Марина Станиславовна Николаева
Лабиринт
– Да, конечно, не сомневайтесь ни секунды, мистер Уилсон. Так оно и есть. Моя Элиза – это ангел! Она умна и прекрасна, верьте мне.
При слове ангел собеседник криво усмехнулся, отведя презрительный взгляд в сторону, но старик не заметил этого.
– Я верю, мистер Смит, но как бы я не уважал вас, – он приложил ладонь к груди, выражая искренность произносимого, – мне все-таки необходимо будет самому познакомиться с вашей очаровательной дочерью и обсудить некоторые вопросы, касающиеся предстоящей работы.
Уилсон добродушно уже смотрел на сидящего перед ним старика, понимая, что тот готов на все, лишь бы пристроить дочь на выгодное место.
– Если мы сумеем найти общий язык, – продолжил он, – и дочь ваша действительно окажется так хороша, как вы ее описали, она будет приглашена на встречу с моей хозяйкой. Надеюсь, вы не против? – подытожил он.
– Конечно-конечно, как я могу быть против? – засуетился мистер Смит. – Мы будем рады видеть вас у себя, или, может, мы должны будем сами приехать в имение графини?
– Вам никуда не придется ехать, мистер Смит, – довольно улыбаясь, ответил Уилсон. – я сам приеду. Завтра в шесть вам будет удобно принять меня?
– О, конечно, мы будем очень ждать вас, мистер Уилсон, приходите.
– Тогда до завтра, дорогой мистер Смит.
Уилсон поднялся со своего места и, надев шляпу, произнес дружелюбно:
– Ровно в шесть.
Он протянул руку для прощального рукопожатия.
– До завтра, до завтра! – заискивающе улыбаясь, Смит подскочил с лавки, пожал двумя руками протянутую руку Уилсона и принялся мелко и быстро кланяться вслед уходящему.
Он посидел еще немного в трактире, обдумывая прошедшую встречу.
«На кой черт я так напился? Чуть не испортил все дело!» – вспоминая свое недостойное и нелепое, как ему казалось теперь, поведение, досадовал Смит. Сердясь и ругая себя последними словами, он покинул трактир и направился домой, чтобы рассказать Элизе о состоявшемся разговоре.
Конечно же, он не рассказал ей, что слегка перебрал и получил нагоняй от нового знакомого. Он заверил дочь, что все сложилось как нельзя лучше, и завтра же мистер Уилсон нанесет им официальный визит, чтобы познакомиться с Элизой поближе и лично убедиться в правоте Смита относительно ее компетенций.
Элиза, обрадованная новостями, весь оставшийся вечер была взволнована и, как и полагается хорошей хозяйке, четко и грамотно спланировала завтрашний день, продумывая каждую деталь предстоящей встречи.
—
Утром следующего дня Элиза послала отца за продуктами для ужина, а сама занялась уборкой. К шести часам дом их сиял чистотой, на накрытом столе стояла лучшая посуда, а чудесный запах приготовленного ужина заполнял уютную гостиную.
В ожидании гостя отец и дочь сидели за столом, перебрасываясь подбадривающими фразами, улыбаясь друг другу и пытаясь побороть волнение. Ровно в шесть зазвонил дверной колокольчик, и оба они подскочили со своих мест, выдавая крайнюю степень нервного напряжения.
Мистер Смит кинулся открывать, а Элиза, поправляя идеально убранные волосы и стараясь остановить дрожь, вышла из-за стола, чтобы поприветствовать входившего гостя.
Уилсон, одетый как настоящий джентльмен, источающий аромат дорогого одеколона, манерно и уверенно подошел к Элизе. Еще только появившись на пороге комнаты, он быстрым, цепким взглядом оценил стоящую перед ним девушку и, оставшись, по-видимому, довольным, приблизился к дрожащей от волнения Элизе, ожидая, когда мистер Смит представит его.
Бедный старик, забыв обо всех правилах этикета, о которых ему говорила дочь, встал рядом с ожидающим представления Уилсоном и улыбался глупо и напряженно. Видя, что волнение хозяев достигло предела, Уилсон сам взялся за дело и, улыбаясь дружелюбно, заговорил:
– Позвольте представиться, мисс Смит, – сняв шляпу и слегка поклонившись, начал он, – меня зовут мистер Уилсон. Я являюсь помощником графини Краутц, к которой, надеюсь, вы тоже поступите в услужение.
Элиза, смущенно улыбаясь, протянула свою маленькую ручку гостю, и тот, наклонившись еще больше, запечатлел на ней вежливый поцелуй.
– Очень рада знакомству, мистер Уилсон, – заговорила, придя в себя, Элиза. – Мы ждали вас.
– Ваш батюшка приуменьшал вашу красоту, когда рассказывал мне о вас, – медленно и загадочно протянул Уилсон, пронзая Элизу совсем нескромным взглядом, от чего та мгновенно вспыхнула. – Уверен, что и другие ваши достоинства столь же значительны и неоспоримы, как и ваша красота! – хитро улыбаясь, продолжил гость, чем совершенно смутил бедную Элизу.
Мистер Смит, одетый в единственный имеющийся у него выходной костюм, который дико стеснял и сковывал все его тело, стоял, боясь сделать что-либо не так. Он молча переминался с ноги на ногу, не зная, как ему следует себя вести, и чувствовал себя ряженым болваном на ярмарке.
Удушающий ворот узкой рубашки, казалось, перекрыл ему кислород, и мозг старика, ощущая эту нехватку, отказывался соображать. Элиза посмотрела на него говорящим взглядом, и Смит засуетился, произнося заученные фразы:
– Для нас большая честь принимать вас у себя, мистер Уилсон. Прошу к столу. Поужинайте с нами.
Он неловко указал рукой на накрытый стол и растерянно взглянул на Элизу, ожидая одобрения. Элиза улыбнулась ему в ответ и направилась к столу вместе с гостем.
– Мистер и мисс Смит, – улыбаясь произнес Уилсон после того, как все удобно расположились за накрытым столом и подняли первый бокал вина, – я вижу, что вы очень достойные люди, и мне не хотелось бы, чтобы наше общение было слишком уж официальным. Я пришел к вам как друг и буду очень рад, если и вы будете относиться ко мне подобным образом. Мне очень нравится ваш дом и вы сами. Думаю, мы сможем поговорить доверительно и дружелюбно.
– О, мистер Уилсон, ну конечно! – облегченно выдохнув, ответил Смит, – Ведь вы хороший человек, я сразу это понял. Давайте же выпьем за наше знакомство!
Подняв бокал, старик Смит бросил радостный взгляд на Элизу, как будто говоря ей: «Вот видишь, милая, я же говорил тебе! Он отличный парень!»
– Мы очень рады, что вы посетили нас, мистер Уилсон, – ласково улыбаясь и чувствуя себя немного увереннее, произнесла Элиза.
– Я решительно убежден, что мы с вами станем добрыми друзьями! – весело подытожил Уилсон, и ужин продолжился.
—
– Как же я не разглядел тогда этого человека, Эдвард? Как не распознал в нем служителя дьявола? – в сотый раз обвиняя себя, произнес старик Смит, хватаясь за голову. – Ах, как он был вежлив и учтив с моей Элизой! Он вел себя как истинный джентльмен. Говорил, что давно не встречал такой юной, но столь образованной и умной девушки, к тому же еще и ослепительно красивой! Как будто сам дьявол застлал нам глаза и усыпил разум этими сладкими речами! Господи, как же ты допустил это?
–
Ужин прошел в дружеской атмосфере. Мистер Уилсон сумел расположить к себе и отца, и дочь. Он, не переходя рамок приличия, узнал все об их жизни со дня рождения Элизы и до сего момента. В конце трапезы, довольно улыбаясь, Уилсон встал, поднял бокал и произнес:
– Уважаемый мистер Смит, милая Элиза! – тут он игриво посмотрел на улыбающуюся ему девушку. – Уж позвольте мне, как вашему другу, называть вас милой, ведь я просто очарован вами!
Элиза смущенно отвела взгляд от поедающего ее глазами гостя.
– Я благодарю вас за этот чудесный вечер. Сердце мое теперь принадлежит вам, и я искренне хочу стать другом вашей семьи. Вы, мисс Элиза, произвели на меня чрезвычайно приятное впечатление. Ваш ум и красота, несомненно, помогут вам получить желаемую должность в доме моей хозяйки. Я, конечно же, не могу принимать это решение за нее, но обещаю сделать все возможное, чтобы убедить графиню остановить выбор на вас, моя милая.
– Я благодарю вас, мистер Уилсон! – искренне ответила тронутая его словами Элиза. – Вы так добры. Уверяю вас, что даже если это место мне не достанется, мы будем рады продолжить общение с таким интересным и достойным человеком, как вы.
Уилсон благодарно поклонился.
– Уилсон, дорогой мой! – счастливый и гордый Смит смотрел на гостя с нескрываемым обожанием. – Я так рад, что судьба свела меня с вами!
– А уж как я рад! – усмехнувшись, произнес в ответ Уилсон и осушил свой бокал.
Радостные и воодушевленные итогом встречи, мистер Смит и Элиза тепло простились с Уилсоном, который пообещал в самые кратчайшие сроки поставить их в известность о решении хозяйки относительно Элизы.
—
– И вот, Эдвард, по прошествии нескольких дней – помню, это был дождливый и туманный вечер – в наш дом постучали. Я открыл дверь и замер. На пороге стоял странный до жути мужчина: лет восьмидесяти, не меньше, высокий до невозможности и худой, как последний нищий. Тело его казалось каким-то закостенелым и негнущимся, бледная кожа светилась в темноте. На вытянутом сухом лице, изрытом морщинами, не отражалось ничего.
Я даже подумал тогда, что это не человек, а статуя. Единственным доказательством того, что передо мной стоит живой человек, был его беспокойный черный глаз, который смотрел то на меня, то куда-то в сторону. Второй его глаз был скрыт черной повязкой.
Одет мужчина был в старый фрак, на голове блестел цилиндр. В правой руке он держал открытый зонт, по которому барабанили капли дождя, в левой – запечатанный конверт.
Мистер Смит замолчал ненадолго, горестно качая головой.
– Ах, если бы мне вернуться в тот вечер, Эдвард! – жалостно проскулил он. Уж я бы вытолкал этого посланника дьявола вон!
– Мистер Смит? – скрипучим, механическим голосом поинтересовался одноглазый.
– Да, сэр, что вам угодно? – удивленный поздним визитом, ответил Смит.
– Мне приказано передать это письмо и доставить вас в Хеленвилль.
Смит, удивленный услышанным, распечатал врученный ему конверт и, не видя ничего в темноте, предложил одноглазому войти в дом, для того чтобы они с дочерью могли ознакомиться с содержимым письма и написать, если это нужно, ответ.
Незнакомец вежливо отказался, заявив, что будет ждать мистера и мисс Смит здесь. Он указал рукой куда-то себе за спину, и, всмотревшись в темноту, Смит увидел стоящую недалеко карету.
Озадаченный еще больше, он поспешил в дом и, сообщив дочери о странном посетителе, вручил ей письмо. Надо признаться, читать старик не умел. Как ни старалась Элиза обучить отца письму и чтению, тот отказывался тратить время на лишнее, как ему казалось, и не обязательное вовсе умение.
Элиза подошла к освещавшему комнату камину и принялась читать письмо. Чем дальше она читала, тем больше удивление и растерянность отражались на ее лице.
– Что там, Элиза? От кого это письмо? – съедаемый любопытством мистер Смит стоял возле дочери, заглядывая ей в лицо и пытаясь понять, что за новости принес им странный посетитель.
– Это письмо от миссис Краутц, папа, – тихо произнесла Элиза, растерянно глядя на отца.
– Графини Краутц? О Боже! Что же, что она пишет? – разволновавшись, мистер Смит заходил вокруг застывшей в нерешительности дочери, ожидая объяснений.
– Она пишет, что хочет познакомиться и ждет меня в своем имении.
– О, это же прекрасно, доченька! – радуясь хорошей новости, засмеялся мистер Смит. – Значит, Уилсон все-таки сумел уговорить ее! Какой прекрасный человек! Обещал и выполнил свое обещание. А когда, когда она примет нас, Элиза?
– В том-то и дело, папа, она ждет меня прямо сейчас! – Элиза испуганно посмотрела на отца.
– Как? Прямо сейчас? Ведь на улице уже почти ночь? Ты ничего не перепутала, прочти еще раз, дочка! – удивленный не меньше Элизы, мистер Смит пытался найти объяснение необычному предложению.
– Нет, папа, я ничего не перепутала. Здесь ясно написано, что она ждет меня к себе ровно через час и просит, чтобы я взяла с собой все мои рекомендательные письма.
В теплом и уютном доме Смитов, как показалось вдруг Элизе, стало темно, и холодный воздух от не закрытой в спешке отцом двери потянулся по комнате. Огонь в камине затрепетал и притих. Элизу охватил озноб, сердце защемило, и она чуть было не лишилась чувств. Стоявший рядом Смит вовремя подхватил ее и, перепугавшись до смерти, отнес на кушетку, где принялся обмахивать листком письма, пытаясь привести в чувства.
– Боже, Элиза, что с тобой? Девочка моя, тебе плохо? – испуганный, он смотрел на бледную дочь, не зная, что предпринять.
– Ничего страшного, папа! У меня немного закружилась голова, – приходя в себя и пытаясь улыбнуться, проговорила Элиза.
Она присела на кушетку, обвела растерянным взглядом комнату, засуетилась и произнесла, чуть не плача:
– Ах, папа! Что же мне делать? Я так переволновалась, что, наверное, не смогу идти!
Слезы потекли по ее бледному, испуганному лицу. Волнение Элизы передалось и старику Смиту, но понимая, что именно сейчас решается судьба дочери, он попытался успокоить ее.
– Ну что ты, что ты, милая! Успокойся. Ты просто разволновалась.
Он гладил Элизу по тонкой руке, пытаясь поймать ее взгляд, бессмысленно блуждающий по комнате.
– Если ты не хочешь ехать, давай останемся. Я все объясню этому господину, и мы перенесем встречу.
Именно этого и хотелось сейчас Элизе – остаться дома и никуда не ехать. Внутренний голос кричал ей: «Не ходи туда, не нужно!»
Но, помня о том, как отец переживал ее отказ от предложения барона Эртона, о том, как он безуспешно пытался помочь ей и как, скрывая бессилие, выпивал тайком от нее, Элиза не смогла поставить необоснованные страхи выше чувств отца и попыталась взять себя в руки.
– Папа, налей мне немного воды, – попросила она, и мистер Смит, вскочив с кушетки, кинулся к графину с водой, что стоял на столе.
Сделав несколько глотков, Элиза, смущенно улыбаясь, заговорила:
– Спасибо, мне уже намного лучше.
Она поправила слегка растрепавшиеся волосы.
– Я приведу себя в порядок, переоденусь, и мы отправимся на встречу к миссис Краутц, – стараясь улыбаться, сказала она.
– Ты уверена, Элиза? – Смит озабоченно смотрел на бледную дочь.
– О, да, не беспокойся, – пытаясь говорить весело, продолжила девушка. – Со мной все в порядке. Передай, пожалуйста, посыльному, что через несколько минут мы будем готовы.
Мистер Смит, хоть и был обеспокоен состоянием Элизы, все же обрадовался ее решению, ведь отказ от этой встречи мог обернуться полным провалом их планов. Он проводил Элизу в ее комнату, а сам поспешил к одноглазому. Смит сообщил ему, что скоро они будут готовы, и слуга, слегка поклонившись, сухо произнес:
– Очень хорошо, сэр. Я подожду вас у кареты.
Мистер Смит вернулся в дом, на ходу стряхивая капели дождя и приглаживая растрепавшиеся волосы. Он ходил взад-вперед по комнате, ожидая появления дочери, а через некоторое время, желая проверить, все ли хорошо, ласково позвал ее.
– Я почти готова, – ответила девушка. – Надень, пожалуйста, костюм и ту новую шляпу, что мы купили тебе! – весело добавила она.
– Конечно-конечно, милая, уже надеваю, – прокричал Смит ей в ответ.
Он достал из шкафа ненавистный костюм и, чертыхаясь, попытался втиснуться в него. Кое-как надев его, старик кинулся искать шляпу. Она не нравилась ему даже больше, чем тесный костюм, но, как и тот, была единственной приличной шляпой в его гардеробе.
Вспомнив, где видел ее в последний раз и найдя ее именно там, бормоча ругательства, Смит натянул этот неудобный и совершенно ему не подходящий головной убор на свою седую голову.
Накинув старый плащ, стараясь придать себе уверенный вид, он встал у входной двери в ожидании дочери и, сложив за спиной руки, перекатывался с пяток на носки, поскрипывая сапогами. Про себя он проговаривал все известные ему вежливые фразы, которые собирался использовать во время знакомства с графиней.
– А вот и я! – улыбаясь, в комнату вошла Элиза.
Одетая в чудесное платье цвета серого жемчуга, с аккуратно уложенными волосами и блестевшими в свете камина скромными, но очень милыми украшениями матери – единственным богатством, которое осталось у той после побега с молодым Смитом – Элиза вызвала вздох восхищения отца.
Гордый тем, насколько элегантно выглядит дочь, пытаясь соответствовать ей, он галантно подошел и, накинув на нее плащ и предложив руку, повел к ожидавшей их карете.
Услужливый одноглазый, увидев приближающихся, поспешил открыть дверь кареты и, усадив пассажиров, тронулся в путь. Дождь все не прекращался. Мокрая ночь, пронизываемая северным ветром, предполагала, что ни одна живая душа в этом городе не захочет покинуть свою теплую обитель и отправиться за чем бы то ни было на холодные, утопающие в воде улицы.
Отец и дочь, держась за руки и пытаясь скрыть всевозрастающее волнение, шептались как два заговорщика:
– Элиза, милая, расскажи мне, что и когда я должен говорить при встрече с миссис Краутц! Кажется, я забыл все, чему ты меня учила! – в ужасе шипел мистер Смит.
– Папа, ну что же ты? – Элиза, видя, как глаза отца расширились от страха, тихо засмеялась и спокойно, в тысячный уже, наверное, раз, объяснила ему, что он должен будет сказать и сделать во время знакомства.
Но и в этот раз все советы дочери ненадолго задержались в памяти взволнованного старика.
Эти изящные манеры, глупые правила и заумные словечки, которыми обменивались люди из высшего общества при встречах, казались ему абсолютно противоестественными и неискренними, а значит, ненужными и не стоящими внимания. Но, не желая все же позорить дочь своей невежественностью, Смит уяснил и запомнил главное, что должен будет сделать – вежливо поклониться и представить себя и Элизу. Это-то он точно сможет сделать, а дальше уж пусть все идет так, как господь располагает. Он ласково сжал ладошку дочери и улыбнулся.
Элиза же, пытаясь успокоить бившееся, как у пойманной птички сердечко, ехала и молилась о благополучном исходе неожиданной поездки.
—
Вскоре карета остановилась, и одноглазый – его голос нельзя было перепутать ни с чьим другим – заговорил с кем-то, кто, по всей видимости, встречал их. Через мгновенье он открыл двери кареты и, услужливо придерживая ее, жестом предложил сидящим выйти.
В этот самый момент Элиза увидела протянутую к ней руку в кожаной перчатке и услышала знакомый голос:
– Мисс Элиза, добрый вечер! Как я рад нашей встрече!
Уилсон в длинном черном плаще с большим зонтом в руке, весело улыбаясь, приветствовал выходящую из кареты Элизу, заботливо поддерживая ее. Одноглазый слуга зажег фонарь и поднял его как можно выше, помогая прибывшим сориентироваться в ночной уже темноте.
– Добрый вечер, сэр! – волнуясь, ответила Элиза. Как ваши дела?
– О, несравненная мисс Элиза, теперь, когда я снова вижу вас, мои дела, несомненно, пойдут еще лучше. Мы очень ждали вас! – сладко пропел Уилсон.
– А как себя чувствует миссис Краутц? Она готова принять нас? – беспокойно спросила Элиза.
– Дорогая моя, не волнуйтесь! Хозяйка так ждала эту встречу и будет бесконечно вам рада! – успокоил ее Уилсон.
Мистер Смит, выбравшись вслед за дочерью из кареты, горячо и дружелюбно приветствовал мистера Уилсона:
– Уилсон, дружище! Я так рад нашей встрече!
По душевной своей простоте он кинулся было обниматься, но вовремя вспомнив наставления Элизы, лишь низко и неуклюже поклонился встречавшему. Уилсон, стараясь скрыть свое истинное отношение к раздражавшему его старику, растянулся в фальшивой улыбке и ответил:
– Рад вас видеть, мистер Смит. Как вы добрались? Все ли у вас в порядке?
– О, не извольте беспокоиться, все очень хорошо. Мы немного удивились тому, что графиня захотела назначить встречу в такой поздний час, но вы же знаете, старина, как это важно для нас, поэтому поспешили приехать, – весело ответил Смит.
– Да, это могло показаться странным, но моя хозяйка – женщина весьма необычная, – улыбаясь одними губами, ответил Уилсон.
Свернув калачиком руку, он предложил ее Элизе и, накрыв ее зонтом, следуя за освещавшим им путь одноглазым, уверенно и быстро повел девушку к огромным резным воротам, отделявшим имение графини от остального мира.
На их чугунных решетках мистер Смит увидел множество любопытных, но совершенно непонятных ему знаков и символов. В самом же центре удивительных ворот, как живые, искусно выкованы были две касающиеся друг друга листьями лилии, которые отрывались друг от друга при открытии створов.
Подойдя вплотную к решеткам ворот, одноглазый слуга начал произносить короткие резкие фразы на незнакомом Смиту языке, свободной рукой в это же время совершая какие-то странные и нелепые движения, развеселившие старика Смита.
Похоже было, что одноглазый крестит массивные двери ворот, но как-то чудно – снизу вверх. После шестого такого крещения массивные ворота начали туго открываться.
Протяжный, жуткий скрип старых петель вонзился в ночную тишину, проникая, как показалось старику, прямо в его мозг. Он вздрогнул от неприятного, буравящего голову звука, и по телу его пошли мурашки.
Через некоторое, показавшееся Смиту вечностью, время, ворота открылись настолько широко, что идущим под руку Уилсону и Элизе можно было легко пройти сквозь них, и они двинулись вперед.
Смит засеменил следом, пытаясь открыть свой зонт, который почему-то не открывался, позволяя усилившемуся в этот момент дождю заливать и без того уже мокрого с ног до головы старика еще больше.
Погода ухудшалась. Шла гроза. То и дело над головами идущих коротко сверкали молнии, освещая ненадолго их путь, затем раздавался пугающий Смита все сильнее небесный грохот.
Попав впервые на территорию имения, о котором все говорили ни больше ни меньше как о жилище дьявола, мистер Смит невольно вспомнил все слышанные им ранее истории и, жадно впиваясь в темноту подслеповатыми глазами, пытался разглядеть хоть что-то, чтобы понять, правдивы ли были эти рассказы.
Прямо за воротами имения начиналась и тянулась куда-то в бесконечность тисовая аллея. Могучие кроны деревьев, стоящих по обе стороны широкой довольно дороги, гнулись от порывов усиливавшегося ветра и похожи были на гигантских чудовищ из страшных сказок.
Испуганно озираясь вокруг и все еще пытаясь справиться с проклятым зонтом, старик Смит заметно отстал от остальных. Элиза и Уилсон шли далеко впереди, и он почти уже потерял их из вида. Дождь застилал ему глаза, а ветер, казалось, останавливал, не давая догнать уходящих от него.
Сквозь бушующую вокруг старика стихию, к удивлению своему, Смит слышал, как где-то впереди оживленно и весело разговаривают Уилсон и Элиза. Он слышал смех дочери и вежливое бормотание ее спутника. Холодея от накрывающего его страха, он пытался понять, как такое возможно?
Ураганный ветер не давал ему возможности даже окликнуть их, а дождь, ливший стеной, намочил его так, что он не мог двигаться – такой тяжелой и мокрой стала одежда. Он продирался сквозь царящее кругом безумие, теряя силы и чувствуя ужас, охватывавший его все сильнее с каждой секундой.
«Элиза, девочка моя! – стучало в его голове. – Я должен увести тебя отсюда!» – это было последнее, о чем подумал мистер Смит, падая на истекающую водой землю и теряя сознание.
—
«Элиза, где ты? Подожди!» – стрелой мысль о дочери пронзила ум старика Смита, и он открыл глаза.
«Где я? Что происходит?» – пытаясь понять, где находится, Смит обвел глазами незнакомую комнату.
Он понял, что лежит на спине и что тело его обездвижено. Старик попробовал подняться, но не смог даже пошевелиться. Ужас охватил его, и он закричал изо всех сил, но вместо звука своего голоса услышал лишь тихое мычание.
«Господи, помоги!»
Паника охватила бедного старика, и он потерял контроль над собой.
Ум его, как в лихорадке, вспыхивал странными видениями. Перед глазами хороводом проплывали лица незнакомых людей, говоривших ему что-то, чего он не мог разобрать; он слышал, как поет где-то вдалеке женщина, сводя с ума монотонной, бездушной мелодией. На какое-то время перед ним загорался, причиняя боль, яркий свет, а потом все вновь погружалось в непроглядный мрак.
В какой-то миг Смит решил, что умер, и попал в ад. Ему чудилось, что он лежит в душном, сыром подвале, заполненном густым красным туманом. Туман этот клубился и двигался вокруг несчастного старика, окутывая и проникая в каждую клеточку его тела. Но это был не просто туман, это было живое и разумное нечто, которое контролировало и управляло всем вокруг, в том числе и им.
Шум, как после сильного похмелья, не стихая ни на секунду, стоял в ушах старика, поглощая все остальные звуки. Вокруг себя то и дело он видел жутких существ, которые подходили к нему и, наклоняясь почти к самому его лицу, улыбались дьявольской улыбкой. Морды их, покрытые длинной серой шерстью, были одинаковы и ужасны: огромные черные глаза без зрачков и сведенный в пятачок нос, беззубый рот с тонкими губами, расплывавшийся в беззвучной улыбке, – все это доводило Смита до исступления, и он отключался и терял сознание тысячу раз.
Приходя в себя на какое-то время, он раз за разом чувствовал ледяной ужас от повторяющихся видений. Его покалеченное сознание говорило ему, что это и есть преисподняя.
Бесконечность спустя, старик почти смирился с тем, что отныне душа его, пребывающая, очевидно, в аду, таким образом получает наказание за грехи, совершенные им при жизни, и начал по-своему привыкать к этим жутким видениям. Но однажды, сквозь тугую пелену застилавшую ум, он отчетливо услышал голос:
– Мистер Смит! – позвал он его. – Очнитесь, мистер Смит.
«Этот голос? Я его знаю!» – Смит, цепляясь за звучавший где-то совсем рядом звук, всплывал с темных глубин, поднимаясь куда-то вверх за все более четко и ясно слышимым голосом.
Шум, окружавший его столько времени, стихал, а сознание, проясняющееся с каждой секундой, возвращалось вместе с обрывками воспоминаний и чувством абсолютной опустошенности.
Прошло еще немного времени, мистер Смит открыл глаза и сам того не желая, заплакал. Он, наконец, чувствовал свое тело. Сквозь слезы старик увидел свет – обычный дневной свет, который лился из большого окна, что находилось как раз напротив места, где он лежал. Жмурясь с непривычки, мистер Смит попытался поднять руку, и это у него получилось. Он провел дрожащей рукой по лицу и, вытерев наполненные слезами глаза, увидел склонившегося над ним Уилсона.
– Ну вот и хорошо! – улыбаясь, заговорил тот. – Вот вы и пришли в себя, дорогой мой мистер Смит. Очень вы нас напугали, но, хвала небесам, все обошлось!
Уилсон сидел на стуле возле кровати, на которой, как оказалось, лежал старик.
– Где я? Что случилось? – прошептал Смит, пытаясь совладать со своим голосом, который звучал тихо и непривычно после долгого молчания.
– О, дорогой вы мой, с вами случился удар, как сказал доктор. Мы думали, что потеряем вас, но, к счастью, вы живы и обязательно поправитесь! – весело ответил Уилсон, внимательно глядя на приходящего в себя Смита.
– Удар? Но как же это, мистер Уилсон, я ничего не помню. Как это произошло?
Мистер Смит попытался приподняться на постели и сесть, но тело, занемевшее от долгой обездвиженности, плохо его слушалось, и он, ослабевший и изможденный, рухнул на кровать, застонав от бессилия.
– Даже не думайте вставать, мистер Смит! Доктор категорически запретил вам любые движения. Он, кстати, не верил, что вы придете в себя, но объяснил, что мы должны будем сделать, если все же это произойдет. Вы теперь под полным моим контролем и будете выполнять только то, что я вам скажу! И не думайте сопротивляться!
Уилсон, глядя на беспомощного старика, пытался искренне улыбаться.
– Ваша дочь… – он не успел договорить, как мистер Смит, резко вскочив с подушки и упав на нее вновь, почти прокричал:
– Элиза, что с ней? Где она?
– Успокойтесь, мистер Смит, успокойтесь. С ней все в порядке, – Уилсон ласково похлопал по одеялу, которым был укрыт Смит.
– Но почему ее нет рядом? Что с ней, Уилсон?
Старик лихорадочно обвел глазами комнату и тут только понял, что находится у себя дома, в своей собственной кровати. От удивления он некоторое время не мог прийти в себя, и тысячи вопросов закружились в его голове.
Он вспомнил, как они с дочерью ехали в карете на встречу с графиней, и как лил сильный дождь, он вспомнил, как они шли по старой аллее и как он не мог докричаться до уходящих от него Уилсона и Элизы.
И в тот самый миг, когда он вспомнил все, что произошло с ним, он вновь почувствовал дикий животный страх, такой же, что накрыл его тогда на темной аллее старого имения.
– Где Элиза? – сдавленным голосом прошептал Смит, глядя в глаза улыбающемуся Уилсону.
В мутных глазах Уилсона на долю секунды вспыхнула злобная искра. Лицо его передернуло мелкой судорогой, отчего оно стало злым и страшным. Но это длилось всего секунду.
Уилсон встал и направился к столу. Он взял стоящую там бутылочку из темного стекла и, откупорив ее, уверенно накапал какие-то ярко-зеленые капли в стоявший там же стакан с водой. Вернувшись к лежащему старику, Уилсон поднес стакан к губам Смита и твердо произнес:
– Выпейте, мистер Смит. Это лекарство поможет вам быстрее поправиться. Выпейте, и я все расскажу вам.
Старик недоверчиво смотрел на зеленую жидкость в стакане, но, понимая, что бессилен и не может сопротивляться, решил подчиниться. «Господи, помоги!» – произнес про себя Смит и выпил содержимое стакана.
Он ожидал чего угодно, – резкой боли, остановки сердца, жутких судорог, – но ничего этого с ним не произошло. Тело было таким легким, почти невесомым. Его охватила сладкая истома, и стало спокойно и хорошо.
Откинувшись на подушки, мистер Смит чувствовал неземное блаженств, и все его страхи и дурные мысли отступили, оставляя лишь ощущение давно забытого счастья. Он заулыбался как ребенок и весело посмотрел на Уилсона, внимательно наблюдавшего за ним.
– Как вы себя чувствуете, дорогой мой? – натянуто улыбаясь, спросил он старика.
– О, Уилсон, спасибо вам! Я чувствую себя очень хорошо. Кажется, я совсем уже здоров, и мне так хочется поскорее встать с этой кровати.
Смит улыбался по-детски искренне и впрямь чувствуя себя озорным и полным сил ребенком, которому не терпится вскочить с кровати и кинуться гулять на улицу.
– Я же говорил вам, что теперь все будет хорошо! – загадочно улыбаясь, произнес Уилсон. – Так вот, мистер Смит, теперь давайте я продолжу.
Он придвинул стул поближе к кровати и сел на него, закинув ногу на ногу.
– С вашей дочерью, дорогой мой, как я уже и говорил, все очень хорошо.
Старик, услышав про дочь, на этот раз не испытал уже ни малейшего беспокойства за ее судьбу. Наоборот, при мысли о дочери его охватила безудержная радость, и он даже засмеялся тихонько. Почему-то он был уверен, что с его девочкой все в порядке. Его совсем перестал беспокоить вопрос где она и что же произошло с ними тогда на старой аллее.
Ничем не обоснованная, но категорическая убежденность, что все, что происходило и происходит с ним и с Элизой – большое благо для них обоих, прочно проросла в нем за считанные минуты после приема лекарства. Радостно улыбаясь, он лежал и слушал все, что говорит ему Уилсон, испытывая к нему сильнейшую симпатию.