Мария Некрасова
Экстремальные каникулы
Ленка прищурилась, делая вид, что разглядывает машину:
– «Жигуль» цел. Жалко мальчика.
– Да, – не моргнув, ответила тетя. – Он слишком много болтал. Доставай котелок, давайте ужинать.
Обреченно вздохнув, Ленка полезла в палатку за котелком.
Тонкий сидел, массируя пострадавшие ноги. Тетя это заметила. Лицо ее нехорошо вытянулось – значит, сейчас посыплются коварные вопросы. Положение надо было срочно спасать: быстренько придумать отмазку или отвлечь тетю каким-нибудь вопросом. Почему ноги в песке, когда тетя запрещает купаться ночью, Тонкий не смог придумать за секунду. Пришлось спасаться вопросом:
– Скажи, что такое гоминид?
Тетя бросила красноречивый взгляд на запесоченные ноги, типа: «Не думай, что отвлек» – и ответила:
– Вообще-то это ты. А почему спрашиваешь?
– Я? – не понял Тонкий.
– Я тоже, если тебе легче. А еще Ленка, ваши родители, питекантропы, австралопитеки и шимпанзе в зоопарке. Все человекообразные, понял?
– А саблезубые бывают?
Тетя издала короткий смешок:
– Я знавала одного пять лет назад, пока его не сводили к ортодонту.
Тонкий почти обиделся. Ну ходил он одно время с резиновой штукой на зубах, когда маме показалось, что они растут в разные стороны. Проехали же давно!
– Я серьезно.
– Если серьезно, то я не антрополог. Но могу тебе сказать, что если животное не хищное, то саблевидные зубы ему не нужны. Разве что оно захочет разгрызть целый арбуз.
– А для обороны?
– Может быть.
Ленка притащила котелок, и они с тетей занялись ужином. На колени вспрыгнул Толстый: наконец-то нагулялся. В зубах он держал кожаный прямоугольник: бумажник или визитницу.
Тетя с Ленкой самозабвенно сыпали крупу в котелок. Тонкий отвернулся и потихоньку отобрал у верного крыса добычу. Отобрал, открыл… Визитница с визитками – вторая по бесполезности находка Толстого. Бесполезнее была только чья-то сломанная вставная челюсть – осенью на даче. А тут визитница с двумя десятками визиток.
Хозяина не найдешь, это уж точно: попробуй позвонить по любому из телефонов на любой из карточек, там тебе скажут, что не обязаны помнить всех, кому давали визитки. Себе находку тоже не оставишь: кому нужны телефоны незнакомых людей!
– Дурак ты, Толстый! – Сашка сунул визитницу в карман. Скорее всего, ее обронил ночной гость, но где его теперь искать!
Через плечо на колени шмякнулся складной нож и банка тушенки – следом.
– Хватит отдыхать, давай открывай консервы.
– Есть! – по-военному ответил Тонкий.
Что поделаешь: некоторые несознательные гражданки без него даже ужин приготовить не могут. То есть могут, конечно, но повоспитывать и показать власть всем хочется.
Как ужинали, как укладывались спать под командованием тети Музы, можно рассказывать и рассказывать. Не потому что долго (у нее не закопаешься!), не потому что интересно (упал-отжался – что тут интересного?!), а потому что наболело. Конечно, четырнадцать лет знакомства со старшим оперуполномоченным даром не проходят, но здесь, на отдыхе, когда запаковываешься в спальник, а тетя стоит с секундомером, чувствуешь: наболело.
Глава III
Одна подземная королева
Тонкий лежал на своей половине палатки, огородившись кучей Ленкиных вещей, и думал, что ему еще повезло. Он здесь один, если не считать, конечно, Толстого, окопался за носками и купальниками. А по ту сторону купальниковой горы Ленка, под присмотром тети, будет притворяться спящей, пока на самом деле не уснет.
Толстый дремал, стоя на голове. Крысы так сворачиваются клубком: стоя на задних ногах, опускают к ним голову. Тонкий лежал и думал о Ленке: жалко ее. Думал-думал, пока не додумался вытянуть из горы вещей чей-то длиннющий носок и глянуть в щелочку. Вот спальник защитного цвета ровно вздымается и опускается в темноте – это тетя. Спит. А розовый спальник рядом такой плоский-плоский, что на скейте кататься можно. Ленка, конечно, похудела за каникулы, но не до такой же степени!
Это уже интересно! Тонкий не помнил, как уснул, зато хорошо помнил, как проснулся: от шороха в палатке! Проснулся, повертел головой, не увидел ничего подозрительного и стал дальше лежать, пытаться уснуть и думать о Ленке. Скорее всего, это она и выходила, разбудив Тонкого. Прошло с того момента немало: минут сорок. А Ленки все нет! Нет, господа, по ночным делам так долго не ходят, даже после тети-Музиной стряпни. Интересно, куда это сестренку понесло среди ночи?
Можно было бы, конечно, полежать и подумать над этим вопросом, но Тонкий предпочел действовать.
Самое трудное было бесшумно расстегнуть «молнию» спальника. Тонкий с этим справился. Сгреб в охапку спящего крыса (вдруг понадобится помощь) и выбрался из палатки. Ночь. Звезды, цикады. Ленки в округе не наблюдается. Тонкий пожалел, что не захватил фонарик, но возвращаться, шарить в рюкзаке над ухом спящей тети Музы было чревато.
Куда она могла пойти? Хороший вопрос для тех, кто не знает Ленку. Для тех, кто знает, – тоже, потому что Ленка непредсказуема. Но для тех, у кого есть верный крыс, «Где Ленка?» – это вообще не вопрос. Разбуженный Толстый висел у Сашки в ладони и недовольно перебирал лапами. Тонкий спустил его на землю и заговорщически прошептал: «Куси Ленку!»
А что, а ничего! Если у тебя и сестра, и крыса, то пугать одну другой время от времени приходится. Так, для профилактики. К тому же здесь и сейчас задача не в том, чтобы Ленку укусить, а в том, чтобы найти. Толстый, когда найдет, сам забудет, зачем бежал, искал, торопился… Он все-таки крыса, а не терминатор.
Крыса-а-не-терминатор сел на задние лапки, принюхался, смешно шевеля носом, развернулся и почесал в гору. Тонкий – за ним. Впервые в жизни он пожалел, что крысы не носят ошейников. Сашка на четвереньках карабкался в гору за крысом и не поспевал. Дорожка в гору, может, и была, но крыс ее проигнорировал: ему не нужны такие излишества. Тонкому же пришлось несладко. Бессмертник, когда Тонкий цеплялся за него руками, норовил уколоть или вырваться из земли, лишив Сашку опоры. Земля же, понятно, вырывалась из-под ног и скатывалась вниз тяжелыми комьями. А что не скатывалось, то сползало медленно вместе с Сашкой, отдаляя его от цели. А крыс бежал себе впереди, он маленький, легкий, и ноги у него четыре. Хорошо хоть ночи в Крыму не слишком темные: Тонкий отчетливо видел мелькающий впереди крысиный хвост.
Толстый нырнул в какую-то щелку в горе и пропал. Ничего себе! Это он так Ленку ищет?! Сашка сел на землю (дали отдышаться – и то хорошо), отряхнул ладони от песка и позвал:
– Толстый! Тебе Ленку искать велено, эй!
И тут он услышал пение. Совсем рядом. То есть буквально под землей, под самым Сашкиным мягким местом. Знакомый до боли голос блажил, как бригада пьяных грузчиков:
Выйду ночью в поле с козлом,
В поле мы пойдем напроло-ом!
Ай-люли, ай-люли!
Полно ухо огур-цо-ов!
Песня Тонкому сразу не понравилась (не говоря уже о месте, откуда она доносится). Когда Ленка в хорошем настроении, она поет нормальным человеческим голосом нормальную нечеловеческую попсу. Такое же спонтанное творчество бывает у тех, кто либо психует, либо боится. Сашка заглянул в щелочку, куда нырнул Толстый, но, понятно, ничего не увидел.
– Лен! Ты здесь?
В поле никого не видать,
В поле ночью ся-адем…
– Здесь. Сань, ты? Ты где?
Ну и что прикажете отвечать на такой вопросец, заданный из-под земли?
– Я-то наверху, ночью в поле, только холмистом и без козла. А вот ты где?
– Здесь, – тупо ответила Ленка. – Ой, Сань, я тебя вижу! Ой, крыса!
Тонкий облегченно вздохнул: верный крыс нашел Ленку и выполняет команду «Куси!» – карабкается по Ленке, как по дереву, цепляясь когтишками…
– Это Толстый, не бойся. Он тебя нашел.
– Теперь вижу, – каменным голосом ответила Ленка. – Ты, вместо того чтобы крысами травить, лучше бы вынул меня отсюда.
Вот она, благодарность! Ищешь ее ночами, а она: «Вместо того чтобы крысами травить…» Да не в этом дело, как ее вытаскивать прикажете? В щелочку, в которую заскочил Толстый?
Только Сашка так подумал, как в эту щелочку на свет вылезла Ленкина фига и начала вертеться туда-сюда.
– Теперь и я тебя вижу, – механически отметил Тонкий. – Больше ничего не пролезает?
– Сейчас попробую! – Голос у Ленки был радостный. Еще бы: помощь пришла! Но, вместо того чтобы думать, как выйти, сестренка радостно валяла дурака. Фига убралась и на ее место вылезла другая фига – левая. Ну вот как этого человека из-под земли вытаскивать?!
– Тебя зачем туда понесло-то?
Фига вопросительно замерла и распалась. Рука сложилась в «уточку» и назидательно произнесла:
– Вытащишь меня – скажууууу! А не вытащишь – будешь сидеть здесь один, как дурак, и умрешь от любопытства.
Тонкий вздохнул. Вести с Ленкой переговоры – и так сомнительное удовольствие, а если она еще и забралась под землю «не-скажу-как-неизвестно-зачем» – вообще труба.
– Посмотри вокруг: выхода не видно?
Из-под земли послышался короткий смешок:
– Я, Санечка, уже второй час тут кружу. Могу продолжить, если тебе хочется.
Ничего себе!
– У тебя там лабиринт, что ли?
– Ага, – беззаботно ответила Ленка. – Кружусь тут как Бекки Тетчер, а ты все спишь.
– Как одна подземная королева.
– Кто?
– Про семь подземных королей читала?
– Ну.
– Ну должна ж быть хоть одна королева-то.
Ленка притихла, но ненадолго. Потом решила:
– Не. Лучше вынь меня отсюда. Темно, страшно. Телика нет.
– Понял уже, – оскорбился Тонкий. – От щели отойди.
– Слава аллаху, моему братцу пришла в голову дельная мысль! – Голос из-под земли не отдалялся.
– Отойди, мусульманка, блин!
– Отхожу, отхожу. Отошла.
Наконец-то! Тонкий сел на землю, ухватился за два куста бессмертника (колются!), прицелился на норку в горе и от души ударил по ней ногами. По земле пошла трещинка – уже хорошо. Тонкий поджал ноги и двинул еще раз…
– Осторожно, ты! Крот-мутант, скрещенный с экскаватором!
Судя по голосу и по длинному сложному слову «экскаватор», которое без запинки смогла выговорить Ленка, она получила на макушку солидный кусок сухой земли. Что ж, полезно иногда.
– Говорил «отойди!».
– Слушаю и повинуюсь.
Норка в горе уже тянула на солидную нору, лисью, не меньше. Для верности Тонкий ударил еще разок по бортам, расширил лаз.
– Годится! – Из норы тут же показалась жизнерадостная Ленкина физиономия, а за ней – и вся Ленка. Земли на макушку она получила – это факт, потому что даже в темноте было видно, что она вся ровного серого цвета.
– Мой герой! – Грязная, ровно серая, Ленка выскочила из норы и полезла обниматься.
– Отстань, ты грязная! – Это все, что Тонкий успел сказать, потому что в следующую секунду ребята кубарем полетели с горы. Толстый сидел у Ленки на голове с круглыми от ужаса глазами. Земля, бессмертник, мелкие камушки больно царапали голую спину. Тонкий пытался затормозить ногами и локтями. У него получилось, но не сразу.
– Вот теперь и ты грязный! – с удовольствием отметила Ленка, вставая и отряхиваясь.
Тонкий только вздохнул.
– Ты расскажешь мне наконец, чего тебя туда понесло?
– Да! – Ленка подняла указательный палец, как будто вспомнила что-то важное. – Надул нас Федька.
– В смысле?
– В смысле, место-то небезлюдное. Есть тут люди, и много. Я слышала голоса.
Тонкий отряхивался: надо же, какая трагедия, здесь, оказывается, есть люди! Федьку надо привлечь к ответственности за дачу ложных показаний.
– Ну и что с того?.. Подожди, где ты их слышала, когда? Причем тут пещера?
– Пошли купаться, – вдруг предложила Ленка. – Все равно без воды не отчистимся.
Тонкий с ней согласился. По шее они так и так получат, если тетя проснется среди ночи и обнаружит, что племянников нет. Так пусть она лучше думает, что они сбежали купаться, а не бегали, как дураки, под землей за какими-то голосами. Они нашли тропинку и стали потихоньку спускаться к пляжу.
– Так где голоса-то, ты не сказала? Под землей, что ли?
– Ага! – спокойно ответила Ленка. – Вышла я ночью на улицу, отошла за лагерь метров пятьдесят, сижу себе в кустах, никого не трогаю. И слышу, прямо подо мной, под землей, кто-то кричит: «Петруха!»
– Ничего себе!
– Ага. А из соседних кустов выскакивает этот Петруха и бежит прямо к горе. Нырнул в нее и пропал.
– Там пещера, что ли?
– Прикинь! Я выждала пять минут, чтобы он меня не заметил, – и в пещеру, интересно же!
– И заблудилась, – закончил за нее Тонкий.
Ленка печально закивала, потом заметила, что они, наконец, пришли, и побежала к морю.
Волны ходили низкие, сестренка, не раздумывая, шагнула в воду, взвизгнула от холода, шагнула дальше и, наконец, плюхнулась в море целиком. Тонкий за ней.
– Мне непонятно одно, – отфыркиваясь, продолжала Ленка. – Что эти люди делают ночью в пещере? Да еще в таком лабиринте, а, Сань? Клад, что ли, ищут?
Хороший вопрос!
– Думаешь, мне понятно? Какие клады? Если бы это были археологи и вели раскопки, нам бы не позволили разбить здесь лагерь, да и работали бы они днем… Непонятно.
– И мне непонятно! – Ленка нырнула с головой, вынырнула, отфыркиваясь, подняла палец и, как Буратино, выдала: – Здесь какая-то страшная тайна!
Как ребятам удалось, вернувшись в лагерь, потихоньку нашарить в палатке полотенце, вытереться, лечь спать, не разбудив тетю, – для Тонкого так и осталось страшной тайной. Оперуполномоченные – народ бдительный, спят чутко, и ускользнуть ночью без их ведома, а потом вернуться – редкая удача. Впрочем, Тонкий радовался недолго – отключился, не успев застегнуть спальник.
Глава IV
Детский сад
Сухие ветки чинары на земле, конечно, колются, зато ты в тени, не на солнце. Если устроиться поудобнее да умеючи вытянуть ноги, то и на колючках полежать можно. Ветки здесь растут низко-низко, в заросли чинар даже ползком не пробраться. Но если их выломать и постелить, получится маленькая палатка в тени сухих чинар с подстилкой из веток. И никакого тебе солнцепека.
Петруха вытянулся, отломал шипастую веточку, нависшую над лицом, подсунул под голову свернутую майку. Только ноги оставались на солнце, ну и пускай. Ноги не голова, им солнечный удар не страшен, а ожоги деревенских не берут.
Под локтем хрустнул панцирь виноградной улитки. Здесь, в зарослях, этих панцирей полно: улитки тоже не дуры, любят, где тенек. Петруха набрал горсть и прижал ко лбу – красота! Где-то здесь была бутылочка воды…
Дотянувшись через ветки, Петруха достал пятилитровую баклажку, отвернул крышечку и с удовольствием глотнул. Потом еще глотнул. Потом вспомнил, что он все-таки не крыса, и рявкнул:
– Пацаны! Пить нате!
Работа на поле разом прекратилась, по ногам затопталось пацанье:
– Я первый!
– Нет, я, ты недавно пришел!
– А я ваще здесь с ночи!
Пацаны рвали друг у друга бутылку, пили и сразу убегали назад в поле. Мелкие, что им сделается! Детский организм крепкий, может по пять часов на солнцепеке впахивать, а потом прийти домой и еще столько же гонять в футбол. А вот Петрухе здоровье надо поберечь, вон уже круги перед глазами. Семеныч-буржуй еще покрикивает: «Ты работаешь хуже всех, мне про тебя рассказали! Выгоню на будущий год, так и знай!»
А что нам будущий год? На будущий год Петрухи уже здесь не будет, он в колледж поедет в Керчь. На первый год учебы он себе заработал, а там…
Шеф, он ведь только сейчас такой смелый, пока Петруха в деревне живет! А как за ворота, так и кончено! Сразу забегает, засуетится: «Петенька, у меня здесь клиент, ты не поможешь?».
Только фиг ему, шефу. Не такой Петруха дурак, свою шею под статью подставлять. Травки нарвать – одно, если тебе к тому же четырнадцати еще нет, а вот торговля-распространение – это уже серьезно. Из колледжа попрут. Отцу скажут.
Отцу пришлось соврать, что Петруха работает в керченском шиномонтаже. А Федька-брат, дурак мелкий, нет бы что поинтереснее придумать, сбрехал отцу, что тоже в город ездит, только почту разносить. Так отец его теперь в ночь не отпускает! «Нечего, – говорит, – ночью в городе делать, ночью почта не работает!» Раньше-то Федька в любое время гулял, где хотел, не докладывая. А как работать начал, так уже и нельзя.
Город. Город, город, там хорошо. Работы хватает без всякого шефа. Машины мыть всех берут или на заправку можно. Там толстомясые на «меринах», говорят, по десятке отстегивают только за то, чтобы ты вставил пистолет в бак. Лень им, видите ли, из машины выходить. А Петруха разве работы боится?! Он, пока машина заправляется, может запросто колесо поменять! Нет, подольше, конечно… А все равно! Петруха и неполадку какую устранить может, батя его многому научил, а колледж еще добавит… Так через годик можно и в автосервис устроиться. Ну или хоть в шиномонтаж, они ж все рядом: где заправляют, там и чинят. Глядишь, и заметит Петруху мастер какой…
– Петя, Петя! – Егорка соседский подскочил, приплясывает, за штаны держится. Оболтус, только сегодня его взяли. А пацанье и радо поиздеваться над молодым! Армия, блин, для школьников! А Петруха командир.
– Петя, они говорят: на травку нельзя!
– Тебе что, чинар мало?
– А там тоже травка!
– Ну и фиг с ней. – Подмигнул Петруха. Надо ж приободрить пацана. Егорка соседский с бабкой живет. Один. Вдвоем то есть: он и бабка. Его мать еще в коляске сюда привезла и в город укатила. Навещает, конечно. В запрошлом году приезжала, вся такая мелированная…
Петруха плюнул и понял, что зря: неблагодарное это дело плевать там, где лежишь. Пришлось выламывать веточки, отодвигаться, а тут еще Егор.
– Ты это… Отойди от меня, слышишь!
Егорка отошел, на сколько успел: на два шага, ну что ты будешь делать!
Петруха чертыхнулся и выскочил из належенного местечка и тут же врезался в Аленку:
– И мне подержи ширмочку, а?
Что делать: взял куртку, развернул, чтобы Аленку закрыть, сам отвернулся.
Ах сад мой, ах детский сад мой!
Аленку шеф долго не хотел брать. «Девчонка, – говорит, – разболтает всем». Хорошо, что здесь ее братья второй год работают: и Толян, и Колька – они и попросили за нее. А как иначе-то? Бабка их, дура старая, второй год на пенсии, а все туда же: печень свою не жалеет. Про родителей Петруха не спрашивал: всю жизнь в деревне живет, ни разу не видел, чтобы к Аленке с братьями кто-то приезжал. Хотя, говорят, есть где-то.
Пацаны напились, бросили бутылку под ноги – и теперь гоняли в футбол. Мальки несознательные!
– Траву не мять! – рявкнул Петруха.
Санек пискнул:
– Это все они! – За что получил от кого-то подзатыльник. Санек у нас особенный. У него отец шофер и мать парикмахерша, братьев-сестер – ноль. А Саньку, видите ли, компьютер охота. «Чтобы, – говорит, – самому заработать, а то неудобно мне клянчить у отца, я плохо себя вел». Вот так, значит.
А кто-то получит сейчас… Петруха рявкнул:
– Васек, завязывай драться!
Васек – Петрухин братец вот уже третий год. Его взяли из областного детдома. Мать тогда сказала: «Очень уж на меня похож». Правда похож. Сейчас Петруха это особенно замечал, а может, просто скучал по матери. На Васька иногда было жутко смотреть: те же глаза, те же волосы… Только мелкое все, потому что сам он мелкий.
Драться Васек не завязал. Петруха уже подумывал подойти, но быстро раздумал: Ванька ему сам такого отвесил! Правильно, не будет задираться!
Ванька вообще-то добряк, но в обиду себя не даст. Из любой воды сухим выйдет и тебя вытащит. Семеныч на Ваньку молится, даром, что парню уже девятнадцать: «Ну и что, что переросток, посмотрел бы я на того, кто тебя тронет».
Это правда. В драке Ваньке равных нет, он от любого удара увернется, и со спины кто подойдет – услышит. Особенно если кто не знакомый с Ванькой, так он во время драки еще и ругается! Сам дурак, это ж такой ориентир! Ван ему с ноги прямо в ругало! Наш человек. Петруха однажды с Ванькой в пещере заблудился. Фонарик разбил – и все, ни зги не видать, куда идти – непонятно. Так Ван его за минуту вывел, еще ворчал: «Тоже мне заблудились». Вану легко говорить, он в темноте ориентируется как бог. Он там живет.
Петруха сложил куртку, крикнул убегающей Аленке: «Штаны подтяни!» – и пошел выламывать себе новое место в тени. Сбегать, что ли, за пивком? У Петрухи в кармане на этот случай всегда есть записочка отца. Прошлогодняя еще, ну ведь даты там не проставлено. Только продавщица вякнет: «Какой тебе годик?» Петруха ей раз – под нос записочку. Толян иногда ее одалживает, говорит: это для бабки.
Глава V
Ловушка для пещерных жителей
Проснулся Тонкий, как водится, от криков:
– Елена! Подойди сюда! Ты выходила ночью?
– Нет, – соврала Ленка.
– А если подумать?
– Нет!
За что Тонкий уважал сестру, так это за умение настоять на своем. Только, пока уважал, не заметил, как подошла его очередь получать на орехи.
– Александр! Вставай, хватит притворяться.
Сашка честно разлепил глаза и высунулся из палатки. Интересно, ему удалось проспать хотя бы час? Вернулись они с Ленкой не то чтобы поздно, а скорее рано. Тетя тоже рано встает, вот и считай…
– Ты ночью выходил?
– Нет, – отчеканил Тонкий.
– А кто же выходил?
– Никто.
– А кто выходил и опрокинул канистру? Пятьдесят литров, племянники, тут ночью слон гулял! Елена в любом случае хороша – никогда не завинчивает крышку как следует. Ночью канистру кто-то задел, она и опрокинулась. Это вся наша пресная вода, племянники!
– Мы не выходили! – честно соврала Ленка.
Тетя оценивающе оглядела сперва Сашку, потом ее… А у кого-то волосы мокрые! Не успели высохнуть после ночного купания! «Значит, мы и часа не проспали», – грустно подумал Тонкий.
– Елена, а ты врешь.
– Нет.
– Нет? Значит, ты не врешь? – Тетя заложила руки за спину и принялась расхаживать мимо Ленки туда-сюда. – Ты не врешь, значит, врут твои волосы? Это они ночью оставили тебя и пошли купаться одни, по дороге опрокинув канистру. А ты спала, ни о чем не подозревая, лысая и невинная…
– Не знаю, – сдержанно ответила Ленка.
И тетя сдалась! Сдалась, не как опер, а как тетя, которую за две недели, наверное, уже достали эти двое недисциплинированных рядовых. Врут, ноют, в самоволку бегают, да еще и отпираются потом… А может быть, она сдалась из уважения к Ленкиному таланту – отпираться несмотря ни на что.
– Ладно, диверсанты, – вздохнула она. – Я поеду в деревню за пресной водой. А вам, чтобы жизнь медом не казалась, поручаю вычистить до блеска котелок. – Он пнула ногой походный котелок, почерневший от нагара давно и навсегда. – Считайте, что это наказание вам обоим. Я сегодня добрая.
Взяла канистру и ушла к машине. Через минуту племянники увидели, как, тарахтя и стеная, удаляется по ухабам тетин «жигуль».
Ребята дождались, пока скроется из виду поцарапанный багажник, и одновременно вскочили и побежали к пещере.
Не приснилось. Дыра в горе, заросшая бессмертником, кое-как замаскированная поваленной чинарой, – вот она во всей красе. Тонкий затормозил на входе: было жутковато с разбегу нырять под землю.
– Что там, очередь в туалет? – осведомилась Ленка, дергая его за рукав. Тонкий посторонился, пропуская ее. Впереди – тупик, справа – тупик, поворот налево. Тонкий нырнул в темноту, сделал несколько шагов и уперся носом в каменную стену.
– Там внизу лаз, – сообщила Ленка. – Голову-то опусти! Я как туда нырнула, так и кружила несколько часов!
– Не пугай, – Тонкий присел и действительно нащупал лаз. – Лучше нитку притащи, а то будем кружить уже вдвоем. И фонарик, Лен!
– Слушаю и повинуюсь!
Да, иногда и Сашкина сестра бывает нормальной. Вместо того чтобы ворчать: «Тебе надо, ты и иди», – она шустро развернулась, сделала несколько шагов, подпрыгнула на месте, пулей подскочила к Тонкому, зажала ему рот, столкнула в лаз и нырнула следом. Стало темно и больно: Тонкий здорово царапнул спину о камни.
– Шы што? – спросил он, как мог с зажатым ртом, глянул в окошечко лаза, и вопрос отпал сам собой. Из стены напротив, прямо из самой стены, выбегали двое, натянув майки на голову. Они притормозили у выхода, оглянулись: все в порядке – и выскочили вон из пещеры. Все произошло так быстро, что Тонкий еще с минуту стоял с зажатым ртом, уставясь на пустую, освещенную солнцем стену. Все, что он успел разглядеть, – это белые майки, натянутые на головы, и маленький рост пещерных жителей. Наконец Тонкий тряхнул головой, освободился и вылез наружу. Ленка за ним. Оба тотчас подбежали к той стене – чисто! Ни щелочки, ни двери… А вот! В стене была маленькая ниша, Тонкий протиснулся, сделал шаг, и сразу стало просторно. Впереди чернел коридор. Нет, без фонарика туда лучше не заходить.
– Сань, ты где?
Тонкий вытащил из ниши руку, нащупал Ленкину майку и втащил сестру к себе.
– Вот они откуда вылезли! – сказала сама себе Ленка, а впереди тем временем появился свет.
Сперва Тонкому показалось, что на них идет поезд: два луча шли рядом, как фары. Сперва он вытолкнул Ленку, потом выскочил сам, пихнул сестру в знакомый лаз, нырнул следом, а потом уже понял: какой там поезд: два фонарика. Через пару секунд из ниши в стене выскочили двое, натягивая майки на голову.
– Они че, кругами ходят? – очнулась Ленка. – У них такая игра?
Тонкий ответил, что в голову пришло:
– Да, на саблезубых гоминидов они не тянут.
– На кого?
Пришлось рассказать ей про саблезубого гоминида, про кладбище дикарей, про то, как байкеры уговаривали его поменять место…
Ленка вообще-то не трусиха, поэтому она завизжала и выскочила из пещеры не раньше, чем Тонкий закончил рассказ.
– Ты как хочешь, а я сюда больше ни ногой! – Схватила котелок и понеслась вниз, к морю.
– Дура, это ж байка! – Тонкий летел за ней вниз по склону и думал, что если бы он сам покружил ночью в пещере часика полтора, то, наверное, тоже бурно среагировал бы на новость про гоминида. Она, небось, в этой пещере нафантазировала себе черт знает что – про чудищ и подземных королей. А тут – пожалуйста, старший и как будто нормальный брат заявляет ей: да, Лена, есть здесь одно чудище, но ты не бойся, это байка…
У самого моря Тонкий все-таки догнал сестру.
– Ну Лен, ты чего как маленькая?! Эти двое, согласись, на чудищ не тянут. Да и Петруха – имя человеческое.
– У Фредди Крюгера тоже человеческое имя, – парировала Ленка. – Кроме шуток, Сань, полтергейст-то наблюдается.
– Какой?
– Ну… Канистра. Ее вечером закручивала тетя. И довольно плотно, скажу я тебе, закручивала. Я ночью хотела попить – крышку так и не отвинтила, понимаешь?
Тонкий понял только то: канистру опрокинули специально. Петруха? Зачем это ему, он и лагеря, небось, не заметил, поглощенный своими ночными делами в пещере. Сама тетя? А что: понадобилось человеку уехать ненадолго, а куда и зачем – племянникам знать необязательно. Она и устроила спектакль с канистрой, благо поспособствовали Ленкины мокрые волосы. Кто не знает оперов и тетю лично: у них это запросто. Мало ли какую такую секретную операцию, о которой племянникам знать не положено, готовит тетя! А тут – железная отмазка: вы опрокинули канистру, я поехала за водой. А сама… Нет, не подходит. Какие такие секретные операции в чужом городе, в чужой стране? Нет, господа, это не тетин участок. Не будет она здесь на операции ездить и канистры воды в землю выливать. Значит, все-таки не тетя…
– А те парни из пещеры – тоже полтергейст? – спросил Тонкий. – Петруха твой шел себе ночью, видит – канистра. Водички попил, а крышку не закрутил. Может, сам же и опрокинул.
– Ага! – возмутилась Ленка. – Ты стал бы пить в темноте на ощупь неизвестно что? Вдруг там, например, бензин?.. Не, Сань, вряд ли…
Тонкий не знал, что ответить. Ленка просто боялась – это и ежу понятно. Оклемается после ночи, сама поймет, что говорила глупости. А пока…
– Давай, Лен, котелок чистить.
Море плескало по ногам. Соленая вода, песок – если постараться, то к утру, можно и отчистить проклятый котелок. Ленка была настроена менее оптимистично. Пошаркав по котелку пучком водорослей, вывалянных в песке, она заявила, что хочет успеть в школу к первому сентября, поэтому начинать чистку котелка сейчас не имеет смысла.
– В мае бы начали, тогда бы к школе управились. А сейчас бесполезняк, все равно не успеем.
– Не успеем – получим по шее, – вернул ее на землю Тонкий.
Ленка вздохнула и вновь вооружилась комком водорослей:
– Вечно ты так!
– Как?
– Помечтать не даешь.
Тонкий не понял, о чем она говорит. Если человек берется чистить котелок в августе и хочет успеть к первому сентября, то он реалист, какие уж тут мечты! А если управиться к первому сентября человек и не мечтает…
– Ну чего стоишь, я одна работать должна?!
…То мечтает этот человек о том, чтобы всю работу сделали за него. Тонкий нашел себе такой же пучок водорослей, вывалял в песке. Чистить вдвоем один маленький котелок было и впрямь неудобно.
– Иди уже. Полчаса ты купаешься – я тру, полчаса – наоборот. Не отчистим, хоть накупаемся.
Ленка будто только этого и ждала, бросила водоросли и с разбегу плюхнулась в море. Волны были солидные, сестренку тут же накрыло с головой и утянуло от берега.
Тонкий скреб. Ленка визжала, барахтаясь в волнах.
Из головы не шли пещерные жители и канистра. Теперь Тонкий точно знал: в пещере кто-то есть, по крайней мере ночью. Не зря же байкеры предупреждали… А может, это они и разыгрывают, а? Уж очень подозрительным был их визит: только Тонкий приехал, сразу они нарисовались. Откуда узнали? Почему спешили?
Самое простое, что приходило в голову: байкеры банально решили разыграть Тонкого. Типа, раз ты такой крутой, начинающий оперативник, вот тебе и занятие: пойди туда, не знаю, куда, найди того, никто не видел, кого. А мы уж постараемся, поскачем ночью по пещере, поголосим, с канистры крышку открутим. Двое парней, которых Тонкий с Ленкой видели в пещере, только подтверждали его правоту. Если так, то установить их личности – дело плевое.
Сколько времени они купались, сколько чистили этот котелок, никто не засекал, потому что тети Музы рядом не было. Когда из-под черного нагара появились, наконец, серебристые стенки котелка, Тонкий подумал, что первое сентября уже близко. Когда с серебристых стенок сошла последняя черная крошка, Ленке смертельно захотелось в школу. Уроки, учителя, она была готова на все, только бы не видеть больше этот песок, эти водоросли, этот котелок. И чтобы тетя забегала в гости раз в месяц на полчасика. Ленка победно подняла над головой котелок как кубок и крикнула:
– Готово!
– Чего кричишь? – Тонкий валялся рядом на песке, купаться ему давно надоело. – Готово, значит, готово. Тетя, небось, уже давно приехала, можно идти в лагерь получать втык.
– За что, интересно? Мы все отчистили!
– Тетя найдет, за что.
Толстый сидел рядом на песке и пытался умыться. Он вылизывал передние лапы, ставил на песок и вылизывал задние. Пока передние стояли на песке, к ним прилипали песчинки, и все начиналось сначала…
– Пойдем, Толстый, втык получать! – Сашка взял его на плечо и пошел в лагерь. Ленка – следом.
