Мария Некрасова
Толстый против похитителя дракона
Глава I
Нашествие тети Музы
Дружно спикировали с полки зубные щетки, мыло вальяжно плюхнулось под ноги. Дробью, как дождь по крыше, осыпался потолок. Тонкого царапнуло по уху, Толстый успел укрыться у хозяина за пазухой. Древняя стремянка под Муратом поскользнулась, но устояла.
Мурат, стоя на стремянке в позе жокея, удовлетворенно осматривал руины. Как будто все три дня, которые он ремонтировал ванну у тети Музы, он стремился именно к такому результату, и вот наконец…
Помогая себе руками, он отскакал на стремянке от опасного места и произнес:
– Аб-ва-а-л!.. – Прозвучало солидно, как если бы Мурат знакомил Сашку с каким-нибудь важным и уважаемым старейшиной: «Аб-ва-а-л Расулзода!» – Панельку подай, малчик.
Тонкий взял потолочную панель и протянул ее наверх Мурату. Рабочий принял панель (Спа-си-и-бо), ловко вставил один ее конец в пазы и потянулся ко второму.
– Романтик! – процедил сквозь зубы Тонкий. – В ней два метра!
Не дожидаясь, пока наивный Мурат ухнется на пол, Тонкий шагнул на стиральную машину, подхватил второй конец и под крики: «Рав-ней! Крива вставим, раз помоешься – косой будешь!» – водворил панель на место.
Мурат, радуясь, что у него наконец-то появился помощник, картинно похлопал в ладоши и погладил установленную панель:
– Харашо – дружно! Давай второй!
Тонкий подумал, что раз уж взялся – надо помогать до конца, и еще: где ходят Муса с тетей Музой? Они отправились на рынок еще с утра. Честно говоря, уже пообедать неплохо бы…
Сколько нужно времени одному рабочему и одному старшему оперуполномоченному, чтобы купить плитку в ванную? Сашка окинул взглядом погром, который устроили они с Муратом, и подумал, что времени тете Музе с Мусой нужно очень и очень много.
Старший оперуполномоченный – хуже бабушки. Армейский порядок во всем! Тонкий не сомневался, что, если бы тетя Муза поехала на рынок одна, плитка пришла бы в дом сама, причем строем и с песней. Но тетя поехала не одна, а вовсе даже с Мусой. А это – романтик покруче Мурата. Тетя Муза плитку, конечно, построит, но под командованием романтика Мусы строй опять рассыплется… В общем, эти двое могут ходить по рынку хоть до утра, и помощи сейчас ждать неоткуда.
Сашка подхватил вторую панель, и под ободряющие крики Мурата: «Давай-давай, ровна, ровна!» – они быстренько загнали ее в пазы.
На полу валялись еще пяток таких же панелей и мыло. Тонкий на него поглядывал-поглядывал, подумывал, что неплохо бы убрать, но только руки каждый раз оказывались заняты очередной панелью.
В замке заскрежетал ключ.
– Мы пришли! – крикнула тетя из коридора. Сейчас даст на орехи: она ведь еще не видела обвалившегося потолка.
Тетя с Мусой направились к ванной, они несли в обеих руках по пачке напольной плитки.
– Зеленая, – доложила тетя, роняя пачку на порог ванной.
– В гарох! – уточнил Муса и глянул на потолок…
Моргнуть Тонкий вообще-то успел. Успел даже зажмуриться, но быстро передумал, поэтому видел все.
Рассматривая потолок, Муса решительно шагнул на кусок мыла. Само собой, поскользнулся и ухватился за стремянку Мурата. Мурат замахал руками, пытаясь то ли взлететь, то ли удержаться. В результате схватился за крючок для душа. Крючок был старенький и требовал ремонта не меньше, чем злополучный потолок. Громко щелкнув, он оторвался от стены и полетел вместе с Муратом на Тонкого. Тонкий спрыгнул со своей стиральной машины, наступил на многострадальное мыло, ухватился за падающую стремянку…
Потолок осыпался шумно, дробью, как дождь по крыше. Муса и Мурат лежали на полу валетом, Тонкий стоял на коленях, держа за ножки стремянку. Верный крыс у него за пазухой нервно шебаршился, но морду не высовывал. Тетя Муза застыла в дверях, она угрюмо разглядывала всю эту картину. Увидела панели на полу, увидела вмятину на потолке, которой еще утром не было, и поняла:
– Это вы с утра так веселитесь, да?
Дело запахло взбучкой, и Толстый первый это понял. Выскочив из-под Сашкиной майки, он подхватил злополучное мыло и улепетнул в прихожую. Тонкий хотел последовать его примеру, но мешала стремянка в руках. Тяжелая и неустойчивая. Она опасно накренилась в сторону тети. Чтобы ее удержать, нужно было встать. Чтобы встать – отпустить ножки. А ножки отпустишь – уронишь стремянку…
– Не бойсь, все поправим!… – Старательный Мурат вспрыгнул на стиральную машину, задев Сашку плечом. Этого хватило, чтобы Тонкий не удержал выскальзывающие ножки. Обретя свободу, стремянка шкрябнула по стене и счастливо рухнула рядом с Мусой. Лежащий на полу Муса философски погладил облупившиеся ножки:
– Какой худой дэвушка!
Под строгим взглядом тети Музы он бодро вскочил, одновременно подняв стремянку, и белкой забрался наверх:
– Давай панель, Мурат!
Сашка выбирался из ванной на четвереньках. Тетя Муза так и стояла в дверях, и лицо у нее было такое, что он понял: на глаза ей лучше не попадаться.
– Встань!
Тонкий поспешно выпрямился и вышел наконец в коридор, прошествовав мимо рассерженной тети Музы. Внутренний голос мерзко нашептывал ему, что кто-то сейчас получит. Раздался тетин голос:
– Умойся на кухне и помоги мне собраться.
– Куда?
– К вам, – безапелляционно ответила тетя. – Буду спать в твоей кровати, смотреть дурацкие сериалы на дедушкином компьютере, путаться под ногами у бабушки на кухне и всячески отравлять вам жизнь, пока не закончится ремонт.
Тонкий ошарашенно смотрел на тетю Музу. Он понимал: она не совсем шутит, тетя серьезна как минимум в одном: она действительно собирается пожить в квартире у Тонкого, пока Мурат с Мусой громят ее собственную.
– Ленкину косметику таскать тоже буду, – вспомнила тетя Муза и подтолкнула Сашку к дверям кухни. – Давай в темпе.
Так разбиваются молодые жизни. Так рушатся надежды на спокойный вечер дома в обществе строгой бабушки, верного крыса, не в меру демократичного деда и чокнутой сестры.
Тонкий вытерся кухонным полотенцем, вышел в коридор и тут же получил первое боевое задание:
– Возьми на антресолях мой рюкзак и тащи в комнату. Потом позвонишь бабушке, обрадуешь ее, пока я буду собираться. Бегом!
Потолки в коридоре высокие, одной табуретки оказалось мало. Сашка подтащил стул (все равно низко), маленький столик (сойдет). Поставил, шагнул…
Ножка стола, наверное, выдержала бы Тонкого, но это если бы верный крыс нашел другое место для притыренного куска мыла. А так столик выскользнул из-под ног, будто живой. С криком: «Толстый, убью!» – Сашка схватился за полку антресолей и повис. Так и висел, пока тетя Муза не вышла на крик.
Презрительно посмотрев на болтающиеся ноги, она вернула столик на место и заметила:
– Сейчас не время для физподготовки. Во-он тот красный рюкзак возьми. – Подобрала мыло и пошла себе дальше по коридору.
Тонкий достал с антресолей пыльный рюкзак, вытряхнул его на голову предателю Толстому (этот паршивец сидел внизу, сложив лапы на пузе, и смотрел, как страдает хозяин), слез и поплелся к телефону, чтобы обрадовать своих.
Бабушка отреагировал спокойно: «Хорошо, я приготовлю раскладушку, поставлю в холле», но Саня слышал, как фоном вопит Ленка: «Спасайся, кто может!» – и радовался, что не одинок.
– Я готова. – Тетя Муза вышла в коридор со своим рюкзаком.
Мурат и Муса дисциплинированно стояли в дверях ванной, провожая хозяйку. Тетя Муза оглядела их с головы до ног и пообещала:
– Я буду заходить каждый день. Пошли, Саша.
Тонкий подобрал верного крыса и двинулся к выходу.
– Приехали?! Ну наконец-то, дед Сашку заждался! Здрасьте, теть Муз. Зайди к деду, предатель! – Ленка скакала вокруг галошницы, отыскивая тапочки для тети Музы. Физиономия у нее была обиженная, но с хитринкой, Тонкий не усомнился, что кого-то здесь ждет сюрприз.
Почему это, интересно, их заждались, и с какой стати Сашку назвали предателем?
– Не тараторь, Лен, – попросил он, отбирая у сестры старый дедов шлепанец, который она уже нацелилась выдать тете Музе. – Объясни толком!
– К деду зайди, он тебе объяснит! – Ленка отобрала шлепанец обратно и достала к нему пару. – На, теть. Он тебя куда-то хочет услать на неделю. Если ты меня не возьмешь…
– …То отдохну спокойно один, даже в ссылке, – закончил Тонкий, но шлепанец отбирать не стал.
Если он уезжает (интересно, куда?), а Ленка остается, то будет несправедливо лишать сестренку хоть такой маленькой радости: напялить на тетю Музу старые дедовы шлепанцы. Где она хоть откопала эту красоту?!
– Ну и пожалуйста! Предатель! – припечатала Ленка и убежала к себе.
Тонкий проводил тетю в холл, сдав ее бабушке, и просочился в дедову комнату.
– Санек? – Дед оторвался от монитора и кивнул Сашке на кресло. – Ты вот все ремонты делаешь и ничего не знаешь! А мы с тобой завтра едем на форум молодых художников.
«Форум молодых художников» – звучало из уст дедушки, которому скоро исполнится восемьдесят, довольно экзотично. И в любом случае дед мог хотя бы посоветоваться, прежде чем отправлять его, Тонкого, на этот форум.
– Ты хоть бы предупредил, – проворчал Тонкий. Верный крыс выбрался к нему на колени и солидарно зашевелил усами.
Санек заглянул деду через плечо в надежде прояснить ситуацию (куда хоть высылают?!). На мониторе было только окошечко «аськи». На втором уровне убей дракона, и… – успел прочесть Тонкий.
– Не туда смотришь. – Дед торопливо схлопнул окно и открыл страничку форума. – Я послал некоторые твои работы и сегодня получил приглашение. Там ребята со всей страны, мастер-классы, конкурсы…
– Ты послал мои работы?! – От возмущения Тонкий даже не знал, что еще сказать. Конечно, форум молодых художников – это здорово. Приятно, когда популярные художники находят время с тобой позаниматься, и вообще. Но, извините, по какому праву дедушка рылся в Сашкиных рисунках да еще куда-то их посылал, не спросив! И работы выбрал не самые удачные… Вот они – лежат на столе, видимо, дед их отсканировал. А теперь он ставит Сашку перед фактом: «Мы с тобой едем…» Может, Тонкий и ехать-то не хочет?! Может, у него другие планы?! Неприятно это, когда решают за тебя.
– Сюрприз хотел сделать. – Дед обернулся через плечо и посмотрел на Сашку невинными глазами. Толстый так делает, когда его застают за поеданием учебника.
– Сюрприз удался, – проворчал Тонкий, демонстративно глядя в окно. Дедушка не маленький, сам небось понимает, что не прав. На всякий случай Тонкий уточнил:
– Мог хотя бы меня спросить!
– Тогда бы сюрприза не получилось! – добил дедушка, и у Тонкого появилось что возразить.
– А тебя на бабушке тоже без тебя женили? Типа сюрприз?! – Резко, зато доходчиво. Сейчас дед устыдится и все поймет…
– Ну ты сравнил! То картины, а то…
– Мне картин вполне хватит, – огрызнулся Тонкий. – Я бы, кстати, выбрал другие, а эти старые, странно, что их вообще…
– Хорошо, хорошо, – закивал дед. – Убедил. Больше не буду. Не хочешь – никуда не поедем…
– Нет уж, поедем! – отрезал Тонкий и уселся плотнее на подлокотник дедова кресла. На форум-то хотелось…
– Тебя не поймешь. Ну смотри, тут все.
Тонкий уставился на веб-страницу. Сайт пестрил рекламой акции «Форум молодых художников-2008. Каждому таланту – по портрету!» Правила участия в форуме (Допускаются выбранные жюри художники моложе 16 лет в сопровождении взрослых) и фотки. Маленькие снимки-иконки знакомых до боли картин.
– Это Корсаков, – показал дед, тыча пальцем в одну, – а это Соросов, узнаешь? А еще Иванов, Лебедев… Они будут вести у вас мастер-классы.
Фамилии были хорошо знакомы и картины тоже.
– На неделю поедем в Белые Сосны, – вещал дед. – Природа, деревья, холсты…
Тонкий зачарованно уставился на экран. От зла на дедушку не осталось и следа.
– Когда едем-то?
– Говорю ж, завтра.
Тогда бегом собираться!
Глава II
Каждому таланту – по портрету
Вставать пришлось еще раньше, чем в школу. Тонкий – человек бывалый, ради хорошего дела может и потерпеть. А вот дедушку, который последний раз слышал звуки будильника в девяносто втором году, этот факт возмутил до глубины души.
– Автобус уходит в девять часов, – ворчал он, кромсая батон на бутерброды. – В девять! Этак не художники соберутся, а сонные мухи. Разве можно так мучить живых людей, Санек?! – Он так смотрел на Тонкого, как будто надеялся получить ответ на все животрепещущие вопросы. В чем смысл жизни, зачем продают глазированные сырки в школьной столовой, если они все равно украсят пол, и, конечно, для чего так рано вставать?
Тонкий только дернул плечом. Он писал тете Музе инструкцию по уходу за Толстым (должен же кто-то за ним присматривать, пока Сашки не будет?) и споткнулся на слове «фрикасе». Как его правильно писать-то? Бабушка уже уехала в университет (кому каникулы, а кому и сессия), сам Толстый, почуяв неладное, где-то спрятался и не собирался выходить. Будить Ленку – ищи дурака, а дед занят бутербродом и вечными вопросами. В общем, спросить было решительно некого. Сашка написал: «Корми хорошо», – и успокоился. Собрался он еще вчера и попить чаю тоже уже успел, так что теперь сидел и ждал, пока дозавтракает дедушка. На кухонных часах щелкала секундная стрелка. Опоздаем? Не должны. А выйти из дома все равно не терпелось. Две станции метро, и здравствуй, загородный автобус, который повезет форумчан в загадочные Белые Сосны. Там сугро-обы небось! Тонкий догадался положить в рюкзак маленькие лыжи, чему был ужасно рад.
На улице было по-зимнему темно и по-новогоднему нарядно. Гирлянды на деревьях, снежинки на витринах и окнах домов. Может, и на Новый год в Белых Соснах остаться? Бабушка не одобрит, но уговорить ее можно.
Тонкий замечтался, и дед, наверное, тоже, потому что они чуть не проехали свою станцию. Выскочили из вагона в последнюю секунду, чуть не сбив с ног входящих. Сашка получил по коленкам чьей-то клюкой и почти проснулся.
– Нам туда! – дернул он деда, уже собравшегося на выход не в ту сторону, и побежал впереди.
Переход, переход, эскалатор, лестница, и хочется, как матросу на мачте, орать: «Земля-я-я!» Автобус до Белых Сосен Тонкий заметил сразу: эмблема и слоган форума красовались на обоих бортах и даже окнах. За рулем читал газету водитель, в салоне уже сидело несколько ребят с родителями. У задней двери двое парней вносили коррективы в оформление автобуса. Один стоял, прикрывая спиной, чтобы прохожие не обрадовались раньше времени, другой что-то наклеивал на борт автобуса. Тонкий обошел их и подсмотрел: парни где-то сорвали плакат-наклейку с рекламой средства от синяков. С плаката улыбалась физиономия, разукрашенная аж двумя фингалами. Слоган «Каждому таланту – по портрету» теперь сопровождался красноречивой иллюстрацией.
– Что там, Сань? – крикнул на всю улицу дед и спалил всю конспирацию. Парни покосились на него, быстренько доклеили уголок плаката и, хихикая, нырнули в автобус.
– Доходчиво, – оценил дед плоды их трудов. – Видишь, а ты боялся, что будет скучно!
Тонкий ничего такого не боялся, но спорить не стал, а скакнул в автобус. Родители и школьники сидели порознь. Впереди блестели лысины и пушились огромные шапки, сзади мелькали яркие бейсболки и спортивные «петухи». Тонкий усадил деда вперед и пошел к народу.
– Плюсадин! – крикнул парень, который приклеивал к автобусу портрет с фингалом, подвинулся и протянул руку:
– Леха.
– Семен. – Не дал Тонкому ответить второй, а потом еще трое и две девчонки хором представились так, что ни расслышать, ни запомнить.
– Саня. Можно Тонкий.
– А Толстый нельзя? – хихикнул Леха.
– А Толстый дома, – не обиделся Сашка.
Леху такой ответ вполне устроил, но вопросы еще не кончились:
– А ты лепила, мазила, долбила или ковыряла?
Саня завис на добрую минуту, пока не сообразил: скульптор, художник, любитель чеканки или резьбы по дереву. О загнул!
– Мазила.
– С нами на мастер-классе будешь! – одобрил парень в ярко-зеленой ушанке (Тонкий не расслышал, как его зовут).
– Ну-ка, двигаемся, молодежь! – По проходу к задним рядам протискивался упитанный седой мужчина. Он задевал сидящих портфелем, долго извинялся и продолжал свой путь.
– Родители впереди! – возразил парень в зеленой ушанке, но седой как будто его не расслышал. Дойдя до конца салона, он смахнул с длинного заднего сиденья невидимую пыль и чинно приземлился, потеснив Ушанку и двух девчонок.
– Александр Семенович, – отрекомендовался он и только тогда повернулся к Ушанке: – Никому из вас не родитель, прошу заметить.
Тонкий напряженно разглядывал пришельца: если не родитель, то, скорее всего, художник. Или скульптор. Или этот… долбила-ковыряла… Лицо и знакомое, и не. Такое можно увидеть и по телику в новостях культуры, и во дворе, и просто на улице. Таких Александров Семенычей – миллион. По вечерам они дружным кортежем возвращаются с работы, заезжают во дворы. Они вальяжно выбираются из своих «Деу», стареньких, но всегда чистых и отполированных, без единой висюльки на зеркале. Они нарочито небрежно щелкают брелоком сигнализации и с неторопливым достоинством тихоокеанского парохода бредут к своим подъездам. Иногда здороваются. Не как все нормальные люди «Здрасьте-здрасьте», а как-нибудь этак: «Добрый день» или «Мое почтение»… Еще они очень любят возмущаться, если во дворе орут дети или лают собаки, если в подъезде кто-то накурил или просто не придержал им дверь… В остальное время их почти не видно, разве какой-нибудь такой Александр Семеныч нечаянно опоздает на работу да и засветится во дворе часов в двенадцать дня.
Тонкий смотрел на Александра Семеновича и не мог в нем узнать никого из телика. За ребятами тоже было интересно наблюдать: Леха и Семен, судя по напряженным лицам, тоже пытались узнать в незнакомце какого-то известного лепилу, мазилу, долбилу или ковырялу. Парень в зеленой ушанке так и сидел с открытым ртом: его замечание насчет взрослых впереди проигнорировали, и он, кажется, очень хотел ответить, но еще не придумал что. Девчонки откровенно возмутились, что их без лишних слов потеснил какой-то седой неизвестно-кто-но-точно-не-родитель, и не постеснялись высказаться:
– Поосторожнее нельзя?!
– Прошу прощения. – Александр Семенович сделал вид, что подвинулся. Девчонки ничего не сказали. Леха, укрывшись за Тонким, надул щеки, передразнивая пришельца, и тоже сделал вид, что подвинулся. Семену затея понравилась, он оттянул передние карманы куртки, изображая живот, надул щеки и обвел пассажиров покровительственным взором:
– Я никому из вас не родитель!
Автобус дернулся, трогаясь, и в объятия Александра Семеновича свалился пяток новых ребят. Они только вошли и сесть не успели, а когда автобус тронулся, дружно полетели вперед носами.
– Здрасьте! – Парень в полосатой куртке отлип от Александрасеменовичева плеча и протянул руку:
– Толян.
Александр Семенович, конечно, пожал, но лицо сделал такое, будто это не рука, а хвост мурены.
– Александр Семенович. Возможно, буду вести у вас мастер-класс.
– Да? – удивился Толян. – Я думал, вы молодой художник.
Вслед за Толяном начали знакомиться другие ребята, поэтому Тонкий не расслышал, что ответил Александр Семенович.
А все они между тем ехали. Московская пробка быстро сменилась подмосковной узкой дорожкой с деревьями и сугробами по бортам. Зеленая ушанка (Серега, в этот раз Тонкий расслышал) и Толян тут же высунули в окно фотоаппараты. Может, с фотки потом будут рисовать, может, так оставят.
– Закройте, дует же, – робко заметил Александр Семенович, но никто даже не обернулся. Светка рядом с ним красноречиво пожала плечами, и вопрос был исчерпан. Даже «лепилы» Славик и Димон понимали «мазил» и не ворчали насчет открытых окон в декабре. И родители впереди не возмущались.
Тонкий побрел в голову автобуса, чтобы взять свой фотоаппарат у деда в сумке. И опоздал! Дед, высунувшись в окно, сам отщелкивал пейзаж. Родители, кстати, тоже не теряли времени: одни отщелкивали, другие давали советы под руку детям, третьи просто участливо наблюдали. Только чей-то папа в смешной клетчатой кепке непонятливо озирался вокруг. Лицо у него было такое: «Куда я попал? С ума, что ли, все посходили?»
Глава III
Дружба народов в одном драконе
Огромный сугроб уходил на километры вперед и сливался с небом за линией горизонта. От роя деревьев, черного на фоне снега, рябило в глазах. Чуть правее можно было разглядеть пеньки-избушки, и ни души…
– А я тебе говорю, кабаны здесь водятся, – настаивал Серега. Он уже разобрал рюкзак, выяснил, кто соседи и что на обед. Рассказал всем, что приехал с дедом, остановился в Москве у родственников, потому что дед до последнего не верил, что на форум Серегу возьмут. Наигрался с выключателем в шкафу и жаждал приключений:
– В таком лесу, да чтоб никто не водился? У нас в поселке знаешь какие кабаны? Во! – Он показал высоту себе по пояс и хрюкнул для убедительности. – Вкусные, – добавил он, помолчав. – Но только если ты с ружьем. А нет – лезь на дерево сразу…
Тонкий стоял у окна и медитировал на лес. Действительно, большой, что тут скажешь. И место тихое, если не считать их гостиницы и во-он той стайки домиков, человеческого жилья больше и не видать. Хотя контингента гостиницы может хватить, чтобы кабан, ломая ветки, убежал к Сереге в поселок.
– Да ну, в гостинице народу много, шум…
– Тоже мне много! – возмутился Серега. – Семь этажей, комнат по пятнадцать на каждом… Не, у нас больше и лес ближе. А кабаны…
Из Сашкиного рюкзака, лежащего на кровати, вылез Толстый и уставился на Серегу, шевеля усами, как будто хотел послушать про кабанов. Серега тоже сел на кровати и уставился на Толстого, ничем особо не шевеля. Только глаза хлопали. Тонкий с досадой махнул рукой:
– Дед!
– Это его так зовут? У тебя что, брат в армии?
– Не, – Саня поспешил объяснить. – Я хотел оставить его дома, а дед заладил: «Тетке твоей крысу на растерзание не отдам, пофиг мне гостиничные правила». И притащил с собой потихонечку…
Серега закивал и взял Толстого в руки:
– Мелочь пузатая. У нас знаешь какие крысы? Во! – Он показал размер Толстого и еще столько же отмерил рукой. Толстый оскорбленно вывернулся и удрал под подушку.
Вовремя, потому что в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, нажали ручку, и появилась Леночка. Она смешно называлась «Воспитатель группы», как в детском саду, и вела себя так же. Ни «здрасьте», ни «можно». Встала на пороге, похлопала в ладоши над головой:
– Собира-емся на выставку! На первом этаже через десять минут! – Она говорила так, как будто перед ней не два подростка, а человек пятнадцать и все шумят, поэтому приходится кричать и размахивать руками.
– Идем, – ответили хором ребята, как и положено воспитанной группе детского сада. Леночка довольно упорхнула.
Тонкий перепрятал верного крыса в рюкзак и решил, что готов.
– Андрюху из шкафа вынь, – напомнил Серый.
Шкаф в их номере был встроенный, не современный купе, а древний, выкрашенный масляной краской, с дверями на петлях. А над шкафом – антресоли. Глубокие, бездонные, сиди хоть с открытыми дверями – из комнаты тебя не видно. Андрюха как увидел, так и полез на разведку. До прихода Леночки там и сидел.
Тонкий встал на стул, заглянул на антресоли и чуть не упал. Он увидел темно-коричневую обезьянью физиономию, оскаленные клыки, горящие в темноте глаза… Он уже сообразил, что это маска, а все равно было жутковато.
– Слезай, Годзилла. – Тонкий ущипнул маску на лбу: оттянул и щелкнул. – Леночка зовет выставку смотреть.
Андрюха запоздало завыл, но Тонкий уже спрыгнул с табуретки. Кряхтя и шурша каким-то мусором, Андрюха в маске вылез на волю и пошел себе к выходу.
– Маску-то сними! – заржал Серега.
На первом этаже уже начиналась движуха. Родители и художники организованно толпились у входа в небольшой зал, но внутрь не заходили. Через плечо впереди стоящих можно было разглядеть картины и лица, которые Тонкий раньше видел только по телеку и в журналах.
– Смотри, Санек, там работы Петракова. – Дед (когда успел подойти?) дернул Сашку за рукав и развернул в нужном направлении, показывая картины.
В дальнем углу за стеклянной витриной действительно стояли натюрморты Петракова. Поодаль, в маленькой стеклянной витрине, – незнакомые деревянные фигурки и здоровенная железная каракатица.
– Это моя скульптура «Дружба народов», – похвастался уже знакомый голос. Александр Семенович. Рядом. Стоит на цыпочках, из-за дедовой спины любуется на свою скульптуру. Тонкий вглядывался в железные щупальца, но на таком расстоянии не смог разглядеть в каракатице ни народов, ни дружбы.
На переднем плане вместо каракатицы возникла Леночка, захлопала над головой в ладоши, призывая к порядку:
– Сейчас охрана снимет оцепление, заходим ме-едленно колонной по одному и становимся вон у той витрины.
Оберегая ноги и бока, Тонкий с дедом кое-как вошли в зал. Зал был действительно маленький: толпа художников и родителей заняла почти все свободное от картин пространство. А что осталось – занимала елка. Огромная, под потолок, она пахла хвоей на весь зал и блестела-переливалась игрушками. Тонкий чувствовал себя как на «Рождественской вечеринке» в «Щелкунчике», вон и оловянные солдатики построились… У каждой витрины стоял автор или экскурсовод из музея. Многие пришли с охраной, действительно похожей на оловянных солдатиков. Мундиры, конечно, не те, да и не мундиры, а костюмы, а все равно похоже.
Александр Семенович залез за ограждение и гордо занял позицию у своей «Дружбы народов». Теперь Тонкий разглядел в каракатице шипастого дракона с неимоверным количеством голов и лап. Каждая голова, видимо, символизировала свой народ, во всяком случае, Сашка нашел одну в пейсах и одну с самурайской косичкой. Хотя, может, это у дракона такие усы…
– Тише-тише! – Леночка опять замахала руками. – Сейчас авторы нам расскажут о своих произведениях…
И авторы рассказывали. Они сыпали сведениями о размерах холста (скульптуры), материалах, сроках работы, и какое яблоко на натюрморте что символизирует.
Дед рядом с Тонким откровенно скучал. Андрюха в маске Кинг-Конга – тоже. Наверное, художники не видели его из-за толпы, а может, просто стеснялись сделать замечание. Во всяком случае, никто на Андрюху внимания не обращал.
Женщина библиотекарского вида рассказывала историю о местном белососновском мастере Андрееве, который выстругал эти деревянные фигурки, которые стоят в витрине. Мастер погиб на Великой Отечественной войне, а фигурки остались в местном музее. До сих пор это чуть ли не единственные его экспонаты. Но женщина библиотекарского вида искренне надеется, что это только начало их музейной экспозиции.
Художники и скульпторы смущенно слушали. Александр Семенович не постеснялся на весь зал узнать, какова посещаемость музея, бывают ли там иностранные экскурсанты, и какие там условия хранения экспонатов, ну и какова стоимость фигурок мастера Андреева. Потом опять-таки на весь зал завел разговор о войне и героях – деятелях искусства. Женщина библиотекарского вида стеснялась поддерживать беседу, все-таки не за этим здесь собралась сотня человек, но Александр Семенович увлекся. Он поведал ей про своего деда, погибшего на войне, про себя, чтившего его память, и больше всего про свои работы, в которых отражается весь его, Александра Семеновича, патриотизм и гражданская позиция «За мир». Так плавно перешли к дракону, хотя библиотекарше, кажется, тоже было еще что сказать.
– Обратите внимание, мои юные друзья. – Александр Семенович достал ручку-указку и гордо ткнул в дракона. – Эта скульптура символизирует дружбу народов. Почему дракон? Потому что много голов, но тело-то общее! Общее сердце и лапы. Если одна голова потянет в одну сторону, другая в другую…
Тонкий понял, что не ошибся: и голова в пейсах тут была, и с самурайской косичкой, и с балалайкой в зубах… Александр Семенович долго вещал. Дед с Андрюхой уже начали засыпать, а Леночка с художниками – откровенно перебивать. Прошло как минимум сорок минут, прежде чем взял слово следующий художник. Александр Семенович еще пытался отстоять позиции:
– У меня не все! Я не рассказал про историю происхождения! – Хотя рассказал он ее уже не один раз.
Тонкий устал стоять без дела и от скуки рассматривал соседей, экспозицию, зал, елку, решетки на окнах. Серега толкнул его в бок:
– Скажи, сколько здесь камер?
– Что?
– Камер наблюдения сколько?
Тонкий понял, что не он один мается от безделья, и стал искать камеры. Раз – над витриной Петракова, два – в противоположном углу, три – на стене между ними, вон еще одна…
– Пять.
– Не-а! – Серега победоносно задрал голову. – Восемь! И шесть у нас в коридоре, я посчитал! А снаружи на первом этаже – четыре: две в гардеробе и две в холле на входе.
– Ничего себе!
– Привычка, – пожал плечами Серега. – Если куда иду, первым делом камеры считаю.
– И много их у вас в поселке? – ревниво спросил Тонкий. Даже у него, начинающего оперативника, не было такой полезной привычки.
– В том-то и штука, что нет, – не обиделся Серега. – Как выбираюсь в город, там в кино или еще куда – сразу смотрю на камеры. Интересно же! Это у вас в Москве они на каждом шагу.
– На каждом шагу, – подтвердил Тонкий и просто не смог отказать себе в удовольствии: – Знаешь какие? Во!
Стоящий рядом Андрюха заржал так, что на него наконец обратили внимание. А в первую очередь обратили внимание, конечно, на его маску. И, конечно, первой внимание обратила Леночка. Шикая на весь зал, она подскочила к ребятам и громким шепотом принялась объяснять, почему они не правы и что им стоит немедленно покинуть помещение. Тонкий только плечами пожал и вышел. Обидно, конечно, так начинать первый день на форуме, ну да с кем не бывает. Серега его догнал: вот и не одному за дверью куковать. Уже в коридоре ребята услышали, как отчаянно сопротивляется Леночкиным санкциям Андрюха:
– Это потому, что я черный!
