Я хотел написать историю, как я был в Лондоне.
Но в Лондоне я не был.
Никогда.
Поэтому я напишу историю про то, как я не был в Лондоне. Как я не поднимался на Лондонском Глазу (двадцать пять фунтов всё удовольствие) и не смотрел оттуда на Биг Бен и Парламент. Как я не снял номер в гостинице напротив того же Парламента, про то, как я не смотрел на дома, увитые плющом, как я не ходил по старинному замку, перегороженному напополам, а сюда можно, а туда нельзя, а там частные владения…
А?
Что?
Вот только не надо мне сейчас, а-а-а, еще все впереди, а-а-а, что ты себя настра-а-аиваешь, еще пое-е-е-дешь…
Я не был в Лондоне.
И не буду.
Никогда.
Потому что меня самого никогда не было.
И не будет.
Что-то случилось, сейчас уже и не знаю, что случилось, может, мои родители не встретились, или встретились, но поссорились, но не помирились, или моего отца сбила машина, или…
Я не знаю.
И никогда не узнаю.
Говорю же – меня нет.
Что-то не получается у меня с Лондоном. Давайте лучше расскажу, как я никогда не был в Москве. Я никогда не скользил по заснеженным улицам, никогда не нырял в метро, никогда не поднимался на башню Федерация, никогда не гулял по ГУМу, никогда не спохватывался, а чего это эскалаторы все вверх, вверх, вверх, а вниз как спускаться прикажете…
Я никогда там не был.
Потому что…
А?
Не-ет.
Не потому, что меня не было.
А потому, что не было Москвы.
Что-то случилось, маленький городок, заброшенный среди лесов, заглох, вымер, не стал огромной столицей.
Поэтому я не был в Москве.
И никто не был.
Или давайте я расскажу вам, как я не был на коралловых рифах. Там не было очень красиво, я не нырял с аквалангом, и рыбу-шар я тоже не ловил, и в руках не держал, сфоткайте, пока не вырвалась…
Потому что…
Да, потому что коралловых рифов тоже не было. Что-то случилось, кораллы не выросли в южных морях.
Что-то не получается написать.
Или давайте я расскажу, как я не был в Венеции и не смотрел на луну, которая не отражалась в темной глади канала…
Не было.
Потому что не было меня.
И Венеции.
И Луны.
Что-то случилось, миллионы лет назад Терра не налетела на Землю, не рассыпалась на куски, не стала луной.
Ну а как вы хотели.
Бывает.
Это же сколько совпадений всяких должно случиться, чтобы Луна появилась.
Или давайте я рассказу о том, как никогда не был в Альпах, никогда не лежал на бескрайнем лугу и не смотрел на звезды.
Потому что…
…да.
Я пишу эти строки в баре… вернее, не пишу. И не в баре, потому что этот бар никогда не построили…
Я пью вино…
Вернее, не пью.
Нет, я правда не пью.
– Вам не кажется… мы где-то не встречались?
У неё синие глаза.
И розовые волосы.
Смотрю на неё, припоминаю…
– Да… вроде бы в Париже мы с вами не встречались…
Она подхватывает:
– Да, мы не смотрели на Эйфелеву башню.
– И с башни тоже.
– А мы с вами по Елисейским полям еще не гуляли.
– А помните, как мы в Альпах не были?
– А мы еще с альпийских гор на лыжах не катались…
У неё синие глаза.
И розовые волосы.
Нам с ней много что есть вспомнить.
Мы с ней много где не были…
А вот скажите, вы четко свои сны помните?
Нет?
Вот я тоже нет.
Вот так проснёшься, начнешь вспоминать – что-то было, найти там нужно было кого-то или что-то, или догнать кого-то, или, наоборот, вас догоняли… а что, куда, зачем, непонятно…
Что жалуетесь-то, у нас не лучше.
А это еще кто говорит?
Кто-кто… когда мы в сон возвращаемся, явь вспоминаем, тоже путаемся, что там в яви видели. Кем были, что делали… помню, бежал куда-то, а куда… нет, дом там какой-то был… или я сам был домом… не помню.
Я даже курсы устроил для желающих вспомнить свою явь. Кого там только нет…
Понимаете… я всё время догоняю что-то… что-то…
(Это посетитель на моих курсах говорил)
– А оно убегает?
– Да не убегает… оно просто спешит вперед… быстро-быстро. А я догоняю. Мы все догоняем.
– Вы все? Сколько вас?
– М-м-м… восемь. Или девять. Вот сейчас не помню, то ли девять, то ли восемь нас… и догоняем.
– Живого кого-то догоняете?
– Да нет… большое что-то догоняем… горячее… очень важное для нас…
– А может… вот что… а может, вы поезд догоняете?
– Думаете?
– Ну… или автобус там какой…
– Автобус?
– Ну, конечно. А вы на него опоздали.
– И что же нам делать? Бежать быстрее?
– Не-ет, так вы его всё равно не догоните… вы вот что… начало сна помните?
– Гхм… нет.
– А вы вспомните… когда вы на автобус этот спешили или куда там… с чего сон начался? Может, вам пораньше в этот сон прийти, тогда всё и успеете?
– Я даже не думал…
– А вы подумайте. Так же просто всё – пораньше придёте, и всё успеете…
– Это вы так людям во сне с явью разобраться помогаете?
– Ну да. Я ему и помог.
– Он… догнал?
– Не догнал. Успел. А знаете, кем он был в мире яви?
– М-м-м… пассажиром?
– Нет. Землей он был.
– К-кем?
– Землей. Планетой.
– А догонял он что? Сам себя?
– Нет… Солнце догонял.
– В смысле?
– Ну знаете же, как бывает… летит солнце в космосе, а за ним планеты по спирали, по спирали…
– По какой спирали, планеты же по кругу… в учебнике на картинке так было…
– То в учебнике, а то на самом деле… есть разница…
Начинаю понимать:
– Хотите сказать… он догнал… солнце?
– Ну… это я вас предупредить пришел… что…
Он не договаривает. Понимаю – что.
Я вас предупредить пришел… только вы этого уже не услышите…
Это будет история о противостоянии трех сил. Трех сторон. О жестокой битве, в которой не будет победителей.
Ну и, конечно же, там будут интриги, скандалы, тайны, головокружительные приключения. А? Ну и женщины красивые тоже будут, куда же без них. Всё будет…
Для начала по законам жанра познакомим уважаемого читателя с главными героями. То есть, с тремя враждующими сторонами.
Вот первая сторона. Это будет… в Египте. Нет-нет, вы не спешите представлять себе отели и аниматоров и торговцев сувенирами – это будет в Египте на заре веков, когда пирамиды, облицованные мрамором, еще разбрасывали лучи полуденного солнца во все стороны, а на невольничьих рынках продавали рабов под грозные окрики хозяев. А может, пирамиды в те времена еще не построили – говорю же, это очень далекое прошлое, отсюда не видно толком, как оно там.
Ну и вот. По городу скачет всадник… нет-нет, это еще не главный герой, он торопится, спешит, подгоняет скакуна, ударами хлыста охаживает зазевавшихся прохожих, видно, знатный человек. Хотя нет, знатных людей в те времена рабы на носилках таскали, а этот почему-то на лошади скачет, ну да кто ему запретит, сказано же, знатный человек.
И вот знатный человек пришпоривает коня, замирает, – что-то привлекло его внимание там, в конце улицы. Так и есть, продавцы хлещут плетками раба, совсем еще мальчишку, интересно, что тот натворил, бежать, что ли, пытался…
– Сбежать, сбежать пытался, да покарает его бог ночи! Да с окаянного мальчишки надо снять шкуру и скормить её крокодилам!
Знатный человек смотрит на мальчика, спрашивает хозяина:
– Сколько?
– Три таланта, почтенный господин, да и то будет много за это отродье ехидны, разорви его гиена! Уж прошу тебя, почтенный человек, дай ему хорошую трепку, когда приведешь домой!
Знатный человек бросает торговцу три таланта, рывком подсаживает парня в седло, скачет в сторону богатых домов. Там у него в доме все из золота, в Египте вообще золота больше, чем песка.
– Ну что…
(…это «Ну Что» хозяин уже потом скажет, когда они приедут домой и поужинают, что у них там на ужин было в те времена, лепешки какие-нибудь и вино…)
– …Тибет знаешь?
(…в те времена богатый человек скажет, конечно же, не Тибет, по-другому скажет, но мы скажем – Тибет, чтобы понятно было)
– Что-то читал в свитках.
– Так ты научен грамоте? Далеко пойдешь…
– Друг мой, мне нужна одна вещь… вы найдете её на Тибете.
Это уже не Египет, и не древний, это уже второй герой нашей истории. Это наследник некогда богатого английского рода – теперь он последний, кто остался от знатной фамилии, ему придется продать за долги поместье, которое едва хранит в себе остатки былого величия – английский газон зарос бурьяном, в замке гуляет ветер, играет осенними листьями в погасшем очаге…
– И вот молодой герой сидит перед хитрым дельцом, который обещал ему помочь…
Делец поправляет керосинку, ворошит уголья в камине, кивает:
– Я покажу вам рисунок этой вещи… – делец открывает книгу, показывает гостю изображение золотой статуэтки неведомого божества, – вы принесете мне её.
Парень краснеет. Думает, как напомнить дельцу, что ни на какие путешествия у него денег нет, ему бы с долгами расплатиться, да с такими долгами в жизни не расплатишься…
– Я дам вам денег на путешествие, – кивает делец, – и прощу вам все долги, если вы принесете мне эту штуку.
Молодой человек настораживается. Он плохо знает жизнь, даже слишком плохо, большую часть жизни он провел в одиночестве, в поместье, за чтением книг из огромной библиотеки, за долгими уединенными прогулками, – реальная жизнь осталась где-то там, за воротами поместья. Герой даже не знает, как выписать чек или вести приходно-расходную книгу – этим занимался старый слуга, но он умер месяц назад.
И вот теперь герой чувствует – здесь что-то не так. Очень и очень не так. Но что именно не так – он не знает, а спросить не у кого.
– Разрешите поинтересоваться, почему эта статуэтка представляет для вас такую ценность?
– Друг мой, много будете знать, скоро состаритесь.
Наследник богатого рода задумывается: он читал немало книг о путешествиях, но отлично понимает, что книги – это одно, а в жизни все будет совсем по-другому.
– Даже не знаю, справлюсь ли я…
– Я тоже не знаю, друг мой… видите ли, оттуда еще никто не возвращался.
Молодой человек вздрагивает. На карту поставлено многое. Даже слишком многое.
– …ну вот, билеты вам на сайте закажем, давайте найдем подешевле… вы уж не обессудьте, вы у меня эконом-классом полетите, бизнес-класс дороговато выйдет…
Молодой человек не понимает, что значит – полетите, на чем полетите, на воздушном шаре, что ли, да на шаре так далеко не летают, от силы через город, и всё…
Ах да.
Это уже не про молодого наследника богатого рода, это уже про третьего героя. Пусть третий герой живет у нас в Москве, или нет, приехал в Москву из глубинки поступать в МГУ, экзамены завалил, а домой возвращаться стыдно, вот он и мыкается в столице, ищет себе местечко…
А?
Ах, да. Мы же женщин обещали. Красивых. Сейчас будут вам красивые женщины. Пусть третьим героем у нас будет девушка. Приехала в Москву учиться на дизайнера, а экзамены завалила, а домой возвращаться стыдно, от матери выслушивать, а-а-а-а, я тебе говори-и-и-ла-а-а-аа, где роди-и-ился там и пригоди-и-и-ился, ага, щас, пригодится героиня в Запендренске этом, героиня-то про себя думает, что она не простая, а особенная, и её-то ждет великая судьба, не то, что некоторых.
А тут и работа подвернулась, невелика, правда, работа, помощник руководителя, ну да ладно, на первое время сойдет…
– Ну вот, – начальник показывает на экран, – до Лхасы долетите, а там…
Героиня не понимает:
– Стойте-стойте, вы же сказали – на Тибет.
– Голубушка, так Лхаса у нас где? В Тибете.
– Это как?
– А это так. Тибет, это что?
– Ну-у-у… страна такая.
– А вот и нет. Нет такой страны – Тибет.
– А куда же вы меня тогда посылаете, если нет такой страны?
– А это плато такое, Тибет. А там страна такая, Непал. А в стране город такой, Лхаса. Там аэропорт…
– Ой, вы меня запутали… А плато, это как в компьютере плата, да?
Начальник только руками разводит, ну что тут поделаешь…
Он сидит на ступенях заброшенного храма.
Он ждет.
Однажды здесь сойдутся три человека, три путника, пришедшие за одним и тем же. Сцепятся в смертельной схватке, в которой не будет победителей.
Он ждет.
По ступеням храма поднимаются трое: изможденный лишениями египтянин в лохмотьях, старомодно одетый путник в монокле – он тяжело хромает, опирается на палку, видно, досталось ему в пути. С третьей стороны идет девушка, закрывает лицо от пыльного ветра.
Он смотрит.
Он знает, кому он достанется.
Читатель еще не знает. Читатель волнуется. Читатель за триста страниц уже успел полюбить всех троих героев, он не хочет, чтобы они умирали, а ведь всё идет к тому, что кому-то достанется золотое изваяние, а кто-то вернется ни с чем, если вообще вернется, или будет лежать мертвый на ступенях храма…
А кому достанется изваяние?
А всем.
В глубокой древности на ступени храма поднимается изможденный странник, бережно прячет изваяние на груди, идет назад. К вечеру он доберется до тибетской деревушки, где его ждет ужин и ночлег.
Семнадцатый век. Или какой там. Ну да. Семнадцатый. Наследник богатого рода поднимается по ступеням, берет золотое изваяние. У входа в храм его ждут проводники, проверенные люди, придерживают мулов. К вечеру путники доберутся до гостиницы, а дальше их ждет неблизкий путь в порт, откуда большой корабль доставит их в Лондон.
Девушка поднимается по ступеням того, что когда-то было храмом. К ней навстречу спешат торговцы, наперебой расхваливая свой товар. Туристка сразу замечает золотое изваяние монаха, тщательно сверяет по фотографии – верно, оно и есть, вынимает бумажник, торгуется для приличия, знающие люди говорили, надо торговаться, он говорит – сто, а ты говоришь – десять, а торговец кричит – ты хулиган! – а туристка смеется – я хорошая…
И всем будет хорошо. Золотой божок всё предусмотрел, разделил путников во времени. Много раз будут увозить божка, много раз он будет возвращаться обратно в тибетский храм.
Он молчит.
Думает.
Смотрит в будущее, в тот роковой день, когда уже не сможет развести трех путников, когда три последних выживших человека сцепятся в смертельной схватке, – божок видит их перекошенные яростью изможденные лица, чувствует чужую кровь на губах каждого…
Он видит.
И ничего не сможет изменить.
А?
Зачем трем заказчикам нужно было золотое изваяние?
Заказчиков было не три.
А один.
Нет, он не бессмертный… то есть, бессмертный, но не совсем. Нет, он не перемещается через время, он…
Впрочем, все по порядку…
(дальнейшая информация засекречена)
Цок-цок-цок – навстречу каблучки.
Женщина в свете фонарей.
Приближаемся друг к другу, вижу, молодая, юбка чуть прикрывает колени, пуговица на блузке расстегнута…
Отчаянно прикидываю, что она сделает дальше.
С вероятностью девяносто два процента – пройдет мимо.
С вероятностью пять процентов спросит, который час. Или нет ли у меня десятки на проезд. или закурить. Или еще что-нибудь такое.
С вероятностью два процента – застрелит меня на месте.
Остается еще один процент, даже не один – полпроцента, не больше, что она кинется мне в объятия.
Вот сейчас и узнаю, в каком мире я нахожусь.
Если в реальном – женщина пройдет мимо.
Если в другом…
Шаг.
Шаг.
Еще шаг.
Цок. Цок. Цок.
Поравнялись с женщиной, тихонько расходимся каждый по своим делам…
…она оборачивается.
Хватает меня, обнимает – хищно, жадно, впивается губами в мои губы, морщусь от привкуса табака, н-д-а-а, надо будет сказать дамочке, если я ей так приглянулся, пусть с этим делом завязывает, мне пепельницу тоже не надо.
Девушка не отпускает меня. веду её прочь от фонарей в сторону маленьких беседок, на ходу расстегиваю остальные пуговицы на блузке.
Мысленно киваю себе.
Это мир нереальный.
Другой.
Это я сразу узнаю, если автор замутил непонятно что – значит, это мир автора, а не настоящий.
…неловко одеваемся, смотрим друг на друга.
Просчитываю, что будет дальше.
С вероятностью сорок процентов она спросит, как меня зовут. Спрошу телефон, потом, может, посидим где-нибудь в кафе…
С вероятностью двадцать процентов сейчас выскочит кто-нибудь, бабка какая-нибудь, а-а-а-а, совсем страх потеря-а-а-а-ли, или полиция припрется…
С вероятностью сорок же процентов девка меня засудит, любят они это дело, сначала сами на шею вешаются, а потом начнут – а-а-а, плати, а то по судам затаск-а-а-аю…
Вроде, всё…
…нет, не всё, ещё остается маленький процентишко, что они…
…опережаю её на какие-то доли секунды, перехватываю пистолет в дамской ручонке, простреливаю девчонке голову.
Так и есть.
Автор, я снова тебя перехитрил.
Автор считает себя умнее меня. До сих пор так считает. У него свой метод, выбрать самый невероятный вариант, которого герой ждет меньше всего…
Герои попадались на эту удочку.
Неоднократно.
Автор не учел только одного.
Что я – не его герой.
…программа, способная просчитывать вероятность поведения конкретных субъектов…
Что-то неуловимо меняется в мире: мир сердится, так всегда бывает, когда что-то идет не по плану автора – мир начинает сердиться. По веткам пробегает едва заметный ветерок, качаются фонари, свет скачет туда-сюда, туда-сюда, подпрыгивают опавшие листья…
А вот.
Отскакиваю с дороги – матерый грузовичище проносится там, где я стоял секунду назад.
Выжидаю.
Больше ничего не происходит. Даже странно, что больше ничего не происходит, я бы на месте автора послал бы сюда стаю одичавших собак или еще что-нибудь…
Нет.
Ничего.
Тянутся вдоль дороги вывески баров, баров, баров – автор ждет, что я сверну в один из них, это я точно знаю, иначе бы не понаставил вокруг все эти бары. А я не сверну, не на того напали, я замечаю между домами едва заметный проулок – иду туда. Это не те проулки, которые заботливо расставляет автор, чтобы там меня ждали злодеи – это проулок, которого автор просто не заметил…
Не заметил…
Темнота. Здесь даже фонари не светятся. Это верный признак того, что автор сюда не заглядывает, здесь можно оглядеться, одуматься…
Шаги за спиной.
Автор всё-таки меня нашел.
Пытаюсь представить, кого я увижу сзади.
Вероятность шестьдесят процентов – злоумышленник.
Тридцать процентов – какой-нибудь попрошайка.
Процентов пять – простой прохожий, в такое время и в таких местах простые прохожие не ходят.
Еще три процента – что это не человек. Кто – не знаю, но не человек.
И два процента – что это женщина, которую я застрелил.
Оборачиваюсь.
Вот она.
Даже в темноте вижу – без оружия.
Женщина бежит ко мне, машет рукой, постойте, постойте…
Стою.
– Да постойте… вы не поняли… я жена ваша.
Что-то я не припомню, чтобы…
– …в прошлой жизни… нас разлучили… я вас знаете, сколько искала…
Киваю. Вот автор и нашел разгадку, почему незнакомая женщина мне на шею кидается, долго же думал…
– И что, из-за этого меня убивать надо было?
– Да вы не поняли… он меня заставил…
– Кто он?
– Он же нас разлучил тогда… и заставил меня…
Спрашиваю.
В лоб.
Резко.
– Где он?
Этого она не ожидала, что я сразу спрошу – где он. Самое главное – автор не ожидал, и некогда ему выдумывать адреса, улицы, номера домов…
Женщина называет адрес.
Уже знаю – адрес автора.
Киваю:
– Так пойдемте.
– Стойте, стойте, к-куда пойдемте, к-как пойдемте, он же поубивает нас…
– Пусть только попробует.
Спешу. Пока автор не успел ничего придумать, пока не успел перенести свой дом неведомо куда, пока не…
Дамочка бежит за мной, цокает каблучками, бормочет что-то, да подождите вы…
Охранник на этаже преграждает мне путь.
С вероятностью шестьдесят процентов он меня не пустит.
С вероятностью двадцать процентов – застрелит.
Самое невероятное, если он меня пропустит. Просто так. Ничего не спрашивая.
И именно это здесь произойдет.
Потому что.
На этот раз задумка автора сыграла против него самого.
Иду по коридору, жена спешит за мной, цок-цок-цок каблучками, что-то не нравится мне, что сзади меня идет…
Оборачиваюсь.
Вовремя.
Снова выхватываю пистолет из её накрашенных пальчиков, сейчас опять начнет бормотать, что её заставили…
Толкаю женщину в сторону выхода:
– Беги!
Понимаю: если не убежит, мне придется застрелить её.
Не приходится.
Убегает.
Толкаю дверь в кабинет автора.
За какие-то доли секунды пытаюсь сообразить, кем будет мой автор.
С вероятностью сорок процентов – какой-нибудь студент или школьник, который только учится писать.
С вероятностью сорок процентов же автором окажется человек знающий, умудрённый опытом.
Или школьница какая-нибудь.
Или…
И с вероятностью один процент…
…опускаю оружие.
Распахиваю дверь.
Уже знаю, что мне ничего не грозит.
Потому что.
В комнате никого нет.
С вероятностью один процент – автор – это я.
– Для кого вы это делали? Для кого?
Смотрю на ряд коконов, подвешенных к потолку.
Смотрю на организатора:
– Для кого… для кого?
Он молчит.
Он знает.
Но – не скажет.
Стриженые газоны.
За ними сотни лет ухаживали.
Древние буки.
Деревья такие.
Стрельчатые окна.
Арки.
– Уважаемые туристы, если вам жарко, можете снять куртки, если вам холодно…
Гид теряется, гид не знает, что делать, если холодно, наконец, находится:
– …скажите нашему водителю, он… что-нибудь придумает.
Смотрю на своего сына.
С тревогой смотрю.
Хотел с собой благоверную взять, не взял, нечего ей на это смотреть.
Жду, какой фортель выкинет мой наследник, а что он фортель выкинет, я уже не сомневаюсь. Или на стол залезет, или еще чего такое устроит, что мне за него до конца жизни краснеть…
Нет.
Садится на стул, криво как-то, косо садится, раскачивается, ну, это еще ничего, что раскачивается, хотя тоже ничего хорошего, Парламент же…
– …уважаемые туристы, место в Парламенте передается по наследству, даже если наследником окажется полный дебил…
Смех в автобусе.
…а мне не до смеха.
Сын забирается-таки на стол, комкает листы бумаги, ему весело.
Мне нет.
…уважаемые туристы, обратите внимание на буковую рощу, эта роща особенная. Её посадили тысячу лет назад… знаете, зачем? Две тысячи лет назад понадобилась новая мебель для Парламента. Ну, вы понимаете, буковые столы, кресла… и владелец буковой рощи предоставил деревья из своей рощи. Шли годы, мебель поистрепалась, готова была рассыпаться в прах, и тогда вспомнили о буковой роще… и спросили у владельцев, то есть, у потомков владельцев, нет ли у них еще буков… и что бы вы думали? оказалось, ровно тысячу лет назад хозяин рощи посадил молодые буки, теперь они выросли, ждут своего часа. Вот такие предусмотрительные англичане…
Английский газон.
Его годами подстригали.
Вот он и получился такой аккуратный.
Буки шелестят.
Парламент. (он не шелестит нет)
Телефонная будка.
Красная, конечно же.
Теперь телефоны никому не нужны, в будке библиотеку сделали.
– Ну что же…
Делаю многозначительную паузу, смотрю на новичка, прикидываю, сколько он здесь продержится, – похоже, что нисколько.
– Вот вам для начала первое задание: вы знаете, что человечество стремительно вырождается…
– Да, сэр.
– Наши потомки уже не смогут восстановить парламент, когда он обветшает.
– М-м-м… я предпочитаю смотреть в будущее оптимистично.
– Друг мой, в будущее нужно смотреть не оптимистично, а реалистично, запомните это раз и навсегда. Мы должны сами позаботиться о парламенте, если наши потомки не в состоянии сделать это.
– Сэр, вы приказываете мне позаботиться о том, чтобы через тысячу лет была сделана копия мебели для парламента?
– Об этом позаботились и без вас. Меня волнует, что будет через сто тысяч лет.
– Простите?
– Меня волнует, что будет через сто тысяч лет.
– Вы хотите, чтобы я изготовил мебель для парламента, который будет заседать сто тысяч лет спустя?
– Пока не мебель. Пока хотя бы будьте добры спрогнозировать, какими будут наши… потомки.
– А сейчас, дорогие туристы, мы посмотрим с вами здание нового парламента. Он так называется потому, что его построили совсем недавно. Кто знает, почему здесь нет лордов?
– Здание не понравилось!
– Нет, неправильно.
– Еще не достроили?
– Да нет, все готово.
– Под угрозой обрушения?
– И снова вы не угадали. Все очень просто. Обратите внимание: здесь нет привычных нам столов и кресел, только компьютерные серверы…
– Что это? Что это, я вас спрашиваю?
– То, что вы заказывали, сэр.
– Я просил вас сделать здание парламента, которое пригодится нам через три миллиона лет, а вы… вы… – обреченно смотрю на коконы под потолком.
Коконы.
Под потолком.
– Большое спасибо, больше мы не нуждаемся в ваших услугах.
Он смотрит на меня. Отрешенно как-то смотрит. Как бы руки на себя не поднял, или еще что не сделал бы…
Вежливо улыбается:
– Огромное спасибо, я был счастлив работать с вами.
Мысленно вытираю пот со лба.
Обошлось.
Никогда еще никого не увольнял.
Стриженый газон.
Его машины стригут, вот и стриженый.
Буки стоят.
Шелестят.
Парламент стоит.
Не шелестит, нет.
Просто стоит.
Интересно, сколько на свете осталось людей…
Включаю телефон. Будь я проклят, если не сохранил его номер.
Вот он.
ВЫЗОВ
Гудки.
Сейчас начнется. Абонент выбыл, и все такое.
Нет. Не начинается.
Щелчок в динамике.
– Слушаю вас.
– Добрый вечер. Уважаемый сэр, вы не могли бы нам помочь с оформлением еще одной залы парламента?
– С огромным удовольствием. Для какого века вы хотите оформить залу?
Называю… нет, не век, и даже не тысячелетие, счет идет на сотни миллионов…
Сдержанное покашливание в динамике.
– Это… невозможно.
– Не справитесь?
– Там… уже не понадобится зал.
– Послушайте, даже если у них нет потребности…
– Уже. Не понадобится. Зал.
Начинаю понимать.
Газон.
Стриженый, конечно, как же без этого.
Его машины стригут.
Буки стоят.
Шумят.
Парламент стоит.
Не шумит, нет.
Просто стоит.
Выбираюсь из резиденции, кто-то из роботов спешит мне навстречу, подхватывает, отмахиваюсь – да я ничего еще, ничего, даром, что десятый десяток мне пошел, еще на ногах держусь, нечего меня тут носить…
Рушится мир.
Нет, не вокруг меня.
В душе.
Уже. Не понадобится. Зал.
– Уважаемые туристы, мы с вами проезжаем здание парламента…
Я не слышу этих слов.
И не услышу.
Туристов здесь давно уже… ну как это, нет, вот они, кружатся дроны, делают снимки, скачивают что-то…
Рушится мир.
Уже. Не понадобится. Зал.
Газон.
Темная тень идет по газону.
Узнаю его не сразу, да я вообще с трудом что-то узнаю, зрение ни к черту….
– Вечер добрый, уважаемый сэр.
Я настолько не ожидал его увидеть, что даже не отвечаю на приветствие.
– Вы… но…
– Сэр?
– Вы же сказали – не понадобится.
– Не понадобится в указанный вами срок.
– Тогда…
– Понадобится позже.
– К-когда позже?
Он называет дату.
Думаю, что такое квинтиллион…