронами. Поэтому Флоренция, как и многие другие города-государства итальянского «сапога», принимает меры. Естественно, богатым не запретят быть богатыми, да и смысл, но на законодательном плане будут нововведения.
С XIV века будут утверждены законы о роскоши. Особое внимание в этих законах уделялось внешнему виду синьоров и синьор: одежда, головные уборы, обувь, количество колец – все нормы четко прописывались. Но даже внутри этих законов было четкое разделение на социальные слои, только уже среди обеспеченных горожан. То, что позволялось жене рыцаря или медика, не дозволялось жене или дочери купца, даже если он был в разы богаче рыцаря и медика вместе взятых.
В законах досконально прописывали, кому и какие ткани для платьев разрешены, вплоть до цвета. Но, смотря на портреты эпохи Возрождения, мы замираем в восхищении от изысканных нарядов синьор, которые вышиты драгоценными камнями, сами ткани сотканы с вплетением золотых и серебряных нитей, а чего стоят сложные прически, украшенные гирляндами из жемчугов и рубинов! «Что-то не стыкуется это все ни с какими законами о роскоши!» – скажете вы и будете правы. В правилах четко прописывалось, что нельзя надевать определенные наряды, выходя за пределы твоего дома, но что же делать, если муж уже подарил платье из шелка да бархата и заморским жемчугом его украсил? Не выкидывать же, ей-богу! Можно носить его по-тихому дома, но это не так интересно.
Правительство нашей Флоренции не растерялось и придумало легальный обход придуманных ими же строгих законов, который к тому же хорошо бы отразился на городской казне. Небедным флорентийским женам было предложено регистрировать свои дорогие платья и оплачивать налог на их ношение. К зарегистрированным платьям прикрепляли небольшой свинцовый «жетон», а в каталоге внимательно описывали наряд, скрупулезно считая количество бантиков и пуговиц. На наше с вами счастье, в архивах Флоренции сохранились эти записи, по которым мы можем составить представление в том числе и о моде тех времен. Кстати, декларировать запретные наряды могли только мужья. Так что мужчинам нашего времени очень повезло – их только на шопинг воскресным утром жены уговаривают, но хотя бы потом узаконивать всякие маечки и платьишки не нужно!
Доменико Гирландайо. Портрет Джованны Торнабуони. 1488 г. Музей Тиссена-Борнемисы, Мадрид
Также в законе были некоторые поблажки исходя из возраста или статуса дамы. Например, в городе Феррара был запрет на ношение жемчужных украшений. Разрешалось их надевать только незамужним девушкам в возрасте от 6 до 15 лет. Девушкам, которые только вышли замуж, разрешалось донашивать еще 2 года особенно пышные платья, оставшиеся от их девичьей жизни. Для дам после 40 лет тоже были некие послабления. А что же случалось с теми, кто ослушался закона? Они оплачивали штрафы, и казна города снова была в выигрыше.
Кроме штрафа у нарушителя, а чаще у нарушительницы конфисковался объект преступления. Если платье содержало золотые нити, то его распускали, драгоценности аккуратно складывались в сундук или перепродавались. Иногда доходило и до телесных наказаний, но отнюдь не модниц и не их мужей, а портных! Портные города, которые, зная закон, все равно шили запрещенные платья, не только облагались штрафом или позорным высечением на площади, но и могли лишиться гражданства на целых 10 лет! Вот так, пришил лишнюю пуговицу – и все, стал бесправным чужеземцем на родной земле.
Да, законы для портных были слишком суровы. Например, предписывалось использовать только определенное количество метров ткани для женского платья. Но что делать, если заказчица – дама в теле? Ни о каких поблажках для пышек размера ХХL в законе не прописывалось. Так, в 1300 году группа портных пришла в государственный совет просить об отмене этого нетолерантного, как бы мы сегодня сказали, закона.
Хотя иногда само государство шло вразрез со своими же правилами! Когда сегодня в какой-нибудь провинциальный город приезжает высокопоставленное лицо, то фасады домов на улицах, по которым дорогого гостя будут провозить, украшаются, дороги делаются. Вот примерно то же самое происходило и в те века. Чума недавно прошла, половину города выкосило? Не важно, к нашему герцогу в Ферраре невестка едет аж из Франции, негоже ей на кислые лица убитых горем людей смотреть! Так Альфонсо I д’Эсте в 1528 году издает указ о том, чтобы к приезду невестки все достали из закромов самые дорогие платья и носили только их, на траурную одежду был внесен временный запрет. Или же другой случай, уже в Сиене, куда в 1291 году наведался с визитом племянник французского короля. Городские власти Сиены обязали всех дам украшать свои прически красивыми гирляндами из драгоценных камней и цветов, более того, разрешили даже жемчужные бусы. «Почаще бы невестки и племянники всяких королей приезжали!» – наверное, думали модницы ушедших веков.
Так или иначе, изыски флорентийской моды не пришлись по вкусу поэту Данте. В своей «Божественной комедии» он очень дерзко критикует флорентийских синьор за чрезмерное декольте:
Когда с амвона огласят указ,
Чтоб воспретить бесстыжим флорентийкам
Разгуливать с сосцами напоказ.
Каким дикаркам или сарацинкам
Духовный или светский нужен бич,
Чтоб с голой грудью не ходить по рынкам?[13]
Блюсти честь и пополнять государственную казну за счет закона о роскоши Флоренции помогала церковь. Чуть ли не каждый день на проповедях можно было услышать что-то про очередное платье или туфли неблагочестивой синьоры. Некий монах из Сиены по имени Бернардино в XIV веке сотрясал воздух о том, как слишком длинный шлейф синьор только и делает, что поднимает пыль на дорогах, а также напоминает хвост какого-нибудь дьявольского отродья. Ругали модниц за декольте, за большое количество пуговиц и за туфли с острыми носами! «Чем не угодили они?» – спросите вы? Острый носок имел яркий эротический подтекст для людей того времени. Монахи сетовали, что в такой обуви женщины кокетливо поднимали платье, чтобы оголить носок, и визуально удлиняли себе ноги. И, как это часто бывает, человек склонен к преувеличению, носки удлиняли и удлиняли, доводя длину обуви до абсурда и невозможности нормальной ходьбы. Поэтому власти поспешат ввести закон, насколько носок может быть длиннее самой ступни. Герцогам и принцам разрешалась носить обувь с носком длиннее в 2,5 раза, аристократы могли позволить себе носок в 2 раза, рыцари в полтора, а обычный люд не мог позволить больше 0,5 раза.
Дирк Буст, правая створка диптиха «Суд Оттона». 1470–1475 гг. Королевский музей изящных искусств, Брюссель
Кроме «Модного приговора» на средневековый лад во Флоренции также отслеживали праздники и даже похороны. Прописывался весь ритуал: как проводить мероприятие, что подавать на стол, сколько гостей должно быть и в чем, простите, класть покойника в гроб. Отход в мир иной – не повод, чтобы нарушать законы или нарушать, но не заплатить. Но оставим похороны и лучше заглянем на пышную свадьбу Флоренции.
Несмотря на зной, дамы из влиятельных семей украсили себя красивыми бусами, надели платья с широкими рукавами, а в прическу вставили перья птиц; спешили они к дому банкиров Медичи. Шел 1469 год, 4 июня Лоренцо Великолепный Медичи женился на римлянке из древнейшего рода Орсини. Среди приглашенных на свадебный банкет был некий Пьеро ди Марко Паренти, который настолько поразился пышности банкета, что детально описал его в письме к своему дяде. К счастью, письмо до нас дошло, и мы с вами можем полюбопытствовать, чем же Медичи угощали своих гостей?
«Во дворец на улице Ларга (via Larga) доставили 150 телят, 4000 куриц и гусей, рыбу, дичь и много бочек с местными и заморскими винами.
Блюд было много: начинали утром с небольших закусок, потом было отварное, затем жареное, далее принесли вафли с марципаном и миндалем, и конфеты; сладости из кедровых орехов и тыквы. Вечером было желе, жаркóе, снова вафли и конфеты».
Продолжался этот праздник живота несколько дней! Кстати, своими вафлями семья Медичи очень гордилась, и Лоренцо даже написал их рецепт в форме сонета.
Конечно, такое изобилие не могло остаться незамеченным блюстителями закона о роскоши. Но, как и в случае с платьями, отказываться от праздников ни Медичи, ни другие богатые семьи не собирались, поэтому просто заранее оплачивали необходимый штраф – разрешение. И чтобы не вызывать лишнее напряжение в обществе, часто для бедняков накрывался отдельный стол на улице, в разы скромнее, но все же. Более того, подобные акты щедрости горожане ждали с большим нетерпением, ведь это была отличная возможность для всей семьи наконец-то наесться от пуза. Как говорится, и овцы целы (кроме тех, что зажарили на вертеле), и волки сыты.
Вот и начинает вырисовываться картина, откуда у Флоренции появились возможности не только «придумать» Возрождение, но и, что немаловажно, его оплатить. Однако и это еще не все. Раз есть банки – есть и вклады. Гениальность наших флорентийцев не заставила себя долго ждать, и в 1425 году власти города открывают структуру для вкладов на приданое невест Флоренции. Вместе с Джотто мы уже прочувствовали всю серьезность ситуации, когда многодетный отец был готов на многое, чтобы пристроить свою кровинушку. Но не у всех отцов были возможности такие, как у Джотто. Иногда семье приходилось отдавать чуть ли не последнее, чтобы не ударить в грязь лицом перед соседями и найти для дочери хорошую партию. Как же работал этот «вклад невесты»? После того, как девочке исполнилось 5 лет (из-за высокой детской смертности был установлен такой минимальный возраст), ее отец открывал вклад на приданое, который ежегодно пополнялся в сумме любого размера. Снимать со вклада деньги можно было только после подписанного брачного контракта и обмена кольцами. Загвоздка заключалась в том, что высокой была не только детская, но и в принципе смертность. Если девушка вдруг умирала до своего замужества, то деньги отцу никто не возвращал. Конечно, флорентийцев этот момент очень настораживал, поэтому уже в 1429 году вклад на приданое во всем городе открыло лишь два синьора!
Нужно было срочно менять систему. И вот уже с 1433 года правила позволяют снять отцу вложенные годами деньги, если дочь скончалась и вкладу не менее пяти лет. С этого момента дела банков пошли в гору, а у их дверей начали выстраиваться очереди из желающих открыть «вклад невесты». Процентная ставка варьировалась от 12 % до 15 % в год. Чтобы получить деньги после бракосочетания, нужно было подтвердить, что между молодоженами случилась первая брачная ночь. Поэтому частенько бывало, что свадьба в церкви – дело второе, а вот юридическое оформление бракосочетания первичнее и обычно проходило в доме девушки. После подписи документов пара удалялась в покои и совершала то, чего от них ждали. Далее муж мог пойти в банк и снять деньги с вклада, даже если девушка по факту еще оставалась жить у своего отца до свершения церковного обряда. Не романтично, зато прагматично.
Стоит ли говорить, насколько эта система была удобна для государства? В казну ежегодно приходили свежие поступления, и Флоренция могла распоряжаться этими деньгами для своих нужд в достаточно спокойном режиме, ведь выплачивать суммы отцам или мужьям нужно было лишь через много-много лет. А может, и вообще не придется ничего выплачивать – как говорится: «Да упокоится ее душа с миром. Аминь».
Но бывали случаи, когда о муже для дочери семья и не помышляла, но деньги все равно копить приходилось – на что же? На монастырь.
Случалось, что в семье рождалось несколько дочерей и родители физически не могли собрать достойное приданое для каждой. Таким образом, семья могла выдать старшую девочку замуж, а остальных отправить в монастырь. Тем самым избавив себя от лишнего рта в доме. Но в монастырь тоже просто так не брали. «На все Воля Божья», – скажете вы, и будете правы, но взнос за дочь все-таки полагался. Чем выше был взнос, тем лучше условия были у девушки. Получается, что в монастыре можно было оказаться не по своей воле: если у семьи нет денег на приданое, если дурна собой, бесплодна, изнасилована или вдова. Подобное решение обычно принимал отец девушки, если же отца не было, то решение мог взять на себя любой другой мужчина из рода. В некоторых случаях девушка отправлялась в монастырь по решению суда – например, в качестве наказания за измену мужу.
Получается, церковь тоже выступала важным элементом в жизни города, иногда помогая правительству, а иногда наоборот – вставляя палки в колеса. Как же церковь относилась к банкам? Официально – плохо, а на самом деле пользовалась услугами и, более того, даже была в них заинтересована.
Глава II
По воле божьей
Вместе с ростом и развитием средневековых городов, сил набиралась и церковь. Если изначально монастырские общины предпочитали располагаться где-то далеко, часто в труднодоступных для любопытных глаз местах – лесах, горах, пустынях, – чтобы ничто не мешало и не смущало служителей Господа, то примерно в XII–XIII веках ситуация резко меняется. Чем плотнее заселялись города, тем ближе к ним начинают строить новые монастыри. Более того, сами власти города-государства активно звали монахов в соседство поближе и щедро дарили земли под церковные постройки. Делалось это по одной простой причине: обычный люд нужно было образовывать, учить правильно верить. Не будем забывать, что в тот период еще можно было услышать отголоски языческих обрядов и поверий, которые нужно было искоренять. Учитывая, что и на сегодняшний-то день язычество полностью не искоренили, можно представить, насколько это было живо в раннем Средневековье.
Кроме проповедей многие монастыри обучали чтению и письму детей из богатых семей. Можно отметить, что процент грамотного населения Флоренции в среднем был внушительно выше, в сравнении с другими городами Европы. Флорентийцы очень любили писать дневники, которые сейчас выступают для нас ценнейшими документами быта и нравов тех времен. А женские монастыри часто предлагали свои толстые и холодные стены, украшенные фресками со сценами жизни Девы Марии, кисти художника, имя которого уже никто и не вспомнит, чтобы помочь очередной дочери важного человека в городе соблюсти ее честь до свадьбы. Также не будем забывать уютные своды внутренних двориков при церквях, которые на рассвете уже заливаются лучами солнца под трель пташек. В таких двориках обычно выращивали медицинские травы, поэтому многие монастыри занимались медициной и открывали свои аптеки.
Польза такого близкого соседства была всем очевидна. Именно в XIII веке до Флоренции доберутся такие крупные монашеские ордены, как францисканцы и доминиканцы. Несмотря на то что все монахи при постриге обязательно дают обет нищеты, сами церковные структуры активно собирали подаяния для новых построек. Но как же церковь реагировала на банки Флоренции? По-разному. Некоторые финансовые сделки были раскритикованы абсолютно всеми монашескими орденами, но некоторые допускались, к примеру, францисканцами, но критиковались доминиканцами. Иногда это происходило из-за банального соперничества между самими орденами, которые боролись за привилегии от Папы Римского.
Но ни для кого не секрет, что ростовщичество для всех орденов считалось страшным деянием, которое переходило в один из смертных грехов – алчность. Какие претензии были к ростовщичеству? Здесь нужно рассмотреть несколько аспектов. Служители церкви, изучая всевозможные письмена, находят в Евангелии от Луки следующие строчки: «Взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лук. 6:35). Так сказал Иисус, и это уже дает нам четкое представление о том, что давать взаймы, ожидая выгоды, – неправильно. Более того, на чем зарабатывает ростовщик? Он не зарабатывает на деньгах, он зарабатывает на времени. Заем выдается на определенный срок, за который ростовщик получает проценты. Но время – это то, что неподвластно человеку. Никто не может остановить процесс старения, не может увеличить количество лет, отведенных ему на этой земле. Даже все финансовые курсы, которые с каждым годом набирают популярность, учат нас, что время – это единственный ресурс, который мы не можем восполнить, а значит, самый драгоценный. Получается, что ростовщик заходит на божественную территорию, да еще и пытается на этом нажиться! Бессовестный!
Ростовщики быстро поняли, что раз церковь относится к их деятельности неодобрительно (а идти против церкви нельзя), значит, ростовщичество нужно маскировать, и делали это за счет обмена валюты. Основная официальная функция банка в то время не выдача займов, банки – это прежде всего менялы. И в таких менялах церковь является чуть ли не первым заинтересованным лицом во всей Европе. Почему? Постепенно в моду входит паломничество.
Кто-то уходил в паломничество по вере, для кого-то это было единственной возможностью попутешествовать и посмотреть мир, а для банка это было хорошей возможностью сделать деньги.
Существовало несколько основных путей паломничества, и если до Святой Земли не каждый мог добраться, то дойти до Рима хотя бы один раз за свою жизнь настоящий христианин обязан! Зачем идти в Рим? Кроме возможности поклониться святым мощам и приложиться к реликвиям Папа Римский обещал всем тем, кто оставит подаяние на очередной Крестовый поход, отпущение грехов. Так и зарождается скандальный феномен индульгенций, отпущения грехов за деньги или другие услуги для католической церкви. Такая индульгенция гарантировала заплатившим переход напрямую в рай, без неприятной остановки на несколько сотен лет в чистилище или, того хуже, в аду. Стоит ли говорить, сколько было желающих получить такую заветную бумагу в Риме?
А теперь о практичной части. Снова вернемся к вопросу о безопасности. Дорога паломников, которая ведет в Рим, называется «Дорога Франков» и начинается аж в Англии. Мягко скажем, путь неблизкий, и передвигаться с деньгами по нему опасно. Поэтому снова на помощь приходит ваучер, по которому паломник мог обналичить необходимую сумму уже в банке Рима и сделать щедрое подаяние за отпущение грехов. Конечно, для церкви было важным, чтобы паломник доходил до Рима, не растеряв по пути свои финансовые возможности, а при необходимости и взял бы небольшой заем. Также не будем забывать, что государства платили налоги в папскую казну. И опять же, перевозить на телегах мешки с монетами из разных уголков Европы было занятием неблагодарным и опасным. Вопрос решался с помощью сети банковских филиалов, которые были способны перемещать капиталы без необходимости перемещать физически деньги. Так что церковь без банков значительно бы усложнила себе жизнь.
Если с обменом валюты все понятно, то как же обстояли дела с займами под проценты для служителей церкви? Вспомним, что почти все короли и герцоги жили в долг из-за постоянных войн, но не они одни – папы римские тогда тоже воевали. Если на Крестовые походы деньги приходили из подаяний, то захват земель на территории Италии нужно было оплачивать самостоятельно из папской казны. Конечно, денег не хватало – когда их вообще хватало? Для кредитов церкви банкиры тоже должны были приспособиться. Раз церковь отрицает возможность займа под проценты, значит, банкир, если не хочет оказаться в аду, вынужден давать кредит без процента. Получается своего рода рассрочка без процентов. В связи с этим банкиры очень быстро приноровились, чтобы не терпеть убытки из-за такой системы. Как мы уже говорили, в эпоху Средневековья и в эпоху Возрождения банки обязательно занимаются коммерческой деятельностью. Поэтому все, что они продавали Папе Римскому – ткани, украшения и прочее, – они продавали с наценкой. Тем самым возмещая себе ущерб за потерянную с займа выгоду.
Но кроме займов есть еще и частные вклады! И вот здесь случилось очередное противоречие. Если банкиру нельзя зарабатывать на времени, то и священнослужителю это тоже не положено. Более того – ни кардиналам, ни другим представителям церкви нельзя было иметь частный вклад. Деньги могли вкладываться в благие дела, в искусство, но не копиться на счету. Тогда банкиры предложили особый вид вклада. Его суть заключалась в том, что вклад открывался анонимно, и только избранные знали, какой вклад какому кардиналу принадлежал. Накопившиеся проценты в банковских регистрах проходили не как проценты, а как «дар» такому-то лицу. Проценты по таким особым вкладам варьировались от 8 % до 12 % в год. Кроме таких секретных счетов архиепископы и кардиналы активно вкладывали полученные деньги в искусство. Это был еще один легальный способ вложения денег, который не противоречил доктрине и обеспечивал хорошее наследство потомкам.
На этом особые отношения банков с Папой Римским не заканчиваются. В банке семьи Медичи в XV веке существовали внутренние правила, которые четко описывали, кому и сколько можно давать в долг. Кардиналам не полагалось выдавать более 300 флоринов, придворным – более 200 флоринов, никогда не разрешалось выдавать кредит римским купцам, так как они обещают много, а возвращают мало, и главное правило – никогда, вот серьезно, никогда не выдавать заем немцам[14]! Зуб на немцев был, так как они обращались при случае в суд на территории Германии, который, естественно, вставал на сторону своих граждан, а не каких-то хитрых итальянских банкиров.
300 флоринов – это много или мало? Судите сами, заглянем в прайс-лист XV века. За 50 флоринов можно было купить хорошего раба или мула, за 35 флоринов снять на год небольшую квартирку во Флоренции с садиком для огорода, за 800 можно было купить сносную загородную виллу, а за 1000 построить отличный дворец в самом городе, под боком у Кафедрального собора.
Несмотря на эти хитрости, все всё прекрасно понимали, и, слушая очередную проповедь о вреде погони за материальными благами, нет-нет да червячок сомнений подгрызал веру банкиров. Точно ли Бог не заметит, как это делает церковь, что многие банковские сделки все-таки шиты белыми нитками, хоть и очень аккуратно? Удивительно, но грех ростовщичества становится именно тем грехом, который банкиры хотят непременно искупить перед, а иногда даже после смерти. Еще одна гениальная находка – особый пункт в завещании.
Аверардо Медичи, отец Джованни де Биччи Медичи, который основал банк семьи в 1397 году (с ним мы познакомимся поближе чуть позже), в своем завещании оставил 50 лир на имя тех, кого имел неосторожность обидеть своим ростовщичеством. Постепенно зарождается правило, а потом и закон, что необходимо обязательно оставлять сумму обиженным. Удивительно, но банкиры очень серьезно отнесутся к этому пункту и будут строго его соблюдать. Возможно, это связано с тем, что на смертном одре грех ростовщичества искупался полностью и очень легко за определенную сумму. Что происходило с деньгами после смерти банкира? Было несколько вариантов, либо же деньги отдавались на благотворительность сразу, в этом случае все нуждающиеся выстраивались в очередь и надеялись, что монет хватит и на них. Либо же была целая процедура. Деньги отдавались на сбережение ответственному монашескому ордену, сроком на год. Если в течение года «обиженные» ростовщиком, с доказательством своей обиды не объявлялись, тогда сумма делилась на три части: казна Папы Римского, нужды монастыря, благотворительность.
Однако предъявить доказательства было не так-то легко, потому что иногда займы в контракте проходили не как займы, или же проценты специально не указывались. Лазеек у флорентийцев хватало. Одной из множества хитростей было сотрудничество с евреями.
В Средневековье, да и позже, отношение в Европе к еврейскому народу было подозрительным и неоднозначным. Их услугами пользовались, их проклинали, к ним шли за помощью и на них же вешали всю ответственность за беды. Начнем с того, что евреи могли выдавать небольшие займы всем желающим, совершенно не переживая за свою душу. Католическая церковь им была не указ, их вера ростовщичество не поощряла, но и запрета тоже не давала. Также еврейские банкиры могли выступать посредниками для флорентийских банков. Нужно семье Медичи выдать какой-то кредит, а душу пачкать грехом не хочется – тогда сделка заключалась через еврейского посредника. В документах флорентийский банкир не числился, а значит, и обвинять в ростовщичестве его не стоит. За такие услуги предоставления своего имени еврей получал свой процент, и все довольно расходились по домам. Еще один вариант – это открыть пункт менялы, посадив туда трудиться еврея. Честности ради заметим, что историй плодотворного сотрудничества с евреями в разы меньше, чем тех, где евреи подвергались гонениям или ограничениям в своих правах. Начиная с XI века все активнее встают на ноги европейские купцы и банкиры, для которых евреи были основными конкурентами в бизнесе. Церковь тоже не заняла никакой твердой позиции по еврейскому вопросу, а иногда специально подливала масла в огонь, чтобы разжечь межрасовую неприязнь.