Марина Серова
Профессиональная интуиция
Глава 2
Кофе я потягивала маленькими глоточками. Но не потому, что напиток был плох. Напротив, сварен он был отменно. Просто не хотелось сидеть за столиком без дела. Человек, который сидит в кафе и ничего не ест и не пьет, сразу же бросается в глаза. Подносить же ко рту чашку, в которой, кроме густого осадка, ничего не осталось, тоже не хотелось. Во-первых, полного натурализма не будет, как ни старайся. Во-вторых, к столику то и дело подходила официантка, совершенно очарованная моим мотовством и лелеющая надежду на его продолжение. Вероятно, в кафе не часто заглядывают посетители, которые на завтрак заказывают сразу пять блюд.
Вопросами официантка не донимала, над душой вроде бы тоже не стояла, но путь ее к другим, немногочисленным в этот час посетителям неизменно пролегал мимо моего столика. Каждый раз оказавшись поблизости, она чуть замедляла ход и вытягивала худую веснушчатую шею, стараясь заглянуть в мою чашку.
Ко второй порции кофе я пока была не готова, поэтому и цедила остывший, но не ставший от этого менее вкусным напиток. А заодно мысленно поторапливала Горшенина и кляла – тоже, конечно, в мыслях – назойливую веснушчатую официантку.
Попутно я решала еще одну важную задачу. Если Нинке Тимофеевой суждено измениться, то какой именно она должна стать? Окончательный ответ на этот вопрос я до сих пор не сформулировала.
То есть основные пункты были, конечно, уже рассмотрены и «утверждены» на единоличном совете: отныне никаких обычных ранее имен типа «Нинка», «Нинель», «Нинок»; никаких гулянок и ресторанных потасовок, сопровождающихся разборками и выяснением отношений с приставучими ухажерами на манер: «Ты меня уважаешь? А я тебя – нет», и так далее в том же духе.
Но до сих пор мне самой еще не были до конца ясны некоторые нюансы поведения Нины. Следовательно, отсутствовала и цельность образа. Между тем время поджимало, если не сказать больше. Давно уже надо было сориентироваться по крайней мере в общем направлении, определить, какого стиля поведения придерживаться.
Непрофессионалы, как правило, прокалываются потому, что совершают грубые ошибки, слишком многого не учитывают, приступая к осуществлению какой-то операции. Этой судьбы избегают только везунчики и особо талантливые, которые и без опыта или специальной подготовки буквально чуют, где и как следует поступать.
Но особо талантливые тоже, бывает, попадают в переплеты по собственной вине. Они, так же, как и большинство профессионалов, сыплются на мелочах. Если личность хорошо залегендирована, еще не значит, что все у тебя шито-крыто и никаких неприятных неожиданностей не будет. Залегендированной личности еще надо уметь полностью соответствовать. Особенно когда при инструктаже тебе ясно дают понять, что вполне возможны серьезные проверки. В таких случаях (а в идеале – во всех случаях) человек должен быть исключительно последователен и осторожен. Даже оставаясь наедине с собой, он должен вести себя в рамках легенды, исходя из предположения, что именно в этот момент его могут прослушивать, фотографировать, снимать скрытой камерой.
То, что сейчас я сидела здесь, в кафе, и пялилась на дом Горшенина, особого значения не имело. Но сегодня я собиралась вступить с Игорем Викторовичем в первый контакт. И про кафе я ему сама скажу, как только представится удобный случай. В кармане у меня лежал и ждал своего часа адрес «знакомых», которые жили в соседнем от горшенинского доме и которые, как назло, неделю назад уехали в длительную деловую поездку. О своем приезде я им, понятное дело, заранее не сообщала, не лично же к ним ехала. Следовательно, их отсутствие явилось для меня полной неожиданностью. Потоптавшись около закрытой двери, я заглянула в первое попавшееся кафе позавтракать и прикинуть план дальнейших действий.
Что касается свидетелей, то имеется официантка. Остальных попробуй разыщи. Какой она запомнит меня? Все правильно: сердитой и, пардон, прожорливой. А быть сердитой в поворотный, даже в судьбоносный, можно сказать, момент – новую жизнь все-таки начинаю! – я имею полное моральное право. Ведь еще неизвестно, чего от новой жизни можно ожидать. Вдруг ничего хорошего не получится?
Возьмем, к примеру, средства к существованию. Прежняя Нинка решала денежные вопросы очень просто. В ресторане, к примеру, платить из собственного кармана совсем не обязательно. Особенно если в кармане все равно шаром покати. В таких случаях достаточно было присоединиться к какой-нибудь веселой мужской компании, позубоскалить, рассказать в перерывах между блюдами пару-тройку не очень приличных, а лучше очень неприличных анекдотов, после чего технично свалить. Если свалить не получалось – закатить скандал.
Можно было, конечно, заканчивать приятный вечер по другому, вполне приемлемому для Нинкиной натуры и репутации сценарию. Но как раз этот другой сценарий и был мне не по силам. Все-таки Нинкой я являлась только по легенде, к тому же не на отдыхе находилась, а на работе. Вот и приходилось изворачиваться.
Сейчас, изменив привычки и образ жизни, Нинка, став Ниной, и денежные проблемы должна решать подругому. Нет, лично я в деньгах, разумеется, не нуждаюсь. Зато нуждается она, и с этим нельзя не считаться.
Хотя пока кое-что у нее имелось. Но сколько может быть денег на руках у такой особы, как Нина Тимофеева? Очень немного, а ведь неизвестно, сколько времени придется пробыть ей в этом городе. Заявить о полученном наследстве? Вряд ли кто поверит в байку о богатой тетушке, которая неожиданно и очень кстати скончалась. Значит, следовало устроиться на работу. При этом работа не должна мешать, желательно даже, чтобы, напротив, способствовала достижению цели, из-за которой я, собственно, и прибыла в Волгоград.
Заняться вплотную поисками подходящей работы я решила через денек-другой. Пока же прикинула, как в целом должна чувствовать себя молодая женщина, не имеющая за душой ничего, кроме некоторого количества вещей – еще одна моя сумка находилась в камере хранения на железнодорожном вокзале – и твердого намерения покончить с прежней веселой жизнью. А чувствовать себя она должна довольно хреново. В состоянии, близком к подобному, я сейчас и пребывала. Так что больше над этим вопросом нечего и голову ломать. Настроение, желательное по легенде, и настроение фактическое лично мое как нельзя кстати почти совпадали.
В этот момент в дверях подъезда появилась внушительных размеров мужская фигура. Не заболел, не проспал, разве что немного подзадержался господин Горшенин. Хорошо, а то я начала уж было беспокоиться.
На зрение я до сих пор не жаловалась и без труда разглядела в руках мужчины трость, которой он высоко взмахнул, кого-то приветствуя. Хромота бросалась в глаза не так сильно, как я ожидала.
Одним махом я проглотила остатки кофе, которых при необходимости мне хватило бы еще на добрых десять минут, поднялась со своего места, подхватила сумку и неспешно направилась к выходу. Веснушчатая официантка проводила меня разочарованным взглядом. Улыбнувшись ей на прощание, я вышла и, не оглядываясь на Горшенина, повернула направо. Чтобы что-то видеть, совсем не обязательно таращиться на объект в упор. При некоторой тренировке оказывается вполне достаточно бокового зрения.
А объект, как и ожидалось, направился к машине, припаркованной на пятачке у торца дома. Сейчас, по расписанию, господин Горшенин должен был отправиться в спорткомплекс. Официально рабочий день у его директора начинался в восемь часов утра, но раньше десяти он на рабочем месте никогда не появлялся. В какой-то степени это радовало. Иначе трудно было бы объяснить мое появление в «Богатыре» в столь ранний час, не бессонница же меня мучает.
Я перешла дорогу, удалилась на несколько метров от перекрестка и взмахнула рукой. Юркий «жигуленок», почти уже поравнявшийся со мной, ловко вывернул из общего ряда, остановился у тротуара. Очевидно, профессиональный «извозчик», отметила я машинально, из тех, что постоянно выискивают клиента и готовы в любой момент адекватно отреагировать на знакомый взмах руки.
Открыв переднюю дверцу, но не спеша забираться внутрь, я наклонилась и назвала адрес. Водитель привычно окинул меня взглядом, на мгновение задержался на сумке, на потертых стареньких джинсах, осторожно сказал:
– Шестьдесят.
– Шеф, – возмутилась я, – побойся бога!
– Далеко, – коротко заметил он, с сомнением поглядывая на громоздкую сумку в моей руке.
– Полтинник.
Водитель секунду помедлил, но других предложений от меня не последовало.
– Ладно, садись.
Я захлопнула переднюю дверцу, открыла заднюю. Водитель, не говоря ни слова, наблюдал за мной в зеркало. Забравшись в машину, я поставила сумку рядом с собой на сиденье и тут же вынула полтинник.
Ехали мы молча. Только остановившись на одном из перекрестков, «извозчик» повернулся и кивнул на сумку:
– По магазинам, что ли?
– В спортзал, – хмыкнула я.
На лице водителя отразилось удивление от собственной ошибки – как это он местную за приезжую клушку принять ухитрился. Вот и пусть помучается, иногда это очень даже полезно...
В «Богатырь» я приехала за несколько минут до прибытия Горшенина. Когда он вошел в спорткомплекс, я стояла перед доской объявлений и изучала расписание тренировок. В комплексе было несколько спортивных залов, время в большинстве из них занято довольно плотно, направления предлагались самые разнообразные – от волейбола и шейпинга до многочисленных восточных единоборств.
Услышав звук открываемой двери, я оглянулась и посмотрела на Горшенина таким загруженным взглядом, что он просто не должен был остаться равнодушным. Путь его в директорский кабинет лежал мимо доски объявлений. Пока Горшенин, постукивая палочкой, преодолевал разделяющее нас расстояние, я рассеянно оглянулась еще раз, при этом хмурилась, морщилась и покусывала нижнюю губу. В общем, изображала напряженную работу мысли.
Приблизившись, Горшенин вежливо, как и подобает директору, поинтересовался:
– Позаниматься хотите?
Если бы он выразил намерение пройти мимо, я бы остановила его сама, благо народу в холле было немного, в основном дети. Охранник сидел за столом, отгороженный от остального мира стеклянными стенами, и желания общаться с кем бы то ни было не выказывал. Так что шансов избежать разговора со мной у Горшенина практически не было.
– Да, – отрывисто сказала я, – неплохо было бы. Только вот не знаю...
– Интересуетесь чем-то конкретным? – При этих словах Горшенин нетерпеливо шагнул по направлению к своему кабинету. Лицо его продолжало сохранять вежливо-равнодушное выражение, но, судя по всему, он уже был не рад, что вступил в беседу.
«Черта с два ты теперь от меня отделаешься», – подумала я злорадно, чувствуя усиливающийся спортивный азарт. Рыбка клюнула, первый шаг сделан. Теперь неплохо разжечь уже не формальный, а искренний интерес к своей персоне.
– Здесь есть шейпинг, – взмахнув тростью, Горшенин указал на расписание, – группа по аэробике.
Он ободряюще улыбнулся и сделал движение, чтобы удалиться.
– Шейпинг? – Я оскорбленно повела плечами, смерила Горшенина снизу доверху сдержанно-презрительным взглядом. А в следующий момент выражение моего лица резко изменилось – теперь я смотрела на директора комплекса как на близкого родственника, с которым не виделась последние лет десять.
Поймав мой взгляд, он остановился, удивленно вскинул брови.
– Военный? – ткнула я в него пальцем. – В армии служили?
– Что, так заметно? – Горшенин польщенно улыбнулся.
Заметно было не так чтобы очень, военное прошлое Горшенина в глаза не бросалось, но в данном случае это не имело абсолютно никакого значения.
– Что-то есть, – кивнула я. – Не могу сказать, что именно. Но я, знаете, сама несколько лет форму носила. В таких случаях своего сразу признаешь. Только вы, наверное, офицер?
– Капитан. – Директор отвесил легкий поклон. – Внутренние войска. Но это все в прошлом.
Я широко улыбнулась.
– Е-мое! А я прапорщик. Тоже в прошлом. Извините, товарищ капитан, что я так это к вам, по-свойски, – сказала я, но вины в моем голосе не чувствовалось.
Горшенин засмеялся.
– Зачем же так официально? – Он протянул руку. – Игорь Викторович. Недавно уволились?
Я тоже засмеялась, крепко пожала руку, коротко представилась:
– Нина. Уволилась полгода назад. А что, так заметно?
– Чувствуется. Так, значит, шейпинг вас не интересует?
– Не-а, – качнула я головой, пренебрежительно скривив губы. – Мне бы что-нибудь посерьезнее. Размяться там, бросочки, с грушей поработать.
– О! – уважительно воскликнул Горшенин. – Тогда, конечно. Что ж, удачи вам.
– Спасибо, – буркнула я, отворачиваясь. – Я-то думала, дельное что-нибудь присоветуете.
Горшенин натянуто рассмеялся, переступил с ноги на ногу. Уходить вот так сразу теперь ему было неловко. Не обращая на него внимания, я вынула блокнот, порылась в карманах. Не найдя ручки – естественно, как же я могла ее найти, если лежала она в сумке, – я сдержанно выругалась и, шевеля губами, принялась повторять расписание занятий сразу нескольких групп. При этом то и дело путала время и номера спортзалов, из-за чего жутко злилась.
Расписание я, конечно, уже давно запомнила – что там особенно запоминать, но продолжала делать вид, что числа по какой-то причине не хотят укладываться в голове. Ручка была последним поводом задержать Горшенина еще ненадолго. Я уже начала сомневаться, что когда-нибудь он ее предложит.
– Ручку? – виновато все же предложил Горшенин.
– Спасибо, – сказала я с облегчением, взяла ручку и, глянув на нее, сказала: – Красивая.
Ручка действительно была изящной, необычной и по виду дорогой.
– Сослуживцы подарили, – пояснил Горшенин, – когда увольнялся.
– Любили, значит, – пробормотала я, аккуратно и неторопливо переписывая в блокнот расписание. – Меня тоже любили. Особенно когда случалось что-нибудь или со службы слинять надо было.
– В каком смысле? – Горшенин снова рассмеялся. Похоже, мои солдафонские манеры и грубоватость его забавляли.
Теперь, когда у меня находилась во временном пользовании его любимая ручка, ему волей-неволей приходилось стоять рядом. Зато неловкости он больше не испытывал.
– А я в медсанчасти работала. – Я мельком глянула на Горшенина и снова уткнулась в блокнот, но прежде заметила, что в лице директора что-то неуловимо изменилось. – Я медсестра.
– О! – только и сказал он.
«О!», черт возьми! Не может более ясно свои мысли выражать. Ломай теперь голову, что это его «О!» означало.
– А почему вы уволились? – неожиданно проявил интерес к моей биографии Горшенин.
Не похоже было, что он задал вопрос только для того, чтобы поддержать беседу. Голос его звучал вежливо и спокойно, я бы даже сказала, слишком спокойно, но глаза разглядывали меня с жадным вниманием. Кажется, он наконец-то заинтересовался моей персоной.
– В двух словах и не скажешь. Если коротко, то сама из армии я не уходила. Меня, скажем так, «ушли». Ну вы знаете, как это бывает.
– Бывает по-разному, – уклончиво произнес Горшенин. – А как вы вообще в армию попали?
– Отчим пристроил, сразу после училища. Чтобы под ногами не путалась. Большое спасибо. – Я вернула ручку, спрятала блокнот и закинула сумку на плечо. – Пойду пока по городу пройдусь и осмотрюсь. Может, чего насчет работы разузнаю... Жаль, что сейчас позаниматься не получилось...
– Погодите-ка, – прервал мой словесный понос Горшенин. – Так вы что же, без работы сейчас?
– Да я только вчера приехала, – невесело улыбнулась я.
– О! – воскликнул снова Горшенин. – И сразу в спортзал!
– А чего без дела болтаться?
Кажется, чем-то я его задела. Похоже, Горшенина заинтересовала именно моя специальность.
– Идемте. – Горшенин решительно повернулся и захромал по коридору. – Если хотите позаниматься именно сейчас, то попробуем это устроить.
– А нас пустят? – засомневалась я.
Горшенин усмехнулся:
– Пустят. У меня тут знакомый сейчас тренировку ведет.
Мы прошли через пустую раздевалку и оказались у входа в спортивный зал. Мальчишки и девчонки восьми-одиннадцати лет старательно выполняли каратешные ката. Слышалось сопение, шлепки трех десятков босых ног по татами и зычный голос тренера:
– Ичи! Ни! Корольков! Какая стойка? Са-а-ан! Медленно здесь, медленно! Корольков, повнимательнее, счет слушай! Аня, жестче! Что это за руки? Разве это руки? Еще раз с самого начала! Ичи!
Самого тренера из глубины раздевалки видно не было.
– Стро-огий, – многозначительно тряхнул тростью Горшенин, заметив, что я с любопытством прислушиваюсь к происходящему в зале. – Посидите минутку, я сейчас. А вы, кстати, где службу проходили?
– Последние полтора года под Читой, – заученно пробормотала я.
– О! – произнес сакраментальное восклицание Горшенин и прошел в зал.
Я бросила сумку на деревянную, покрытую темным лаком скамью, а сама принялась прохаживаться взад и вперед, неожиданно ощутив острое желание присоединиться к этим девчонкам и мальчишкам на татами.
Счет между тем прекратился.
– Перерыв! – объявил тренер. – Всем – физо. Коля, командуй.
– Упор лежа! Встали на кулаки! – Тонкий мальчишеский голос умело имитировал интонации тренера. – Тридцать отжиманий: десять на кулаках, десять на пальцах, десять... так.
– Так – это как? – насмешливо поинтересовался кто-то из ребят.
– Корольков! Все, между прочим, стоят в упоре! Минуту стоим на кулаках, затем отжимаемся! – По залу пронесся ропот. – Королькова благодарите. Время пошло!
В раздевалку вошел Горшенин и радостно сказал:
– Ну вот, все в порядке. Тренировка закончится минут через пять, после этого зал будет свободен целый час. Можете позаниматься. Сенсея зовут Андреем.
«Зачем мне тренер?» – хотела было поинтересоваться я, но вовремя сдержалась. Если Горшенину интересно, чтобы я поработала с сенсеем, значит, я с ним поработаю, какие проблемы.
– Спасибо, Игорь Викторович! – поблагодарила я с чувством.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся Горшенин. – Занимайтесь на здоровье. Я... не прощаюсь.
Он направился было к выходу, но снова обернулся:
– Кстати, где вы остановились?
Я с трудом припомнила название гостиницы. Горшенин покривил губы.
– Вот именно, – кивнула я. – Между нами, девочками, говоря, совершенный клоповник. Не думаю, что захочу там еще на одну ночь оставаться. Попробую сегодня подыскать что-нибудь тоже недорогое, но почище и поудобнее.
Горшенин кивнул, приветственно взмахнул тростью и удалился. Я принялась переодеваться, прикидывая между делом, с какой стороны лучше показать себя на татами. Почему-то я не сомневалась, что Горшенина обязательно заинтересует, на что способна его новая знакомая.
Переоблачившись в спортивные штаны и футболку, я собрала вещи в охапку, заглянула в зал. Тренировка только что закончилась, юные каратеки с визгом и хохотом помчались переодеваться в смежную с моей раздевалку. Оттуда немедленно послышался грохот и чей-то возмущенный вопль.
– А ну, тихо там! – прикрикнул тренер.
Тут же восстановилась относительная тишина. Мгновение сенсей прислушивался, затем повернул голову в мою сторону.
Некоторое время мы с настороженным любопытством разглядывали друг друга. Сенсей был крепким жилистым мужчиной лет сорока, примерно одного со мной роста. Мне понравилось, что на лице его не было выражения собственного превосходства или чрезмерной самоуверенности.
– Разрешите?
Сенсей, чуть улыбнувшись, кивнул, знаком указал на скамью, стоящую вдоль стены.
– Вещи можете положить там.
Я переступила порог зала, сделала ритуальный поклон, надеясь, что при выполнении ритуала с охапкой одежды в руках и сумкой, сползающей с плеча, не выгляжу нелепо. Андрей одобрительно кивнул и повторил приглашающий жест.
Положив одежду, я повернулась, ожидая дальнейших указаний. Тренер сидел на шпагате. Не для того, чтобы произвести впечатление, думаю, ему ничего подобного и в голову не пришло, а просто чтобы не тратить время впустую.
– Занималась чем-нибудь?
– Так, – пожала я плечами. – Ничего конкретного. ОФП.
– Что? – не понял Андрей.
– ОФП – общая физическая подготовка.
Тренер хмыкнул, одним движением поднялся на ноги.
– Вот как? Ладно, разминайся, там посмотрим.
Несколько минут мы молча занимались каждый своим делом. Я разминалась, с наслаждением ощущая, как мышцы наливаются энергией. Андрей, то убыстряя, то замедляя темп, раз за разом воспроизводил один и тот же прием, к карате, как мне показалось, не имеющий никакого отношения.
– Размялась?
Я кивнула. Андрей взял со скамьи накладки – специальные легкие перчатки, использующиеся при отработке ударно-бросковых техник. Пальцы в таких перчатках остаются свободными, и наряду с ударами и блоками можно выполнять захваты. Одну пару накладок Андрей бросил мне, другую надел сам.
– Надевай. Посмотрим, что умеешь да на что способна.
Я приладила накладки, проверила, не сковывают ли они движение кистей и пальцев, пожаловалась:
– Чуть маловаты.
– Детские, – пояснил Андрей. – Ничего, для первого раза вполне сойдут. Или совсем малы?
– Сойдут.
– Вот и ладно. Начнем со стоек и перемещений. – Андрей встал напротив меня, принял одну из стандартных каратешных стоек.
Я тоже встала в стойку, только в свою.
Андрей качнул головой.
– Нет, не так. Ноги чуть пошире. Еще шире, правую ступню поверни. Да не туда, в другую сторону. Центр тяжести опусти. Вот это другое дело.
– Но мне так неудобно, – возразила я.
– Ничего, на первых порах, конечно, неудобно. Но быстро привыкнешь и оценишь.
С тренером не спорят – первая спортивная заповедь. Практические навыки, которые годами отрабатывала я, к спорту имели отношение постольку-поскольку. Но сейчас я стояла на татами перед человеком, который на какое-то время по взаимному, хотя и не обговоренному специально соглашению заинтересованных сторон стал моим тренером. Поэтому я добросовестно принялась следовать его инструкциям. Получалось у меня, надо сказать, через раз.
Уже через несколько минут я совершенно ошалела от постоянных замечаний и собственной неловкости, вызванной непривычной скованностью суставов и совершенно ненужным напряжением в мышцах.
– Устала? – сочувственно поинтересовался Андрей, когда замечания значительно участились.
– Есть немного.
Хотелось бы знать, для чего я все это делаю? Надеюсь, не только для того, чтобы поближе познакомиться с классическим годзю-рю. Насколько я поняла, из всех направлений карате Андрей предпочитал именно это.
– Хорошо, давай немного поспаррингуем. Посмотрим, как у тебя дела с ударами и блоками обстоят. Неполный контакт.
Я тут же приняла привычную стойку боевой готовности.
– Что за стойка? – недовольно сказал Андрей. – Мы же только что отрабатывали. Ну как ты стоишь?
– Стою так, как удобно, – отрезала я. Игра в начинающего каратеку меня уже несколько утомила.
Андрей вздохнул:
– Ладно. Сейчас ты на практике убедишься, что удобно не всегда означает рационально. Вот смотри: я нарушил дистанцию, для тебя возникла реальная угроза атаки. Скажу даже заранее, что атаковать для начала буду ногой. Из такой стойки выполнить нормальный блок ты не сможешь – лишние движения делать придется и равновесие сразу же потеряешь. Или наклонишься и подставишься.
Я изобразила полное непонимание. Андрей провел атаку, намереваясь слегка проучить строптивую и туповатую ученицу.
Блок я выполнять не стала, а лишь слегка отвела атакующую ногу в сторону, скользнула вперед и деликатно бросила противника на татами. Прием нехитрый, Андрей его наверняка знал, но в моем исполнении он явился для сенсея полной неожиданностью.
На мгновение Андрей замешкался, прикидывая, то ли произошедшее было случайностью, то ли он сам забыл правило номер два, гласящее, что противника никогда не стоит недооценивать. Я попрыгала, ожидая, пока он соблаговолит подняться.
Андрей пружинисто вскочил, буркнул:
– Хорошо. Трехминутный спарринг. Забудь все, что я тебе говорил. Любая стойка, приемы. В голову, пах – не бить. Готова?
Я пожала плечами:
– Вполне.
Правильнее было бы сказать не «вполне», а «в основном». К длительным спаррингам с условием неполного контакта, да еще и с ограничениями в ударах, я не была приучена. Реальные «спарринги» – ситуации, когда биться приходится врукопашную, не имея под рукой огнестрельного, холодного или другого «убойного» оружия, длятся, как правило, от нескольких мгновений до нескольких секунд. Независимо от того, один у тебя противник или несколько.
Поначалу Андрей действовал осторожно, не будучи еще до конца уверенным в моих неожиданных способностях. Это дало мне некоторую фору, возможность приноровиться к ограничительным условиям тренировочного спарринга. Постепенно движения Андрея стали убыстряться, я тоже начала работать более активно.
Когда в зал зашел Горшенин, мы уже не молотили друг друга почем зря, набирая условные очки за достигшие цели удары и защитные комбинации, а кружили друг вокруг друга, выискивая слабые места противника и провоцируя ошибки, которыми можно было бы воспользоваться.
Все время, что продолжался спарринг, я старалась не только соблюдать установленные Андреем условия, но и не выходить за рамки обычного рукопашного боя. Иногда, правда, излишне увлекалась, тогда приходилось себя останавливать или перенаправлять начатое движение по другой траектории. Мне совсем не хотелось показывать, на что я действительно способна. За многими гениальными по своей простоте приемами нетрудно угадать специальную подготовку и знание некоторых видов смертельно опасных боевых искусств.
Заметив Горшенина, Андрей остановил спарринг, уважительно мне поклонился и подошел к директору.
Говорили они тихо, но не выходя из зала. Некоторые слова до меня все же долетали. «Не тот уровень... хорошая реакция... силовая...» – слышала я. Особенно настораживало упоминание «не того уровня». Вряд ли речь шла о более низком, чем у Андрея, уровне подготовки. Я от души надеялась, что не перестаралась.
Помахав мне рукой, Горшенин ушел.
– Интересовался, как твои успехи, – пояснил Андрей.
Я сосредоточенно делала пресс, поэтому ограничилась лишь кивком. Чуть погодя спросила:
– А он, собственно, кто?
– Игорь Викторович? – удивился Андрей. – Директор спорткомплекса. А я так понял, вы хорошо знакомы.
– Не с этой стороны, – пропыхтела я между отжиманиями. – Ну и как мои успехи?
Андрей только усмехнулся. Я мысленно чертыхнулась.
– Сейчас здесь у борцов тренировка начнется. Так что на сегодня все. Приходи завтра, в это же время. Если желание будет, конечно.
– Будет, – заверила я.
– Можно бы еще и вечером позаниматься, но, думаю, работать с группой тебе нет смысла.
Услышав такие слова, я совсем огорчилась. Как пить дать – перестаралась.
