Мария Андреевна Абдуллаева
Тортик
Я, сразу досочинив дальше в своем метущемся подростковом мозгу: «А слушать противно», тут же обиделась. Сразу вспомнилась обедешняя шутка про похудание, и слезы подкатили к глазам. А родителям было все смешно. Они весело улыбались и хихикали. Я же, собрав всю свою силу воли в кулак, старалась подавить слезы и гнев. Однако, вскоре пришел лифт, битком набитый пассажирами с верхних этажей, которых над нами было еще пять, мы стали втискиваться в него, стараясь не повредить цветы и торт, и меня как-то отпустило.
На дворе стоял февраль – самый солнечный и морозный месяц зимы. Февральское солнышко уже греет по-весеннему и подтапливает снег на открытых местах. Подтаявший снег тут же замораживается крепким февральским морозом, образуя ледяные островки, а прохожие шлифуют их до зеркальной гладкости своими сапогами и полозьями санок. Такие места мой папа очень метко окрестил ледяными лысинами. Потом зима дает солнышку понять, что весна еще не наступила, и заволакивает светило серыми облаками. Из облаков хозяйка зима заботливо присыпает ледяные лысины тонким слоем пушистого снежка так, что они становятся совершенно невидимыми для людей. На такой лысине можно поскользнуться и рухнуть, как говорится, со всеми орденами, при этом пребольно ударившись абсолютно любым местом от коленки до затылка. Ни один прохожий не может предугадать, где зимой приготовлен для него ледяной сюрприз.
Мы вышли ни улицу. Родители прошли вперед, а я замешкалась у подъезда, прикрывая тяжелую дверь. Тут-то меня и подстерегла та самая ледяная лысина. Закрыв дверь, я сделала шаг и, поскользнувшись, резко взмахнула рукой, в которой держала торт. Бумажная веревочка выскользнула из пальцев, и торт «Полет» тут же полностью оправдал свое гордое название. Он Гагаринской ракетой взметнулся в снежную высь, описал в воздухе нечто похожее на петлю Нестерова и стал стремительно падать вниз (слава богу, кремом вверх, а не по закону бутерброда). Это были сотые доли секунды, но я с ужасом наблюдала за происходящим, как в замедленном кино. Быстро сообразив, как спасти тортик, я выставила вперед руку раскрытой ладонью вверх, в надежде поймать дефицитное кондитерское изделие. Но ледяная лысина вновь воткнула мне нож в спину: в момент соприкосновения дна коробки с моей ладонью я вновь поскользнулась и, с размаху ударила ладонью в картонное дно. Получилась вполне себе приличная волейбольная подача. По-Чкаловски, на бреющем полете, тортик полетел вперед в нескольких сантиметрах над тротуаром, затем аккуратно сел, проехал по дорожке еще около метра, и остановился. Сказать, что я разозлилась было бы не правильным – я была в бешенстве! Папа с мамой застыли столбами в паре метров от места происшествия, и я увидела, как их начинает распирать от смеха. Это обстоятельство чуть не заставило меня пустить слезы. Я моментально представила, как я выгляжу со стороны, и мне пришлось снова собрать все свои нервы в железный кулак и исправить ситуацию. Припечатывая снег финскими сапогами я грозной и решительной поступью направилась в сторону тортика. Подойдя вплотную я наклонилась, чтобы поднять его, но и тут меня постигла неудача. Притаившаяся под снегом очередная лысина вновь вогнала меня в конфуз. Я поскользнулась в третий раз за последние пять минут и, сев на пистолетик ударила в бок коробки замшевым носком выскочившей вперед правой ноги. Тортик, получив серьезное ускорение, поехал по тротуару, а я шлепнулась на задницу. Когда я обернулась, то увидела, как корчатся в приступе гомерического хохота мои родители. Первой мыслью было разозлиться, обидеться, расплакаться и убежать домой. Но тут ко мне бросился папа и начал, хохоча и вытирая слезы, помогать мне подняться. Сквозь смех он приговаривал: «Ой, Машка! Вот невезуха-то! Про тебя можно комедии снимать…» и что-то еще в этом же духе. Мама прошла вперед и подняла с дорожки пресловутый торт. А мне вдруг тоже стало смешно. Потом родители дружно отряхнули меня от снега, и мы отправились, наконец-то, в гости. По пути мы пытались привести наши чувства в порядок, но кто-нибудь обязательно прыскал от накатившего смеха, и наша троица опять заливалась хохотом и слезами.
С раскрасневшимися от смеха лицами, а мы с мамой еще и с потекшей тушью на глазах, на конец-то мы подошли к нужному подъезду.
