Вейн решительно тряхнула головой. Нет, сегодня не тот день, когда она может себе позволить расслабиться и вспомнить. Нужно подождать. Пока здесь только Путница со всеми своими масками. Только эри. Та, которая умерла и приняла Тьму. Та, которая должна сильно постараться, чтобы иметь право вспоминать.
Она привычно вогнала в ладонь иглу, и боль прошила насквозь, заставляя зашипеть сквозь зубы. Но голова вмиг стала ясной, а чувства успокоились. Если повторять этот трюк много лет подряд, тело привыкнет реагировать правильно. И сознание тоже. Путница спрятала иглу и решительно двинулась вдоль стены, намереваясь дальше исследовать замок. Заодно можно познакомиться с местными обитателями. Как говорит Дир – врагов надо знать в лицо. А свое – тщательно прятать под маской.
Клочья тумана стянулись с одну точку и уплотнились. Ксандр задумчиво проводил взглядом удаляющуюся девушку. Первый раз за много лет он с трудом удержал сущность. Она рвалась из тумана, уплотнялась, не подчиняясь его воле, торопилась вернуться в тело. Потому что он разозлился. Ярость ужалила плетью, когда он почувствовал эмоции Вейн. Любовь… Она любила. Сильно и трепетно, беззаветно и яростно, до боли, до безумия! Любила кого-то за пределами Антара, в Мертвых землях. Любила и тосковала. Ксандр пил ее эмоции только миг, но и этого хватило, чтобы почти потерять контроль, потому что таких сильных чувств он не ощущал с тех пор, как умер.
За пару дней Вейн окрепла окончательно и почти забыла о своей болезни. Но почему-то продолжала на нее ссылаться, чтобы не сидеть за общим столом и обедать в своей комнате. Леран выглядел обеспокоенным и порывался вызвать какого-то прославленного лекаря, что проживал за Перевалом. Девушка несколько раз отговаривала его, объясняя свое состояние всего лишь сменой климата.
– Право, Леран, не стоит, – говорила она. – Вы ведь знаете, лейны подвержены мигреням. Скоро все пройдет, не переживайте. И спасибо, что тревожитесь обо мне.
– Конечно, я тревожусь! – отвечал Леран. – Так нам придется откладывать церемонию до самого лета. Боюсь, мистрис Алесс нам этого не простит, ей уже порядком надоели наши холода.
Вейн улыбалась, но мысли ее были далеко.
– Я хотел предложить вам прогулку в долину, но теперь не уверен, что вам стоит с нами ехать, – сказал Леран.
– А куда вы собрались? – оживилась Вейн.
– На ярмарку. Там бывает очень весело, поверьте мне. Люси уже загорелась идеей купить пуховые шали, она говорит, что в Таларе таких нет. А Ксандр хочет посмотреть оружие, за Перевалом живут настоящие ремесленники, их клинки даже в столице ценятся на вес золота.
Вейн опустила взгляд.
– Боюсь, я еще недостаточно окрепла для такой поездки, – пробормотала она.
– Понимаю, – вздохнул Леран. – Что ж… Если хотите, я станусь с вами… С тобой. Или можно и вовсе отложить эту прогулку!
– Что вы! Леран, не надо, Люси расстроится. Ведь я увижу еще много ярмарок в этой долине, а она после обряда покинет Далькотт. Пожалуйста, Леран, отправляйтесь и не волнуйтесь обо мне. Я с удовольствием проведу время за чтением книг. А вы привезете мне с ярмарки гостинец, договорились?
Он прикоснулся мягкими губами к ее запястью.
– Вы так великодушны, Вейн. Мне с вами очень повезло.
– И мне с вами, Леран, – улыбнулась девушка.
И вздохнула с облегчением, когда дверь за ним закрылась. Потом постояла у окна, наблюдая, как удаляются от ворот замка всадники. Обе мистрис тоже отправились в долину, правда, в экипаже, а не верхом. Видимо, и им надоело сидеть взаперти. Да и погода благоприятствовала прогулке. Стояло тихое солнечное утро, снег сверкал и переливался, словно сахарная пудра на печеном кренделе.
Вейн отвернулась от окна и сняла надоевшую шляпку. Расплела косы, пропуская сквозь пальцы темные пряди, откинула их за спину и улыбнулась. Дома она часто носилась в полях с распущенными волосами, но здесь приходилось соблюдать приличия и вести себя достойно. И от этих приличий у Вейн уже сводило скулы! А от туго стянутых кос болела голова и хотелось заорать. Но мистрис Алесс строго блюла обычаи, зная любовь своей воспитанницы к вольностям.
Поэтому сейчас Вейн улыбалась, предвкушая несколько часов желанной свободы. И пусть она не попала на ярмарку, зато сможет провести время так, как ей хочется.
Девушка слетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и ворвалась в музыкальный зал. Она покружила, раздумывая, чего ей хочется больше всего. И решила начать с танцев, все-таки это всегда помогало отбросить дурные мысли. Самым лучшим средством, конечно, являлась скачка на ее любимой лошадке, но, увы, сейчас это было недоступно.
Улыбаясь, Вейн открыла музыкальную шкатулку. А когда по комнате поплыли звуки музыки, раскинула руки, сбросила туфли и закружилась. Мелодия оказалась знакомой. Девушка знала эту песню и принялась напевать, а то и просто мурчать себе под нос, ощущая, как улучшается настроение! Вейн даже подумала, что совершенно правильно отказалась от поездки, все-таки возможность потанцевать в свое удовольствие дорого стоит! В конце концов, ей всего девятнадцать, и она уже до одури устала вести себя правильно!
На последних аккордах Вейн подпрыгнула, взмахнула руками и рассмеялась. Развернулась и… увидела смеющиеся серебряные глаза хозяина Далькотта! От неожиданности Вейн совсем не благородно ойкнула, смутилась и тут же разозлилась.
– Дер Александр! Вы разве не знаете, что подглядывать некрасиво?
– Я не знал, что подглядываю, лейна Вейн, – с улыбкой ответил он. – Просто услышал музыку и зашел посмотреть, кто здесь веселится. А вы меня удивили, лейна.
Он окинул ее насмешливым взглядом, и Вейн вдруг очень четко осознала, что стоит босиком, в одних суконных чулках, с растрепанными волосами, наверняка – раскрасневшаяся. Как простолюдинка, право… Стыдно!
– Вейн, перестаньте, – он подошел ближе, провел пальцем по краю музыкальной шкатулки, и песенка зазвучала вновь. – Вы были такой искренней в танце, не стоит портить это лицемерным смущением. Которого вы, к тому же, совсем не испытываете.
– С чего вы взяли? – растерянно пробормотала она.
– Вижу. Вы просто осознали, что должны смутиться и даже покраснеть, но на самом деле вовсе не испытываете этих чувств, не так ли? – дер Александр посмотрел на нее через плечо.
– Я… я… Я не знаю. Наверное, вы правы, – чуть улыбнулась Вейн. – Хотя это странно осознавать.
– Иногда я думаю, что наша жизнь была бы куда проще, если бы мы перестали прятаться за нормами и правилами. Вы так не считаете?
Вейн осторожно пригладила растрепавшиеся волосы.
– Я не знаю, дер Александр, – растерянно пожала она плечами. – Я никогда об этом не думала.
Он оторвался от созерцания шкатулки и подошел к Вейн. Протянул руку и сжал в ладони темную прядку ее волос, намотал на палец. И улыбнулся, рассматривая девушку.
– Нормы, правила, ярлыки… Они сильно усложняют нашу жизнь, Вейн, – негромко произнес мужчина и чуть потянул ее волосы.
Девушка переступила ногами, не понимая, что он делает.
– Разве можно скрывать за чопорностью такую живую натуру, как ваша… Это просто преступно. Я хотел бы увидеть, какая вы настоящая.
– Зачем? – тихо спросила она. Он стоял так близко, что Вейн видела, как расширяются зрачки в его глазах, чувствовала тепло его тела.
Александр выпустил прядь и убрал руку, чуть задев пальцами щеку девушки.
– Это доставило бы мне удовольствие, – мягко ответил он. И взял ее ладонь: – Потанцуете со мной, лейна Вейн? Если я вас смущаю, могу тоже разуться.
Она ошарашенно посмотрела в его смеющиеся глаза и тоже улыбнулась. И кивнула. Почему бы и нет? Вейн вложила свои пальчики в его ладонь и сделала шаг, повинуясь его рукам и музыке. Он хорошо вел, легко придерживая ее за талию и сохраняя между ними расстояние, требуемое все теми же приличиями. Шаг, второй, поворот. Шаг, назад, поворот! Снова шаг… и поворот!
Солнечный свет падал на светлые доски пола яркими квадратами, и танцующие скользили из света в тень. Из тени на свет. Словно фигуры на доске желаний, в которую играют дети. Светлый квадрат. Темный квадрат. Кто победит в этой игре, исполняет желание…
Шаг, поворот, шаг.
У Александра теплые руки и серебряные глаза, у Вейн снова растрепались волосы. Он смотрит на нее, не отрываясь, и внутри девушки рождается странное чувство, которому нет названия. Это похоже на страх и ожидание.
Шаг и вперед.
Поворот.
Шаг.
И назад. Поворот.
Музыка смолкла, и Вейн застыла. Голова кружилась. Мужчина легко коснулся губами ее ладони.
– Спасибо, – тихо произнес он.
– А… а разве вы не поехали на ярмарку? – запоздало вспомнила девушка.
– Нет. Я вернулся, когда понял, что вы остались в замке, – спокойно сказал Александр.
– Но…
Он усмехнулся.
– У меня есть плохая привычка, Вейн.
– Какая? – у Вейн вдруг испуганно заколотилось сердце.
Мужчина мягко положил ладони ей на талию и прижал к себе.
– Получать то, чего хочу, – тихо сказал он и поцеловал девушку.
Вейн дернулась в его руках, но он лишь прижал ее крепче. И нежно тронул ее губы, легко, почти неощутимо. Его руки скользнули по телу девушки, и левая ладонь легла на ее затылок, придерживая и осторожно поглаживая, перебирая темные пряди. Ксандр нежно целовал ее, не желая испугать, лишь чуть прикасался к ее губам, не стремясь проникнуть внутрь. И вдруг замер, сжал ее чуть сильнее, и Вейн инстинктивно попыталась вырваться. Мужчина глубоко вздохнул и разжал руки, вглядываясь в ее лицо.
Вейн вскинула голову и отвесила ему звонкую пощечину.
– Да как вы смеете! – выдохнула она.
Он неотрывно смотрел на ее губы, потом медленно перевел взгляд на глаза. То, что она ударила его, Александр, кажется, даже не заметил. И если бы не красное пятно на его щеке, Вейн сама бы подумала, что сделала это лишь в своем воображении – настолько неподвижно он стоял.
– Вы… вы… – возмущенно начала она, чувствуя, как дрожат губы. Стало почему-то ужасно обидно, только она не понимала – отчего. Внутри дрожало что-то злое и темное, хотелось ударить мужчину еще сильнее.
– Я вас напугал, – медленно произнес Александр, хотя в глазах его не было ни капли раскаяния. Только легкое удивление.
Она поспешно отошла от него, до хруста выпрямив спину.
– Вы меня не напугали, дер Александр, – как можно холоднее ответила Вейн. – Вы меня возмутили. Все эти разговоры о столь ненужных правилах и приличиях были для чего? Чтобы совратить нареченную своего брата? Это подло и мерзко. Скоро состоится церемония и я… вы… мы…
Она все-таки сбилась, вспыхнула, схватила свои туфли и выскочила в коридор.
Вейн пронеслась по лестнице и галерее так, словно за ней гналась сама Тьма. Влетела в свою комнату и в ярости швырнула туфли о стену. Каблук на одной туфельке надломился и треснул, и это окончательно расстроило девушку. Она опустилась на пол, пытаясь сдержать слезы и не понимая, что именно ее так расстроило. Поцелуй? Так она и раньше целовалась. Конечно, тайком от родителей и даже Люси… Но ее как-то поцеловал сын соседского дера, Рауль. С ним они частенько дрались в детстве, но вырос он вполне привлекательным парнем. И неровно дышал к Вейн, так неровно, что даже грозился выкрасть ее и тайно обручиться, хоть и знал прекрасно о состоявшемся еще в детстве наречении. Да и сам Рауль тоже с детства был помолвлен с дочерью какого-то дера из соседних земель.
Конечно, Рауль ее так и не выкрал, зато как-то поймал в темном коридоре, когда мистрис были увлечены беседой за чашечкой душистого чая, и попытался засунуть язык ей в рот. Вейн сопротивлялась, но больше для вида, потому что ей было любопытно, как это – целоваться. А Рауля она знала с детства, ничуточки не боялась, так почему бы не удовлетворить свою любознательность? Исключительно в исследовательских целях, конечно!
Впрочем, изучение сего процесса девушку сильно расстроило. Ничего похожего на чувства, описанные в скандальных книгах дера Оливьера, которые она читала тайком от отца, Вейн не испытала. Напротив, было противно и гадко, когда язык Рауля начал быстро ощупывать ее рот, всовываясь так глубоко, что Вейн едва не задохнулась. Так что оттолкнула парня она с чувством глубокого разочарования. Потом они еще пару раз повторяли попытку, но каждый раз девушка убеждалась, что приятнее не становится, и по-прежнему не видела в этом процессе ничего хорошего.
Зато сегодня, когда теплые губы Александра прикоснулись к ее губам, а его руки сжали тело… Вейн закрыла глаза, вспоминая. Она испытала не только то, что описывал дер Оливьер, а гораздо, гораздо больше. Она даже не думала, что легкое касание мужских губ может заставить тело до такой степени ослабеть и задрожать. И именно это ее испугало – то, насколько сильно захотелось обвить руками его шею, прижаться крепче, почувствовать его всей своей кожей, всем телом… обнаженным телом.
Вейн в ужасе прижала руки к горящим щекам. О, виры! Да она хуже продажных девок, о которых ей рассказывала тайком старая Бета, и участью которых пугали девочек из благородных семей! Позор, какой позор! Она желала чужого мужчину, постороннего, хуже того, брата своего жениха! В то время как к самому Лерану не испытывала ровным счетом ничего, кроме легкой симпатии!
Девушка сжала зубы, приказывая себе успокоиться. Это ничего не значит. Все произошедшее в музыкальном зале просто… ошибка. Она не знала, для чего Александр сделал это, возможно, поддался порыву? И конечно, Вейн не станет рассказывать об этом ни мистрис, ни даже Люси. Она постарается забыть. В конце концов, это всего лишь поцелуй. Даже не поцелуй, а так, легкое прикосновение губ. Ничего страшного.
Когда в комнату ворвалась румяная с мороза Люси, Вейн все еще сидела у окна, задумчиво рассматривая заснеженные просторы. Сестра схватила ее за руки и закружила по комнате.
– Вейн! Ну перестань хмуриться! У тебя испортится цвет лица, и появятся морщины. И Леран тебя бросит. Посмотри, какой чудесный день! Ты даже не представляешь, как в долине здорово! Какие там продают украшения! А деревянные поделки! А камни! А шелка! Даже из-за Перевала приезжали торговцы! Ты все пропустила со своей хворью!
Люсинда затанцевала по комнате так, что шляпка сбилась набок и золотые кудри чуть растрепались. Румяное лицо в обрамлении розовых лент выглядело сегодня на редкость привлекательным. Впрочем, Люси всегда была красавицей, и невозможно было удержаться от улыбки, глядя на ее щечки с ямочками и яркие голубые глаза. Ворох желтых и сиреневых юбок кружился вокруг ее ног, и Вейн поневоле залюбовалась Люси, схожей с ярким и свежим весенним цветком.
– Рада, что ты хорошо провела время и повеселилась! – рассмеялась она и потянула носом. – Ого, Люси! Ты, кажется, попробовала хмель?
– Совсем капельку! – сестра ничуть не смутилась. – Леран сказал, что в северных землях хмель дают даже юным девушкам, потому что без него можно замерзнуть насмерть!
– Ну да? – усомнилась Вейн. – И что на это сказала мистрис Алесс?
– А мы ей не рассказывали! – Люси хитро подмигнула сестре, бросила шляпку на кресло и плашмя упала на кровать. – Ах, Вейн! Мне так хорошо-о-о-о!
– Да ты просто пьяна! – возмутилась Вейн. – И сними сапоги, я на этой кровати вообще-то сплю!
– А ты просто зануда, Вейнитта! – резюмировала Люси, даже не подумав подняться. – Кстати, Леран, оказывается, гораздо богаче, чем думали мама с папой! Если бы они увидели бесконечные стада овец, которые принадлежат Далькоттам! Ты знаешь, что в горах есть пастбища, где даже зимой растет трава? Представляешь? А долина? А озера? Это все принадлежит Далькоттам, до самого Перевала! Если бы папенька это узрел, его хватил бы удар от мысли, что он слишком дешево тебя продал!
Она засмеялась, а Вейн обхватила себя руками, почувствовав озноб. Радостное оживление, что принесла с собой сестра, схлынуло, оставив привычную горечь. И вроде нет причин для грусти, ей повезло – достался хороший молодой жених, богатый и красивый. Радоваться надо, а она все печалится! Но все же… Все же. Да, такие обручения – обычная практика, но вот та же Люси все еще ни с кем не связана, родители не хотят ее неволить, хотя к златокудрой красавице выстраивалась очередь из женихов с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Но стоит отцу заикнуться о том, что пора и определиться, как мама закатывает глаза и бледнеет, и родитель сдается, лишь с любящей улыбкой треплет Люси по щечке.
– Успеется, – неизменно говорит он с улыбкой. – И правда, пусть наше солнышко еще посияет в родительском доме!
Вейн вздохнула, отвлекаясь от грустных мыслей. Нельзя гневить небо и роптать. Пусть родители сделали выбор за нее, но они уготовили ей прекрасную судьбу. Ну а то, что маменька перед отъездом строго-настрого запретила ей возвращаться и наставляла во всем и беспрекословно слушаться мужа – это, конечно, мелочи…
И снова помимо воли она вспомнила последние дни в родительском доме…
– Терпи, – поджав губы, наказала ей мать перед отъездом. – Это долг жены, терпеть и смиряться. Так что и ты смиришься, Вейнитта. А в Талар возвращаться не смей. Теперь твой дом – Далькотт.
И отвернулась, чтобы дать наставления Люси, которая переживала, достаточно ли у нее с собой платьев. Родители не хотели отпускать младшую дочь, но Люсинда, как обычно, настояла. Она всегда умело вертела родными, улыбаясь так, что те не могли ей ни в чем отказать.
– Перерожденная сказала, что мне надо ехать с тобой, – жарко шепнула как-то ночью сестра, забравшись к Вейн под одеяло.
– Люси, ты такая большая, а все веришь в эти небылицы, – пробурчала Вейн. – Глупости! Никакая она не Перерожденная, просто старая шарлатанка, которая зарабатывает на таких романтических дурындах, как ты и твои подружки! Хватит уже к ней бегать, если отец узнает…
Люси пренебрежительно фыркнула.
– Она настоящая, Вейн! Ты просто ее не видела! Перерожденная… Жуткая, до мурашек. Космы седые, до самых пяток, заплетены в косички, глаза черные, словно у нежити! Хотя она же и есть нежить…
– Глупости! – уверенно сказала Вейн и отпихнула сестру, чтобы та не дышала ей в ухо. – Все знают, что Перерожденным запрещено жить по эту сторону Излома. Если бы она была Темной, ее давно отправили бы в Мертвые Земли или просто отрезали голову. Так что она точно шарлатанка.
– Так ее не могут поймать, – уверенно заявила Люси и раскинула руки, не смущаясь, что занимает большую часть кровати сестры. – Она же туман, сумрак. Захочет – появится, пожелает – исчезнет. Захочет – станет сном, кошмаром, подождет, пока ты уснешь, заползет в твою голову и… как схватит!
Она подпрыгнула на кровати и оседлала сестру.
– Как задушит!
– Прекрати! – Вейн расхохоталась, пытаясь отпихнуть от себя Люсинду, но мешала длинная ночная сорочка, что опутывала ноги и сковывала движения. – Слезь с меня, ненормальная!
Люси тоже захихикала, чуть сбившись с роли, но с сестры не слезла, продолжая на ней прыгать и вещать замогильным голосом:
– Я знаю все твои тайны, Вейнитта-а… Я пришла совершить возмездие… у-у-у-у…
– Сумасшедшая! – задыхаясь от хохота, прокричала Вейн.
Сестра, наконец, успокоилась и, скатившись, снова разлеглась, раскинув руки.
– Она точно Перерожденная! – заговорила она, отдышавшись. – И она сказала, что мне нужно ехать с тобой в дальний северный край. Так велит Тьма.
– Конечно, Тьма – отличный советчик! – съязвила Вейн. – Лучше бы ты слушала, что говорят виры, они хотя бы за людей, а не за Темных.
– Но и общаться с людьми виры не спешат, – заметила Люси. – Разве что со жрицами, а с обычными прихожанами они не слишком-то разговорчивы! Зато вот Тьма – пожалуйста. Только попроси лучше!
– Люси! – Вейн чуть испугано прислушалась. – Если тебя услышит мистрис Алесс, нам обеим влетит! И даже твоя жалостливая улыбочка не поможет! А еще вероятнее, что больше всего попадет мне – за то, что я, как старшая, тебя вовремя не отдернула! Так что помолчи, пожалуйста!
Сестра в ту ночь больше не приставала с кощунственными разговорами, но идея отправиться с Вейн в Далькотт ее не покинула. И она все-таки смогла убедить родителей отпустить ее. Впрочем, в этот раз Вейн была рада настойчивости сестры – ехать в чужие края, в неизвестность, да еще и совсем одной – ей было боязно. А пока рядом Люси создавалась иллюзия, что они просто в гостях и когда-нибудь вернутся в родной дом.
Вейн снова вздохнула и решительно мотнула головой. Все, хватит! Надо привыкать, что теперь ее дом здесь. В конце концов, ей действительно повезло, вон даже Люси в Далькотте понравилось! И пора уже поближе познакомиться со своим будущим мужем, а не прятаться в своей комнате, избегая общения. Ведь обратной дороги все равно нет.
Следующим утром мистрис Алесс разбудила сестер еще до восхода солнца. Люси по детской своей привычке снова уснула рядом с Вейн, благо, кровати в Далькотте были гораздо шире, чем в их родном доме. И недовольно заворчала, когда мистрис решительно раздвинула гардины.
– Просыпайтесь, сони! – громко сказала она и стянула с сестер покрывало. – А ну живо!
– Мистрис Алесс! – чуть ли не взвыла Люси, но глаза не открыла.
Вейн обреченно вздохнула и села в кровати, по опыту зная, что их попечительница все равно не отстанет.
– День Света! – торжественно провозгласила мистрис.
– Каждый месяц повторяется этот День Света, – непочтительно пробубнила Вейн и вздохнула. – Да встаем мы, встаем! Люси, просыпайся.
– Жду вас внизу, лейны, – пропела мистрис и так же торжественно удалилась.
Люси сразу же снова укуталась в одеяло.
– Ты ведь знаешь, что это не поможет, – с сожалением сказала ей сестра. – Лучше встать самой, пока Алесс не примчалась с кувшином холодной воды.
Сестры слажено охнули, вспомнив, как безжалостная мистрис порой будила их дома. День Вир наставница истово чтила, несмотря на то, что повторялся он с утомительной регулярностью.
Люси села на кровати и отчаянно зевнула.
– Ну почему надо воздавать хвалу вирам на восходе? – простонала она.
– Потому что виры – это лучи солнца и любви, – поучительно ответила Вейн, расчесывая свои темные волосы. – И ты прекрасно это знаешь! Давай, Люси, просыпайся. Алесс ждать не любит. Ты же не хочешь, чтобы она отходила нас хворостиной на глазах у Лерана и… его брата?
Такая перспектива заставила Люси охнуть и, резво соскочив с кровати, кинуться в купальню. Вейн только хмыкнула, проводив ее взглядом.
На этот раз они не опоздали, даже Люси собралась на удивление быстро. А Вейн и вовсе лишь умылась, стянула волосы в тугой низкий пучок, надела темно-зеленое платье и маленькую шляпку с пером и вуалью. Сестра нарядилась в яркое сиреневое платье, но лицо прикрыла, как того и требовал поход в храм.
– Лейны! – внизу их уже ждал улыбающийся Леран. Он поклонился, приветствуя их, и повернулся к Вейн: – Сегодня вам лучше? Жаль, что вчера вы не смогли посетить с нами ярмарку! Люсинде она очень понравилась.
– Да, сестра рассказала мне со всеми подробностями, – улыбнулась девушка. – Действительно, жаль. Но надеюсь, у меня еще будет такая возможность.
– Несомненно. Думаю, эти ярмарки еще успеют вам надоесть, лейна Вейн, – рассмеялся Леран.
– Солнце не будет ждать! – с легким возмущением напомнила наставница.
– Конечно, мистрис Алесс, уже идем, – отозвался Леран.
Вейн оглянулась.
– А дер Александр с нами не едет? – как можно безразличнее спросила она.
– Брат еще вчера отправился на Перевал, у него там дела, – ответил жених. – Даже на ярмарку с нами не поехал.
– Понятно, – пробормотала девушка и положила руку на любезно предложенный локоть Лерана.
Морозный воздух мигом прогнал остатки сонливости и отчистил разум. Звезды на небе ярко сияли – синие, словно драгоценные камни. И только на востоке уже бледнели, оповещая о начале нового дня и восходе солнца.
Сестры и наставницы поехали в экипаже, Леран – верхом. На подходе к храму уже ожидали люди и зажженные светочи – символы солнца и тепла мягко горели множеством желтых точек. Сверху, с дороги, казалось, что в долину слетелись светлячки. И на фоне снега это выглядело необычно и красиво.
Несмотря на то, что Вейн наблюдала эту картину бесчисленное количество раз, она все равно замерла в восхищении, завороженная торжественной красотой.
– Вейн, прикрой занавесь, дует, – недовольно пробурчала Люси, кутаясь в меховой плащ.
Вейн со вздохом опустила плотную ткань.
Скоро экипаж свернул и остановился неподалеку от храма. Девушки вышли и с любопытством осмотрелись. Вейн особенно внимательно, ведь именно в этом храме произойдет самое счастливое событие в ее жизни – обручение с нареченным. С Лераном. Она попыталась представить, как будет подниматься по этим ступенькам, облаченная в красное платье и золотые браслеты, с тяжелым покровом на голове. А возле огня будет стоять Леран, одетый в серебряную хуту – ритуальный наряд мужчины, похожий на длинное женское платье с широкими рукавами.
И вот идет она по храму, сияют светочи, тихо поют жрицы, славя вир и прося у них счастья и любви для обрученных. И Вейн движется вперед и видит в глазах нареченного улыбку и…
– Вейн! – возмутилась сестра. – Долго ты будешь стоять? Пойдем уже, холодно!
– Иду, – вздохнула девушка. Даже представить собственное обручение не получалось.
Храм оказался огромным и был гораздо красивее того, что стоял в Таларе. Белые стены мягко светились в предрассветном сумраке, а множество желтых камушков образовывали замысловатые узоры вокруг витражных окон. И сами окна – настоящее произведение искусства: узкие, высокие, в два человеческих роста. Каждое из них представляло собой картину, выполненную из разноцветных стекол. Вот мчится на крылатой колеснице верховная вира, поражает камнем познания Тьму, и та сворачивается змеей, уползает, спасается от испепеляющего света солнца…
Люси снова дернула за руку засмотревшуюся сестру.
– Понравились окна? – заметил Леран интерес нареченной. – Этот храм – наша гордость. Знаете, после нашествия Темных прежний храм был полностью уничтожен, а этот отстраивали уже под руководством Ксандра. А мастера по витражам он привозил из столицы. Истинный художник оказался. Красиво, правда?
– Очень! – искренне отозвалась Вейн. – Нашествие и сюда докатилось?
Леран вдруг нахмурился, отвернулся, и девушка встревожилась.
– Леран? – она осторожно коснулась его руки. – Я сказала что-то не то?
Он вздохнул.
– Вы здесь не при чем, конечно. Просто это… черная страница в истории нашей семьи. Когда Перерожденные перешли Излом, много людей погибло, все это знают. К сожалению, нашествие не миновало и наши горы. Родители… их выпили Темные, Вейн. Досуха. Я думал, твой отец тебе рассказал.
– Нет, – тихо ответила девушка. – Я не знала, прости, что напомнила.
Он с благодарностью сжал ее ладонь и грустно улыбнулся.
– Я этого почти не помню, маленький совсем был, а вот Ксандру тогда досталось. Он тоже был еще мальчишкой, но смог меня защитить. Знаешь, самое страшное, что родители не погибли, а стали личами. И пытались меня сожрать… Я только и запомнил, что дикие глаза да оскаленный рот отца. Ксандру пришлось их убить. Родительским кинжалом и заколол. Обоих, и отца и мою маму… Вернее, то, что от них осталось. Мы потом долго в подвале прятались, потому что Темные не только родителей выпили, но и тетушку, и ее детей, и всех служек, и даже собак дворовых. И многие стали личами, жаждали свежего мяса и крови. Надеюсь, никогда не придется такое снова пережить. Хотя я и помню все это смутно, говорю же, маленький был… Мне тогда всего пять исполнилось.
– А брату?
– Ксандру было тринадцать.
Вейн молча сжала его руку. Слова были излишни. Та ночь, когда Перерожденные миновали Излом, до сих пор наполняет души людей страхом Такие нашествия случались и раньше, но последнее было просто ужасным.
– Надеюсь, когда-нибудь свет победит, и люди смогут прогнать Перерожденных навсегда, – вздохнула Вейн. – И отомстить за потерянных близких.
– Я тоже на это надеюсь, – кивнул Леран и улыбнулся. – Не грустите, Вейн. Я совсем не хотел испортить вам настроение своими печальными воспоминаниями. Сегодня светлый день, так не станем его омрачать!
Девушка тоже улыбнулась.
– Ну вот, теперь вы оба здесь застряли, – к ним подошла недовольная Люсинда. – И что вы уставились на эти окна? Как будто на них цветы растут!
– Уже идем, – улыбнулся Леран, но руку Вейн так и не отпустил. – Кстати, Люси, цветы ты еще увидишь, обещаю. И совсем скоро.
Храм был переполнен, но для Лерана и его спутников предназначалась целая ложа, с удобными сидениями и мягкими подушками. И стоило занять свои места, как юные жрицы запели гимн восхваления.
Вейн положила руки в перчатках на деревянные перила. Она всегда любила этот момент, когда юные девичьи голоса раздаются в темном храме, освещенном лишь крошечными светочами, и шум стихает. Люди замирают, внимая. Их дыхание успокаивается, смолкают разговоры. Толпа становится недвижима и безмолвна, и все ждут.
Песня нарастает, голоса жриц взлетают к своду храма, и сотни людских сердец словно следуют за ними к самому большому окну, на котором всегда одно и то же изображение: огромный диск восходящего солнца. И когда мелодия уже дрожит на пике, и голоса певчих почти срываются на самой высокой и пронзительной ноте, витраж светлеет. На нем проявляются цветы и деревья, и лучи взошедшего солнца потоком льются в храм, на стоящих внизу людей, словно благодать небесных вир.
Вейн наблюдала эту картину бесчисленное число раз, но всегда проникалась, как впервые. Конечно, с возрастом она узнала, что такой эффект льющегося света достигается какими-то хитрыми установками зеркал и стекол на крыше, но все же это было столь прекрасно, что хотелось верить в чудо. Лишь ради этого момента она поднималась затемно и ехала в храм даже по лютому морозу. А сегодня Вейн особенно верила, что небесные виры смотрят на нее и оберегают.
– Очаровывает, правда? – шепнул Леран, и Вейн с улыбкой кивнула.
Увы, дальше было уже не столь интересно. Знакомые наизусть храмовые гимны почитания вир, танец жриц, больше похожий на монотонные раскачивания из стороны в сторону, речь Верховной, которая здесь была на удивление моложавой, не то что в родном Таларе.
Люси уже откровенно скучала и даже пару раз зевнула, не обращая внимания на гневные взгляды мистрис. Впрочем, их наставница была истовой виринией, и ее сейчас больше занимало происходящее в храме, чем поведение подопечных.
Вейн незаметно погрозила сестре кулаком. Все-таки она была старшей, и на ее плечах лежала обязанность присматривать за избалованной сестрицей. Люси отмахнулась.
– Каждый месяц одно и то же, – мрачно изрекла она. – Хоть бы гимн новый придумали, что ли.
– Вот ты привереда, Люси, – с усмешкой отчитала ее Вейн. – Смотри, какие здесь витражи красивые, в Таларе таких нет.