Мария Бэгшоу
И тени блуждают в лесах
Она хорошо запомнила тот апрель. Весна в Москве выдалась внезапной и бурной. Яблони зацвели раньше обычного, и пролетавший над аллеями теплый ветер щедро осыпал гуляющие пары снежно-нежным конфетти, словно устраивал для каждой персональную брачную церемонию.
Лера и Джек бродили по паркам и старым кварталам, путаясь в пьянящих ароматах, говорили о каких-то смешных пустяках, держались за руки и стремительно влюблялись друг в друга.
Четыре месяца на такой волне пронеслись со скоростью экспресса Эдинбург-Лондон. И когда контракт Джека подошел к концу, он твердо вознамерился взять Леру с собой и показать ей ту самую Англию, о которой они так много говорили. Долго не раздумывая, он совершенно буднично предложил ей оформить брак. Конечно, для начала можно было сделать гостевую визу, но на тот момент Джеку казалось, что он все делает правильно – зачем же тратить время и деньги на промежуточные меры. Лера же в этом быстром предложении увидела подтверждение настоящей любви и, не веря в свое счастье, согласилась.
В октябре она уже прилетела к нему с одним чемоданом и сердцем, полным надежд. Но через несколько месяцев что-то пошло не так…
На чужой земле Лере быстро стало одиноко. Жили они на севере – у Джека там осталась недвижимость от родственников, и менять локацию он пока не планировал. Но каких-то развлечений, привычного сервиса, а главное, русских людей здесь практически не было. В сравнении с шумной и деятельной Москвой Северный Йоркшир казался заброшенной глубинкой. Большую часть графства занимали бескрайние вересковые пустоши – одно название ландшафта уже говорило само за себя. В долинах между холмами, а также вдоль побережья были разбросаны крохотные деревеньки. Крупные же города можно было пересчитать по пальцам, да и в тех жизнь вращалась вокруг одного-двух торговых центров.
Первое время молодожены активно путешествовали по стране, но вскоре Джека захватила работа, а может, просто период бурных чувств и поиска впечатлений себя исчерпал. Они редко стали выбираться куда-то вдвоем, а точки соприкосновения и общие темы для разговоров находились уже с трудом.
При этом Лера все сильнее ощущала свою зависимость от мужа и все меньше – собственные точки опоры. Она всячески пыталась вернуть то внимание, к которому привыкла в Москве, и до сегодняшнего дня не понимала или не хотела понимать, почему вдруг все так изменилось.
Сообщение от некой Джилл высветилось в телефоне мужа элегантной аллюзией к местному фольклору и горькой насмешкой. Лера не привыкла лазить в его почту, соцсети и даже никогда не интересовалась такой возможностью. Но, пожалуй, каждая замужняя женщина обладает уникальной способностью бросить случайный взгляд на гаджет в самый правильный момент.
Конечно, можно было объяснить фразу “I miss you, my love” неудачной шуткой коллеги или просто спецификой странного британского общения. Однако когда у тебя уже несколько месяцев разлад в семье и практически нет секса, такая попытка самообмана работает плохо.
Но что не получалось совсем, так это набраться смелости и задать вопрос прямо. Будто бы, сохраняя молчание и иллюзию неосведомленности, Лера тем самым оставляла небольшой шанс на то, что все это ей просто показалось и беспокоиться не о чем. Разрешится как-нибудь само, главное, не расчесывать ранку…
Лера закрыла глаза, попыталась отключить все мысли, сосредоточившись лишь на дыхании, и быстрее уснуть. Но внутри продолжала шипеть досада, что она бежит от очевидного решения, опасаясь обнаружить себя еще глубже загнанной в непроходимый тупик.
Запиликал телефон. Она снова открыла глаза, окончательно потеряв надежду на быструю и спасительную отключку. Шел видеозвонок от подруги. Лера вздохнула. Разговаривать сейчас совершенно не хотелось, но в конце концов она сама просила перезвонить – отклонять вызов было невежливо.
На экране появилась девушка с длинной богатой косой, переброшенной через плечо в лучших традициях фольклорных красавиц, и защебетала тоненьким голоском:
– Лерусик, прости! Только увидела – весь вечер возилась с малышами. Сначала старшему делали поделку в школу, потом младший жару дал – перевозбудился после ванной… Представляешь, только уложила их, и теперь у меня сна ни в одном глазу – перебила все ритмы себе! И смотрю, как раз от тебя сообщение. Давай рассказывай, что там стряслось.
– Привет, Наташ… – Лера вдруг вместо того, чтобы обрадоваться возможной поддержке, сникла еще больше. “И как она так умеет? Трое детей, постоянно домом занята. Но время – ночь, а она сидит передо мной – ухоженная, причесанная, нарядная. Прям икона курсов женственности. И я… При живом муже – одна в постели, в вытянутой майке, с лохматой головой и не смытым макияжем.
– Ты там спишь уже что ли? – подруга так придирчиво принялась разглядывать Леру, что той захотелось отвернуть экран телефона. Однако Наталья будто бы сходу прочитала ее мысли. – Когда уже эту жесть с головы снимешь? Симпатичная женщина, а строишь зачем-то из себя тинейджера-пацанку. И как твой принц голубых кровей это терпит?
– Да я про него как раз и хотела поговорить, – вздохнула Лера. – Наташ, по-моему он мне изменяет.
– Ты точно в этом уверена? – Наталья нахмурилась и поглядела так строго, что Лере показалось, сейчас будут отчитывать ее, а не главного подозреваемого.
– Я случайно увидела смску у него в телефоне: “Скучаю по тебе, моя любовь”. Как думаешь, стоит мне быть уверенной или нет?
– Так, Лерусь! Во-первых, не накручивай. Может, там и повода для беспокойства пока нет. А во-вторых, это тебе звоночек, прежде всео. Посмотри, как себя запустила. Ты должна мужа привлекать, а не отпугивать. Когда ты последний раз на маникюр ходила, к косметологу?
Лера бессознательно поджала ногти свободной руки в кулачок, окончательно почувствовав себя последней неряхой. Однако она предприняла последнюю вялую попытку выкрутиться.
– Ой, Наташ, не надо по больному. Я же тебе рассказывала, как грустно тут с бьюти-индустрией. Пару раз попыталась сунуться, но только деньги выкинула и ногти испортила. Я уж привыкла без покрытия ходить – так проще… А к косметологу местному я и подумать боюсь, чтоб пойти.
– Ладно, в конце концов это все можно самой научиться делать, – отрезала Наталья с едва заметным раздражением. Лера явно была труднообучаема в плане женственности, но подруга все не теряла надежды. – Напомни, чтоб я тебе скинула рецепты домашних масочек. А в остальном! Я понимаю, что ты тут вроде как рок-звезда. Но этот образ оставь, пожалуйста, для сцены, а дома ты должна быть жен-щи-ной! Текучей, плавной, цветущей. В красивом платье, с длинными НАТУРАЛЬНЫМИ волосами. Я же тебе это все неоднократно объясняла! Он не чувствует от тебя женской энергии, вот и ищет ее на стороне… – она запнулась. – Ну, или не ищет. Но скоро точно начнет.
Лера слушала Наталью и чувствовала, как в ней растет раздражение. Подруга давно “сидела” на ведической теме – юбки в пол, исключительно домашняя готовка с шептанием над едой, обожествление мужа и ставка на количество детей. Считала этот путь единственно правильным и постоянно пыталась взять Леру на контроль. Та особо не сопротивлялась. Ведь в душе ей всегда хотелось такую же инстаграмно-красивую семью, как у Натальи. Но сколько она ни пыталась заставить себя носить платья и быть “текучей” – в дредах и рваных джинсах все равно чувствовала себя комфортнее.
Лера пыталась следовать хотя бы тем советам, которые не касались внешности – не пилила мужа, не лезла к нему с расспросами и своим мнением, готовила, убирала. И когда Джек работал или отдыхал, играя в компьютерные игры, старалась ему не мешать.
– В общем, ты там не раскисай. С рокерами своими поменьше времени проводи – не сливай энергию, ну ты помнишь… И вообще, приведи себя в порядок и устрой мужу шикарный романтик. Жду отчет! Спокойной ночи.
Лера отключила телефон. Разговор с подругой еще больше загнал в противное чувство собственного несовершенства. Впрочем, наверное, Наталья права. Сколько можно тосковать по неформальной юности и навешивать на себя какую-то бессмысленную атрибутику.
“Надо будет на этой неделе выбраться в парикмахерскую и сделать себе нормальную девчачью прическу,” – подумала она, зевнула и, удовлетворившись хоть каким-то принятым решением, провалилась наконец в сон.
Глава 2. Миранда
Река у самой пещеры будто бы намеренно замедляла бег. Затихала и пряталась за крупные валуны, рассыпалась на несколько мелких ручейков, чтобы как можно незаметнее проскользнуть мимо убежища лесной ведьмы, не потревожив ее покой. В ее робком течении не было страха. Скорее, так она выказывала уважение к той, которая редко теперь выходила на свет, читая свои заговоры во мраке каменной обители день и ночь.
Поговаривали, что Урсула совсем перестала принимать больных и посвятила себя спасению человечества в глобальном смысле. Одни утверждали, что она неустанно молится за всех ушедших и ныне живущих. Другие же шептались, что слова отшельницы с таким прошлым не могут быть обращены к Богу, и помощи бывшая ведьма просит у кого-то из “темных”. Не случайно ее бедной матери приписывали связь с самим рогатым, что, по некоторым версиям, и стало причиной появления на свет странной девочки с жутковатыми способностями. Стоило няньке застрожиться на нее или сверстникам съязвить что-то вслед, неведомая сила тут же начинала кусать и щипать обидчиков. А то и вовсе поднимала в воздух и могла носить над землей часами.
Когда же уродливая с детства Урсула подросла, то удивила всех, заполучив в женихи первого городского красавца. Родила от него детей, а потом сжила со свету за ненадобностью. Но в зрелом возрасте ведьма вдруг ушла в целительство и прорицательство и так отработала грешки молодости. За свою подозрительно долгую для английской ведьмы жизнь Урсула вылечила огромное количество людей – возвращала с того света стариков, поднимала на ноги смертельно раненных солдат, дарила отчаявшимся женщинам радость материнства, а матерям – возможность обнять своих вновь задышавших младенцев.
С тех пор никто не сомневался – у Урсулы есть своя сила и использует она ее теперь только во благо людям. Прошли те времена, когда люди пытались сжечь ее дом, а саму ведьму – отправить на костер. Слава о добрых делах разлетелась, как ни странно, намного дальше гневных сплетен. Ежедневно у порога ее дома выстраивалась очередь из страждущих. Некоторые останавливались в Нейрсборо на несколько недель и даже месяцев в ожидании встречи с удивительной целительницей.
Но в один из дней довольно пожилая уже Урсула вышла из дома, заперла дверь и, не замечая взволнованных людей, проковыляла мимо. Перешла по мелководью реку, огибающую город, и скрылась в роще на другом берегу. Там ведьма поселилась в пещере, в глубоких переходах которой, по слухам, отдыхал в вековом сне дракон, и стала отшельницей.
Лера шла вдоль реки и чутко прислушивалась к ее настороженному рокоту, словно это помогало вспомнить дорогу. Куда-то подевалась хорошая натоптанная тропа, местами проложенная дощатым настилом, по которой они с мужем прогуливались во время прошлого путешествия в Нейрсборо. Средневековье, затерянное в йоркширских землях, отчаянно подавляло здесь современность в любом ее проявлении. Вот и тропа почему-то снова стала совсем дикой, будто Урсула проложила ее к своему новому жилищу только вчера. Направление угадывалось лишь по слегка примятой траве.
Следы то выбегали к самой воде, а то уводили прочь от берега в непролазные дебри, туго стянутые вездесущим плющом. Лера помнила, что пещера находится у реки, и каждый раз, когда тропа увлекала ее в глубину леса, опасалась, что потеряет этот основной ориентир.
Юбка цеплялась за траву и мешала идти. Балетки давно отсырели – ноги мерзли и оттого все меньше слушались. Здесь как раз кожаные штаны и ботинки на толстой подошве были бы намного актуальнее. Но Наталья говорит, длинные юбки собирают энергию земли и наполняют женской силой. А ей с ее опытом счастливого замужества и материнства, наверное, виднее.
Вот только почему сейчас Лера идет за советом к одинокой ведьме?
Пещера возникла перед ней внезапно, словно секунду назад в этих зарослях ее и не было вовсе. В прошлый раз, насколько она помнила, вход в подземелье был украшен стилизованными керамическими фигурками, теперь же над ним на грубых нитках и конских волосах болтались кости и какие-то глиняные побрякушки.
Теперь пещера совсем не походила на окультуренный туристический объект. И Лера знала каким-то внутренним чутьем – ведьма сейчас там, внутри. Не заточенная в склеп после кончины, которая случилась вот уже пятьсот лет назад, а вполне живая и реальная.
– Есть тут кто? – неуверенно спросила она и, чуть наклонившись, шагнула в сырой полумрак каменной кельи.
В тесной пещере было пусто, и девушку кольнуло разочарование – неужели предчувствие не оправдалось. Но вдруг в дальнем углу она заметила что-то вроде углубления, на которое во время прошлой экскурсии не обратила внимания. А может, его и не было вовсе…
Желая получше изучить находку, она наклонилась еще ниже, чиркнула зажигалкой и попыталась рассмотреть, ход это или просто потемневшая от плесени стена. Но в этот момент что-то сильно толкнуло любопытную гостью в спину, и она полетела прямо в эту темень.
На секунду показалось, что сейчас она ударится головой о тесный свод пещеры. Но тьма будто разом заглотила ее, а в следующий миг пространство расширилось и начало подкидывать и кружить, жонглируя телом, потерявшим контроль. Но Лера даже испугаться толком не успела, как вдруг темнота разлетелась в стороны, словно взорванная хлопушка, а сама девушка, как профессиональный акробат, приземлилась точно на ноги и оказалась посреди огромного пляжа.
Она тут же узнала его. Это был Скиннингроу – один из красивейших диких пляжей восточного побережья Англии, который занимал соседнюю бухту к северу от Стэйфса. Прошлым летом в погожие вечера они с мужем ездили гулять вдоль его бесконечной линии, или устраивали небольшие пикники на практически безлюдном берегу под убаюкивающий шум волн.
Почувствовал знакомый запах соли, Лера, несмотря на столь невероятное перемещение, как-то сразу успокоилась. Море мерно, но слегка взволнованно било волной о широкую прибрежную полосу, словно отбивало ритм своей собственной мелодии. Стало казаться, что сквозь естественный шум действительно долетают звуки то ли волынки, а то ли скрипки. В голову ударило приятное тепло, словно от легкого опьянения. И вдруг за спиной девушка почувствовала движение и кто-то снова подтолкнул ее, но на этот раз ласково, будто бы ободряюще. А следом глубокий негромкий голос шепнул:
– Танцуй!
Двигаясь, словно под воздействием гипноза, сопротивляться которому было бесполезно, Лера обняла себя за плечи и начала медленно водить бедрами, пытаясь поймать ритм. Она думала о том, что, наверное, красиво смотрится на этом пустынном берегу в своей длинной юбке и с распущенными волосами… Но эти мысли почему-то мешали ей соединиться с собственным телом и перестать контролировать его. Движения, наоборот, выходили ломаными и угловатыми – а мелодию моря все увереннее заглушал стыд. Она еще сильнее прижала руки к груди и неловко ссутулилась. Сладкое наваждение первых минут развеялось. ”Да что здесь вообще происходит? С меня хватит, пора домой!” – подумала она и только развернулась, чтобы уйти, как прямо перед собой увидела Ее.
Урсула ухмылялась, скрестив на груди худые руки, и смотрела на Леру как будто свысока, хотя была намного ниже ростом. Расписанное глубокими морщинами лицо ее казалось таким сухим, что чуть более уверенный порыв ветра мог бы рассыпать его в прах. Но глубоко посаженные зеленые глаза горели живо и ярко, как два драгоценных изумруда, каждый из которых изнутри подсвечивал пылающий факел.
– Куда бежишь, детка? Не знала, что ты не умеешь чувствовать музыку.
Она начала медленно двигаться вокруг оцепеневшей девушки, ноги которой в мгновение стали массивными и тяжелыми. Все пространство под широкой юбкой будто заполнилось вязкой смесью, которая быстро застывала, превращаясь в неподвижный камень. Ей начало казаться, что ее затягивает куда-то вглубь песка. А ведьма тем временем все обходила ее кругами, как охотница, загнавшая жертву и выжидающая момент для финального броска. Описывая своей клюкой круг и не сводя с Леры горящих глаз, она продолжала:
– Ты получаешь ответы не там и не туда направляешь свой взор. Только твои сны открывают верные двери, потому что все разгадки – в тебе самой. Как и истинная сила. Но ты не можешь расслышать и почувствовать ее из-за того вороха навязанных идей, которыми обмотала себя, подобно тряпью.
С этими словами ведьма протянула костлявую руку и одним рывком сдернула с девушки юбку. Ткань вспыхнула прямо в ее пальцах. Быстро тлеющие лохмотья упали на землю и подожгли круг, который Урсула только что очертила на песке. Лера оказалась в кольце огня. Она видела что вслед за юбкой прямо на ней истлевает белье, но тело не чувствовало жара. Страх постепенно отходил, уступая место любопытству.
Через несколько секунд она уже стояла в круге света совершенно обнаженная, видела только яркий огонь, который плясал совсем близко, но ласково грел, а не обжигал. До нее по-прежнему доносились ритмичные удары моря, но теперь они как будто стали громче и веселее. Урсула слилась с темнотой, поглотившей все, что находилось за огненным кольцом, и оттуда до девушки долетел ее громкий и восторженный крик:
– Танцуй! Теперь тебе можно!
Море ударило еще сильнее и Лера звучно вдохнула воздух. В этот момент огонь вспыхнул внутри, загорелся в самой глубине тела – там, где рождается наслаждение, разгоняя кровь и скручивая мышцы. Она прогнулась и вскинула руки, почувствовав, как вслед за этим движением пламя рвануло вверх по позвоночнику и горячим потоком ударило в голову, спалив наконец сдерживающие ее предрассудки и стыд. Она вдруг осознала себя совершенно другой – дерзкой, уверенной, дикой и сильной. Словно в нее саму вселилась ухмыляющаяся Урсула. А может именно такой она и была рождена изначально…
Лера тряхнула головой, разметав волосы по плечам. Перенесла вес с одной ноги на другую, словно проверяя, вернулась ли подвижность, и наконец пустилась в совершенно дикую пляску, напоминающую ритуальные танцы африканских племен. Ее тело подскакивало, изгибалось в прыжках, падало и снова взлетало подобно языкам пламени. С точки зрения эстетики эта хореография была ужасна, но танцовщице было абсолютно все равно, как это выглядит со стороны. Это была пляска неудержимой свободы и предельного откровения. Каждую клетку ее тела ежесекундно пронзало счастье, одурь полета, затяжной оргазм. Хотелось кричать, чтобы дать телу абсолютную возможность самовыражения. Из груди вырвался животный крик наслаждения и кто-то там, над морем, начал вторить ему так же громко и пронзительно. В эту секунду Лера, разбуженная собственным стоном, открыла глаза.
За окном, на крыше соседнего дома, сидела огромная белая чайка и широко раскрыв рот приветствовала новый день.
“Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум в два раза быстрее!”
Эта фраза из любимой книжки почему-то каждый раз приходила Лере на ум во время, как это ни странно, неспешных прогулок по кривым улочкам Стэйфса.
Гораздо уместнее она бы звучала в Москве – там жизнь обязывала становиться стремительной в мыслях и действиях. Столица не выносит лентяев и даже мечтателем здесь надо оставаться с осторожностью. Большие расстояния, повышенные скорости. Не успел в одном месте – считай, весь день можно вычеркивать и переписывать дела заново в следующей графе. Затягивает, словно в водоворот.
В мегаполисе Лера врубала максималки с самого утра. Перебрав текучку в офисе, ехала на точки, встречалась с подрядчиками или моталась через весь город по личным распоряжениям начальника отдела или самого владельца бизнеса. Весь день в непрерывном движении, а главное – в страхе не успеть.
Доходило до того, что даже вернувшись поздно вечером в свою квартиру, она не могла расслабиться. Все казалось, сейчас позвонят с работы и снова куда-нибудь дернут. Нередко, кстати, так оно и случалось.
В Стэйфсе первое время ей периодически становилось не по себе, как если бы однажды она проснулась в постапокалиптическом городе. Нет, развалин и погромов, конечно, здесь не наблюдалось. Наоборот, теснившиеся по склонам утесов домики с тщательно выметенными крылечками и ухоженными клумбами умиляли своей почти кукольной аккуратностью. Но жизнь за их дверями, казалось, замерла, а то и вовсе покинула этот крохотный кусочек острова, который сам потерялся в туманах и облаках. Ко всему Лера переехала в Англию поздней осенью, когда туристический сезон закончился, и улицы маленькой рыбацкой деревеньки совершенно опустели.
Всего по подножию утеса здесь было раскидано около трех сотен коттеджей. Но постоянные жители Стэйфса занимали от силы двадцать-тридцать домов. Остальные давно были выкуплены состоятельными лондонцами и использовались в качестве северных “дач” или сдавались туристам.
Осенью в деревне слышно было только чаек, да и те потихоньку оставляли насиженные утесы и перелетали на зимовье поближе к промышленным свалкам. Машины спускались вниз редко. Маленькие кафе и магазинчики сувениров открывали двери только по выходным. В будние же дни можно было пройти через всю главную улицу до самой набережной, гулко считая отшлифованные дождями и каблуками булыжники, и не встретить ни одной живой души.
Поначалу эта тишина давила на уши. А отсутствие обязательных дел, плана и отчетности вызывало у Леры внутреннюю тревогу, словно сейчас она упустит что-то важное, а потом никогда в жизни уже не наверстает. И прощай, квартальная премия и очередное формальное повышение в масштабах одного и того же отдела как критерий успешной жизни.
Но постепенно Лера все-таки осознала и приняла тот факт, что больше ни на кого не работает, что не нужно просыпаться по будильнику, спешно принимать душ и выпрыгивать в наполненную гудками машин и скрежетом тормозов улицу, чтобы закрутиться сумасшедшей белкой до позднего вечера. Фантомные боли столичной жизни потихоньку отпустили, предоставив Леру самой себе в этом тягучем безвременье.
Большую часть свободного времени, которое теперь составляло весь ее день целиком, она просто слонялась по окрестностям, оттачивая навык никуда не спешить, словно бы училась этому заново. И в такие моменты культовая фраза Чеширского кота вдруг всплывала тонкой иронией. И Лера все не могла понять, то ли благодаря английской размеренности она наконец осознала всю бессмысленность московской гонки, а то ли, наоборот, тоскует по ней. Ведь на фоне зависшего в мощеных переулках времени ей все больше начинало казаться, что и ее собственная жизнь здесь так же замерла.
Она петляла по многоуровневым переулкам Стэйфса и представляла, что вдруг очутилась за кулисами огромного театра, в котором выходной день и никого нет. Деревня и правда напоминала декорации к красивому историческому фильму. Или музей под открытым небом, которым, по факту, и была.
В Англии такие старые колоритные местечки наделены статусом особо охраняемой территории, где все направлено на то, чтобы сохранить внешнюю “историчность”. Многие деревушки и городки здесь выглядят абсолютно так же, как вполне могли бы выглядеть лет сто, а то и двести назад. Чего в этой идее больше – стремления сохранить наследие или удержать на плаву туристический бизнес – до конца непонятно. Однако то, что так восхищает и очаровывает путешественников, доставляет немало хлопот постоянным жителям таких мест, что, собственно, и объясняет малочисленность резидентов того же Стэйфса. Во-первых, на содержание коттеджей, возраст которых доходит до пятиста и более лет, требуется много сил и средств. Во-вторых, собственники домов не вправе кардинально менять их внешний вид – перекрашивать в радикальные цвета, достраивать этажи и даже заменять классические деревянные окна “на веревочках” на современные пластиковые. Ну а то, что в старой части Стэйфса нет газового отопления, вообще превращает жизнь в вечную борьбу за огонь, а точнее, за тепло. Англичане, особенно северные, к холоду удивительно стойки, а потому даже зимой топят не каждый день. А может, сказывается врожденная тяга к экономии – многие предпочитают одеться потеплее, лишь бы не платить за лишнюю лопатку угля. Ходить дома в шапке и пальто для них вообще не проблема.
Но для Леры, выросшей на бесперебойном центральном отоплении, температурный комфорт был важен. Сама она так и не научилась обращаться с печкой, и если Джек уезжал по делам рано, не успев затопить, это оборачивалось катастрофой.
Вот и нынешним утром Лера высунула ноги из-под одеяла и поняла, что остатки тепла сохранились только под этими двумя метрами стеганой ткани. Не обнаружив мужа дома, она решила отправиться в местный паб и согреться утренним кофе там.
Стоило ей выйти на улицу, как мысли сразу наполнились совсем уже весенней легкостью. Солнечный свет игриво прыгал по черепицам, скатывался по хитро изогнутым водосточным трубам, играл в классики на влажных с ночи, блестящих булыжниках улиц.
Их дом находился в самом начале деревни. Чтобы попасть в паб на набережной, проще всего было по короткому переулку подняться на High Street и пройти по ней метров пятьсот. Вот и все поселение. Одна главная улица и вдоль нее – вереница домиков в два-три этажа, плотно прилепленных друг к другу, подобно дружным вагончикам одного состава. Говорят, когда-то их соединяли потайные ходы так, что можно было войти в дом в начале деревни, а выйти уже у самого моря. Так в свое время спасались от облавы контрабандисты. До сих пор кое-где можно было заметить крошечные задние дверцы, предназначенные будто бы для гномов.
Но новой жительнице деревни главная улица быстро наскучила. Она ходила по ней, только когда спешила или хотела поболтать с хозяевами магазинов, соседями и просто туристами. Люди здесь пребывали в каком-то вечно праздном и благодушном расположении духа и всегда были готовы затеять small-talk, стоило только встретиться с кем-либо взглядом и улыбнуться.
Когда же Лера никуда не торопилась, она выбирала маршруты позаковыристее. Стэйфс только на первый взгляд кажется крошечным. Если представить все улочки деревни, многие из которых длиной всего в один-два дома, исследовать их можно долго и увлекательно. Каждый коттедж и дворик украшены любопытными деталями, фигурными дверными молоточками-нокерами, рыбацкими атрибутами и просто красивыми кашпо и клумбами – прогулка по задворкам способна подарить немало открытий и еще больше эстетического удовольствия.
Проем в полметра между домами ныряет в чей-то внутренний двор. Выложенная грубой плиткой дорожка упирается в деревянную дверь с коваными петлями, будто бы ведущую в винный погреб средневекового замка. Огибает ее каменной витой лестницей, цепляется за крышу соседнего дома и выбирается на второй ярус. Дома “растут” на склоне хаотично, напоминая семейку опят, облюбовавших старый пень. Делаешь пару шагов наверх, и вот уже стоишь на крыше одного коттеджа, а с другой стороны на тебя смотрят цокольные окна другого…
Мелкими ручейками секретные ходы бегут по утесу, ныряют и взлетают между каменных стен, и снова сливаются с главной улицей-рекой, превращая Стэйфс в хитрый лабиринт. Лестницы, спуски, арки – идеальное место для игры в казаки-разбойники или приключенческого квеста. Главное, не потерять в закоулках игроков. Хотя в конце концов все дороги выводят к сердцу рыбацкой деревни и английской души – местному пабу “Треска и лосось”.
Но в это утро настроения бродить и теряться у Леры не было. Очень хотелось побыстрее согреть ладони о горячую чашку свежесваренного кофе, взбодриться и стряхнуть наконец наваждение взволновавшего ее странного сна. Уже второго подряд. Правда, на этот раз послевкусие было… хм… довольно приятным. Но Лера списала это на то, что у нее давно не было близости, и подсознание таким образом, видимо, решило среагировать на желания тела.
Добежав до паба, Лера, однако, согрелась уже по дороге, да и на солнечной улице оказалось намного теплее, чем в остывшем за ночь доме. По набережной прогуливались несколько человек с фотоаппаратами, но столики возле паба пустовали. Завтраки здесь подавали только во время школьных каникул и праздников, поэтому посетители обычно собирались ближе к полудню, когда кухня начинала принимать заказы. На кофе с утра в основном забегали только местные.
Лера толкнула дверь и вошла внутрь. В “Треске” тоже было пусто. Столики полукругом огибали барную стойку и щетинились ножками деревянных стульев, которые работники еще не успели перевернуть на пол. На другом конце зала кто-то гремел шваброй.
– Один латте, пли-и-из, – пропела она с наигранным вызовом.
Стук швабры тут же прекратился. Из-за барной стойки показался уборщик – взъерошенный молодой парень.
– А, это ты, Валери. Привет! Сейчас сделаю.
Он отставил было швабру, тяжело переводя дыхание, но Лера решительно махнула ему рукой.
– Не суетись. Сегодня день самообслуживания, – она демонстративно брякнула на стойку две монеты и направилась к кофемашине, возле которой уже примостился поднос с белоснежными чашечками.
– Спасибо, любимая! Можешь взять две печеньки вместо одной! – парень сверкнул благодарной улыбкой и вернулся к своей работе.
Лера в пабе считалась почти за свою, поскольку пела по пятницам, заставляя посетителей задержаться подольше и выпить побольше. Но она и сама пыталась всеми силами влиться в эту обособленную экосистему, сосредоточенную вокруг алтаря барной стойки. Тоскующая по родине эмигрантка здесь как будто возвращалась в свою привычную среду. Частенько в конце вечера, когда оставались только завсегдатаи и кухня отмечала смену пинтой, она на какой-то момент даже переставала замечать, что говорит на чужом языке. Будто бы попадала в какую-то вселенную, параллельную московской, где был точно такой же зал, стойка, дерзкий бармен, раздобревший подвыпивший завседай, язвительная официантка… Похожие темы диалогов и мизансцены, только с небольшими нюансами. И вот тогда она чувствовала себя частью не только ресторанной внутрикорпоративной тусовки, но и всей этой английской жизни в целом. Переставала быть чужой.
Но длились такие моменты единения обычно недолго. Ребята разбегались по своим делам, нередко – продолжать в другом месте, подальше от бдительного Чарли. Леру с собой не звали. Не сказать, что ее это сильно расстраивало – в подруги она никому тут не набивалась, но какое-то досадное ощущение отчужденности, противно посмеиваясь, толкало в бок. Словно ей негласно указывали на ее место, и она не была уверена, что когда-нибудь сможет чувствовать себя здесь так же легко и органично, как было дома. Англия приветливо улыбалась ей, называла “любимой”, не вкладывая, однако, в это слово никакого тепла, и незаметно подталкивала к выходу, как гостя, которому не особо-то и рады.
