Сидя на толстом бревне у сарая, всё не могла понять: как я позволила уйти сестре, как же не справилась с эмоциями. Своими руками сунула ей узелок с вещами. А теперь уже три дня места себе не нахожу.
Вот где она? Что с ней?
Как и любой одарённый магией житель нашего мира, я чувствовала родных людей сердцем. Я знала, что Лестра жива, но и только-то: невидимая ниточка, соединяющая нас, ослабевала. Хотя связь между нами никогда не была сильной, даже младшую Эмбер я чувствовала острее в десятки раз, и даже могла определить, когда ей становилось хуже. Конечно, тому были свои причины, я ведь фактически растила её. Но и Лестра мне совсем не чужая.
Но всё же связь с ней истончалась.
Я чувствовала свою вину перед младшими сёстрами. Обеими. После смерти папы я должна была полностью заменить им родителей: воспитывать их, кормить, одевать, заботиться о безопасности, а я не справилась.
Совсем не справилась.
За два года дом развалился, забор полностью прогнил и нуждался в замене. Калитка и вовсе отвалилась, и все мои попытки приладить её на место успехом не увенчались.
Идти кого-то о помощи просить?
Да некого! В деревне мужиков с два десятка наберется, и половина из них ещё мальчишки, по сути. Разве что Эгора попросить, соседа нашего. Он хоть и подросток, но малый толковый. В его руках всё горит. Если бы не он, вся семья сгинула бы. Их батька вместе с моим в лес ходил, только, в отличие от моего, его так и не нашли. Бродит где по лесу неприкаянный теперь. Так и осталась наша соседка вдовой с тремя ребятишками. И как бы стыдно мне не было это признавать, но Эгор прекрасно справляется с ролью главы семьи. У них и дом крепче, и огород хоть какой-то имеется. А я что ни посажу – всё вянет. Словно земля у нас проклятая.
Вздохнув, взяла корзинку и поднялась на ноги.
– Может, не пойдёшь? – послышалось за моей спиной. Оглянувшись, увидела вышедшую во двор Эмбер. – Мясо ведь ещё есть, а ветки на растопку мы и около леса собрать можем. Я помогу тебе, я уже и оделась.
Взглянув на свою младшенькую сестричку, невольно улыбнулась ей, а у самой комок к горлу подступил. В отцовском свитере и в гамашах она походила на болезненного подростка, а не на молодую женщину. Светлые волосы собраны в худенькие косички. И огромные голубые глаза, в которых и горела жизнь. Эмбер была бы первой красавицей, если бы…
И вот это «если бы» перечеркивало всё.
Она нездорова. И хуже всего, видимых причин болезни даже мама найти не смогла. Она пыталась её лечить, но лишилась сил. Выгорела. А Эмбер так и осталась немощной и слабой.
– Томма, возьми меня хоть раз с собой. Мне надоело быть паразиткой. Я не подведу, правда, – Эм в детской манере сложила сжатые в кулачки руки на груди и просяще посмотрела мне в глаза.
Но я не могла пойти у неё на поводу.
– У меня осталась только ты, кролик, – я постаралась улыбнуться как можно радостней, но сама почувствовала, насколько жалко это вышло. – Там страшно, сестричка, и очень опасно. Здоровые не возвращаются, мужчины погибают, ну, куда ты пойдешь? К тому же и по дому дел много.
Она расстроилась. Огромные васильковые глаза погасли.
– Эмбер, – бросив корзину, я подошла к сестре и прижала её к своей груди так, как мама делала когда-то. – У нас никого больше нет, а не станет тебя – и мне жить незачем. Я эгоистка, милая. Я не могу лишиться семьи. Я никогда не возьму тебя с собой. Не станет тебя, и мне из тумана возвращаться будет не к кому. А так я знаю, что дома у окна ждёт младшая сестричка. Она зажигает свечу, чтобы я видела, что она не спит. Что она волнуется и верит в меня. Только так я и возвращаюсь, Эм. Только ты меня и удерживаешь.
Плечи сестрёнки подозрительно передёрнулись.
– Не плачь, слышишь! С каким сердцем я уйду, зная, что ты плачешь?
Она подняла на меня взгляд. Иногда Эмбер поражала меня своей стойкостью и желанием жить. Просто дышать и радоваться мелочам. Солнцу, ветру, дождю, последней морковке. Бывало, мы с Лестрой злимся, решаем, что на ужин готовить, когда по полкам шаром покати. А Эм спустится в кладовую, найдёт пару картошин и какую-нибудь зелень пересушенную, и начинает рассказывать нам рецепт нового супа. Вроде вода да клубни растолчённые в ней, а уже не так печально всё кажется.
– Я не буду плакать, правда, – сестра улыбнулась. – Я сильной стану. Я останусь дома и сварю бульон, а ты зелени принеси и черемши побольше. Те кустики, что мы сажали, пропали. Мне кажется, это я на них влияю.
– Что за глупости? – выдохнула я.
– Не глупости, Томма, – оторвавшись от меня, сестра направилась вглубь огорода, утягивая меня за собой.
Зайдя за сарай, я невольно бросила взгляд на три ухоженные могилки. Родители и младший брат.
– Вот смотри, за этими растениями я ухаживала, – Эм ткнула пальцем в чахлые кустики травы, – а вот к этим специально не подходила, – протащив меня чуть дальше, она указала на два куста щавеля. Видишь, какие они? Это я все гублю вокруг. У меня магия гнилая. Правильно Лестра про меня говорила: я плохая, чёрная.
Открыв было рот, чтобы возразить, я всё же промолчала. Признаться, крыть нечем. Кусты выглядели здоровыми и пышными.
– Я не знаю, что к чему, Эм, но давай-ка проведем эксперимент. Не ходи в огород, я сама поделю вечером эти кусты и рассажу. Если приживутся, значит, мы не всё знаем о тебе. И видимо, дар твой не закрыт, а просто нами не понят. Но это не говорит о том, что он плохой, сестрёнка.
– Но ты же видишь, – возразила Эм.
– Вижу, – согласно кивнула я, – я вижу, что ты не маг земли и не целитель. Но в нашем роду разные маги были.
– Папа маг земли, мама – целитель, – прошептала сестрёнка, – а я не пойми кто.
Я расслабилась и рассмеялась.
– Ну, так и я маг иллюзий, – напомнила я сестре, – мой дар тоже полезным не назовёшь. Разве что умыкнуть у кого с огорода немного овощей да травы, прикинувшись бездомной собакой. Но это себе дороже: всех собак у нас ещё в том году съели, знаешь, какая охота за мной начнётся?
Эмбер тихо засмеялась, зная, что я вовсе не шучу. В последний раз, когда я в образе пса забралась в чужой огород, я еле ноги унесла. Меня саму чуть ужином не сделали. А по деревне потом ещё неделю ползали слухи о том, что видали, как пёс по огородам на задних лапах бегал и через заборы карабкался.
– Смешно тебе, а я тогда уж и с жизнью простилась. И главное ведь иллюзию не скинешь, сразу увидят, кто в огороде воровством промышлял, а потом репутацию не отмыть, как у кого пара морковок пропадёт – мигом к нам бежать с обвинениями будут.
Эмбер рассмеялась ещё звонче. А мне стало легче. Раз есть в нашей жизни ещё место веселью, то не всё потеряно.
Взглянув на небо, я заметила вдалеке надвигающиеся тучи.
– Пойду я, сестрёнка, а то опять вымокну вся. А ты пока потихоньку вылей из вёдер и тазов воду, что за ночь с потолка собралась.
– У нас плесень по стенам, – напомнила мне Эм то, о чём я и думать боялась. Дом разваливался на глазах.
– Я видела. Топить лучше нужно, чтобы просохло.
Сестра встрепенулась.
– Может я всё-таки веток у леса пособираю? Томма, это ведь не так опасно, если замечу что-нибудь, то убегу.
Я сурово глянула на неё и придала голосу как можно больше строгости.
– Эм, там, в тумане, и сама не поймёшь, как забудешься. Там голоса и образы, там тени, за которыми приходят мёртвые.
– Но как же ты… – она пыталась настоять на своём.
– Я не знаю, милая, – перебила я её и пожала плечами, – просто везёт и всё.
Развернувшись, я уверенным шагом пошла к своей корзине. Это пустые разговоры, и чем дольше мы будем развивать их, тем более богато будет работать фантазия сестры. Ещё и правда, возьмёт да и пойдет мне помогать. Где её потом искать? Да и как она тащить-то ветки собралась? Она полупустое ведро еле поднимает. Подхватив корзинку, я обернулась и прищурилась, наблюдая, с каким задумчивым видом за мною следует сестра.
– Эмбер, – она подняла на меня взгляд, – хочешь действительно помочь – свари поесть. Я приду голодная.
Она обещающе кивнула.
– Воду вынеси, – она покачала головой ещё интенсивнее.
– Попробуй, не переутомляясь, убрать плесень, где сможешь. Сходи к соседке, попроси Эгора починить калитку.
Сестра просияла, столько заданий она ни разу ещё не получала.
– Переверни шкурки, что я выделывала. И ещё, у отца где-то удочки были, я их в доме вроде видела. Весна уже в самом разгаре, говорят, рыба клевать начала. В общем, найди всё, что есть для рыбалки, будем осваивать с тобой новые навыки.
Похлопав в ладоши, Эмбер пританцовывала на месте.
– И главное, – я замолчала, выдерживая паузу, – береги себя и не вздумай работать на износ. Во всём соблюдай меру.
Сестричка опять важно покачала головой. Помощница моя.
Уходила из дома я с лёгким сердцем. Поднявшись на пригорок, глянула в низину. Туман был неспокоен. Но идти нужно. Не проверю петли на зайца я, их проверит за меня кто-нибудь другой, и останемся мы без мяса.
Войдя в лес, поймала себя на том, что невольно озираюсь, вроде всё спокойно, но…
Душу грыз неясный страх. Безошибочно отыскав свою тропинку, я побежала вперёд, игнорируя ветки для растопки печи – соберу их потом у кромки леса. Если что, схожу за топором да порублю молодые деревца. Брошу во дворе просыхать. Давно нужно было так сделать, чем бегать тут со связкой на плечах.
Первая и вторая петля оказались пусты, третья порвана.
В неё точно кто-то угодил, но явно не заяц. Вытащив из кармана верёвку, я принялась быстро чинить ловушку. Позади послышался неясный шум. Не треск и не шорох, а что-то уловимое одним подсознанием. Медленно обернувшись, всмотрелась в разреженный туман, который походил на лёгкую дымку. Ничего. Только идол змеелюда.
Вернувшись к петле, я ускорила работу.
Завязав последний узел, подскочила и побежала дальше.
Выйдя на небольшую поляну, остановилась. Весна была холодной, но первые травы уже взошли, и игнорировать то, что можно съесть – это глупо. У самых моих ног росла молодая крапива. У деревни её уже не найти. Всю ободрали, и вырасти не дали. Не теряя времени, я принялась рвать кусачее растение голыми руками. Мои ладони давно уже не были нежными и мягкими, постоянная работа сделала своё дело, и сейчас я практически не ощущала жжения.
Большая плетёная корзина наполнилась очень быстро. Чтобы не просыпать траву и донести её до дому целой, сверху завязала платок, скрывая свою добычу.
Нужно было спешить. Вечерело. Одно радовало – тучи прошли стороною. Пройдя поляну, я вновь углубилась в лес и перешла на лёгкий бег. Под ногами хрустели ветки, я спешила. Сегодня туман меня не просто пугал, а наводил смертельный ужас.
Четвёртая ловушка также была пуста. Сделав привычный крюк, я полезла проверять силки на птиц. Забравшись на толстую ветку, глянула вниз. Краем глаза уловила лёгкое движение. Я была готова поклясться, что это тень, но странная, белая. И двигалась, будто живая. Замерев истуканом, даже не дышала.
Тени никогда не подходили близко, но они всегда были предвестниками появления мёртвых.
Неупокоенные вечно голодные твари рыскали в поисках живого. Что странно, никогда не трогали зверьё. Словно неразумные их не интересовали. Я много раз находила в петлях зайцев, а рядом с ними всё было истоптано босыми ногами. Живые без ботинок в лес не пойдут и добычу, даже чужую не оставят.
Снова послышался лёгкий шелест, будто ветер гнал листву. Только вот погода стояла спокойная. Полное безветрие. Сглотнув, я встала на ноги и потянулась выше. В силках я нашла крупную птицу. Вот это удача! Птаха была уже мертва, но еще тёплая.
Не слезая с толстой ветви и поглядывая вниз, я привязала к её лапкам верёвку. Обмотала тушку тканью и задумчиво посмотрела на подножие дерева, туда, где оставила свою корзину. Нет, птицу в неё не воткнёшь, там уже крапива лежит. Трава ценная и полезная. Эмбер будет ей рада.
Какой-то неясный холодок прошёлся по спине. На мгновение кольнуло в сердце. Моргнув, я сбросила наваждение. Что-то было не так. Лес изменился.
Покачав головой, я попробовала закрепить свою добычу на тонком пояске платья, но он не выдерживал тяжести. Действовать нужно было быстрее. Внутренний голос, некий инстинкт, подгонял меня и буквально вопил пошевеливаться и убираться отсюда подальше. Делать было нечего, я завязала верёвку на запястье, зато точно не потеряю добычу, хотя и неудобно.
Слезала с дерева медленно, у меня осталась непроверенной ещё одна петля, но внутри всё замирало от предчувствия. Нужно было решать: заходить в лес дальше или поворачивать и идти домой. И я почти развернулась, но мысль, что там может быть заяц, что упущу столько мяса, остановила.
Дело получаса. Нужно проверить и не идти на поводу у страха.
Сделав пару шагов вперёд, замерла.
Поджилки затряслись. Сердце кололо, ладони покрылись потом.
Да ну его, этого зайца! Да ну эти петли и мясо! Птица есть – уже не пустые руки.
Впереди я отчётливо различила тени. Серые, колышущиеся словно на ветру. Молча развернувшись, я со всех ног рванула вперёд. Так близко я ещё никогда их не видела.
«Томмали, – долетел до меня шелест, – спасайся, милая!»
С выпученными глазами, я неслась словно загнанный заяц.
«Томма, доченька, не останавливайся, – шептал кто-то совсем рядом голосом мамы, – беги, что есть силы. Беги вперед и не оборачивайся!»
Мама! Сама не заметив, я побежала медленнее. Мама! Там моя мама. Я уже не помнила её лица, образ стирался из памяти, но голос. Эта была она. Моя мама!
«Томма, убегай, девочка, – твердил голос, – иначе останешься со мной!»
Это резко отрезвило. Дав себе мысленную затрещину, я ускорилась. Сбоку громко хрустели ветки. Словно толпа брела, не разбирая дороги. Но выяснять, кто там, я не желала. Сойдя со своей тропы, побежала строго на запад, благо солнце склонялось к горизонту и определить, куда примерно бежать, было не сложно.
Я неслась, не разбирая дороги. Тушка птицы больно била по ногам и оттягивала руку. Во второй ладони я крепко сжимала ручку корзины, не желая её выпускать. Что толку рисковать и заходить в туман, если придёшь домой ни с чем? Ветки хлестали по лицу и цеплялись за одежду, но я упрямо бежала вперёд. Мне никогда ещё так не хотелось жить.
«Томмали, – шелестел туман, – спасайся, милая. Томмали…»
Я знала этот голос, и никогда не забуду его.
Этим голосом мне пели колыбельные песни, утешали, когда я падала и когда обижалась на сестёр. Я обожала маму и в день, когда она пропала, пошла в лес со всеми. Впервые. Её тело так и не нашли, только корзинку и плащ. Ни крови, ни следов. Ничего. Словно она просто растворилась, стоя на месте.
«Обратилась в тень» – подсказал мне внутренний голос.
Ещё больше испугавшись, я представляла, что же будет со мной, если туман настигнет, если его обитатели приберут меня к себе. Что будет с Эмбер? Ведь она не смирится, пойдёт в туман искать. Как она будет одна? Именно эти мысли гнали меня вперёд.
Там за деревьями на западе начинался забытый тракт: дорога, по которой ещё в стародавние времена ходили караваны с Севера на Юг. Тракт был сделан на совесть. Его строители магии не жалели, и спустя столько веков дорога всё ещё была в отличном состоянии. Но главное, вела она в соседнюю с нашей деревню, и там можно будет укрыться. Спастись.
И пусть там уже никто не живёт, но и мёртвых не наблюдалось. Пережду в какой-нибудь заброшенной халупе, а потом по дальним тропинкам домой добегу. Мне бы из лесу вырваться.
Главное, слушать туман. Но помнить, что мамы нет. Это её тень смерть от меня отводит. Это тень.
«Томмали!» – шёпот из тумана гнал меня вперёд.
Выскочив на дорогу, я не сразу поняла, что это огромное мчится впереди прямо на меня, и только громкое ржание и лошадиные копыта у самого лица привели в чувства. Истошно завизжав, я упала на землю и выпустила свою корзинку. Рядом проскакала ещё одна лошадь и раздавила её. Плача от пережитого ужаса и совсем не понимая, что делаю, я поползла вперед. Отцепив платочек, что накрывал уже сломанную корзину, разложила его на земле. Плача и напевая под нос мамину колыбельную, механически складывала на ткань разбросанную крапиву, а мысленно готовилась к смерти.
Никого живого в этой части леса быть не могло, а значит, это порождения тумана пришли за мной.
Но думать о том, что сейчас я проживаю последние секунды жизни, не могла. Я упорно собирала эту ненавистную крапиву и твердила, что вернусь домой. Я не могу иначе.
Я вернусь домой. Там на подоконнике горит для меня свеча.
Тёплые слезы скатывались по моим щекам.
– Помоги ей! – раздалось над моей головой.
Тяжёлый резковатый голос отдал приказ и умолк. Рядом со мной присел незнакомый мужчина со странной внешностью. Его глаза горели красным огоньком, а волосы серы, как зола. Замерев, я совсем неприлично уставилась на него. Воин же спокойно собирал мои росточки.
– Что у неё там? – другой голос заставил меня вздрогнуть, он казался более мягким, но, в то же время, безразличным.
– Крапива обычная, вард Сай, – мгновенно отозвался тот, что помогал мне.
Вокруг нас полукругом остановились всадники. Вскинув голову, я уставилась заплаканными глазами на тех, что меня окружили. Десяток мужчин. Огромные, широкоплечие, в чёрных добротных кафтанах, подбитых мехом. Впереди стояли двое. Их красивые ухоженные лошади пританцовывали на месте. На теней или мертвяков они совсем не походили.
– Откуда ты? – спросил один из них, блондин с длинными, собранными в косу волосам и необычными ореховыми глазами. В них медленно разгорался красный легко различимый огонёк. – Я спросил, откуда ты?
В ответ я лишь моргнула, хотела хоть что-то вымолвить, но волна мгновенного облегчения заполнила душу дикой надеждой, что смогу пережить сегодняшний день. Не сдержав эмоций, снова залилась слезами.
– Интересно, что это с ней? Из леса как сумасшедшая вылетела, чуть под твоего коня не упала, – второй мужчина – пшеничный блондин – осмотрел меня с ног до головы. – Значит, местных тут намного больше, чем сказал Каил. Плохо наши искали, и видно, не там глядели, – протянул он и спешился.
Подавив очередной поток рыданий, я вытерла лицо рукавом. Мужчины не сводили с меня глаз. Словно диковинку увидели. Они казались суровыми, собранными и высокомерными. И чем больше я наблюдала за этими людьми, тем чётче осознавала, что они неправильные. Движения, внешность, даже манера говорить. Всё иное, хоть язык и наш, а словно акцент какой. Тянули они буквы как-то вычурно.
Подойдя ко мне, пшеничный присел и, ухватив меня за подбородок, повернул к себе лицом. Вглядевшись, вызывающе ухмыльнулся и погладил мою скулу большим пальцем.
– Брат, да она сияющая, – и вовсе рассмеялся он, заметив, что я покраснела от смущения. – Может, заберем её, а? Уверен, кому-нибудь да приглянется.
Услышав такое, я дёрнулась, как от удара, и, освободившись от захвата незнакомца, медленно отползла в сторону.
– Девушка, я ещё раз спрашиваю, откуда ты? – тот важный пепельноволосый блондин, что остался сидеть верхом, кажется, терял терпение.
Мне нужно было отвечать, но я бестолково моргала и непроизвольно оглядывалась на лес. Тени были всё ещё там. Поджав губы, перевела взгляд на чужаков.
– Из деревни, – тихо призналась я, – пошла в лес ловушки проверять.
Пшеничный слабо кивнул.
– А что тебя там так напугало? – прямо спросил он.
– Тени, – выдохнула я и указала пальцем в лес.
Воин проследил за моим жестом и ухмыльнулся.
– Смотри-ка, Вульфрик, неприкаянные. И много их тут? – это он спросил у меня. В ответ я слабо кивнула.
Мужчины, как по команде, уставились на лес. Тени шелохнулись и растаяли одна за другой. Мне стало совсем жутко. Кто же это такие, что их даже порождения тумана боятся?
– Отпустите меня, пожалуйста, – тихо прошептала я.
– Не бойся, – воин, что до этого молча собирал мои ростки крапивы, завязал платок и передал его мне, – сами не тронем и этим не оставим.
Жестом он указал на лес. Мне стало чуть спокойнее.
Подняв голову, я заметила на себе заинтересованный взгляд гиганта с пепельной косой. Он явно что-то обдумывал. Подавшись вперёд, в очередной раз оглядел меня и чудно принюхался. Затем быстро тряхнув головой, вернул лицу выражение полнейшего равнодушия.
И мне это не понравилось.
Я вообще не понимала, что это за люди, и откуда они могли взяться на этой дороге. Но проявлять любопытство побоялась. Ясно же, что не простые воины. Слишком грозные и высокомерные. Может, те самые пришлые, о ком так упорно ходили сплетни.
– Ладно, потом разберёмся, – пшеничный вернулся к своему гнедому коню и одним красивым движением забрался в седло. – Кьерн, возьми девчонку и отвези, куда скажет. Жалко, всё-таки сияющая.
Я совсем не поняла, что он имел в виду, но не это сейчас было важным. Кажется, смерть в этот раз обошла меня стороной. Пока я заторможено оглядывалась вокруг, сидя на земле и прижимая к груди узелок с крапивой и тушку птицы, воин встал и свистом призвал своего коня, того самого, что растоптал корзину.
Ни слова не говоря, мужчина подхватил меня за талию и усадил в седло. Испугавшись, я вскрикнула и неуклюже качнулась.
– Ты смотри, и у этой беда с лошадьми, – посмеялся пшеничный, второй воин одарил меня тяжёлым нечитаемым взглядом. Смутившись, я отвела глаза. Красивые они были мужчины, но жуткие очень.
Вскочив в седло, мой назначенный провожатый осторожно придержал меня.
– Рассказывай, куда везти, девочка? – раздалось над моим ухом.
– В деревню, – тихо ответила я.
– В какую? – усмехнулся пшеничный. – Их тут как минимум две.
Моргнув, я призадумалась. Почему две?
– Три, – неуверенно пробормотала я, – одна прямо по этой дороге, она заброшенная давно. Вторая чуть южнее, но там мало кто из живых остался. Несколько семей. И третье селенье – наше, оно северней. У нас ещё человек сто наберётся. Хотя большинство домов пустые. Все ушли с этих мест. Кого война забрала, кого голод, а кто на юг подался.
Глянув на воинов, я ещё раз поразилась тому, насколько они не похожи на наших мужчин. Все блондины разных оттенков, лица гладкие, в глазах красные угольки.
– А вы кто? – не удержалась я от вопроса и всё-таки слюбопытничала.
Неожиданно мужчины рассмеялись. Все разом, как по команде.
– Ребёнок, – выдохнул пепельноволосый, – Варды мы. Слышала о таких?
Я отрицательно качнула головой.
– Северяне, – пояснил пшеничный блондин.
– Пришлые? – испуганно прошептала я. – Из бреши в тумане?
– Они самые, – вард с длинной косой всё прожигал меня волнующим и одновременно настораживающим взглядом. А ещё он постоянно принюхивался.
– Теперь эти земли наши, – добавил второй грозный воин.
В ответ я лишь недоумённо пожала плечами, ничего не понимая. Ясно было одно – передо мной захватчики. Вспомнились отцовские обмолвки да пьяные сумбурные рассказы. Вздрогнув, я покосилась на мужчин.
– Не бойся, – тихо произнёс воин, в чьём седле я находилась. – Женщин мы не трогаем. Девушек не портим. Показывай дорогу.