Мария Ким
Мой телефон 03
– Мороженое будете?
– И так холодно, какое еще мороженое?
– А я печку включу!
От печки стекла мгновенно запотевают. Парковка становится призрачной. Подъезжает цистерна, идет слив. Айна дремлет, свернувшись в усталый клубок. Толян возвращается с мороженым.
Шоколадное. Четыре утра. Минус восемь. Кажется, это называют счастьем.
Я вас не слышу
Скандал – первый шаг на пути к талантливой истерике.
Диалоги скорой помощи
Смену я сдала вовремя, но вовремя уйти со станции не успела. «Подняться к старшему фельдшеру!» – свежим голосом бросила по селектору сменная диспетчерша и назвала несколько фамилий дежурантов старой смены. Тела дежурантов остались неподвижны на своих диванах. Я знаю, что они встанут минуты через две, им нужны силы, чтобы собрать непослушные гудящие мышцы. Или не встанут, и тогда диспетчер через четыре минуты позовет их опять.
Я поднялась на третий этаж. Третий этаж подстанции – административный. Здесь сидят заведующий, старший врач, старший фельдшер и статист. Отсюда статист с утра принимается обзванивать поликлиники, чтобы направить участковых терапевтов по адресам вызовов прошлой смены на контрольный визит. Есть ли у статиста другие обязанности, мне неизвестно. Старший врач подстанции приходит в рабочие дни с утра пораньше, проводит с дежурантами планерку и проверяет карты вызовов. Если карта написана с ошибками, возвращает ее фельдшеру с замечанием, чтобы жалобы больного совпадали с описанием в руководстве, а лечение соответствовало стандарту, и без самодеятельности.
Работа в кабинете старшего фельдшера бушевала созидающим смерчем. Все носились, орали, путались. Одна Алена была к хаосу равнодушна, собранна и спокойна.
– Десять бригад не дам, – говорила она в телефон, – болеют. Восемь будет. И педиатры. Вместе с педиатрами. Сима, позови мне их еще раз, надо раздать расчетки и определиться с отпуском, – это уже по другому номеру. – Неля, морфина много списали вчера, скажи им, чтоб не хулиганили, на старых запасах до четверга бы дотянуть, – фельдшеру аптеки, та выдает новой смене наркотики за соседним столом. – Маша. К тебе просьба. Пойдешь на центр диспетчером.
Я вздрогнула. «Маша» – это уже явно мне.
– Зачем? Это куда? И я не умею. И что с деньгами?
– На центр, в оперативный отдел. Поедешь сейчас к старшему диспетчеру, составите график, она тебе все покажет. Надо принимать вызова, там по сетке, компьютер, не сложно, должна понять. Там народу нет. Я уже студентов отправила и диспетчеров с подстанции, не скучно будет. По деньгам так же, я тебе линию в табель напишу, за надбавки не переживай. Пиши телефон отдела.
Так я на время стала диспетчером.
– Ало! Ало!
– Скорая помощь, 44-й, слушаю.
Среднестатистический житель, позвонивший в экстренную службу, взволнован, напуган смертельной опасностью и уверен, что время не на его стороне. Он никогда не помнит, какой телефон правильный: 030 или 103, а потому набирает 112. В 112 отвечает диспетчер, специалист широкого профиля по аварийным ситуациям, в медицине понимающий весьма поверхностно. Я не слышу, какие вопросы она задает заявителю, слышу в своем наушнике голос женский, усталый, с профессиональной хрипотцой.
– Девочки, 112. Карточку скинула. Говорите со скорой.
– 112, не получила… Ало, я вас не слышу! – Адрес и жалобы абонента записаны в 112 и перенаправлены на мой компьютер, однако наши системы несовместимы, и карточка приходит ко мне с задержкой или вообще на соседний пульт.
– Говорите со скорой!
– 112, что со связью? – Перевести абонента на мой телефон тоже не гладкая операция, звонки срываются, приходится перезванивать, а номер заявителя занят, он дозвонился на соседний пульт, вот только карточка осталась на моем.
– Там мужчине плохо с сердцем, Горького, 25.
– Карточку не получила, ало.
– Ало, скорая? – абонент наконец объявился.
– 112?
– Освобождаю линию.
– Барышня.
В компьютерных мозгах происходит нечто необъяснимое, абонента все же перекинули на другой пульт, я выглядываю из своей кабинки и прислушиваюсь к разговору диспетчера на соседнем пульте справа. Моя коллега на горячей линии отсидела свои лучшие годы и вышла на тот уровень слияния с аппаратом, когда от нечего делать свободный мозг начинает превращать работу в произведение искусства. Барышня на пенсии, красящая седину в огненно-рыжий, а брови – в угольно-черный цвет, набравшая лишний вес на сидячей работе. Начисто лишенная музыкального слуха с великолепно поставленным голосом, такое сочетание встречается только в колл-центрах. Она обожает звучание своего голоса, играет с тональностями, пока язык отрабатывает заученный и пустивший корни в подсознание текст. Она знает, какое значение имеет ее решение здесь и сейчас, и не собирается посвящать абонента в последствия своего решения, однако отчасти не сдерживается:
– Я не барышня, я фельдшер по приему вызовов. Говорите.
– Плохо мне.
– В чем плохо?
– Умираю…
– Как именно умираете?
– Вы издеваетесь?
Абонент на грани раздражения, его уже погоняли с пульта на пульт, и не объяснишь, что одни и те же жалобы он повторяет разным людям, сидящим по разным углам комнаты или вовсе не в этом здании.
– Нет. Горького, 25, телефон 9735? Квартиру, подъезд, этаж.
– У меня сердце слабое!
– Адрес, адрес!
Одна ошибка в номере дома, и бригада уедет на другой конец города, ищи ее потом.
– Третий подъезд, пятый этаж. Сердце у меня.
– Вам выслать бригаду?
– Моей жене.
– Фамилия, имя, отчество. Сколько лет жене? – Данные тоже надо, утром позвонят родственники, чтобы уточнить, в какую больницу бригада увезла женщину, а диспетчер допустил ошибку в фамилии, и по базе уже не пробьешь. Абонент напряженно вспоминает, данные кружатся в его памяти панической каруселью.
– 50. 56. Не помню. Фамилия, как у тебя фамилия?
– Если это ваша жена, у вас общая фамилия!
– Простите, я волнуюсь.
– Успокойтесь, говорите со мной.
– Я не.
– Говорите со скорой! Сколько лет? Это важно. Она в сознании? Может говорить? Дайте ей трубку.
Очень ответственно – определиться с поводом. Поводу компьютер присвоит номер в системе, а номеру – срочность вызова. На 1–2 срочность норматив доезда 20 минут, на 3–5 – два часа, а в наше неспокойное время – до суток и дольше.
Абоненту об этом говорить нельзя, а надо задавать правильные вопросы.
– Тяжело говорить! Тяжело дышать!
– Кому?
– Мне!
– Жена. Ваша жена. Отвечайте на вопросы. В сознании?
– Да. Но… кажется…
– Не «кажется», только на вопросы. Что болит?
– Ничего не болит, только общее, знаете, как.
– Грудь, живот, спина?
Вопросы тоже выдает компьютер по сетке, но диспетчер не любит ею пользоваться, многое в сетке не предусмотрено, и отвечать в итоге не компьютеру, а человеку.
– Ребра, между ребрами, там, где сердце!
– Между ребрами сердца нет. Дышит самостоятельно? Задыхается?
– Задыхается, да.
– Одышка или чувство сдавленности в груди?
– Это да. ну, в общем. паника, понимаете?
– У вас?
– Да. А у жены. давление. Да, давление.
– Цифры.
– 180 на 90. Пульс, барышня, пульс высокий!
На десятом вопросе абонент взвинчен и раздосадован, сколько можно спрашивать, просто отправьте врачей. Абоненту нельзя знать, что свободных бригад нет, а сорвут бригаду с другого вызова или нет, решает сейчас барышня, решает задачу, непосильную для кардиолога и обязательную для фельдшера: по телефону понять, есть у пациентки инфаркт или нет.
– Я не барышня. Слабость, головокружение, тошнота, давящая боль за грудиной?
– Да, точно, да! И руки немеют!
– С обеих сторон одинаково?
– Да. Это давление?
– Не знаю, я вас не вижу. Руки-ноги с обеих сторон одинаково чувствует?
– Не знаю! Сколько можно спрашивать?! Врачи выехали?
– Отвечайте на вопросы. Температура есть? С инфекцией контакт?
– При чем тут это?!
– Отвечайте.
– Нет. Ничего нет! Пока спрашивают, помереть можно!
– Не помрете. Жене таблетку от давления и 40 капель корвалола, а вам – 60 капель, ждите бригаду.
– Сколько ждать?
– Вызов принят, ожидайте.
Я заглядываю соседке через плечо. «Повышенное давление», четвертая срочность. Ничего, выходит, ее не обеспокоило в поступившей информации, вопросы задала по сетке, значит, когда разговор прослушают, замечаний не возникнет, но, если вдруг бригада инфаркт выставит, а диспетчер просмотрела, будет замечание.
– Чего смотришь, спросить чего?
– Да вот карточка со 112 пришла, кажется, ваша.
– Да все уже. Удаляй.
Оперативный отдел расположен на центральной станции. Это бессонный мозг службы 03. Здесь принимают вызова, отсюда их направляют на подстанции и бригадам, разбросанным по городу. Отсюда старшие смены отдают распоряжения. Информация поступает со всей области по многочисленным каналам, распределяется на пульты диспетчеров и врачей, до отказа заполняет каждую рабочую голову, и головы звенят вместе с телефонными аппаратами, компьютеры греются, все форточки открыты, а диспетчера хронически охрипли и все доливают чай и кофе в свои бездонные кружки.
– Скорая, 44-й, слушаю.
– Але-е-е-е! Девушка! У меня вопрос.
– Вам вопрос или бригаду?
– Да бригаду, наверно. Нет, сначала вопрос. Мужчина тут на остановке лежит. Без штанов! Это к вам?
– Мы штаны искать не будем.
– Да он пьяный!
– Он дышит?
– Да, он спит!
– Ну и пусть спит, вам какое дело?
– Ну как же? Общественная территория!
– Тогда в полицию.
– Ну девушка! Его же уже вчера увозили ваши в больницу!
– Значит, ушел из больницы или выписали.
– Нет, ну вы мне скажите, что делать, я же не могу ничего не делать!
– Разбудите его, пусть домой идет.
– Да, а вдруг он вшивый или агрессивный какой?
– Значит, скорую? Пока вы от него добровольное согласие не услышите, я выслать бригаду не смогу. Сами подумайте, как они его насильно осматривать будут, если он в помощи не нуждается?
– Остановка «Центральный рынок», приезжайте и забирайте!
– Люди! «Центральный рынок» алконавта принимал еще кто? Когда что-то происходит на улице, находится сразу несколько активистов, решивших оповестить 03. Они звонят одновременно, попадают на разные пульты, и тогда в системе возникают дубли – несколько карточек на один и тот же адрес. Система дубли успешно вычисляет и сигнализирует, но время диспетчера уже потрачено, а карту приходится спускать в архив.
Я пробиваю адрес по базе и обнаруживаю, что бригада у спящего алкоголика была уже час назад, осмотрела и оставила на месте, а граждане продолжают звонить. Хоть бы в кусты его подальше от дороги оттащили или записку на лбу оставили «Осмотрен 03».
Чай у меня в кружке закончился, и я иду к кулеру за кипятком. Свет в комнате приема никогда не гаснет. Глубокой ночью кто-нибудь порой отключит несколько ламп, и тут же в дальних уголках оперативного отдела диспетчера засыпают, непорядок, коллеги их ругательно будят, а старший врач снова включает свет. Комната разбита на звукопоглощающие кабинки, в каждой кабинке пульт. Стены кабинок из ДСП, звук они не поглощают, а рассеивают, и над приемом висит нескончаемый гул, прерываемый криками диспетчера, которому достался глухой абонент.
– Скорая, 44-й, слушаю. Не слышу. Не слышу. Говорите! Перезвоните! 8 номеров прозваниваются. Ну и кого взять? Кто-то, кроме этого пульта, еще работает? Ксюша, проснись! Люди умирают!
– Они всегда умирают, а я спать хочу… Скорая, 54-й, слушаю…
– Слушаю вас.
– Ало, 112, девочки, из машины звонок прошел, не отвечают, сбрасываю адрес по ГЛОНАСС – у нас там ДТП вроде как.
– Адрес пробила, бригада уже работает.
– Это на Победы? Там автобус разбился, 6 бригад выехали, заноси в архив.
– Старший врач слушает. Вам реанимацию еще? Ждите. Седьмую отправили.
У каждого диспетчера помимо бездонной кружки на столе блокнотик, в нем диспетчер ведет учет. Диспетчера соревнуются, кто за смену примет больше вызовов, победителю по итогам месяца премия 15 %. Я снова отвлекаюсь от своего аппарата, гарнитура натирает висок, а гул в комнате, кажется, проник и поселился в моем мозгу. Все диспетчера приема слегка глуховаты на одно ухо из-за этой гарнитуры. Пока не видит старший, я заглядываю в кабину напротив. У диспетчера черные волосы и фиолетовые тени до ушей, а на плечах – пуховый платок. Она принимает.
– Ало! Моей маме с сердцем плохо!
– Скорая, 45-й, слушаю вас.
– Слышите?
– Слушаю.
– Понимаете, она в прошлом году лежала в кардиологии.
– Адрес. Фамилия, имя, отчество. Возраст. Кто вызывает? Подождите. Повторите.
– Быстрее, пожалуйста, что так медленно?
– Я записываю. Уточните адрес. Уточните номер. Что с мамой?
– У нее давление! Очень высокое давление!
– Как проявляется?
– Не знаю!
– Спросите. Дайте трубку. Она в сознании?
– Да! Пришлите бригаду!
– Отвечайте на вопросы. Она сердечник? Гипертоник?
– Какая разница?! Примите вызов, пусть врачи разбираются!
– Какое давление? Сознание теряла?
– Вы диспетчер, вам платят, чтобы вы вызова принимали, а не вопросы задавали!
– Я фельдшер по приему вызовов. Она задыхается? Сердце болит? Паралича нет?
– Человек умирает!
– Мне нужно определить срочность и профиль вызова.
– Самый срочный! И как можно скорее!
– Отвечайте на вопросы.
– Вы отказываетесь принять вызов? Ваша фамилия!
– Мой табельный номер 45. Отвечайте на вопросы. «Бросил трубку. До повторного звонка».
Карту с пометкой ДПЗ нельзя отправить на передачу, она не обработана. Спустишь в архив – абонент больше не дозвонится и бригада не выедет, непорядок. Диспетчер пытается перенабрать абонента, абонент недоступен. Она может закрыть карту поводом «Человеку плохо. Причина неизвестна», это будет третья срочность. Может написать «Плохо с сердцем, кардиобольной», это вторая. Воля диспетчера, и диспетчеру отвечать. И она выставляет третью.
Я вывожу оперативную обстановку на экран. 38 на ожидании. Это немного, за час раскатают, вчера было 120.
– Маша!
– 44-й, скорая… Чего, Ксю?
– Разбуди Игоря. Он с самого обеда спит!
– Пусть спит. Он болеет. Я тоже через часик пойду. Скорая, 44-й.
– Ало, тут на остановке.
– Лежит пьяный мужчина без штанов!
– А как вы узнали?
– По карте посмотрела. Не трогайте его, он спит.
– Да нет, я спросить только. Он же не должен здесь лежать?
– Вообще-то должен.
– А. я могу что-то сделать?
– Конечно! Оттащите подальше в тихое место, чтобы его никто не беспокоил.
В городе есть несколько точек, где проживают бомжи. Это стратегически выгодные точки, рядом или теплотрасса, или супермаркет сбрасывает просрочку. Но обывателю такие тонкости неизвестны, и он вызывает на точку день за днем. Линейные бригады озадачились, отыскали картонки, маркер, написали на них «03 не звонить, он здесь живет» и расставили в проблемных местах. Вызывать перестали.
– Скорая, 44-й.
– Девушка! У нас тут началось.
– Роды?
– Эм. нет. Хотя вообще-то да. Год назад. У ребенка температура 39,5!
– В смысле, годик ребенку?
– Да!
– Так дайте ему жаропонижающее.
– У нас нет! Ничего нет! Мы на даче в СНТ «Лесной», тут ни медпункта, ни аптеки!
– Что же вы с годовалым ребенком в такие. дачный массив забрались? Как вас искать теперь?
– Пишите СНТ «Лесной», седьмое шоссе.
– Белоярский район?
– Нет, соседний. Хотя да. Там на границе.
– Так не пойдет. У меня в справочнике такого нет. И на карте нет.
– Мы можем машину на шоссе встретить.
– Да, так будет лучше. Диктуйте ориентиры.
– Записывайте, строение 7А за кольцом, сразу после поста ДПС.
– Я вас поняла. Когда назначат бригаду, перезвоню, сообщу бортовой номер. Але, диспетчеру направления, третий пульт. Вам адрес знаком?
– Нет, не знаком. Шоссе длинное, это какой сектор?
– Не могу пробить.
– А я не могу подстанцию назначить!
– Перезвоню… Алло, мамочка, говорит скорая, вы выехали встречать?… Нет, не назначили пока. Уточните участок трассы, между какими пунктами? Але, направлению, это вообще Н-ск. За ПГТ Гранит.
– Передаю на центр Н-ска. Переназначьте карту и уточните ориентиры.
– Принято. Алло, мамочка, это скорая, на какой машине встречаете?
– Мы на велосипеде.
– Мамочка, не смешно, бригада потеряется.
– Серьезно, у нас нет машины. Строение 7А, кафе «Бобры».
– Принято, встречайте, бортовой номер 360.
– Третьему пульту, диспетчер направления, вы издеваетесь? Что за «У КАФЕ БОБРЫ ВСТРЕЧАЮТ НА ВЕЛОСИПЕДЕ»? Ясно. Я. Да. Я вас понял. Передайте на прием, чтобы аккуратнее принимали.
Я снова вывожу оперативную обстановку. 5 вызовов второй срочности висят, обстановка напряженная, и направление просит всякую несрочность посылать в поликлинику.
– Скорая слушает.
– Девочки, это дежурный хирург медсанчасти, бригада, табельный номер… доставила к нам пациентку и, кажется, случайно увезла ее документы, отыщите пожалуйста.
Я от руки переписываю данные вызова и иду в комнату направления, чтобы диспетчер района сделал бригаде запрос. В направлении все не так, как на приеме. Свет тут всегда приглушен, голоса граждан не слышны, по стенам развешаны карты. В комнате приема сидят специалисты контакта, здесь – аналитики. Когда обстановка становится напряженной, эти бородатые нескладные парни в клетчатых рубашках собираются вокруг стола старшего диспетчера и вместе смотрят на карту области на ее столе, а затем расходятся по своим пультам и продолжают раскидывать шахматные фигуры линейных машин по районам. Диспетчера за пару фраз выясняют, с какого района бригада, дозваниваются и просят бригаду вернуть документы пациентке. Я возвращаюсь.
– Скорая, 44-й, слушаю.
– Алло, это медсанчасть, приемное отделение. Мы вызывали экстренную перевозку, отмените заказ. Больной не дождался.
– Ушел?
– Умер.
– Перенаправлю старшему врачу.
Старший врач скрипит креслом за моей спиной, его работа – решать нестандартные вопросы и разруливать сложные ситуации. Старшим звонят фельдшера с линии и начальство с администрации, полиция и пожарники, к ним подходят диспетчера приема, когда не могут определиться с поводом, они принимают жалобы, общаются с психическими больными и часто вызывающими по телефону, отслеживают ситуации с пожарами и ДТП. Старшие врачи – это суперкомпьютеры в системе 03, намертво приваренные к рабочему месту и нескольким телефонным трубкам, по которым они могут говорить одновременно, быстро и по делу. Откуда их взяли и как обучили, я не знаю, должно быть, они всю жизнь работали на линии, а когда стало тяжело носить чемоданы и пациентов, сели за телефон.
– Скорая, 44-й, слушаю вас. Где болит? Все болеть не может. Наркоман?
– Онкология.
– Какая стадия? У нас нет свободных бригад, обезбольте сами, у вас есть трамадол?
– В таблетках только, а он глотать не может.
– К сожалению, свободных бригад нет, попробуйте измельчить таблетки и сделать клизмой.
– Третьему пульту, 44-й, это старший врач. В медсанчасти тела нет, где умер больной?
– Если звонили из медсанчасти, наверно, там и умер.
– А куда был заказ?
– Во вторую городскую.
– А не наоборот?
– Может, и наоборот. Вот звоните и выясняйте!
– Скорая, 44-й… Да сколько можно звонить!
– А ты номер смени!
– Смешно. Игорь, проснись, пора мир спасать!
– Который час?
Утро, час скучающих шизофреников и одиноких стариков. Их в классификации типичных пациентов величают «вызывашками». Звонят они каждые сутки, а то и раз в час, сообщают разнообразные жалобы. Прибывшая бригада оставляет их на месте, закрывает карточку «органическим расстройством мозга», списывает бесполезный сосудистый препарат. Им ничем нельзя помочь, кроме как приезжать раз в сутки, чтобы проведать. Особенно агрессивных и назойливых диспетчер, подустав за смену, занесет в память телефона, присвоит контакту имя «глухой», «артист» или «припадочный» и час-другой не принимает от него звонки. Потом совесть замучает, возьмет трубку и тут же пожалеет об этом.
– Ало! Ало!
– Не орите в трубку! Когда вы уже слуховой аппарат купите, Лев Иванович! Говорите! Говорите!!!
– Нужна скорая на Татарскую, 150!
– Вы уже вчера вызывали, Лев Иванович! Сегодня что случилось?
– Татарская,150!
– Случилось что? Я вас не слышу, перезвоните!..
Мне надоело, и я отдаю карту в направление. «Человеку плохо…»
– 44-й, скорая слушает.
– Ало, меня зовут Владимир, я нахожусь в районе Томиловки…
– Маш, Томиловку я уже принял, там роды, 36 недель.
– Владимир, вы рожаете?
– Ало! Какие-то помехи на линии. Меня зовут Владимир, и я не рожаю! Я отравился грибами!
– Маш, привет, мы только из второй городской, труп у них.
– Ало, бригада? Ну слава богу, хоть кто-то его нашел. Подробности есть?
– Да, мутная история. Лежал в областной с пневмонией, с улучшением переведен в медсанчасть, оттуда с инсультом увезли во вторую городскую, неврологию исключили, вернули в медсанчасть, потом с температурой опять во вторую, там температура упала, хотели вернуть – и не успели. Покатался перед смертью.
– А вот и Лев Иванович. Твоя очередь отвечать.
– А мне артист дозванивается. Ало. Ну сегодня-то что у вас?
– Плохо мне!
– Голова? Сердце? Почки?
– Все!
– У вас гипертония?
– Да!
– Онкология?
– Да!
– Эпилепсия?
– Да!
– Синдром Клайнфельтера?
– Да!
– Ну, Шарипов, может, сегодня обойдемся без этого?
– Нет!
– Вам поговорить не с кем? Поговорите со мной, зачем врачей гонять?!
– Ало, доктор, это сестра его, не нужна ему скорая, вы же знаете! Ой… похоже, нужна…
– Что там?
– Упал на пол, в судорогах бьется.
– Ну это же артист, как будто первый раз!
– А может, и последний. Девушка, приезжайте, а?
– Вызов принят, ждите.
– Третьему пульту, диспетчер направления. Оформляйте карты нормально! Что значит «съел несвежую дохлую мышь»?
– Это значит «ребенок до года».
– А «инородное тело в женских половых путях»? Подождите, не объясняйте, я не хочу этого знать. И что же оно в них все лезет и лезет.
– Скорая, 44-й. В сознании?
– Нет!
– Дышит?
– С трудом. Уже! Уже перестал дышать!
– Неизлечимо больной?
– Не знаю, я не знаю!
– Онкология есть?
– Он не дышит!
– Вызов принят.
– Третьему пульту, почему «без сознания, причина неизвестна», если онкология?
– Они не уверены.
– Ну как же, вот диагноз в базе!
– Я не посмотрела.
– Бригада после суток, сорвали с пересменки. Привет вам от них.
Без сознания по неизвестной причине – вторая срочность, онкология – третья, раковых больных в четвертой стадии не реанимируют, а значит, делать там бригаде особо нечего. Но я не уверена, я их не вижу, и многое мне неизвестно. Недостаток информации вызывает страх, пока не поймешь, что, обладая властью распределять время, ты все равно ничего не решаешь.
– Ало, скорая помощь, 38-й. Не слышу вас, перезвоните.
– Скорая, 44-й. Я вас не слышу.
