Мария Фомальгаут
Неевклидовы люди
Дикозвир
– Хулиганит кто-то, – говорит сторож.
Отмывает с парапета следы, жуткие следы, большие следы, – три пальца вперед, один назад.
Вот так, отвернулся сторож, недоглядел, и нате вам, уже мальчишки созорничали, краской следы накалякали. Сторожу теперь влетит, если оттереть не успеет, а чего влетит, сколько раз говорил, видеокамеру ставить надо…
– Уважаемые туристы, а мы с вами подходим к очень интересной скульптуре. Многие из вас уже обратили внимание на фигуру чудовища у входа в замок. Знакомьтесь, это Дикозвир. Страшное имя, да и выглядит он страшновато. Местная легенда гласит, что много веков назад объявился в наших лесах страшный Дикозвир, и повелел, чтобы жители окрестных деревень приносили ему дань. Здешнему феодалу это, конечно, не понравилось, что его власть какой-то Дикозвир захватил. И он повелел убить Дикозвира. И что вы думаете? Лучшие лучники отправлялись в леса, чтобы убить чудовище, но ни один из них не возвращался живым. И как, по-вашему, люди одолели Дикозвира?
– Убили серебряной пулей!
– Святой водой полили!
– Непорочная дева его одолела!
Смех.
– Как думаете, кто угадал? Никто не угадал. Ничего-ничего они с этим Дикозвиром не сделали, вот так и правил здесь Дикозвир долгие-долгие века. И только в последние годы Дикозвир куда-то подевался. Ну а как вы хотите, двадцать первый век, век больших скоростей, информационных технологий, старинным легендам тут приткнуться негде. Вот и пропал Дикозвир. Посмотрите, как его изобразил скульптор, – с головой льва, с рыбьим хвостом, с длинными рогами, сверху копыта, внизу птичьи лапы, три пальца вперед, один назад…
Ты обманул меня, оракул.
Слышишь, оракул?
Ты меня обманул.
Нет, ты меня уже не слышишь, твои кости давно истлели в земле. Ты мертв, оракул. А я жив – твои мечты, что я умру, так и остались мечтами. А ведь как тщательно ты вырисовывал черты лица человека, который должен был убить меня меткой стрелой или пронзить острым мечом! Однако, твои мечты рассеялись как дым – мечты, которые ты гордо называл пророчествами.
Стою у входа в замок, лениво смотрю на идущих ко мне людей – у них здесь что-то вроде паломничества. Отсюда видно кладбище, где покоятся твои останки, оракул, – ты умер давным-давно, а я жив.
– А что же делал Дикозвир, когда люди отказывались платить ему дань? Как, по-вашему?
– Убивал людей…
– Верно, убивал людей. Но не просто так налетал на деревни и губил жителей, не-е-ет. Дикозвир насылал на народ страшные болезни, жег поля, губил скот… вот так он и держал в подчинении всю округу.
– А это что еще такое?
Это директор спрашивает.
Сторож смотрит на следы. Ну вот, опять. И ночи не прошло, а уже следы.
– Э-э-э… озорничает кто-то.
– Так вас сюда вроде и наняли, чтобы не давали озорничать.
Сторож бледнеет. Сейчас на дверь покажут, как пить дать покажут…
– Вы, может, один не справляетесь?
– Э-э-э…
– А то думаю подкинуть сюда еще парочку ребятишек, правда что, замок громадный, одному-то за всем не уследить…
При слове «уследить» сторож вздрагивает.
– Ну что я могу сказать… эта история с привидением… или что у них там было, чудище какое-то дань брало… Это аллегорическое изображение помещика, феодала, который собирает дань. Правда, обычно в таких легендах люди побеждают, а тут создатели мифа предпочли реалистичную картину, сказали, что чудовище невозможно победить.
Администрация просит туристов воздержаться от посещения Таймбурга вследствие эпидемии в западном регионе. Напомним, от нового штамма пневмонии уже погибли восемь человек…
Оракул, ты обманул меня. Ты обманул и самого себя, и всех людей, которым даровал надежду, которым обещал избавление от моего гнета. В замке до сих пор висит портрет, написанный твоей рукой, портрет того, кто должен был убить меня. Как я рвал и метал, как я искал по городкам и деревенькам его ненавистные черты! Стражники и гонцы приводили ко мне молодых парней, торжественно восклицая – я нашел его, мой господин! – но нет, они приводили мне похожих людей, удивительно похожих – но не тех.
Я так и не нашел его – человека, который должен был меня убить.
Но он тоже так и не нашел меня…
Директор хмурится, еле сдерживается, чтобы не выругаться. Шуточка ли дело, опять следы. Да как издевается кто-то, перед городской администрацией следы, ведущие к замку.
– Сторож где?
– А не видели его сегодня.
– Та-ак, совсем хорошо, он еще и наклюкаться успел.
Директор спешит к замку звать уборщицу, черт, хоть сам тряпку хватай, иди вытирать следы. Что-то лежит поперек дороги, да не что-то, а кто-то, да не кто-то, а сторож и есть…
– Я стесняюсь спросить, мы вас на хрена на работу нанимали, водку пьянствовать?
Директор трогает сторожа за плечо, поворачивает…
…вот черт, это кто его так, собаки здесь, что ли, бродячие, да вроде отродясь не было…
Пока никто не видит в темноте ночи, оборачиваюсь, смотрю на портрет в зале замка. Иногда мне становится страшно, иногда мне кажется, что пророк не случайно написал этот портрет – он сделал это, чтобы однажды мой убийца сошел с картины, пронзил меня меткой стрелой или острым мечом.
Раньше туристы в шутку приносили к памятнику мелкие монеты. Как дань. Говорят, Дикозвир прогневался, что ему вместо гор золота мелочь всякую бросают. Вот он и послал на нашу округу болезни…
– Утро доброе.
Директор смотрит на нового сторожа, какого черта ему тут надо…
– Доброе.
– Я что обнаружил-то…
– И что же?
– Да вот… памятник с одной стороны сколот…
– Он уже сто лет как с той стороны сколот, я вам говорил.
– Да, но я что внутри обнаружил… Специально в лабораторию на анализ отнес… короче, бактерии чумы там, вот что. Вы понимаете… в памятнике и правда, проклятие…
– Хотите сказать… проклятие Дикозвира, это не легенда?
– Нет. Древние были правы. Дикозвир насылает проклятия.
– Где же храбрец?
– Он должен прийти… я жду его…
– Вы говорите это уже пятьсот лет, не проще ли признать, что никакой герой не придет, и ваше пророчество не сбудется?
– Не проще. Я видел его во сне. Он придет… он появится…
– Ваши кости истлели и рассыпались в прах, а вы еще во что-то верите?
– На вашем месте я бы не стал делать поспешных выводов.
– Я и не делаю. Я думаю, мы одолеем его своими силами. Ну не совсем своими… с помощью живых.
– Остановитесь! Не делайте этого!
Директор оборачивается, а мы ничего и не делаем, чего всполошились-то…
– Остановитесь… – музейный смотритель опускается в кресло, – Дикозвир… его еще не…
– …сегодня снесут.
– Даже и не вздумайте. Вот, посмотрите, что я нашел, – смотритель показывает что-то, завернутое в пакет, – внутри Дикозвира.
Директор шарахается, когда видит кости, вроде бы не звериные, а совсем даже…
– Это… человеческие?
– Вот именно.
– Интересно, сколько веков они здесь лежали.
– В том-то и дело, что нисколько. Кто-то подкинул их совсем недавно. Вырыл на кладбище, принес сюда, чтобы заразить людей чумой.
– Но… зачем?
– Очень просто. Кто-то хочет опорочить Дикозвира. И его уничтожит.
– Уничтожить памятник? Но… зачем?
– Этого я не знаю…
– Хотите сказать, и следы следили, чтобы люди Дикозвира испугались и снесли?
– Именно так.
– Сторожа-то зачем убивать нужно было…
– Кто их знает, что им надо… видно, сильно хотят статую уничтожить… ни перед чем ни остановятся…
– Ну что, дорогие гости, у кого какие остались вопросы? Вот вы, да, пожалуйста!
– А… а это… в вот следы вокруг памятника, это что?
– Какие следы?
– Ну, вот… вокруг.
– А-а, это… нет, это просто хулиганство чье-то…
Они будут наказаны.
Они все. Которые забыли, что значит приносить дань.
Смотрю на городок у подножья замка, на кладбище вдалеке. Отсюда видна могила оракула. Ты ошибся, безумный мудрец, ты ошибся, глупый пророк – я пережил тебя, как переживу всех…
– Ой, Леш, ты смотри, светится как… а это бриллиант? Настоящий?
– А хочешь, я тебе его достану, а?
– Ой, Леш, ну кончай дурака валять, что ты, в самом деле…
– Да не парься ты. Этот дракон, чай, не обидится, у него вон, брюликов до хренища…
– Леш, не вздумай даже!
– Господин, немедленно спуститесь.
– Лёш!
Чрезвычайное происшествие в Таймбурге – турист забрался на гипсовое изваяние Дикозвира, отчего фигура Дикозвира упала и разбилась вдребезги. При падении турист от полученных травм скончался на месте. Предположительно, причиной трагедии стала попытка туриста вынуть камень, украшавший голову чудовища…
– А я знаете что заметил… А вот фотография покойного в газете…
Хозяин с ненавистью смотрит на сторожа, мог бы про покойного не напоминать, и так уже репутацию подмочили…
– Так вот… вы на его фотку посмотрите… а теперь на портрет.
– Вот черт… Ой, да тьфу на вас, и так уже из-за этого покойничка хрен кто сюда приедет… Угораздило тоже…
Гаснущий в людях свет
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Это вальс.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Это звезды вращаются вокруг своих осей.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Танцующие пары в полумраке.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Сияющая звезда приближается к черному карлику, не замечает, как её огненный шлейф наматывается на черный шарик, сильнее, сильнее…
Созвездие.
Прямо передо мной.
Две большие звезды, две поменьше, две совсем маленькие.
Созвездие распадается, из него выпадает крохотная звездочка, приближается ко мне.
– Вы к кому? – спрашивает звездочка матерым басом.
Только сейчас вижу, что звездочка на деле оказывается здоровенным мужичарой вдвое больше меня.
– Э-э-э… к начальнику вашему.
– По какому вопросу?
– Так это… по поводу преступления.
– Преступление, что ли, совершили?
Холодеет спина, вот сейчас меня и арестуют.
– Да нет. Наоборот.
– Это как, наоборот?
– Ну… так… другой человек преступление… совершил… а я рассказать пришел… чтобы преступление раскрыли…
– А, так это вам не к начальнику, это вон…
Мужичара указывает на дверь слева.
– Б-большое спасибо.
Стучу. Никто не откликается. Вот этого терпеть не могу, когда стучу, а за дверью тишина, и черт пойми, есть там кто-нибудь, или нет, и занят он, или не занят, и если не занят, то чем…
Смотрю сквозь двери. Сколько раз зарекался так делать, столько раз смотрел. Сквозь двери.
За дверью одна звезда. Не сильно большая, не сильно маленькая, из таких, про которые сразу ничего и не скажешь.
Вхожу – в любую минуту готовлюсь вылететь обратно под грозный окрик «Я занят!»
– Входите, входите, что вы как не родной… слушаю вас.
Откашливаюсь.
– Понимаете, тут дело такое…
– Телефон украли?
– Не… тут, понимаете…
Ловлю себя на том, что не знаю, как это сказать.
– Я… звезды вижу.
– Астроном, в смысле? У меня сын вот тоже мне мозги вынес, купи ему телескоп…
– Да нет. Смотрю на людей… а в голова у них вижу звезды. Ну… умы человеческие как звезды отображаются.
– Интересно, интересно… – человек за столом постукивает пальцами – Только это вам не ко мне…
Подхватываю:
– …хотите сказать, мне к психиатру надо?
– М-м-м…
– Нет, я к вам. Вы уж сначала дослушайте, а потом решайте, куда меня, в дурку меня или еще к кому…
– Ну, хорошо… говорите, говорите… – кивает человек. Наконец-то смотрю на человека, а не на звезду внутри него. Молодой парень, интересно, сколько лет его сыну, года три или пять, или сколько там, не знаю…
– Так вот. Смотрю на людей, и вижу звезды. В головах. У кого побольше, у кого меньше…
– Души?
– Возможно… А недавно у нас на работе человек один появился…
– А у него звезды нет?
Меня передергивает:
– А вы откуда знаете? Тоже, что ли, видите?
– Нет. Догадался. И что у него, пусто там, в голове?
– Да нет. Темно. Чернота такая, как…
– …черная дыра?
– Вот-вот. Черная дыра. А потом я что заметил… он, человек этот, так вот ходит, к кому-нибудь приближается…
– А вы, извиняюсь, где работаете?
– А-а-а… так это… – чувствую, что краснею, – Блинная у нас на углу, «Первый блин», вот я там блины подаю…
– Это откуда блинами за километр пахнет? Слушайте, работа мечты… может, мне тоже бросить всё на хрен, пойти блины разносить?
Выжимаю из себя улыбку.
– Так что вы говорили, человек этот… Как его зовут-то, кстати?
– Тэ… Тимофей… Тимур… Не знаю. На Тэ как-то… Ну вот… подойдет к кому-нибудь заказ принять… и смотрю… вы видели, как черные дыры звезды в себя втягивают?
Парень за столом хмурится.
– М-м-м-м… видел что-то… в телевизоре… Хотите сказать, он вот так же из людей свет вытягивает?
– Ну…
– И свет после этого в людях…
– …гаснет.
– А люди…
– …не умирают, нет.
– Ну, уже хорошо. А вы-то сами как думаете, это что такое? Души? Энергия какая-нибудь жизненная?
– Гхм… не знаю.
– Видите, и не знаете?
– Ну так мне же никто не сказал, что это такое… В детстве пальцами в людей тычу, а там у них в голове чи-во, и мать по рукам хлопает, не балуйся…
– А может… а может, оно людям и не нужно вовсе, сияние это?
– Ну, если есть, значит, нужно.
– Не факт. Аппендикс вон не нужен… зубы мудрости…
– Не, аппендикс, говорят, штука нужная, там бактерии какие-то для иммунитета…
Человек за столом вздрагивает:
– Да вы понимаете, что мне не за что его арестовывать? Я как сказать должен, вы арестованы за похищение… чего?
– Ну… Да я и сам не знаю, что делать… Это я так… рассказать…
– Ну, хорошо, спасибо, что сообщили, – он пожимает мне руку, сильно, энергично, – разберемся.
Смотрю на него. Понимаю, что ничего он не разберется.
Знакомое лицо…
…нет, показалось.
Нет, не показалось, полицейский и есть. Хочу кивнуть ему, как знакомому, он делает мне неприметный знак – не узнавай меня, не узнавай.
Ёкает сердце. Значит, всё-таки разберется, как обещал.
Может быть.
Тэ подходит к посетителю, вежливо спрашивает, чего изволите, парень за столом изучает меню, а чего у вас тут повкуснее, а с икрой есть…
Слежу.
Черная дыра осторожно тянет на себя лучик света из человеческой головы. Еле сдерживаюсь, чтобы не крикнуть, берегись, или что-нибудь в этом роде.
Не кричу. Жду, что будет дальше.
Парень за столиком делает вид, что изучает меню, нет-нет да и подносит руку к виску, – я вижу, что он чувствует черную дыру рядом с собой, первый раз вижу, чтобы люди чувствовали.
Чернота пытается намотать на себя свет, свет наматывается медленно, нехотя, не сразу понимаю, что парень сопротивляется, и это я тоже первый раз вижу, чтобы человек сопротивлялся.
Тэ или как его там вежливо улыбается, работа у него такая улыбаться и подавать блины. Но уже вижу в его лице какое-то напряжение, зубы сжимаются, и что-то подсказывает мне, что тут сколько не сжимай зубы, свет из человека не вытянешь.
Тэ спешит на кухню за заказом, перевожу дух – отстал от посетителя, отстал. Как бы не так, а вот и нет, тянется, тянется невидимая связь, тянет звезду черная дыра.
Парень начинает проигрывать.
Шаг за шагом теряет свой свет, смотрит на меня, будто извиняется, ну а я-то что могу поделать, силён он, силён…
Черная дыра наматывает на себя свет, и…
…отпускает.
Не верю себе. Не понимаю.
Отпускает.
Торжествующе смотрю на парня, наша взяла. Парень качает головой, нет, не взяла, тут другое что-то…
– Тут другое что-то… Отпустил он меня… черт его пойми, чего он меня отпустил…
– Не понравились вы ему?
– Да нет… Тут другое что-то…
– Что другое?
– Черт его пойми…
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Это вальс.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Это звезды вращаются вокруг своих осей.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Танцующие пары в полумраке.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Сияющая звезда приближается к черному карлику, не замечает, как её огненный шлейф наматывается на черный шарик, сильнее, сильнее…
Спрашиваю Тэ.
Откровенно.
Вот так.
В лоб.
– А вы звезды видите?
– Так небо всё в тучах, какие звёзды…
– Да нет. Эти… в головах.
– Это… это вы о чём?
Смотрю на него. По глазам его вижу, понимает, всё понимает, только вид делает…
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Танцующие пары в полумраке.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Сияющая звезда приближается к черному карлику, не замечает, как её огненный шлейф наматывается на черный шарик, сильнее, сильнее…
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Парочки танцуют, совсем еще юные, отмечают выпускной какого-то там класса, девчонки с мальчишками кружатся в танце, —
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Проносятся в танце мимо меня, не замечают, как сияние в их головах наматывается на меня…
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Отступаю в тень – дело уже сделано, теперь сияние никуда от меня не уйдет.
Шагаю к Тэ.
– Прекрати.
– А?
– Немедленно… прекрати.
– Чего прекрати, я блины эти не притащу, они меня самого вместо блинов сожрут.
– Да нет. Ты знаешь, я про что говорю.
– Не… не понимаю.
– Чего не понимаю, прекрати сейчас же, или я тебя руками своими задушу…
Отскакивает.
– Ты… ты чего, с ума сошел?
Понимаю, что ничего от него не добьюсь. От слова совсем. Тэ или как его там не замечает моих взглядов, направляется к столику, где сидят четыре девчонки, лениво наматывает свет с девчоночьих голов, раз, два, три…
Замирает возле четвертой.
Прикасается к ней, будто пробует свет на вкус.
Отступает.
Девчушка что-то рассказывает Тэ, а у бабушки блины с мёдом, а тут, у вас, с шоколадом, а я ванильные люблю…
Тэ вежливо кивает.
Улыбается.
Отступает назад.
Подкарауливаю Тэ в коридоре, спрашиваю:
– А четвертая тебе чем не понравилась?
– Ты про что?
– Да про то… сам знаешь… про девчонку ту…
– Чего про девчонку, нормальная девчонка, классная…
Понимаю, что ничего от него не добьюсь.
Совсем.
Прохожу мимо зеркала, что-то настораживает меня, что-то не то, чего-то не хватает…
А.
Ну да.
Только сейчас понимаю, что он забрал свет и у меня.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Антон ничего не заметил. Антон. Вроде его Антоном зовут.
Нет. Заметил, оглядывается, как всегда оглядываются люди, когда чувствуют, что у них что-то забрали, важное что-то.
Шагает ко мне, три шага, раз-два-три…
Спрашиваю как можно вежливее:
– Что-то потеряли?
– Верни… немедленно верни, с-сука…
– Что вернуть?
– А то сам не знаешь…
– Я у вас ничего не брал.
– Хорош придуриваться…
Выворачиваю карманы, бросаю на стол ключи, мелкие монеты, смятые бумажки…
– Вот, смотрите, ничего я у вас не брал… ну можете обыскать, да пожалуйста, только пока на меня наезжаете, вещь-то ваша не найдётся…
Кто-то трогает меня за плечо.
– Разрешите вас на два слова.
Оборачиваюсь, смотрю на крепкого парня за моей спиной, понимаю, что разговор будет серьезный.
Проскальзываю в неприметную дверь, по коридору, и дальше, на лестницу, к выходу, врешь, не возьмешь…
– Стой!
Бегу в темноту ночи, не на того напали…
– Стой!
Слышу, как взводят курок.
Там, за спиной.
Чер-р-рт…
Бегу (раз, два, три), ожидаю выстрела в спину.
Нет.
Никто не стреляет.
Не понимаю, как, почему, чего они испугались-то.
Никто.
Не.
Стреляет.
– Почему… почему вы не стреляли?
Полицейский смотрит на меня. Отрешенно.
– Это… это не то, что мы подумали.
– Что не то?
– Не то… никуда он не переправляет свет этот.
– Тогда…
– …он его хранит.
– Хранит?
– Ну… отбирает у тех, кто свет всё равно потеряет в жизни. И у себя хранит.
– И… что с ним делает?
Парень пожимает плечами, мол, я-то откуда знаю.
Пустота.
Иначе это не назовешь – пустота. Вроде всё то же самое, и я тот же, какой был, только…
Пустота.
Нет, не в голове, и не в груди, и вообще не поймешь где, но – пустота.
С ненавистью вспоминаю Тэ, забрал-таки, забрал, забрал…
…что забрал?
Не знаю.
Но забрал.
И в то же время понимаю, что ругать надо себя, сам упустил, сам не удержал, что упустил, что не удержал, непонятно, но – упустил.
Отчаянно вспоминаю, что именно я мог упустить.
Душу…
Нет, не то, что такое вообще, душа…
Тут другое что-то…
Другое…
Что…
Вспоминаю себя, каким я был до того, как потерял (что?), до того, как не удержал (что?), до того, как у меня забрали (что?).
– Мам, а когда свет выключается, он куда девается?
– Молчание.
– Ну, ма-а-а-м!
– Да не ори уже, у меня от тебя голова раскалыывается!
– Мам, а звезды днем куда деваются?
– Ты где так извазюкался-то, горе ты моё, у тебя руки из жопы или откуда?
– Мам, а я видел… звезды днем видны…
– Так, быстро доел и оделся, из-за тебя опаздываю, горе ты моё!
– А ты тоже на пересдачу?
– Не… я так…
– Чего так?
– Да у физика спросить хотел… куда свет девается, когда гаснет…
– Ты чего, отмороженный? Не, ты скажи, тебе это правда надо?
– А я астрономом буду…
– Еще ты кем будешь? Ты на что жить вообще собираешься?
Сжимаю кулаки.
Вспоминаю себя до того, как потерял свет.
Кружится мир вокруг, похоже, трех стаканов много было…
Раз-два-три, раз-два-три…
…пропади оно всё, пропади, пропади, пропади, я же не это хотел, не блины носить, я же тоже в детстве канючил, телескоп просил…
Кто-то окликает меня.
Ускоряю шаг.
Кто-то снова окликает меня, делать нечего, оборачиваюсь, вижу Тэ, ну что тебе еще, что…
– Я вам вернуть должен…
Меня передергивает, ну что он там у меня занимал, пропади оно всё…
– Не… не надо.
– Надо-надо, – он прикасается к моей голове.
Догадываюсь, что именно он хочет вернуть.
– А вы думаете… я не потеряю?
Тэ кивает.
– Не потеряете. Теперь не потеряете.
