Любой филолог нам скажет, что язык по своей природе консервативен и неохотно впускает в себя новые слова. Но гениям русской литературы порой становилось тесно в границах дозволенного, и они дерзко наделяли язык своих героев новыми словами и выражениями.
Предлагаю открыть томик Антона Павловича Чехова.
Самый интеллигентный, тактичный и скромный классик русской литературы был и самым большим шутником. Искромётная фантазия Чехова в стремлении разрушить языковой шаблон неистощима.
Как весело и ловко он обращался с суффиксами! И привычные слова вдруг приобретали новые яркие оттенки. «Ерундишка» – это уж совсем что-то никчёмное, это гораздо точнее, чем «ерунда»! А знаменитое чеховское «чепухенция»? Ещё лучше! И удивительное дело, вроде и «припечатал» Антон Павлович словом, а не грубо, не обидно, улыбчиво. «Спасибище»… Прочитаешь такое и сразу понимаешь силу чувства благодарности. Не просто «стихи», а «стишины»! Видимо, тот, кого писатель наградил этим словом, начертал нечто величественное.
А как вам понравится выражение «мантифолия с уксусом»? Филологи с ног сбились в поиске этимологии этой самой «мантифолии».
В рассказе «Оратор» некто Поплавский уговаривает своего приятеля Запойкина произнести на похоронах речь: «Поедем, душа! Разведи там на могиле какую-нибудь мантифолию поцицеронистей, а уж какое спасибо получишь!»
Понятно, что «мантифолия» – это витиеватая речь. Ну а уж когда она «с уксусом», то это вообще что-то непредсказуемое!
Кстати, Антон Павлович был чрезвычайно требователен к себе и порой называл «мантифолией» и «канифолью с уксусом» написанное им самим.
Чехов был мастером каламбура и пародии. Скажем, его раздражали общепринятые пафосные обращения. Высмеивая их, он изобретал свои: «ваше великолепие», «ваше вдовство», «ваше целомудрие»…
А какой букет обращений к любимым женщинам?! Влюблённые, заимствуйте: «Золотая, перламутровая и фильдекосовая Лика!»
Антон Павлович оставил нам выражения, ставшие крылатыми. Например, «свадебный генерал». Перевожу на современный язык: это некая ВИП-персона, приглашённая в незнакомое общество за деньги для придания вечеринке солидности.
«Человек в футляре» – так мы говорим о том, кто опасается всего нового и яркого, благоговеет перед любым начальством и слепо следует циркулярам. Вспомним незабвенного чеховского Беликова, который всегда ходил «в тёмных очках, фуфайке, уши закладывал ватой, а когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх».
Чехов показал нам и «небо в алмазах». Правда, у него это выражение было высоким – символом Идеального. Оно впервые появилось в пьесе «Дядя Ваня» в словах Сони: «Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка».
Сегодня выражение «небо в алмазах» стало скорее угрозой. «Я покажу тебе “небо в алмазах”!» Видимо, имеется в виду, сделаю нечто такое, что искры из глаз посыплются.
Вслед за Чеховым мы повторяем афоризмы, часто забывая об их авторстве. «Краткость – сестра таланта». «Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству». «Хорошее воспитание не в том, что ты не прольёшь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой». «Ехать с женой в Париж – всё равно что ехать в Тулу со своим самоваром».
Наконец, именно Антон Павлович завещал нам «по капле выдавливать из себя раба» и помнить, что «в человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
Вы, наверное, замечали, что некоторые ораторы говорят вроде бы и возвышенно, и красиво, и пафосно, а вызывают отталкивающее впечатление.
Михаил Васильевич Ломоносов предупреждал, что подобными словами следует пользоваться «с великой осторожностью, чтобы слог не казался надутым». Какая меткая характеристика – «надутый слог»! Я всегда вспоминаю об этом, когда меня «заносит».
Вообще, трудно переоценить то, что сделал для русской словесности Михаил Васильевич. Выдающийся литературный критик Виссарион Белинский называл Ломоносова «Петром Великим нашей литературы», а Пушкин утверждал, что Михаил Васильевич «не только основал университет, но и сам является нашим университетом».
Студенты любого факультета могут учиться по книгам великого русского учёного-энциклопедиста. Нас же интересует его вклад в развитие русского языка.
Сегодня много говорят о том, что язык консервативен. Любой намек на реформу будоражит общественность. Возможно, кто-то удивится, но в своё время таким дерзким возмутителем спокойствия был и великий Ломоносов. Он призывал развивать живой, понятный, образный язык. «Весьма обветшавшие», по выражению Михаила Васильевича, церковнославянские слова – например, такие как «мя», «тя», «вем», «бо», – отжили свой век и должны занять место на музейной полке, считал Ломоносов. Туда же отправилось «свене». Его заменило слово «кроме». Вместо «овогда» стали повсеместно говорить «иногда».
Просторечные слова также подверглись критике учёного. Скажем, он резко возражал против употребления слова «утре» вместо слова «завтра». «Новым словам не надобно старых окончаниев давать, которые неупотребительны», – записал он на полях книги.
Наши учёные должны поклониться Ломоносову за создание русского научного языка. Ведь если бы не он, то не исключено, что до сих пор в научном мире были бы в ходу такие неблагозвучные для русского уха термины, как «солюция» и, страшно сказать, «пендула»! Благодаря Михаилу Васильевичу мы их знаем как мирные и безобидные «раствор» и «маятник». Пафосную «циркумференцию» заменило мягкое слово «окружность». «Аддиция» превратилась в «сложение», «триангул» стал «треугольником», а «текен» – «чертежом».
Михаил Васильевич был убеждён: «Того, что русскому языку весьма несвойственно, из других языков не вносить».
«Опыт», «наблюдение», «земная ось», «градусник», «преломление», «равновесие», «диаметр», «квадрат», «кислота» и «минус» – все эти термины тоже были введены великим творцом слов Ломоносовым. Он был и физиком, и лириком в одном лице. Романтичные «созвездие» и «полнолуние» тоже подарил нам этот титан русской словесности.
Тем, кому самым скучным на свете кажется слово «грамматика», мы ответим изречением Ломоносова: «…Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики».
Он был автором первой русской грамматики, по которой мы, собственно, и живём до сих пор. Не поверите, но и сегодня наши двоечники совершают всё те же ошибки, от которых Михаил Васильевич предостерегал ещё в середине XVIII века в своей «Русской грамматике»: «Окончаниями от правил отходит немалое число глаголов, из которых знатнейшие суть: даю, ем, хочу. Я хочу, ты хочешь, он хочет, мы хотим, вы хотите, они хотят. Говорят иные – хочем, хочете, хочут. Однако непристойно».
«Грамматика» Ломоносова была издана четырнадцать раз. В ней, в частности, он писал: «Карл V, римский император, говаривал, что ишпанским с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашёл бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».
Титанической фигуре Ломоносова нет равных в истории русской культуры. Как много он успел! Как ему это удалось? А вот ответ его племянницы Матрены Евсеевны: «Бывало, сердечный мой так зачитается да запишется, что целую неделю не пьёт, не ест ничего, кроме мартовского пива с куском хлеба и масла».
А что? Прекрасный натюрморт: хлеб, масло, мартовское пиво и «Грамматика» Ломоносова.
Есть в нашем языке одно слово, которое на протяжении столетий вызывает острый интерес лингвистов, философов, писателей… Одни его любят, а другие – нет! Но все сходятся в одном: это самое русское среди всех русских слов, причём настолько, что его невозможно перевести ни на один язык. Аналогов ему просто нет! Это слово «авось».
Многие учёные мужи утверждают, что словом «авось» можно объяснить загадочную нашу душу, парадокс России и всё, что с ней когда-либо происходило; что это якобы позиция русского человека, который беспечно полагается чаще на удачное стечение обстоятельств, чем на собственные силы.
Слово «авось» приобретает угрожающий масштаб!
Согласен ли с этим наш народ? И вообще, «авось» – это хорошо или плохо?
Вспомним некоторые пословицы и поговорки: «Русак на авось и взрос». «Авось – вся надежда наша». «Авось не унывает». И наконец: «Авось – великое слово». Как говорится, «без комментариев».
Но есть и другое народное мнение: «Авось – дурак, с головою выдаст». «Авосевы города не горожены, авоськины детки не рожены». «Авось с небосем водились, да оба в яму свалились». «Кто авосьничает, тот и постничает».
Счёт равный! Вот и думай что хочешь! Интересно, а что скажут русские писатели?
«Зачем же так пренебрегать авоськой с небоськой? Нехорошо. Во-первых, они очень добрые и теплые русские ребята, способные кинуться, когда надобно, и в огонь, и в воду, а это чего-нибудь да стоит в наше практическое время» – так считал Николай Лесков, признанный самым национальным писателем России.
А Пушкин и вовсе воспринимал «авось» чуть ли не как национальный речевой пароль: «Авось, о Шиболет народный! Тебе б я оду посвятил!»
Великий поэт, как всегда, прав! В 17-томном Словаре современного русского литературного языка, который содержит 131 257 слов, непроизводных существительных славянского происхождения всего 544, причём собственно русских – 49. И среди них чуть ли не на первом месте «авось»!
Слово встречается с XVI века. Правда, тогда оно состояло из трех слов «а-во-се», что значит «а вот так!». Что ж, вполне уверенное восклицание, которое трудно поколебать.
Кстати, слово «авоська» – плетёная хозяйственная сумка – тоже произошло от старорусского «авося». Правда, появилась «авоська» гораздо позднее – в 30-х годах XX века. Продукты было достать тогда трудно. Вот и выходил человек из дома с душой и сумкой нараспашку – авось-ка что-нибудь куплю. В авоське помещалось всё в неограниченном количестве – арбузы, книги, картошка, пустые бутылки. Эта волшебная сумка имела свойство растягиваться.
Говорят, что слово «авоська» придумал Аркадий Райкин. Во всяком случае, в интервью «Литературной газете» он сам однажды признался: «Я горжусь своим открытием. Неожиданно для себя мне удалось придумать новое слово».
Когда же из магазинов пропало совсем всё, Михаил Жванецкий переименовал «авоську» в «нихренаську». Скудно, плохо, зато весело!
Многие столетия наши предки жили, приговаривая: «Авось пронесёт! Небось плохого не случится!» И «авоська» с «небоськой» им помогали! Ведь давно известно: слово материально!
Есть у нас и ещё одно любимое слово, тоже загадочное для иностранца. С одной стороны, оно ничего не выражает, с другой – им можно выразить всё. Это слово «ничего».
Один из рассказов Гиляровского так и называется – «Ничего». В нем Владимир Алексеевич вспоминает свою встречу с чешским публицистом Клофачем. Беседа, собственно, свелась к обсуждению этого самого слова. Во время Русско-японской войны Клофач отступал вместе с нашими солдатами после боя под Хайченом. И вот что он вспоминал: «Жара – 53 градуса, воды ни капли целый день. Солдаты едва передвигают ноги, томясь от жажды под жгучими лучами, а шутки между ними не прекращаются. «Устали?» – спрашиваю я то там, то тут, желая их ободрить. «Ничего!» – отвечают они, ласково улыбаясь, и продолжают идти». Клофач был потрясён, что даже умирающий боец, раненный гранатами, смог прошептать всего лишь одно слово – «ничего».
«Да, это великое слово, – пишет Гиляровский, – в нём непоколебимость России, в нём могучая сила русского народа, испытавшего и вынесшего больше, чем всякий другой народ. Только могучему организму всё нипочем! “Ничего! Вытерпим!” – говорят и теперь».
Особое отношение к слову «ничего» было и у немецкого канцлера Отто Бисмарка. Об этом Гиляровский тоже вспоминает в своём рассказе.
Впрочем, история эта известная, и я перескажу её своими словами.
В бытность свою послом в России Бисмарк по пути из Москвы в Петербург нанял ямщика. Взглянув на лошадей, Бисмарк усомнился, что они вообще могут передвигаться. По его мнению, худосочные клячи давно уже должны были быть отправлены на заслуженный отдых. Канцлер указал на это ямщику, долго возившемуся с поводьями. «Ничего!» – ответил ямщик и понесся так быстро по скверной дороге, что Бисмарк начал бояться другого: «Да ты меня не вывалишь?» – «Ничего!» – отозвался ямщик. Тут они и опрокинулись. Бисмарк упал в снег, до крови изодрав лицо. В ярости он замахнулся на ямщика металлической тростью. А тот пытался отереть кровь с лица канцлера снегом и всё приговаривал: «Ничего, ничего…» В Петербурге Бисмарк заказал кольцо из той самой трости и приказал сделать на нём надпись: «Ничего». Канцлер потом не раз признавался, что слово «ничего» утешало его в самые скверные минуты. Он говорил его сам себе, вспоминал ямщика, и на душе становилось легче. Это слово «ничего» помогло Бисмарку понять русских и полюбить наш язык. Кстати, именно Бисмарку принадлежит крылатая фраза: «Русские долго запрягают, но быстро едут».
Когда железного канцлера упрекали за слишком мягкое отношение к России, он отвечал: «В Германии только я один говорю “ничего”, в России – весь народ». В этом слове для Бисмарка была зашифрована вся сила духа русских.
А что же сами русские думают об этом слове? Вот что писал поэт Пётр Вяземский: «Какая погода сегодня?» – «Ничего». – «Как вам нравится эта книга?» – «Ничего». – «Красива ли та женщина»? – «Ничего». – «Довольны ли вы своим губернатором?» – «Ничего». В этом обороте есть какая-то русская лукавая сдержанность, боязнь проговориться, какое-то совершенно русское «себе на уме».
Даже языковеды не сразу скажут, какая это часть речи: отрицательное местоимение? Наречие? Модальная частица? Неизменяемое прилагательное? Категория состояния? Вот такое многозначное слово «ничего».
Кстати, в последние годы у нас появилось ещё одно «лукаво-сдержанное» слово, которым мы отвечаем на большинство вопросов. И это тоже подметил иностранец. Правда, не немец, а швед – первый гендиректор «ИКЕА» в России Леннарт Дальгрен.
Вот цитата из его книги «Вопреки абсурду. Как я покорял Россию, а она меня»: «Нормально». Вне всяких сомнений, это одно из самых употребляемых слов русского языка. Всё у них нормально. «Как дела?» – «Нормально». «Как здоровье?» – «Нормально». О чём ни спросишь, всё нормально. При этом я не уставал удивляться, есть ли в России хоть что-нибудь, что вписывается в мое понимание нормы».
Нормально сказал? По-моему, ничего!
Расскажу забавный случай из своей жизни. Однажды я вела один из блоков на конференции или, как теперь говорят, «модерировала дискуссионную панель». Конференция была посвящена инвестициям, на сцене сидели опытные эксперты. А в зале – начинающие инвесторы. Один из экспертов рассказывал о своём фонде и закончил словами:
– Но мы работаем только с инвесторами, которые готовы «эдвайзерить».
– Владислав, давай скажем по-русски, чтобы было понятно всем участникам конференции, – обратилась я к эксперту.
– В смысле, «менторить»…
– Вот сейчас было очень по-русски! – сказала я. Зал рассмеялся, а я пояснила: – Фонд работает с инвесторами, готовыми уделять время проектам, в которые проинвестирует фонд.
«Эдвайзерить» – жаргонное слово венчурных инвесторов. От английского advise – советовать, рекомендовать, консультировать.
«Горе тебе, словесность русская и стихотворство, за то, что восприняли имена иноязычные литература и поэзия». С таким пафосом и витиеватостью горевал по поводу вторжения в русский язык иностранных пришельцев Валерий Брюсов.
Михаил Зощенко отозвался на ту же тему в свойственной ему ироничной манере в рассказе «Обезьяний язык»: «Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный. Главная причина, что иностранных слов в нём до чёрта. Я вот на днях слышал разговор: “А что, товарищ, это заседание пленарное будет, али как?” – “Пленарное”. – “Ишь ты, то-то я и гляжу, что такое? Как будто оно и пленарное”. – “И кворум такой подобрался – только держись”. – “И что же он, кворум-то этот?” – “Да ничего. Подобрался, и все тут”. – “Скажи на милость, с чего бы это он?” Трудно, товарищи, говорить по-русски».
И в самом деле трудно!
Конечно же, «контент» интереснее, чем «содержание», а «спикер» говорит ярче, чем «докладчик» или «выступающий»! Вопрос «когда дедлайн?» звучит весомее, чем «когда крайний срок?» Разумеется, «топлес» – это так возвышенно, а «без лифчика» – фу, так вульгарно! От слова «чекап» веет новейшими разработками, а «набор анализов» – это так банально! Новая постановка или новая редакция? – Немодно, только «ремейк»!
Вот ещё не вошедшие в полной мере в наш язык, но уже звучащие отовсюду слова: залочить (закрыть доступ, зафиксировать; от английского lock – «замок»), чилить (отдыхать, ничего не делать; от английского to chill – остужать), апдейт, пингануть, лайкнуть, расшарить, стримить….
От обилия иностранных слов устаёшь не меньше, чем от городского шума!
Они вас раздражают, они неудобны, вы не хотите больше их слышать? Спешу вас успокоить! Многие из этих слов не приживутся в русском языке.
Язык «пробует на вкус» много новых слов, но часть из них «выплёвывает», и они выходят из оборота. Вот примеры. Совсем недавно было модно «приаттачить документ» (от английского attach – прикреплять), а теперь документ лучше «приложить». И всё реже кто-то делает колл (от английского call – звонок), теперь предпочитают сделать просто «звонок».
А что до тех иностранных слов, которые останутся в нашем языке, то вы со временем к ним привыкнете. Как привыкли, например, к слову «памперс». Слова «балова́ть» и «нежить», а именно так переводится английский глагол pumper, раздражения не вызывают, как и сама эта полезная вещь. Кстати, это слово стремятся заменить словом «подгузник», но в речи людей пока ещё звучит «памперс».
Вот так, узнавая новые слова, появившиеся в русском языке, выучишь, чего доброго, и английский!
Сейчас в нашу речь приходят новые и новые англицизмы. Причин несколько: во-первых, развитие информационных технологий (ИТ или IT), во-вторых, английским пользуются в офисах международных компаний, на бирже, в среде инноваторов и т. д. – там, где люди плотно связаны с международным профессиональным сообществом. Ну и, в-третьих, английский сейчас является международным.
Напомню, что так было не всегда! Долгое время языком международного общения образованных людей была латынь. Правда, количество заимствованных греческих слов в ней было так велико, что тогдашнюю латынь можно называть греко-латынью.
Вот такие строки были в «Песенке студента» об обучении «на чужбине»:
Всех вас вместе соберу, если на чужбине
Я случайно не помру от своей латыни.
Если не сведут с ума римляне и греки,
Сочинившие тома для библиотеки.
Текст этой песни Лев Гинзбург создал на основе перевода старинной студенческой песни XI–XIII веков – так что можно представить, сколько веков латынь была «главным языком».
В XVII–XVIII веках международным языком стал французский. Он заменил латынь, став языком дипломатии, культуры и науки. Но знание латыни ещё долго было обязательным для образованных людей. Помните, Евгений Онегин мог прочесть и понять эпигра́фы, которые были написаны на латыни.
Английский же был «допущен» в дипломатию только в 1919 году, тогда Версальский договор был написан не только на французском, который являлся основным языком дипломатии, но и на английском. В 1947-м началась «компьютерная эпоха». И английский язык начал выходить на лидирующие позиции.
Интересно, что до сих пор первым официальным языком Международного олимпийского комитета является французский и только потом – английский.
Не исключено, что уже скоро в школах массово начнут учить китайский и следующим международным языком, возможно, будет он. Если бы он не был таким сложным, то я сказала бы, что так и будет.
Интересно отметить, что санскрит (древний язык Индии) и русский являются близкими родственниками. И мы это можем даже услышать сами. Вот примеры слов на санскрите и их переводы на русский: «агни» – это огонь, «будда» – это проБУЖДённый, «дана» – щедрость, даяние, хима – зима, холод, снег. От этого слова происходит название гор Гималаи (Himalaya) – «обитель снегов», «обитель зимы».
Вернёмся к иностранным заимствованиям. Первое массовое пришествие иностранных слов в русский язык случилось в Петровскую эпоху. Тогда к нам пришли слова из голландского и других европейских языков, касающихся мореплавания и развития науки. Интересно, что 2/3 петровских заимствований сейчас не употребляется.
Потом много слов в наш язык пришло из французского, ведь высший свет говорил на французском. В русском языке более 2000 заимствований из французского.
Революционное движение конца XIX – начала XX веков принесло нам все эти «пленарные заседания», «кворумы», «интернационал», «пролетариат» и т. д. Филолог Никита Алексеевич Смирнов так писал о засилье иностранных слов в русском языке в начале XX века: «Появляются администратор, аудитор, бухгалтер, губернатор, инспектор, министр, президент, префект и другие важные особы. Все эти персоны адресуют, аккредитуют, арестуют, конфискуют, претендуют, штрафуют, трактуют разные акты, апелляции, векселя, облигации, проекты, тарифы и т. п.».
Попробуйте сегодня убрать все эти слова – и, не дай бог, разрушится и экономика, и само государство!
Тем не менее повода для паники нет! Язык перебирает тысячи иностранных слов, чтобы оставить десятки! Остальные забудутся, выйдут из употребления или будут заменены русскими словами. А те иностранцы, которые остаются в языке, становятся обрусевшими! Ну и пусть себе живут!