Мария Манич
Случайный ребенок босса

8 Глава

– Вот скажи мне, Земцова, ты дура?

Мои лицо и шея покрываются пятнами стыда. Прячу руки под стол, потому что они начинают трястись. Айсель меня предупреждала, что пятничные летучки ещё хуже, чем в понедельник с утра. Но как-то первые недели Левский особо не жестил, или доставалось в основном другим, а я не замечала. Зато сейчас он при полном конференц-зале назвал меня дурой.

– Нет, – говорю, пытаясь звучать достойно.

Разве можно ответить на его вопрос по-другому? Со стороны раздаются смешки.

Ладони начинают мокнуть, и я незаметно вытираю их о свои чёрные брюки.

Левский смотрит на меня свирепо со своего места во главе стола, так, что мне хочется сжаться в комочек и сбежать. Стараюсь не отводить взгляда, а ещё не моргать. Что бы ни последовало после его “дуры”, я надеюсь сдержать лицо.

Всегда веселый и красивый коммерческий директор, который любит дарить сомнительные комплименты своим сотрудницам, дарит мне сверлящий гневный взгляд. Небрежно бросает на стол перед собой договор с Египтом, а я сглатываю.

Я на этот договор потратила не один час на минувшей неделе, задерживалась допоздна и пропускала обед. Уходила из офиса в числе последних! Хотела показать, что Полянский взял меня не за красивые глаза и длинную косу! Айсель крутила пальцем у виска и уходила домой всегда вовремя, за ней я особого ранения к сверхурочной работе не замечала. Может, и не зря?

– Тебе не объяснили протокол согласования документов? Земцова, будь ты у нас третий день, я бы ещё закрыл на это глаза. Но третью неделю, твою мать, ты чем занимаешься? В инстаграме сидишь? Устав и порядок работы должны от зубов отскакивать! Не знаешь, как что сделать, – спроси! – орёт Левский, так, что у меня закладывает уши. – В чём проблема? Это не договор! Это бумажка для туалета, только подтереться им и…

Он встает со стула и опирается кулаками на стол, наклоняя вперед корпус. Его модельное лицо больше не кажется мне привлекательным, оно покраснело, на шее и лбу вздулись вены. Выглядит пугающе.

Я трусливо вжимаю голову в плечи, опасаясь, что он швырнет в меня этим самым договором или одной из бутылок с водой, что его новенькая помощница расставила перед всеми. Стараюсь не показать, как задевают меня его слова, вколачивающие гвозди в гроб моей уверенности.

Почему нельзя было сказать это не при всех?

Шепоток со всех сторон подсказывает, что коллегам нравится это зрелище. Наконец-то коммерческий директор выбрал себе новую цель для срыва.

А в лифте казался таким душкой! Хотя поначалу тоже испугал!

– Отвечай ему что-нибудь, – не поворачивая головы в мою сторону, шепчет Айсель, сидящая рядом. – Не молчи!

Я не уверена, что стоит как-то дополнять столь пламенную речь. И вообще, большинство его вопросов были скорее риторическими, и лучше бы мне промолчать вовсе. Прикинуться дурочкой и покивать болванчиком.

– Я исправлю.

– Исправит она. Когда, млин? Ночевать в офисе будешь?

– Если нужно, то да, – говорю твёрдо.

Щёки продолжают пылать, ладони продолжают потеть, а сердце вообще собирается вот-вот выскочить из груди от позора.

– Ну-ну. По листу мне на согласование будешь присылать. Все свободны! – Левский взмахивает рукой и отворачивается к окну, ослабляя галстук.

Коллеги вереницей покидают конференц-зал, словно после боя. Кто-то стирает пот со лба, кто-то на ходу жадно глотает воду.

Я встаю со своего места, когда уже почти все ушли. Хочу провалиться сквозь землю, но вместо этого делаю неуверенные шаги в сторону лежащего на столе договора и забираю бумаги себе.

Бегло просматриваю исчерченные красным листы. Левский почеркал его, словно мы в школе! Ещё бы двойку поставил!

Цепляюсь взглядом за реквизиты, потом возвращаюсь в начало договора, в который тщательно вписывала изменённые данные. Специально для сотрудничества с Египтом и этим покупателем. Он запросил особые условия, Левский и Полянский их согласовали. Я пересылала им информацию на почту и передавала через помощниц. Но здесь всё не так.

– Илья Юрьевич… – начинаю робко, стараясь обратить на себя внимание коммерческого.

– Земцова, ты ещё здесь? Уберись с глаз моих вон.

– Но…

– Я сказал, вон!

– Что здесь происходит? – в дверях стоит Богдан, чуть прищуренно оглядывая нас коммерческим директором. – Левский, ты так орёшь, что тебя слышно на парковке.

Мы остались в конференц-зале только втроём, потому что даже Айсель решила сбежать от греха подальше.

Как всегда некстати!

Последнюю неделю, после того, как я узнала, что Богдан, оказывается, несвободен и у него есть невеста, мы не пересекались. Я накрутила себя со всей этой ситуацией до того, что меня опять тошнило! Причём в офисном туалете!

А сейчас он весь такой из себя биг босс, пришел как раз в тот момент, когда я пытаюсь смыть с себя грязь безответственности, которую на меня неоправданно вылил Левский. И меньше всего я хочу делать это при Полянском.

– Всё нормально, Богдан Алексеевич. Могу идти, Илья Юрьевич?

– Я тебя не задерживаю, – бросает, не оглядываясь, и добавляет, обращаясь уже не ко мне: – Курить пойдешь?

Пересекаю конференц-зал и останавливаюсь рядом с Богданом, который не спешит пропускать меня. Загородил своей мощной фигурой почти весь проход, а я не представляю, как его обойти так, чтобы не коснуться.

Касаться его я совершенно не хочу. Он, может быть, только что слез со своей невесты. Вон как опять довольно лыбится.

– В другой раз, – отвечает Полянский, с интересом разглядывая меня. – Покажешь, что там у тебя, Лесь?

Богдан кивает на договор, который я скомкала в ладонях. Испуганно прижимаю бумаги к груди, отрицательно качая головой. Если он увидит его, решит, что я форменная идиотка, которая не смогла ничему научиться за три недели работы! И всё равно, что испортила его не я…

***

– Дай я гляну, – произносит Богдан и протягивает руку в ожидании. – Это Египет?

Можно ему дать эту бумаги и забыть эту историю с подменой. А еще поплакаться о том, как на меня только, что орал Левский при всех, и выпятить вниз нижнюю губы, думаю это не оставило бы Полянского равнодушным. Воспоминания услужливо подкидывают картинки, где Богдан терзал мой рот своим, кусая губы и сплетая наши языки.

В животе вдруг разливается знакомое тепло. От каких-то воспоминаний?!

Стоит лишний раз себе напомнить, что он скоро женится и является моим боссом и вряд ли придает значение нашей одной совместной ночи.

– Олеся, что там у тебя? Ты где витаешь? – напоминает о своем присутствии Полянский.

Несколько раз моргаю, пытаясь прогнать свои видения и избавиться от странных, томительных ощущений в теле.

– Задумалась, – говорю, вздернув подбородок.

– Над работой над ошибками, надеюсь, – ехидно произносит, за моей спиной Левский.

Оборачиваюсь на него и чуть прищурившись, потому что от постоянной работы за компьютером, к вечеру начинают болеть глаза, произношу:

– Я все исправлю, я уже сказала. Но если вы помните, то этот самый договор был у вас на согласовании четыре дня назад. И вы его одобрили.

Левский замирает, потянувшись за стаканом и вскидывает на меня свои карие глаза, в которые искрят и пылают недобрым огнем. Как какая-то пигалица, это я про себя, ага, посмела перечить ему и оспаривать его решения и авторитет? Что-то такое там и мелькает.

– Разве? Я отправил тебе его назад, с пометками о доработке, Земцова. Которые ты нагло проигнорировала, – раздраженно бросает он, и взяв наконец со стола стакан, откручивает крышку на бутылке и наливает себе воды.

Мое лицо опять покрывается пятнами, а волосы на затылке начинают шевелиться, потому что все это теперь происходит при Полянском. Он никуда не ушел и смотрит прямо на меня. Щека горит от его взгляда, а пальцы на руках начинает ощутимо покалывать.

– Но…

– Никаких “но”, Земцова. Еще слово и я заберу этот договор и дам кому-то другому. Только после этого, не жди от меня нормальных клиентов. Египет оно же самые простые, черт возьми, из тех, которые сейчас у нас есть! Это твой шанс, проявить себя. Иначе делать тебе у нас нечего, и нужно было начинать с девчонок, которые работают на ресепшене. Им кроме симпатичного лица, мозги не к чему.

– Илья, – предупреждает его Богдан, видимо понимая, что его коммерческий директор переходит границы.

– Я поняла, – произношу сухо.

А вот глаза у меня уже порядком на мокром месте. Только я стараюсь не разреветься. Еще не хватало этого сделать на глазах у Полянского. Разревись я при Левском, мне было бы не так стыдно.

– Левский, зайди ко мне в понедельник. Прямо с утра, – говорит Полянский, на которого я предпочитаю не смотреть во все.

– Окей.

Гипнотизирую стену между двух больших окон, которые выходят на проспект перед, на котором находится наш офис. И мечтаю, просто страстно желаю, уйти и порыдать в туалетной кабинке. Потом я соберусь с силами и засяду за исправления своего договора. А затем мне нужно разобраться, кто имеет доступ к корпоративной почте и почему до меня не дошло письмо Левского. Если оно, конечно, было, но не стал бы он врать при Богдане?

– Можно мне идти?

Левский, не смотря на меня, поднимает вверх руку, давая понять, что я свободна.

Продолжая комкать в руках несчастный договор, иду в сторону выхода, размышляя, когда мне посетить женский туалет. Сейчас? Или после того, как под взглядами коллег я гордо прошествую к своему столу?

Полянский, который застыл в дверях, при моем приближении лишь немного отходит в сторону. Предлагая мне протиснуться мимо него самой.

Думать о том, как это будет выглядеть, мне не хочется. Проход не совсем узкий и если мне развернутся, то я могу пройти мимо и совсем не задеть его.

Недолго думая, поворачиваюсь к Богдану лицом и немного нервно улыбнувшись, выставляю вперед плечо.

Моя грудь касается его пиджака, я словно спотыкаюсь, замирая на месте на долю секунды и, кажется, не дышу. В нос забирается уже знакомый запах Полянского и от его близости, начинает кружиться голова.

Богдан опускает глаза, и мы встречаемся взглядами. Мой затравленный и испуганный, и его властный, и хищный. Полянский опускает свой ниже, и моя кожа покрывается мурашками, потому что отчетливо понимаю куда он смотрит. Стыдливо отвожу глаза, пробормотав что-то похожее на:

– Хорошего вечера.

Несусь с пылающим как у школьницы лицом к своему месту.

Сегодня на мне блузка, на пуговицах. Во время совещания я расстегнула несколько штук, потому что мне стало душно. В конференц-зале плохо работают кондиционеры, зато отопление шпарит на полную мощь. А сейчас мне моя вольность кажется недопустимой. Вдруг он подумает, что я решила опять его соблазнить? Или Левского?

Боже…лучше б я осталась в городе и продолжила ходить на свою однотипную работу, чем вот это все.

Опустившись за свой стол и швырнув договор в верхний ящик тумбочки, опускаю глаза на свою блузку. Мне хочется застонать от досады. С высоты своего роста Богдан, скорее всего смог разглядеть мое белье. И теперь он в что у меня под скучной голубой офисной блузкой, прячется нежно-розовый кружевной бюстгальтер.

Застегиваю пуговицы до горла.

– Ты как? – рядом появляется Айсель, ставя перед мной, мой тумблер с чаем.

Хватаюсь за него, чтобы унять дрожь в руках и благодарю девушку кивком головы:

– Все в норме. Нужно переделать договор и показать его Левскому.

Делов-то…пятница вечер. А показать договор лучше в понедельник, чтобы не затягивать и мое руководство не думало, что я лишь прохлаждаюсь.

– Хочешь останусь тебе помочь?

– Спасибо, не нужно. Я сама. Может юристам позвоню. Вадим дал мне свой личный номер, на всякий случай.

Вадим Кузнецов – юрист компании, который тесно сотрудничает с нашим отделом. Иногда он составлял нам с Айсель компанию на обедах, веселя шутками и историями из своей практики.

– Ладно. Не нервничай так. Все через это проходили. Можно сказать боевое крещение.

Айсель добродушно сжимает мое плечо и уходит к своему рабочему месту, дорабатывать оставшиеся несколько часов. Сколько я проведу сегодня в офисе, понятия не имею. Доставку стола опять придется перенести, а он мне видимо будет очень нужен на этих выходных.

Спустя несколько часов я выключаю свой монитор и забрав рабочий ноутбук с собой, медленно бреду к лифту.

Ноги после целого дня на каблуках гудят, как и голова. Сейчас я просто мечтаю съесть горячего супа и отключить мозг листая ленту в социальных сетях. Завтра с утра мне придется либо опять приехать в офис, либо продолжить работу дома.

Вызываю лифт и перевести сумку на другое плечо, начинаю распускать косу, массируя пальцами голову. На этаже кроме меня и уборщицы уже никого не осталось. Свет почти везде уже потушили. Непривычно тихо. Обычно в офисе шум стоит еще пару часов после окончания рабочего времени, но сегодня пятница и большинство коллег предпочли устроить себе семейный вечер, не задерживаясь на работе.

– Домой? – раздается сбоку спокойный голос Полянского.

Вздрагиваю от неожиданности и, не поворачивая головы, киваю.

Мы заходим в лифт, и Богдан опережает меня, нажимая подземный паркинг, вместо первого этажа.

– Нажмите, пожалуйста, мне первый, – прошу гипнотизируя кнопки.

Полянский, как назло, остался стоять рядом с приборной панелью, а мне совершенно не хочется опять пускать его в свое личное пространство. Но он не делает ни малейшего движения. Поэтому мне приходится, наконец перевести взгляд на его лицо.

– Пожалуйста, – прошу более вкрадчиво, – нажми первый этаж.

– Я тебя отвезу.

9 Глава

В этом чëртовом лифте, полтора на полтора метра, тесно и душно. Я устала, хочу есть и выпить стакан воды, потому что от кофе, который я вливала в себя весь день, меня опять мутит. Голова чугунная, глаза от компьютера слезятся, и вполне вероятно, что я могла словить слуховую галлюцинацию. Поэтому сначала даже ничего не отвечаю Богдану, просто медленно моргаю.

Он точно решит, что я идиотка.

– Это был не вопрос, Олеся. Я тебя отвезу.

Полянский сводит брови на переносице, подняв руку, двумя пальцами почесывает подбородок, на котором уже виднеется вечерняя щетина. Обычно в офис он приходит гладко выбритым, а по вечерам я с ним никогда не сталкивалась. И вообще стараюсь на него не смотреть лишний раз. Он кобель и изменник, который ещё и скоро женится.

– Это неуместно, – всё, что получается выдавить из себя.

Этот мужчина умеет подавлять чужую волю! Смотрит на меня, опустив подбородок, давяще и выжидающе. Ждёт, когда сама соглашусь и прыгну с разбегу к нему в машину. От него исходят дьявольский магнетизм и сила власти, недаром он является биг боссом такой огромной бизнес-машины, как компания “Полян-групп”. Но сейчас работа закончена, мы больше не в офисе, и я не намерена ему уступать. Пусть идёт катать свою Илону Шпак. Может даже на себе её прокатить. Мне нет до этого никакого дела.

Вру. Есть.

– Ты правда так думаешь? – тихо спрашивает Богдан.

У меня от его голоса волоски на теле шевелиться начинают. Стены и потолок лифта давят. Воздуха становится мало. Не хватало ещё в обморок грохнуться при нём. Но именно такое у меня сейчас состояние – пограничное. Ещё чуть-чуть и свалюсь к его ногам в прямом смысле этого слова.

– Я в этом уверена. Ты несвободный человек, Богдан. А я не хочу портить себе репутацию ещё больше.

– Ты знаешь, – не вопрос, утверждение.

Он даже не пытается сказать что-то в своё оправдание.

Ты знаешь.

Знаю и не одобряю измены. Кто их вообще одобряет?

Пойти и изменить женщине, с которой собираешься связать себя узами брака: создать семью, нарожать детей, воспитывать детей, завести собаку, приходить на ужин после работы и есть её стряпню. Это… по меньшей мере мерзко и подло.

Меня опять тошнит. На этот раз от Полянского.

Мне хочется на него посмотреть, но вместо этого я разглядываю носки его начищенных туфель и своих сапог. А ещё пол. Он серый, в мелкую блестящую крапинку.

– Всё в порядке?

Да. Нет. Я не очень уверена. Однако всё же киваю и хватаюсь рукой за поручень лифта. Как раз вовремя. Звуковой сигнал сообщает о том, что мы всё-таки доехали до подземной парковки. Сейчас Полянский уберётся из кабины, а я нажму свой этаж.

Но этого не происходит.

Полянский вдруг делает шаг ко мне, и его теплая, большая ладонь ложится на мой локоть, отчего я непроизвольно вздрагиваю.

От Богдана это не скрывается, он немного опускает голову и смещает руку на моё запястье. Забирается руками под манжеты пальто и блузки, касается горячими, немного грубыми подушечками пальцев моей кожи.

Я всё же поднимаю к нему лицо и вижу, как его обеспокоенные голубые глаза сосредоточенно изучают меня.

– Твой этаж…

– Я тебя отвезу. Ты бледная и еле стоишь на ногах. Мне потом не нужны проблемы с твоим отцом: скажет, совсем загонял девчонку, – говорит Богдан. – На выходных домой поедешь? Постарайся отдохнуть.

Девчонка.

Вот кем он меня считает.

Вспыхиваю от его слов и делаю слабую попытку высвободиться из захвата. Всё тщетно.

– Ты ничего не скажешь моему отцу, – выпаливаю я, всё ещё пытаясь выдернуть руку и вернуть её себе. – И вообще, я запрещаю тебе с ним меня обсуждать. Только как своего рядового сотрудника. Не стоит делать мне поблажек и выделять среди других.

– Я этого и не делаю. Идём.

Богдан подталкивает меня в спину и выводит из лифта. Здесь повсюду камеры, и я очень, очень надеюсь, что здешняя служба безопасности не особо болтлива. Иначе к утру понедельника весь офис будет в курсе того, что Олеся Земцова покинула лифт под ручку с главным акционером.

Несмотря на смятение, я всё же позволяю Полянскому усадить меня на переднее сиденье его машины. Отмечаю, что сегодня он без личного водителя, сам садится за руль.

Включает для меня подогрев кресла и настраивает поток теплого воздуха от кондиционера тоже так, чтобы он дул прямо на меня. Кладёт телефон в подставку на приборной панели и, наконец, берется за руль. Всё это молча.

Я понимаю, что возражать бесполезно, он уже решил поиграть в благодетеля. Беру ремень безопасности и обреченно втыкаю его в замок, отворачиваясь к окну.

– Довези меня до метро. Я выйду там. У меня здесь прямая ветка.

Я ëрзаю, устраиваясь удобнее, насколько это возможно, потому что моя спина прямая как доска, и стараюсь расслабиться.

Он же не будет затаскивать меня в постель? Нет?

Я и не лягу… пусть даже не надеется!

Ну подвезёт один раз. До метро. Ничего смертельного ведь не случится?

Я очень устала и разнервничалась.

Когда я собиралась домой, на улице начинал накрапывал мелкий ноябрьский дождь. Зонта у меня с собой, конечно же, нет. А в машине тепло, сухо и пахнет елью.

– Леся, – вдруг мягко окликает меня Полянский.

Кошусь на него одним глазом, не меняя напряженной позы.

– Что?

– Немного расслабься. Мы не в офисе, и я не собираюсь к тебе приставать.

– А.… спасибо, что сказал.

– Адрес?

– Мне до метро!

– Хорошо. Какого метро?

– Ближайшего!

Полянский хмыкает и распахивает полы пальто, откидываясь на спинку водительского сиденья, а затылком расслабленно упирается в подголовник. Мы медленно выезжаем с подземной парковки.

Богдан тормозит у пропускного пункта, и в этот момент его телефон начинает звонить.

Не удерживаюсь и бросаю косой взгляд на экран, внутренне сжимаясь, боясь увидеть там входящий от его невесты. Я почти на сто процентов уверена, что он не станет при мне с ней разговаривать. Это было бы низко.

Но ничего примечательного я не вижу. Ни смеющейся фотографии Илоны Шпак, ни её фото в купальнике там нет. Чёрный экран, красная трубка, зеленая трубка и имя. Мужское.

– Да? Что ты хотел, Данил?

Тихонечко выдыхаю от облегчения и отворачиваюсь обратно к окну, считать мокрые капли на стекле.

– Пап, а ты когда домой?

Моё сердце останавливается, как и весь мир вокруг, и ухает вниз.

***

За окном машины мелькает вечерний город, подсвеченный тысячами огней.

В Москве невероятная иллюминация, на которую тратятся миллионы бюджетных средств. Наших налогов. Вроде красиво, глаза радуются и останавливаются на мерцающих бликах, но в душе понимаешь, что это всё бесполезно. Лучше бы на эти средства построили несколько детских больниц, оснащенных передовым оборудованием, или отправили их на изучение и борьбу с раком.

Такими занудными мыслями, от которых мне вдруг хочется плакать, я забиваю свою голову, лишь бы не слышать, как Полянский беседует с сыном.

Богдан почти сразу выключил громкую связь и прижал телефон к уху, бросив на меня выразительный взгляд. Но в машине тихо, поэтому я слышу каждое слово, которое говорит мальчик на том конце трубки. И никакие мысли о мире во всём мире и налоговом бюджете не могут меня отвлечь. Как и новогодние огни за окном. Середина ноября, а уже кое-где поставили ёлки. Тем временем мальчик… Данила продолжает что-то беспечно рассказывать своему отцу.

– Ты обещал, что придёшь ко мне на тренировку. Тебя Василий Петрович ждёт, хочет поговорить, – я слышу обиду в голосе ребёнка и непроизвольно поворачиваю голову к своему водителю.

Богдан включил поворотник и перестроился в правый ряд, останавливаясь на светофоре. Я вижу значок метро и сажусь ровнее. В машине тепло и слегка укачивает, отчего хочется спать. Я могла бы ехать так и дальше и уже не особо возмущаться по поводу его порыва меня подвезти. Но слушать его разговоры с сыном – это уже слишком.

Где мама этого мальчика? Богдан разведён?

Скорее всего, да, он ведь женится. Илона Шпак. Меня мысленно передёргивает от этого имени.

– Данил, у меня было важное совещание. Я уже на пути к дому. Приеду ещё до того, как ты ляжешь спать. Тогда и поговорим.

– У тебя всегда совещания. Даже в мой день рождения тоже были, – продолжает гнуть своё мальчик.

Богдан тяжело вздыхает и, повернув голову вправо, ловит мой взгляд. Смотрит, не таясь, прямо на меня, прижимая телефон к уху. Я тоже смотрю на него в ответ, не в силах отвести глаза. Он красивый, взрослый мужчина. Старше меня на тринадцать лет. И он мне нравится, несмотря на то что изменил своей невесте со мной. Я не знаю, как это объяснить. Может, оправдываю себя тем, что мы не должны были встретиться вновь? Я никогда не должна была узнать об этой невесте, а он никогда не узнает, что я его тоже использовала, стараясь залечить собственные раны и поднять самооценку.

Нравиться такому мужчине приятно.

– Я приехал к тебе на день рождения.

– Под конец праздника! Спасибо, папа, что успел к торту!

– Даня, – строго говорит его отец. – Дома.

У Полянского за плечами определенно есть прошлое, а от прошлого бывают последствия. Я в его жизнь не лезу, как и он в мою. Мы случайные попутчики, которые по велению судьбы пересеклись. Несколько раз.

Мы встретились в ночном клубе, я хотела утешиться, а он, видимо, искал легкую добычу. А теперь я работаю на него, узнаю, что он скоро женится на влиятельной бизнесвумен и у него есть сын.

Он был женат? Любил свою бывшую жену? Любит невесту? А если бы мы встретились при других обстоятельствах?

Сжимаю ремешок сумки сильнее. Опускаю ресницы, разрывая этот затянувшийся зрительный контакт первой.

Я не должна задаваться такими вопросами, но всё равно думаю об этом чаще, чем должна. Я вообще не должна о нём думать… он чужой мужчина. Не мой.

– А я не хочу тебя ждать! Я лягу спать! Чтобы хоть раз ты меня подождал так же, как я жду тебя постоянно!

Моё сердце сжимается. Данил кричит на своего отца с таким отчаянием, болью, что мне хочется обнять его, хотя я никогда его и не видела. Успокоить. Поговорить.

Сколько ему лет? По голосу уже не малыш.

– Тебя никогда не бывает! Зачем ты меня забрал от бабушки? Верни назад! Тебя никогда нет! Я так больше не хочу… папа, не хочу.

Мои уши начинают полыхать, как и лицо. Этот разговор точно не для меня.

Мальчик вдруг всхлипывает, а Богдан дышит чаще. Мне даже кажется, я слышу, как он стискивает зубы, и они скрипят.

Мне нужно уходить. А ему ехать домой. К ребёнку.

– Даня, успокойся, я уже еду, и дома мы обязательно поговорим. Позови к телефону Вику. Я уже еду. Еду, – несколько раз глухо повторяет Богдан.

Я ни слова не скажу об этом разговоре в офисе. Ни с кем не буду обсуждать. Это не моё дело. И меня совершенно не касаются разборки отца и сына. Но мне почему-то физически больно оттого, как плачет на другом конце трубки мальчишка, а его отец просто молчит.

Не отдавая себе отчета, я трогаю Богдана за руку, которой он крепко сжимает руль. Пытаюсь ненавязчиво обратить на себя внимание своего босса, но он, видимо, так глубоко в своих мыслях, что не сразу откликается на моё прикосновение. На смену сигнала светофора тоже не реагирует. Сзади начинают гудеть, и Богдан, чертыхаясь, дёргается.

– Богдан… Алексеевич, остановите, пожалуйста, здесь. Я всё-таки на метро, – прошу тихо, отдёргивая руку от его ладони.

Мои пальцы покалывает, и я зажимаю их между колен.

Полянский рассеянно кивает, выкручивая руль, стараясь припарковаться, не нарушив правил дорожного движения.

Я вроде сказала тихо. Шепотом. Стараясь, чтобы ребёнок на другом конце телефонного провода не услышал лишнего, но внезапно тишина салона взрывается новым криком Данилы:

– Ты что сейчас с ней? Ненавижу тебя!