Мария Манич
Ненастоящая семья
– Да никто и не заставляет, Жорик. Чего ты испугался? Ладно, спасибо за обед. И всего хорошего!
Схватив сумочку, вываливаюсь на душную улицу, под палящее солнце. Не обнаружив на голове солнечных очков, тихо ругаюсь. Потеряла где-то.
– Я не боюсь, – бурчит обиженно ветеринар, высовываясь в окно. – Это просто очень неожиданно! Мне надо подумать! С мамой поговорить!
– Не о чём думать, Жорик! Я уже вычеркнула тебя из своего списка.
– И насколько длинный список у тебя, Канарейкина? – ехидно.
– Приличный! Есть из кого выбрать.
– Я тебе позвоню!
– Не стоит, Жорик!
Взбежав на свой этаж, прислоняюсь лбом к прохладному металлу двери, ведущей в квартиру, и понуро опускаю плечи. Оказывается, поиски фиктивного мужа ужасно выматывают.
Вечером созваниваюсь с Аллой. Мы долго болтаем по видео, перебирая в памяти знакомых парней. Зоя крутится рядом и устраивает целый концерт для моей красивой – даже в банном халате – подруги. Дочь считает Волкову принцессой, потому что та часто носит широкие красивые ободки, которые ассоциируются у моей малышки исключительно с короной.
Уложив Зою в кроватку, читаю ей любимую сказку до тех пор, пока она не начинает тихо сопеть и не перестаёт вертеться как юла.
Только тогда в ночной тишине квартиры я позволяю себе немного жалости к своей собственной персоне. Если до конца этой недели я не найду парня, который согласится жениться на мне, то от работы придется отказаться. Арабы долго ждать меня не будут… у них и так рынок вакансий переполнен.
Вздохнув, переворачиваюсь на бок, складывая руки под щеку. Мне почти удается уснуть, как вдруг телефон, лежащий на тумбочке, начинает настойчиво вибрировать.
В ночное время мне давно никто не звонит, даже сотрудники сомнительных «банков» и косметических компаний.
Номер незнакомый.
– Алло? – спрашиваю тихо.
– Канарейкина? – доносится сквозь помехи.
Убираю телефон от уха и непонимающе смотрю на экран, запоминая цифры.
– Дроздов?
5 Глава
– Я разбудил?
– Не совсем. Подожди, пожалуйста.
Ночные звонки всю жизнь ассоциируются у меня с чем-то либо очень плохим и трагическим, либо, наоборот, романтичным. Но где мы с Дроздовым, и где романтика?
Взглянув на спящую и безмятежно раскинувшую во сне ручки малышку, тихо выскальзываю из кровати, а затем и из комнаты. Прохожу на кухню и, не включая свет, останавливаюсь у окна. В соседних домах кое-где ещё горит свет.
В трубке слышатся какие-то приглушённые голоса, посторонние звуки и взрывы хохота. Дроздов шумно дышит. По спине змейкой ползёт холодок. Я вдруг пугаюсь не на шутку. Откуда у него мой номер? И почему он звонит мне? Нас нельзя назвать друзьями, даже приятелями – с натяжкой.
– Ром, ты здесь? Ты где?
– В участке, – звучит короткое в ответ, и опять наступает тишина.
Думаю секунд десять, бегая взглядом по пустынному двору своего детства. Кажется… до меня начинают доходить мотивы Ромы. Реально? Всё так просто?
– Я так понимаю, не на дачном у своих родителей жаришь шашлычки? – не могу скрыть яда в голосе.
Кажется, Дроздов это понимает, потому что в трубке раздаётся невесёлый смешок.
– Нет, Канарейкина, не на дачном. А в полицейском участке.
Тяжело вздохнув, опускаюсь на стул, подтягиваю ногу к себе и кладу на коленку, в ожидании занимательной истории. Такой звонок в моей жизни далеко не первый, и думаю, не последний… Иногда в жизни бывают такие ситуации, когда люди вспоминают о выгодных знакомствах, которые могут им помочь в сложные моменты.
Как-то мой бедовый одноклассник Егор Поляков угнал машину у собственного отчима. Мать его перепугалась и, конечно, вспомнила о моём отце, который один раз помогал вешать шторы в нашем классе. На уши весь город поставили, целый план «Перехват» разработали, чтобы бедолага не успел кого-нибудь переехать. Отделался Егор ссадинами на лице и испугом, а не чем-то более серьёзным.
И таких историй в нашей семье полно. То двоюродный брат связался с плохой компанией и его надо было вытаскивать из обезьянника, то моя мама так спешила на работу, что перешла дорогу в неположенном месте, и целых полчаса стражи порядка компостировали ей мозг, пока она не вспомнила, кто её муж.
– Что случилось, Дроздов? Помощь нужна?
– Нужна, – устало говорит Рома, и я словно отчетливо вижу, как он проводит ладонью по лицу, запуская её в волосы, и чешет затылок.
Он часто так делает, когда стесняется или озадачен. Откуда я это знаю? Всё с того первого нашего свидания.
– Ты в порядке? – спрашиваю, нахмурившись, и бросаю взгляд на часы.
Почти полночь.
Папу не хотелось бы тревожить и поднимать из постели по пустякам, но до утра ещё очень долго.
– Я – да. Могу я попросить тебя об одолжении? Твой отец не может позвонить в участок и попросить отпустить моего брата? – чуть замявшись, произносит Дроздов.
Отлично. А я вам о чём говорю? И так каждый раз. То брату нужна помощь, то свату, то троюродной тетке по линии отца. Одно радует: в неприятности, видимо, вляпался не Рома, а его родственник. От сердца немного отлегло, и я только сейчас поняла, насколько сильно у меня напряжена спина и вспотели ладони.
– Да ладно, Рома? Правда? Ты просишь меня об одолжении? Срочном? – спрашиваю ехидно.
– Лена, – Дроздов опять вздыхает, словно всё его дико задолбало. – Не время выяснять отношения. Давай поговорим позже и забудем на время старые обиды.
– А я и не обижаюсь, но не понимаю, о чём нам разговаривать? Например, о том, что мне всё ещё нужен муж, а тебе внезапно понадобились связи моего папы? Ты меня отшил, когда помощь нужна была мне.
– Погоди, только сегодня днём ты сказала, что нашла мужа… – осторожно произносит Роман. – Свадьба, фотограф, тот мужик в ресторане.
– Сделка сорвалась, – отвечаю уклончиво и прикусываю костяшку указательного пальца. – И я опять свободна.
Решаю оставить подробности при себе. Не объяснять же, что Потапов оказался маменькиным сынком, несмотря на изменения во внешности.
В трубке повисает тишина, которая кажется мне просто оглушающей. Буквально чувствую, как мысли Ромы циркулируют у него в голове.
– Твою мать, – страдальчески тянет Дроздов и, судя по глухому стуку, несколько раз бьётся головой о стену.
– Так в каком вы участке, говоришь? – спрашиваю, вскочив на ноги, воспринимая отчаянный стон Ромы как полную капитуляцию. – Не переживай, Ромочка, утром обговорим условия.
– Я ещё не согласился.
– Да? Так мне повесить трубку или пойти будить папу?
– Фамилию я тебе свою не отдам.
– Договорились.
Перед тем как пойти будить отца, я записываю адрес участка, его номер и имена сотрудников, с которыми имел дело Дроздов. Когда он предложил им денег, брата выпустить отказались, а Рому вообще попросили удалиться.
– Кто же так в лоб предлагает взятку?!
– Лена…
– Ладно-ладно. Как он туда попал? Что именно сделал?
Рома начинает бегло рассказывать, но толком он тоже ничего не знает.
Тему брака больше не обсуждаем, шутки тоже не шутим, чувствую, Дроздов переживает за брата и просто так не стал бы звонить мне ночью и просить об услуге. Да и вообще, если он решил позвонить именно мне, видимо, вариантов у него было мало. Мне передаётся его тревога, парнишка ещё несовершеннолетний и, как я поняла, попал в дурную компанию. Отца у Дроздовых-младших нет.
Прощаемся сухо, я обещаю скинуть ему сообщение после разговора с папой.
Возвращаюсь в комнату проверить, как там малышка. Укрыв её тонким пледом, который Зоя всегда умудряется скинуть с себя и скомкать, я быстро одеваюсь. Натягиваю старые линялые джинсы и толстовку прямо поверх пижамной майки. Если не получится решить проблему по телефону, я собираюсь поехать в участок вместе с папой. Ромка от меня так просто не отделается, нужно его хватать, пока тёпленький и не успел передумать и соскочить. Да и просто неспокойно мне как-то. Не смогу сидеть дома, зная, что выдернула отца из кровати и он в ночи решает проблемы совсем чужих людей, которые его не касаются.
И за Рому внезапно тоже переживаю. Мне вдруг кажется, что он очень одинок. Не знаю, с чего мою голову посещают такие мысли. Ведь сцена сегодня днем в кафе кричала совсем об обратном.
Завязав волосы в куцый хвостик, пробираюсь в родительскую спальню и шёпотом обрисовываю ситуацию сонному и ничего не понимающему отцу.
– Господи, Ленка, первый час ночи… до утра не терпит? Иногда полезно ночь в обезьяннике провести.
– Папочка, ну, пожалуйста, помоги! Это не тот случай!
– Малой никого не прирезал там? – спрашивает он, откинув одеяло. – Уголовка или просто дебошир мелкий?
Возвращаемся на кухню, где я тут же ставлю чайник и достаю из шкафчика папину любимую кружку и печенья, посыпанные сахаром и корицей. Подлизываюсь, начиная суетиться и стараясь не греметь посудой.
Папа, почёсывая живот, пытается держать глаза открытыми, садится на стул. И включает свой мобильник, лениво пролистывает контакты в телефоне. Никуда не спешит. Я буквально чувствую, что надо поторапливаться! Переживаю за чужого несчастного ребёнка, именно так я представляю брата Дроздова в данный момент. Он же, наверное, такой же, каким ещё недавно был его старший брат: щуплый, худой и низкий. Нескладный подросток, вышедший за банкой газировки и пакетом чипсов из дома в перерывах между сериалами и компьютерными играми.
– Рома сказал: просто был в неподходящее время в неподходящем месте. За девушку заступился.
Хотя эта картина совсем не вяжется в моей голове с той, что я успела себе нарисовать. Щуплый подросток полез бы в драку, если силы были значительно неравны? Или он эдакий рыцарь, любого порвет за честь дамы? А девушка где? Исчезла? Почему её, как свидетеля, не допросили?
– А Рома это у нас кто? Первый раз слышу про какого-то Рому, – ворчит папа.
– Твой будущий зять. Вот я записала всё, что нужно…
– Вот те раз. Когда мы спать ложились, зятя у меня ещё не было и в помине, – присвистывает отец, тянет руку и забирает у меня бумажку с нужной информацией, быстро читает мои каракули. – Нам точно нужны уголовники? Может, ещё поищешь варианты, без приводов?
– Он не уголовник, да и брат его тоже. Думаю, это всё недоразумение, – неожиданно для себя кидаюсь на защиту Дроздовых.
Папа хмыкает и прикладывает телефонную трубку к уху, жестом приказывая мне помолчать. Пристраиваюсь на стул рядом.
– Ну как скажешь… Мешков, это Канарейкин, подскажи, кто у вас в отделении сейчас правит балом?
Спустя двадцать минут решено было ехать в участок и спасать будущих родственников очно, по телефону проблему решить не удалось.
Маму пришлось разбудить и попросить перелечь к Зое, заверив её, что ничего страшного не случилось и мы скоро вернемся.
– Староват я уже для таких приключений, – произносит папа и откровенно зевает, барабаня пальцами по рулю.
– Да ладно, признайся, что ты в восторге, – хмыкаю я.
Папа засиделся дома.
Его служба в органах была очень яркой и динамичной, наполненной событиями, конечно, не всегда приятными. Однако ему нравилось быть в движении, на связи, быть нужным не только дома. После такого легко заскучать, прогуливаясь с внучкой по парку и лепя куличики в песочнице, орудуя пластиковой лопаткой. Он ни разу не жаловался, сам выбрал уйти в отставку и на пенсию, но иногда я вижу, с какой тоской он смотрит свои старые служебные фотографии и рассказывает нам с мамой различные истории из своей практики.
Мне даже показалось, что отец мог договориться об услуге с бывшими товарищами по службе, не вылезая из постели, но ему было интересно посмотреть на Рому и поучаствовать в деле. Вспомнить былое и побыть в гуще событий. А я не в силах сидеть и ждать дома, пока мой будущий фиктивный муж и папа знакомятся в полицейском участке. До чего они могут там договориться без меня? Даже думать не хочу. Лучше всё проконтролировать самой.
– Признаюсь, только матери не говори, – подмигивает мне папа и широко по-мальчишески улыбается.
К отделению, находящемуся на другом конце города, мы добираемся по пустым ночным дорогам за полчаса. По пути я скидываю Дроздову несколько сообщений и, судя по сухому «ок», он не очень радуется перспективе нашего ночного свидания в столь интересном месте. А про обстоятельства вообще молчу.
Рому вижу сразу. Он широкими шагами мерит пространство около тускло подсвеченного участка дороги, крутя между пальцами незажжённую сигарету. Хмурюсь, вглядываясь в его серьёзное лицо. Не знала, что он курит.
Заметив паркующуюся машину, Рома останавливается. Засунув руки в карманы серой толстовки, смотрит исподлобья прямо на меня через стекло. Сердитый и нервный. Даже отсюда я вижу, как напряжены его плечи, да и вообще всё тело. Что-то мне уже не очень хочется выходить из салона.
Последний раз, когда я видела злого Рому, он накинулся на меня с поцелуями. В этот раз вроде и не я его довела, и вообще ни при чём. Почему же мне кажется, что он всё равно злится на меня? Облизнув губы, отстёгиваю ремень безопасности и киваю парню.
Выбросив сигарету в переполненную урну, Рома идёт к нам.
– Это он, – шепчу, словно Дроздов может меня услышать.
– Высокий, плечистый. Хороший генофонд!
– Папа!
– Что сразу «папа», сама сказала, что будущий зять!
– Липовый! – решаю напомнить на всякий случай столь важную деталь.
– Ну, посмотрим-посмотрим. Идём знакомиться.
Пока мужчины обмениваются рукопожатием и перебрасываются парой слов около капота, я мешкаю. Опускаю зеркало и быстро смазываю губы гигиенической помадой, которую нашла в кармане толстовки. Всё-таки к мужу иду. Будущему. Фиктивному. Точно.
Папа, получив нужную информацию и небольшой конверт от Дроздова, направляется к участку, а Рома теперь оборачивается ко мне. Выждав несколько секунд, пока папа отойдет подальше, тоже начинает двигаться.
Рома останавливается около моей двери и дёргает ручку на себя. Руку как галантный джентльмен не подает. Не то чтобы я ждала именно этого, но уж точно не того, что меня запихнут назад в машину.
– Эй! Чего творишь?
– Останься в машине, Лена. Нечего тебе туда ходить, – серьёзно произносит Дроздов.
– Я одна здесь не останусь!
Опускаю ноги на асфальт, он забрасывает их назад и, нагнувшись, чуть ли сам не залезает на моё сиденье, просовывая голову в салон. Пытаюсь вытолкать эту гору мышц назад, надавливая на стальные плечи. Рома в ответ пытается пристегнуть мой ремень безопасности, громко чертыхаясь.
– Канарейкина, угомонись!
– Дроздов, выпусти меня! – шепчу в ответ, воинственно сдувая с лица выбившиеся из хвостика пряди волос.
– Я за тебя переживаю, сумасшедшая.
– Не надо за меня переживать…
Его лицо оказывается совсем рядом, в опасной близости, опять нагло и беспринципно врываясь в моё личное пространство. Пухлые чувственные губы сжаты в одну линию, под светло-карими глазами, сверкающими направленным на меня гневом, залегли тени. Денёк, вернее ночь, выдалась у Ромы ещё та. И ещё я отказываюсь его слушаться.
– … я же буду с тобой, – выдыхаю, замерев.
– Со мной, – эхом повторяет Рома.
Черты его лица немного смягчаются, а взгляд теплеет. Смотрит на меня как-то иначе.
Мои руки всё ещё упираются в его плечи, его ладони придерживают мои бёдра, кожу под ними начинает покалывать даже через толстую ткань джинсов. Вся наша поза кричит о двусмысленности и чертовской близости, переходящей за грань, но никто из нас не делает попытки отстраниться.
Хочу погладить по всклокоченным на голове Ромы волосам, пробежаться пальцами по колючей щетине и надавить подушечками на сжатые губы, заставив их расслабиться и приоткрыться. Несколько раз оторопело моргаю, потому что в ужасе оттого, что собираюсь сделать именно это. И, наверное, так и сделала бы, если бы не тихое покашливание отца, которое возвращает нас с Ромой в реальность, где мы не одни.
Округляю глаза.
– Чёрт!
Дроздов ударяется головой о крышу машины и поспешно вылезает наружу, оставив меня наедине с внезапной с распирающей теплотой в груди.
– Роман, ты мне нужен внутри, – говорит папа, тактично не задавая лишних вопросов, и не смотря в нашу сторону.
Он с интересом рассматривает кусты и клумбу рядом с участком.
Ромка, кажется, вспомнил первый курс и как краснеть, в темноте это не особо видно, но его щеки немного порозовели. Он стреляет в меня убивающим взглядом, а я просто пожимаю плечами, пряча улыбку.
– Иду.
– Я с вами.
Никогда не бывала до этого в полицейском участке ночью и, переступив его порог, понимаю, почему Дроздов настойчиво не хотел меня сюда пускать. Контингент тут, мягко говоря, странный. Подбитые физиономии, жуткий запах, странные женщины, кое-кто даже спит на лавке, накрывшись газетой.
Опасливо оглядываюсь и натыкаюсь взглядом на облизывающего разбитые губы бомжевидного алкаша, который мне вдруг пошло подмигивает и улыбается, обнажая грязные зубы. Приходится прибавить шагу и схватить Рому за рукав.
Дроздов недоуменно смотрит на мою руку и закатывает глаза. Отцепляет мои пальцы от ткани толстовки и, не успеваю я возмущенно пикнуть, как Рома перехватывает мою ладонь, крепко сжимая в своей.
6 Глава
– Не отстаём, молодёжь!
Папа явно попал в свою стихию: расправил плечи и широким шагом двигается по длинному коридору в сопровождении тучного краснолицего майора. Мы с Ромой только успеваем ноги переставлять и следовать за ними.
Он всё ещё держит меня за руку и хмуро смотрит на всех сомнительных личностей, попадающихся на нашем пути. Мне от этого так приятно становится, хочется прижаться к Роме ещё ближе. Может, даже пусть обнимет меня, хотя бы за плечи? А чего? Мы же пару изображаем, нам и так притворяться несколько месяцев перед остальными, как мы друг от друга без ума. Если вдруг наш тайный брак станет достоянием общественности. Но он ведь не станет? И притворяться не придётся?
Утром, когда история с полицией будет забыта и мы выспимся, придётся обсудить детали сделки. Главное, чтобы Рома не отправил меня в дальнее пешее путешествие. Хотя он совсем не такой человек.
Приподняв голову, стараюсь заглянуть в серьёзное лицо Дроздова. Он, уловив моё движение рядом, встречается со мной взглядом, вопросительно приподнимая брови. Мол, что у тебя опять случилось? Да в принципе ничего не успело произойти, я просто хотела на него посмотреть.
Я пожимаю плечами, мол, всё окей, и Рома, улыбнувшись, сжимает мои пальцы сильней.
Стыдно признать, что рядом с ним, с почти незнакомым чужим парнем, которого я буквально вынуждаю жениться на год, мне спокойной и уютно. Он крепко держит меня за руку и молчит. И мне нравится, как он это делает.
Папа улыбается, здоровается с людьми в форме: с некоторыми просто кивком головы, другим пожимает руки. Как выясняется, ночью в полицейском участке жизнь кипит почти так же бурно, как и днём. Я бывала у него на работе несколько раз, ещё подростком. Нашему классу даже экскурсию проводили – с легкой руки Александра Канарейкина – в центральное отделение полиции и рядом стоящую пожарную часть.
– Роман, со мной пройдёшь сейчас. Я так понимаю, ты опекун Алексея? – спрашивает папа, тормозя в конце коридора у двери без таблички.
Сопровождающий нас «опер» заносит кулак и робко постукивает по дверному полотну, а затем и скрывается за ним. Я что-то начинаю нервничать. В коридоре полумрак и, кроме нас, ни души. Чувствую себя какой-то непойманной преступницей.
– Нет, у нас есть мать, но её не хотелось бы ставить в известность, – серьёзно произносит Рома.
По чуть хриплому, напряжённому тону его голоса понимаю, как он переживает за брата, почти ничем не показывая этого внешне. Настала моя очередь сжать его руку. В ответ получаю скупую ласку в виде поглаживания большим пальцем моей ладони. На меня он не глядит, даже головой не ведёт, сдержанно смотрит на папу.
– Под трибунал подводишь, – хмыкает тот и весело нам подмигивает. Показывая, что его ночное приключение совсем не тяготит, скорее веселит, и будет что рассказать завтра приятелям на детской площадке. Вот уж кто точно совсем не переживает.
– Если нужна ещё сумма, я могу добавить, но не сегодня… день-два, и она будет.
– Сейчас узнаем, нужно ли ещё что-то. Ты сейчас со мной зайдешь, опишешь ситуацию, как всё было, если надо, пару подписей поставишь. Парень твой всё-таки несовершеннолетний. Мать кем работает?
– Медсестра в областной больнице, сегодня на смене как раз.
– В бюджете значит работает, отлично. Будем давить на жалость, – себе под нос говорит папа и показывает Роме кивком головы на дверь, веля заходить. – Лена, Христом Богом прошу, не двигайся с этого места ни на шаг. Выпущу к тебе Романа, так быстро, как это будет возможно.
– Я что, маленькая, пап? – произношу обиженно.
Мой папуля решает промолчать и отвернуться, а вот Рома, несмотря на всю свою напряжённость, скользнув по мне взглядом, коротко улыбается.
– Мы быстро, не волнуйся, – говорит он и заходит внутрь кабинета.
– Я и не боюсь, – бормочу в пустоту.
Боязливо оглянувшись, ёжусь. На мою удачу в этом конце здания тихо, почти безлюдно и относительно светло. За дверью слышатся приглушённые голоса отца и Ромы.
Остаюсь ждать, подпирая стену, обитую деревянными видавшими виды панелями, и пролистывая социальные сети. Даже успеваю ответить на давнее письмо по поводу моего резюме, которое завалилось в папку «спам». Вот люди удивятся, получив ответ во втором часу ночи, но мне просто нужно себя чем-то занять.
– Да это зятёк мой будущий, ручаюсь за семью, – вдруг слышу голос папы. – Отличные пацаны. Что старший, что младший!
– Боже…
Папа, ну зачем ты так!
Я уже представляю, с каким лицом там за дверью сидит Рома. Кожей чувствую, как на мою бедную высветленную по последней моде голову сыплются проклятия.
Дверь открывается, и выходит Дроздов. Я пытаюсь слиться со стеной, потому что его грозный насупленный вид не сулит мне ничего, кроме очередной взбучки от будущего-фиктивного-липового мужа.
– Идём, – сухо произносит Рома и, не сбавляя шага, проносится мимо, оставляя после себя шлейф древесного запаха своей туалетной воды.
Спешу за ним, засовывая телефон в задний карман джинсов. И чего он злой такой?
Он высокий, ноги у него длинные, я тоже не коротышка, но за злым Ромой совсем не поспеваю, так и плетусь сзади.
– Куда? А брат где? Отпустили?
– Сейчас выведут. Слышала уже, за родственников твой отец впрягается.
– Спасибо бы лучше сказал! – шепчу я, тоже начиная заводиться.
Хочется швырнуть что-нибудь в широкую спину, маячащую впереди, или в коротко стриженный затылок. Он даже не оборачивается на моё замечание, лишь фыркает, пренебрежительно так, неприятненько.
– Спасибо, Канарейкина, очень помогла!
Дроздов тормозит на проходной и, что-то чиркнув в протянутой ему дежурным бумажке, продолжает своё движение к выходу. Я бегу за ним, несмотря на то что тоже теперь злюсь. И где его благодарность? Где вот эти обнимашки, о которых я втайне мечтала? Перед папой моим роль играл, а получил, что хотел, и всё? Опять превратился в болотного лешего?
Рома останавливается только около нашей машины. Поворачивается лицом ко мне и, засунув руки в карманы толстовки, ждёт, когда я к нему подойду. Сложив руки на груди, делаю это, поглядывая на парня исподлобья.
Над нашими головами тускло подмигивает единственный фонарь. В ветвях деревьев что-то шуршит, и я делаю ещё шаг ближе к Дроздову. Он, широко расставив ноги и чуть отклонив назад голову, смотрит теперь не на меня, а немного мимо. Думает о чём-то и шумно дышит.
– Деньги не взяли? – спрашиваю осторожно, решая, что я умная женщина и мне нужно затащить Рому в загс через пару недель.
Могу и после пообижаться, со штампом в паспорте это делать спокойнее.
– Нет. Можешь купить себе фату! – говорит Дроздов и суёт мне в руки белый измятый конверт, который ещё недавно передавал моему отцу. – Вместо этого подполковник Гадков получил приглашение на нашу свадьбу, Лена.
– Купи себе лучше приличный пиджак! – Пихаю хрустящий конверт обратно в карман Ромы и, цепляясь за его толстовку, встаю на цыпочки, продолжая громко и агрессивно шептать: – Думаешь, я смогла бы папу просто так в ночи поднять из тёплой кровати, оставить маму и поехать на другой конец города? Пришлось признаться, что у нас впереди свадьба!
– Канарейкина, – наклонив голову и коснувшись губами моих волос, угрожающе шепчет Дроздов. – Ты же сказала, никто не узнает!
– Упс, – бормочу почти невинно. – Я и планировала, чтобы никто не узнал!
Опускаюсь обратно на пятки и обхватываю себя за плечи, стараясь унять табун мурашек, напавших на меня не то от ужаса, что фиктивная свадьба, видимо, будет не такой уж и тайной, не то от вновь повторяющейся внезапной близости Дроздова. Он опять стоит настолько близко, что его рука как бы невзначай задевает мою, когда парень запускает ладонь в волосы, ероша их.
На крыльце участка появляется несколько человек, привлекая наше внимание.
Папа, какой-то коренастый мужик в форме и незнакомый высокий парень. При виде его Рома облегчённо вздыхает и заметно расслабляется.
– Твой брат? – спрашиваю тихо. – Я, кстати, до сегодня не знала, что у тебя есть брат.
– Это неудивительно, Канарейкина. Что ты вообще обо мне знаешь?
– Не особо много, но и ты мои мемуары писать не нанимался.
– Тоже, верно. Лёш! – Рома поднимает руку, подзывая к нам брата.
Слежу за приближением парня, с любопытством разглядывая его. Ростом он примерно с Дроздова, может, только немного ниже, потому что, в отличие от брата, немного сутулится, поднимая плечи к ушам. Фигурой тоже покрепче брата, видно, что он занимается каким-то спортом, а не просто выглядит крупнее. Волосы светлые, цвет глаз в темноте не разобрать, но они определённо похожи.
– Здорово, – бормочет, останавливаясь рядом с нами. – Я Лекс.
Я робко улыбаюсь.
– Лена.
– Ты как? – озабоченно спрашивает Рома, оглядывая брата с ног до головы, словно хочет увидеть повреждения. – Рёбра целы?
Я тоже осматриваю Лекса. У него разбита губа и стёсаны костяшки пальцев. Увидев, что я смотрю на них, парень прячет руку в карман, явно не собираясь комментировать эти повреждения.
– Нормально всё, жрать хочу.
– Сейчас поедем. Лену проводить надо.
– Если вы торопитесь, езжайте, мы тоже скоро, – спохватываюсь и смотрю в сторону участка, где на крыльце в компании товарищей застрял мой родитель. – Завтра созвонимся?
А папа между тем уже начинает громко раздавать приглашения на нашу ненастоящую свадьбу и выглядит при этом крайне довольным собой. Ещё бы, мальчугана из-за решетки спас, бывших коллег на свадьбу дочери пригласил. Ночь удалась.
В ужасе округляю глаза, переводя взгляд на застывшего рядом Рому.
– Упс!
– Ромыч, ты скоро женишься? Офигеть! Мать в курсе? – удивлённо присвистывает Лекс и смотрит на меня уже с большим интересом, чем до этого. – Ничоси! Это не меня она четвертует за привод, а тебя – за то, что скрыл от неё невесту!
Ответным взглядом Дроздов-старший приказывает ему замолчать и не развивать больше эту тему.
– Да уж. Я и сам только недавно об этом узнал.
– Побольше радости в голосе! Побольше энтузиазма, – посмеиваясь, пихаю Рому в плечо. – Неужели я настолько плохая партия и не понравлюсь твоей маме?
Дроздов, сделав вид, что не услышал мой провокационный вопрос, утыкается в свой телефон. А мне вдруг становится интересно, о чем он думает в этот момент, потому что уголки его губ точно дернулись вверх.
– И как вы познакомились? – интересуется Лекс, вгрызаясь зубами в огромный трёхэтажный бургер.
Соус от этого навороченного бутерброда, способного накормить трёх девочек-подростков средней комплекции, летит во все стороны.
– Да, я бы тоже послушал, – невнятно произносит папа, уничтожая свой ночной завтрак.
Время четыре утра, а я в компании троих мужчин: папы, будущего мужа (липового, не забываем об этом!) и его брата – уплетаю местный круглосуточный фастфуд, удобно разложив еду на капоте нашей машины.
Папа наотрез отказался возвращаться домой, пока не накормит спасённого Лекса и не выведает у него грязные подробности его попадания в участок. А делать это лучше на полный желудок.
Нам с Ромой не осталось ничего другого, как молча подчиниться. Загрузились в машину: Лёша сел спереди, легко отвечая на допрос от моего отца, а мы с Дроздовым расположились на заднем сиденье. И он сел так, чтобы быть от меня как можно дальше. Даже колени свои подвинул, лишь бы не соприкасаться, хотя с его длиной ног это было проблемно.
Я немножко обиделась.
То сам меня за руку берёт, согревая мои пальцы теплом своей ладони. То, не брезгуя, лезет целоваться, словно наказывая, но я знаю: на наказание его поцелуй был похож меньше всего. То вот нос воротит и сидит, уткнувшись в телефон. Хмурится так, что между бровей складка залегла и никак не расправляется.
Зевнув и почесав щёку, я бросаю быстрый взгляд на молчаливого и задумчивого Ромку. Он, гремя льдом в пластиковом стакане с газировкой, бесстрастно пожимает плечами, будто его всё жутко достало. И этот майский пикник на исходе ночи в том числе. Смотрит он исключительно на своего брата или моего папу. Я, видимо, чем-то успела провиниться, раз заслужила полный игнор с его стороны.
Поняв, что отвечать он не собирается и дальше жуёт свою жареную картошку, решаю взять беседу в свои руки.
– Мы вместе учились. Кажется, первый раз мы встретились первого сентября после линейки, тогда нас собрали кураторы. Вот там я Рому и увидела впервые.
– Это было второе сентября, – говорит Дроздов, поворачиваясь ко мне. – На Лене была синяя юбка и белая блузка с бантом у горла, а волосы она собрала в косу, обернув её вокруг головы. Или как эта прическа называется?
– Колосок, – шокированно произношу на выдохе.
Если меня спросить, что было надето на мне в тот день, я вряд ли вспомню. Столько лет прошло. А Рома вот помнит. И это… так странно, что неожиданно моё сердце подпрыгивает и ухает куда-то в район живота.
– А ещё туфли на шпильке, и она оступилась. Каблук попал в трещинку на асфальте и…
– И я подвернула ногу, ты подал мне руку, а потом помог доковылять до аудитории. Это было очень мило, Ром, – говорю тихо. – Спасибо.
В предрассветных лучах, заливающих стоянку около круглосуточного кафе всё кажется в разы драматичнее и прекраснее. Иначе как объяснить, что лицо Ромы, которое мало привлекало меня все эти годы, сейчас кажется идеальным? Я не могу отвести взгляд от Дроздова, с новым интересом рассматривая его, запоминая его правильные черты и стараясь не обращать внимания на усиливающуюся тяжесть в груди и искривлённые в грустной усмешке губы парня.
– Пожалуйста. Могла сказать это и тогда, а не ждать подходящий момент в течение пяти лет.
Колючие и недружелюбные слова прокатываются морозом по коже, я растерянно ёжусь и опускаю глаза, рассматривая носы своих кед и кроссовок Дроздова. На первом курсе я была не очень приятной девицей. Корона на голове мешала, ведь в школе и детском саду я была местной «звездой», любимицей учителей, душой компании и объектом желания многих мальчиков. Посиделки у разбитого корыта – в лице Жени Куликова – хорошо спустили обратно на землю.
