bannerbannerbanner
полная версияЗа одну минуту до

Мария Лисина
За одну минуту до

Родители пропали из жизни в один момент. Вот так- раз и не стало их. Бабушка говорила, что они вместе уехали куда-то очень далеко и плакала. Но стоило Геше начать говорить про что-то или кого-то, про школу или спортивный кружок, бабуля вмиг вытирала глаза и как завороженная слушала внука. Бабушка слышала, что у внука с сыном были очень похожие голоса.

С бабушкой вскорости тоже произошло что-то неладное. Она стала чахнуть на глазах, все реже выходила на улицу, а затем вовсе лежала в кровати круглые сутки. Так, во сне она и умерла. И их, теперь уже ничейных, отдали в приют.

На этом все хорошее, что должно было сохраниться в Геше кончилось… Почему?

Подобное приходило в данную напряженную минуту и в голову Геши, настороженно поглядывающего на сестру.

«Почему все пришло к тому, что через несколько минут я стану причиной смерти своей сестры. Я ведь не этого хотел. Я хотел, чтобы воцарилась справедливость. Чтобы на проблему обратили внимание. Я даже готов был отдать за дело свою жизнь. Но я не могу позволить забрать жизнь и у моей сестры… Но при этом дозволяю себе убить чужих сестёр, братьев, отцов… Такой подонок.

Но я не могу пойти против моей семьи, против товарищей, который приняли меня в свой круг, ведь это будет предательство самой идеи смерти ради народа. Должен ли я погубить самое дорогое, чтобы спасти других. Или же жизнь одного человека ценнее, чем судьбы миллионов?»– у парня просто взрывалась голова от наполняющих ее мыслей.

Геша был человеком слова, сказано- устроить сестре достойное будущее, он нашел странную старушку, желающую приютить сироту. Ведь с ней, со взрослого Женечки было бы намного чем с ним, вечно пропадающим обалдуем.

Договаривались-быть за друг друга горой, Геша стоит горой за своих, за Генка, Беллу, Ельку, Захара, Чингиза, Леху, Олега, Верку, Егора, Чару, Никиту, Орхана. Они его семья, да к тому же люди, которые потеряли близких их-за этой уродской компании, экономящей на компонентах своих лекарств. У кого-то, как у Беллы, погибли браться, у кого-то- дети, Орхан потерял любимую девушку, Елька похоронила тетю, а Гена и вовсе- обоих родителей. А еще парочка ребят, как и Женя, лишились слишком много знающих членов семьи- их просто незаметно, но намеренно лишили жизни.

Но самое обидное, это то, что все оставались глухи к крикам ребят о помощи, к крикам о бедствии, к крикам о трагедии, к крикам, предназначенными, чтобы помочь.

Августовским днем, кажется что-то около полугода назад Генка, разозленные такой несправедливостью, прорезюмировал- порешаем всех, тогда и услышат. Дальнейшие действия происходили, как на автопилоте. И чувство заторможенности не покидало Гешу ровно до той минуты, как он ни увидел Женю.

Парень мгновенно осознал, что все- это не игра, не сидение вечерком в гараже, за выпивкой, не шуточная потасовка и даже не учебный выход, это –реальность. Смерть. Они смерть для себя и для всех, кто случайно оказался здесь. Сложившуюся ситуацию как ни странно, нельзя полностью изменить. Но можно ли попытаться? Можно ведь?

Геша окончательно установил внезапно сместившиеся ориентиры и, прежде чем действовать, глянул на товарищей, по несчастью. Все уже собрались, а это значит, что взрывчатку установили, входы заминировали, а главный выход забаррикадировали. И теперь все, и жертвы и их мучители страдали от духоты в закрытой наглухо коробке, представляющей собой театр.

Геша снял очки, расстегнул черную куртку и, кивнув Гене, быстро пошел к Жене.

Глава 8

За 1 минуту и двадцать минут до…

У них появилась надежда. Или Надежда была с ними с самого начала? Но ни это было важно, а то что брат Жени, отошедший от них пару минут назад и картинно пнувший Славу для убедительности, пообещал им помочь.

Согласился посодействовать им в осуществлении отвлекающего маневра, а также в дополнительном прикрытии, в случае чего. Обязательным же его условием была абсолютная защита Жени, которую вызвался вывести Владимир, проникнувшейся к девочке. Этот на первый взгляд сильный доктор очевидно нервничал и даже боялся, чувствуя приближение конца. Но помощь девочке не была связана с его потребностью сбежать, как можно скорее, а наоборот, он привязал сама себя намертво к готовящейся операции и уже не мог сбежать в любой момент. И это, судя по всему, ему неожиданно помогло понять себя.

Владимир, большую часть жизнь прятавшийся, обходящий все возможные спорные моменты, поддающейся чужому влиянию и редко выражающий свое мнение, внезапно сбросил оковы робости и страха. И принял в итоге себя, принял свой страх и решил идти с ним в ногу, а не прятаться по углам.

Вдоль рядов больше не ходили люди в черном, они рассредоточились по периметру зала. Поэтому мужчина практически ползком переместился в соседний сектор, где, обнявшись сидели четыре женщина, явно поддавшиеся паники. Владимир предупредил их о готовящихся импровизированном «прорыве». Дальше надо было переместиться между убитых тел неопределенного пола, которым шальные пули угодили в головы. Кровь, пахнущая увядшей жизнь и загубленной судьбой, впиталась в рубашку, кожу, кажется и в плоть, подпитывая вновь клокочущий где-то внутри страх.

Но сдаваться сейчас и не предупредить остальных, было бы еще страшнее, чем умереть. Оттого экспедиция в одном лице продолжалась. Следящими доктор предупредил пожилую пару, забившуюся между стульями ложи бенуара. Седовласая старушка долго не могла понять, зачем так рисковать им ради незнакомцев.

А собственно зачем? Чтобы поступать правильно? Чтобы казаться хорошим в глазах близких? Действовать группой, чтобы было не так страшно? Нет, чтобы не спасовать, не струсить, и продолжить действовать, чувствуя ответственность перед таким количеством людей… А может быть для того, чтобы доказать самому себе, что ты смог остаться человеком.

Далее была группа студентов, быстро среагировавшая на услышанное. Потом последовали уговоры безутешной женщины, за мгновение лишившейся мужа, лежавшего у нее на коленях.

Как он смог обойти каждого за считанные минуты?

Возможно, это все внутренняя ответственная, требующая выход многие годы.

Когда мужчина вернулся в точку отправления, при этом успев облиться потом, поседеть и несколько раз проститься жизнью, он смог –таки сформулировать зревшую голове мысль:

– Женя, у тебя ведь больше не осталось опекунов? Или я не прав, – спросил девочку запыхавшийся мужчина, с таким видом будто никуда и не уходил.

– Нет, думаю меня снова отправят в мой детдом. – бесцветно произнесла девочка.

– А если бы, ну скажем, такая возможность представилась, ты бы не отказалась стать частью моей семьи? У меня не первоклассные родственник, но каждый из них может определённо, хм, дать мотивацию к действию.

–Зачем, дядя Вова, я же не очень здорова. Таких никто не берет. Я ж проблем доставлю и все такое, а … потом, вы меня вернете, -девочка начала выкручивать себе руки.

– Потому что я всегда знал, что у меня будет Женечка. Мне еще в детстве прабабуся моя нагадала. Будет у меня ребенок, которого будут звать Женя. Вот я и понял, что это ты. Если конечно, ты не против…– Владимир грустно улыбнулся.

–А ваша жена?

– А моя жена не будет против.

Женя подняла на мужчину немного красные от слез и роящейся в воздухе пыли глаза, проморгалась и кивнула. Ее подсвеченное сиюминутным спокойствием лицо стало лучшей мотивацией для Владимира двигаться дальше.

«Вот и нашел я человека, кому подарю свою жизнь»– с легкостью подумал мужчина и посмотрел на молодых людей, которые спорили кому же идти, чтобы остальные смогли уйти.

Девушка Надя, которая Владимиру сразу же понравилась, самозабвенно что-то говорила молодому человеку, который, кажется весьма за нее тревожился. Володя сначала счел их парой, но они обо опровергли это. Что же тогда между ними происходило? Ребята, впервые познакомившиеся в театре, так прониклись симпатией друг к другу, словно были знакомы и до этого. Владимир улыбнулся. Должно быть это и есть родственные души.

–Да отчего этот Геша не перестреляет их всех к чертовой матери, да мы все спокойно выйдем, он с нами. Мы его не сдадим, скажем, что они сами там- что-то, – тарабанил Славик, выплескивая накопившиеся эмоции.

– Ну он же сказал, что они его семья. Он и так их предает, потому что помогает нам. И так человек, считай от всего отказывается. Просто… надо и нам отказаться. Поэтому пойду я,– произнесла Надя.

– С чего это бы. Нет Надюха, ты туда не пойдешь, кто потом танцевать на лучших сценах мира будет, – сказал Слава каким-то не своим голосом.

Надя расплакалась.

–Ты так говоришь… Так, как будто, это он. Будто он живой.

Слава долго смотрел на девушку, испытывая вновь столько эмоций, сколько доселе ему и не снилось. Хотя нет, однажды ему это уже снилось или это только показалось? Когда его вытащили из моря, в то далекое лето детства, снился сон про какую-то поездку. Про худенькую девочку с золотыми веснушками, которая долго ждала на перроне, про узкие улочки Питера и, конечно, про неожиданный ливень, окативший их с ней с головы до ног. Белое платьице прилипло к девочке, да так сильно, что проступила каждая чёрточка ее тела, начиная от маленькой груди, до выступающих ребер. А еще в память въелась золотое пятнышко на предплечье, в виде короны.

– Прости, можно твою руку, – сказал юноша, присматриваясь сначала к левой, а затем к правой. И действительно на левом предплечье, ближе к локтю была золотистая, как Надины веснушки, родимое пятно –корона.

Слава еще раз посмотрел на Надю, накладывая образ из далекого сна, сдобренный свежими, возникшими невесть откуда, на девушку. Это явно была она, а тот другой- это был кто… он?

– Я еще тогда приехал к тебе в Питер, мы попали под дождь, на тебе было белое платье, которое тебе очень шло. Ты не позволила тебя поцеловать и густо покраснела, – Слава восстановил сон полностью и посмотрел на Надю, которая чуть не рухнул.

 

– Ты… что? Как…Ты вообще кто? Не издевайся надо мной! Я его очень любила… Ты что-то нашел в моем телефоне, да? Но… все же откуда, – Надя приблизилась юноше в плотную и принялась рассматривать его особенно пристально.

– Просто, я это помню. А еще, я начал говорить в семь лет, а все что было до этого, знаешь не особо помню… Бабушка всегда говорила, что в меня вселился другой человек, очень надеющийся вернуться обратно. Может…– Слава тоже не отрываясь смотрел на Надю, наблюдая за пульсацией ее зрачков.

Надя провела по левой щеке, коснулась левой руки, даже наступила ногой на левой ботинок юноши, – улыбнулась и тепло обняла его.

– Даже если вдруг, это он, ему здорово повезло с новым телом. И, знаешь Слава, ты должен сохранить его для него или себя. Как вас теперь различить. Даже если это все фарс, я тебя люблю Петь. Поэтому, пожалуйста, уходите. – девушка отпрянула, коротко провею по волосам Жени и выбежала в проход, где ее сразу же под руки взял Геша.

Слава, видящий ее, приближающейся к точке невозврата, вдруг подумал, что внезапно, за какие-то часы, его некогда обесцвеченная жизнь, обрела смысл. Его жалкие потуги найти смысл существования в славе, известности, затем в деньгах, после в работе- так и остались ничем, по сравнению с этой странно девушкой, которая планировала сейчас вступить на эшафот, причем добровольно.

Слава подумал, что никогда особо ничем не горел, да и не жил какой-то мечтой. И вообще в жизни его только что-то толкало к действию, что-то внутреннее.

– Доктор, надо двигать народ, только тихо.

За одну минуту три

надцать минут до…

Неда стояла перед камерой и пыталась сказать что-то. Мысли в беспорядке сыпались на асфальт под ногами, не давая возможности сообразить, что же она произносит.

Вячеслав Игоревич довольно наблюдал за плодами своей работы, стоя за спиной оператора и показывая всем и каждому, что он довел – это главное.

Милиция их подвинула от здания еще дальше, теперь Свечка была для группы всего лишь фоном, используемом при съемке. А родственники заложников все прибывали и пребывали, не взирая на поздний час. Где-то плакали женщины, нервно курили мужчины, надрывно вопрошали старики и голосили дети. Самое ненавистное Вячеслав Игоревичу в мире собралось в одном месте. Семья.

Так уж вышло, что он, выросший в не сильно любящей семье, где каждый жил сам по себе. Мать, увлекающийся человек, жила своей работой, часто встречалась с друзьями и изредка, по большим праздникам была дома, где обязательно ругалась отцом. Папка, заядлый нахлебник и лентяй, пристрастившийся к азартным играм, дома прибывал лишь номинально, а физически находился в виртуальных казино, где просаживал свои небольшие пособия, полученные после увольнения, а также деньги, полученные от бабушки.

Как вообще они встретились? Почему создали семью, а тем более родили его?

Тогда еще мальчик, Вячик, как звала его бабушка, рос замкнутым и импульсивным ребенком, привязанным лишь к редко здоровой бабушке, рассказывающей дивные истории. От нее он слушал про своего дядю- умного и доброго человека с огромной семьей, про его сказочно красивую дочь, подобной греческой богини, про его невероятный образ обнаруженного сына, про удочеренную девочку- фантазеру, про его жену, невероятной доброты. Одним словом, она рассказывала ему истории про своего горячо любимого сына, живущего где-то в столице. Бабушка описывала ему идеальную жизнь, которой он, ненужный никому ребенок, оказался лишен, потому что родился не там.

А еще бабушка рассказывала ему про Белые вершины, идеальное место, где царит мир и покой, счастье и любовь.

–Что же ты выберешь Вячик? – спрашивала его слабоумная бабушка, в минуты своего просветления.

–Конечно, я хочу найти Белые вершины, в чем вопрос, баба? – отвечал он ей.

– У каждого они свои, мой дорогой. У каждого они свои, дай бог найти их не слишком поздно, -мягко отвечала она, погружаясь в сон.

В общем, благодаря этой истории и рассказам про дядюшку-семьянина, Вячик и женился так рано.

В то далекое, сочащиеся зноем лето, Вячик и его друзья-студенты отправились на Черное море работать вожатыми. Это была не его идея, а его товарища, грезившего странствиями. Море, горы, виноград, танцы- что еще нужно было предложить ребятам, чтобы сподвигнуть на путешествие. И они ехали в какой-то старой, почти развалившейся ладе, где пахло плесенью и грязными носками. Сколько же часов это длилось? Словно бы вечность, скрашенную веселыми разговорами и редкими подзвёздными привалами.

После пары недель среди чистого, как хрусталь, горного воздуха, бирюзового и манящего моря, солнца, сладко обжигающего кожу, Вячик встретил Русалку.

Девушку, носящую другое имя, но полностью соответствующая новому. А все благодаря лунному свету, который очертил ее спину, покрытую ручейками черных волос. Она тоже была вожатой, только из местных. И она купалось около скал, куда столичные «детки», не совали носа из-за волн и неудобного спуска.

Она купалась в серебряном море, словно пыталась встать на лунную дорожку и побежать по волнам навстречу вечной свободе. Вячик сидел на невысоком холмике, под странным деревом, похожим на кедр, но имеющим странную форму, откуда было хорошо видно пляж с блестящим песком, напоминающем россыпи брильянтов, вынесенные со дня морского волнами.

И тут она, словно Русалка, пришедшая за своими сокровищами.

Тогда тихоня Вячик, казалось и обрел свою тихую гавань, окруженную Белыми Вершинами. А Русалка, казалась, родственной душой. Она на самом деле оказалось теплой и отзывчивой девушкой, немного своеобразной, но это не смутило уравновешенного Вячика, сделавшего ей предложение после окончания смены.

Но, как показало время, нельзя было увозить Русалку от моря.

Первое время они с ней мирно сосуществовали в крохотной комнатке, где едва хватало мест для кровати и дряхлого платяного шкафа. Но, ка к чудилось молодым романтикам, здесь был рай.

Не прошло и года, как у них появился ребенок, малыш, перенявший все самое красивое от матери и практически ничего от своего несколько нескладного тщедушного и высоченного отца.

Вот тогда все и выяснилось. Русалка превратилась в Фурию, все время плачущую или истерившую по поводу и без, крошечная комнатка оказалась тюрьмой, а вынужденная и не особо интересная работа не приносила радости и разнообразия в бессмысленный быт.

Вячик, превратился в Вячеслава Игоревича и, по прошествии нескольких лет, понял, что Белые Вершины-вымысел, как и счастливая семейная жизнь. А деньги зарабатывать как-то надо.

Русалка вдали от моря, словно высыхала изнутри, становилась все тоньше и тоньше, теряла ту себя, которую Вячеслав Игоревич встретил на крымском берегу, а малыш, напротив, рос, правящаяся в веселого ребенка, очень похожего на принца из детских сказок, на которого у Вячеслава Игоревича не хватала времени.

Сколько же лет так прошло? Пять, шесть? Сейчас уже и не упомнить было. Осталась только усталость, смешанная с вечной безысходностью и безвыходностью. Русалка молчала, а сынишка, должный шуметь и бедокурить, все сидел под кухонным столом и чем-то шуршал.

Алкоголь ненадолго появился проявился в его жизни, очень быстро исчез, доказав парю, что невозможно сбежать от невеселой реальности.

А потом вдруг, появился Антон Александрович, вытащивший парня из трясины, в которой он почти погиб. Тогда же и был сделан вывод: семья- это не то, что может привести к счастью.

И твое счастье- это главное в жизни, которая у тебя, к слову, одна.

–Знаете, я не очень хороший человек, это правда. Но я поняла очень много за то время, как ехала сюда. Цель не всегда стоит средств, а мечта не всегда совпадает с целью. И тем более, другие люди, в целом, не плохие, просто всем надо научиться разговаривать и слышать. Все, начиная от рождения, до смерти, от радости, до горя, челове4 должен испытать с кем-то, только тогда он наконец полностью это прочувствует. А так, пустое это дело, идти к мечте, наступая на горло своим любимым. Мечты, цели- это то, что движет человеком, но только человек, может управлять своими мечтами, – сказала Неда на камеру, утирая слезы.

Вячеслав Игоревич, погрузившийся в свои мысли, услышав последнюю фразу женщины, от которой он хотел получить лишь сопливую историю картонной любви, неожиданно для себя разозлился.

–Дамочка, вы что тут зрителям проповеди читаете, мы не церковная школа, а телеканал. Мы в прямом эфире, а вы что устроили! – кричал на Неду журналист.

– Сказала то, что думала. Вы же это просили. Не кричите на меня из-аза собственной не сложившейся жизни. Я просто поняла, что для меня важно. И сейчас, возможно, это моя последняя возможность… – женщина отвернулась от Владислава Игоревича и отошла в толпу, где ей на смену тут же вытолкнули чью-то мать.

– Знаете, я специально пришла сюда, чтобы сказать о своей огромной радости. Спасибо Господу, за чудо. Мой сын, он очень хороший мальчик, талантливый, способный. Сегодня он должен был работать в этом злополучном зале, и кто знает. Что бы там произошло… Господи мой боже… Но совершенно случайно, с ним поменялся другой мальчик, кажется сирота. Он его спас, сам не зная, что спасёте его. Я хочу назвать его имя, для его возможных родственников. Спасибо вашему сыночку. Его зовут Вячеслав Финист. Спасибо ему.

Женщина закончила говорить, закрыла лицо руками и, пряча слезы. Народ снова принял ее в свои ряды, засосал, как водоворот, и ее уже нет. Исчезла, слилась с теми, кто тоже хочет сказать что-то важное для своих любимых.

Вячеслав Игоревич замер, его словно молнией ударило. Волна тревоги, быстро превращающаяся в цунами паники, накрыла его с головой, поднимая над головой лишь обрывки теплых воспоминаний и чувство вины, напомнившее о себе после стольких лет. Вячеслав Вячеславович Финист- полное имя его сына, которого он видел в последний раз лет двенадцать назад.

–Свет, пробей мне этого парнишку, – слегка подрагивающим голосом, сквозь который проглядывала надежда, произнес Владислав Игоревич.

Глава 9

За одну минуту и пятнадцать минут до…

Геша все никак не мог собрать в своей голове план целиком. Откуда вообще появились те слова, сказанные Жене?

Парень, которому шел девятнадцатый год, не особо понимал в чем заключается его существование, где его место и как ему действовать, пока не попал в Генину компанию. Где парню вручили бесценный дар- смысл существования. Он начал существовать во имя справедливости, равенства, правосудия… И заигрался, превратился в движимый идеей объект без чувств, сожаления и эмоций. И тут вдруг сестренка, которая всегда была слишком доброй и чересчур отзывчивой, но при этом ни при каких обстоятельствах не отступала от своего принципа- созидай, а не оставайся в стороне. Обычно эти слова повторял папа, должно быть от него девочка их и переняла. А вот Геша, в отличии от всегда чем-то занятой сестры, кажется парил в невесомости, что тогда, что сейчас.

Даже Гена, однажды выслушавший приятеля, заключил что у чувака не нашел место в мире для себя. А может быть это место у него было, но романтичный юноша его добровольно оставил, потому что счел слишком неинтересным? Бросил сестру, ради которой надо было бы работать, стараться, прикладывать усилие, но главное- стать обывателем. Среднестатистическим серым человеком, не способным ни на что великое, так и канувший в пучину безвестности. Но совсем же другое дело – борец за справедливость! Это то, что точно запомниться.

Геша улыбнулся себе под нос, помогая Наде подниматься на сцену.

– У меняя осталось слишком мало времени ради того, чтобы что-то сделать, но я сделаю. А вы, когда я подам знак, уходите, вы должны успеть. Сразу же под лестницей налево, там есть заминированный участок, поэтому не касайтесь двери, просто аккуратно проскальзывайте в небольшую щелку. А теперь заговаривайте Генку, который главный. Уже никто особо не следит за залом, потому что осталось слишком мало времени для прорыва, да и для каких-то действий. Постарайтесь удержать на себе их взгляды минут на десять, хотя бы, а если все же не удастся, то я помогу.

Надя решила отвлечь их внимание тем, что она умеет лучше всего. Сейчас она станцует, так как хочется ей, то что хочет она и для кого она хочет. Она станцует для Петруни, который так и не побывал на ее выпускном выступлении. А террористы- это конечно проблема, но в масштабе необъятной земли, где кажутся в секунду умирают десятки человек. И какая-то зарвавшаяся танцовщица вроде нее, никак не изменит положение вещей.

Надя крепко сжала кулаки и шагнула на театральную сцену, превращенную в место привала бесчеловечных людей, устроивших себе здесь кухню, гостиную и спальню.

Пара мужчин, находящихся в глубине сцены, действительно спали, положив головы на рюкзаки. Девушки, снявшие маски, сидели кружком около прожектора и как-то заторможено, вероятно от страха, ели, принесенную с собой еду. Молодые ребята, отложившие автоматы, играли в карты, поглядывая на часы чуть ли не после каждого хода. Кто-то сидел в креслах на первых рядах, кто-то стоял по бокам сцене и с любопытством смотрел на Гешу, жестом указывающего Нади подойти к главарю, сидевшему в луче света принесенного прожектора.

 

– Добрый вечер. Я пришла сюда, чтобы попросить вас об одолжении, так сказать, как товарища, по несчастью. Я тоже пострадавшая, такая же, как и вы. У меня из-за препаратов «Человечности» серьезно пострадал брат. Хоть он и молод, но уже инвалид… Но я не про него. Я, естественно, понимаю, что мы все здесь умрем, вероятно очень и очень скоро. И все это… как бы… не естественно и неправильно… да… но разрешите мне станцевать. Я балерина. Я хочу подарить людям, здесь присутствующим, хоть что-то хорошее, единственное что могу. Если бы могла и жизнь бы подарила, но это не в моей власти.

Гена ошалел от такой просьбы и не сказав Нади ни слова сразу же обратился к Геше;

– Брат, это что ты мне сюда за поехавшею привел? Какого фига ты вообще ее сюда притащил? Милосердие что ли заиграло? Я ж сказал – ботинком в зубы и разговор окончен. Я что –то не понятное сказал?

– Ген, подумай. Хорошо подумай. Сколько нам всем осталось? Десять минут, пятнадцать? И что кроме насилия ты в конце своей жизни увидишь? Хоть на танец посмотришь. Тем более ты говорил что-то о солидарности? Разве нет. Последний разок, давай позволим…

Гена хотел было возразить, но к нему со спины подошла черноволосая девушка и что-то прошептала на ухо, отчего главарь на мгновение подобрел и кивнул Наде:

– Валяй, поехавшая.

–Парни, у нас тут намечается выступление, айда всем на первый ряд. Боковые на местах, – весело произнес Гена, усаживаясь на первый ряд.

Надя вышла на центр сцены, усыпанной кусочками грязи, мелкими битыми стеклами, штукатуркой, камушками и прочим мусором, принесённым террористами.

Девушка одним движением закрутила на голове волосы, сняла неудобные туфли на каблуке и, за неимением альтернативы осталась босой. За туфлями последовало обтягивающее платье, и Надя осталась в одной черной комбинации, едва доходящей до середины бедра.

Балерина не чувствовала страха, смущения или монтажа, кажется все, что было перед ней растворилось, обратилось в туман, а на место ему пришли стены давнего детского убежище, где она частенько практиковалась.

В лицо пахнуло деревом, прогретым солнцем до красноты, высохшей осокой и пылью, плавающей в воздухе. По коже побежали мурашки, волосы приятно взъерошил ветер, залетевший через открытое окно-иллюминатор, бывшее когда-то дверью стиральной машинки.

Надя мягко, словно кошка поставила голые ступни на пол и, повинуясь музыке, крутящейся у себя в голове, начала.

Жизель. Мама привела ее на этот балет, еще кода они жили в Новосибирске, когда еще не было Бори, а мужчины у матери не менялись со скоростью света. Маленькая Надя тогда влюбилась в приму-балерину, исполняющую ведущую партию. Девочка влюбилась в Жизель, даже после смерти борющуюся за любимого. А что об дуэте Мирты и Жизель, который был словно отражение действия одной другой и наоборот. Наверное, в тот день и сформировалась ее мечта- стать Жизелью, хоть ненадолго.

И вот сейчас, практически одетая в саван, девушка взаправду воскресла. Подняла из-под земли ту себя, глаза которой горели, а сердце было переполнено надеждами. Надежда восстала и, коротко поклонившись залу, наконец искренне улыбнулась.

Покачиваясь, как молодая камышинка, балерина взмыла ввысь, оставив все земное где-то далеко-далеко. Туда отправилась боль, страх, разочарование, горе.

Черным мотыльком девушка медленно двигалась в свете прожекторов, надеясь то ли вылететь из зала то ли сломать крылья. И вот мотылёк превращается в грациозную ласточку, рассекающей воздух на сцену, подобно только что пущенной стреле. Ласточка на секунду присевшая в полупоклоне обращается журавлихой, зовущей своего принце, погибающего под натиском призраков-виней. Журавлиха, практически вылетевшая со сцены, ударившись об пол, стает тонконогой ланью, исполняющей еще более сложные движения, от которых захватывает дух. Она прыгает вглубь сцены и, едва коснувшись земли, пумой вновь бросается в бой с невидимым противником, который кружится с ней в смертельной пляски, настолько быстро, что только кусочки стекла летели у них из-под ног.

Наконец пума, практически обессилевшая, как казалось зрителям, в воздухе обрастая плотью трансформируется в вороную кобылицу, из последних сил встающей на дыбы, взмывающей в верх, как на крыльях. И в итоге упавшей на сцену черным ангелом с черными крыльями, который из последних сил, зиждущихся исключительно на силе воли, взмахивает руками, красиво и необычайно грустно раскрывает крылья за спиной, застывая в последней, окончательной позе. Миг.

Надя, еще не открывшая глаза, чувствует, как крылья осыпаются на сцену бисеринками восторга и безнадёжности.

Танец ее, похожий одновременно и на битву, и на признание в любви приковал к себе взгляды всех, начиная от горюющих на дальних рядах женщин и заканчивая развалившимися прямо перед сценой преступников. И привлекло их не мастерство, отточенное до невообразимой остроты, как у японских мечей, не техника, усвоенная Надей еще в подростковом возрасте. А душа исполнительницы, преобразовывающаяся в невероятные образы под действием искрящихся, чистых, настоящих эмоций, которые, словно кокон, окружили девушку, изрезавшую ноги в кровь.

Надежда широко улыбнулась, наконец поняв, что только что совершила невозможное, нереальное – станцевала лучше, чем известные ей примы, отчего в эту минуту мир, стереть ее с лица земли через несколько минут, не показался девушке таким уж враждебным, черным и бессмысленным. Ведь теперь, даже на пару минут, даже на секунду, она была самой собой, той которой всегда была, но хорошо это скрывала.

Девушка в легкой эйфории подошла к краю сцену, желая на несколько секунд продлить ощущение праздника и насладится светом, направленным исключительно не нее.

Но в итоге светлое чувства смазал звук, подобный хлопку, раздавшийся слева от сцены. А за этим звуком лавиной послышалось шуршание и треск стены, в которой был спасительный выход.

Перекрытия окончательно рухнули, потащив за собой куски стены, сохраняющие еще надежду на спасение.

Бежать было некуда.

«Достойный конец.»– подумала Надя, крепко закрывшая глаза.

Рейтинг@Mail.ru