bannerbannerbanner
Любовь кончается в полночь

Марина Серова
Любовь кончается в полночь

Полная версия

– Ладно, я спрошу у Юли, потом позвоню вам. А сейчас мне пора отдыхать. Я сутки на ногах, и у меня сегодня ночью была операция. Так что… – Иван Матвеевич встал. – До свидания, – сказал он и зашагал по аллейке к выходу.

– До скорого свидания. – Я смотрела ему вслед. Не понравилось доктору, что я про деньги спросила! Ладно, не последний раз, надеюсь, видимся.

Я посмотрела на часы: было только десять тридцать. А позвонить Ирине я обещала в одиннадцать. Я осталась сидеть на скамейке и, чтобы зря время не терять, решила «подумать свои мысли», как выражаются в анекдотах, а заодно и покурить. Так, дорогая Татьяна Александровна, что мы имеем? А ничего мы не имеем. Из всех, с кем я вчера и сегодня поговорила, подозрительным кажется только Иван Борода. И то потому, что он должен был покойному, по его словам, опять же, десять тысяч. А кто-нибудь видел, как Борода отдавал деньги Чайнику? Не видел. Эх, не знала я про деньги раньше, когда мы на даче все осматривали, а то заглянула бы в буфет! А вдруг Иван другу деньги не отдал? Может, и не отдал, свидетелей-то нет. А вдруг он не только не отдал, но и еще занял, все ведь говорят, что Чайник был человеком безотказным, всем в долг давал. А Ивану опять деньги понадобились… Зарплата у него, как я понимаю, маленькая, жена сейчас не работает, да еще ребенок, которого кормить-одевать надо. А это мотив! Так, и что же мог сделать Иван? Уговорить Чайника покушать грибочков? Чайник и так их любил. Подложить ему бледные поганки в тарелку? Для этого надо было нарвать и приготовить их заранее. Интересно, сам Иван разбирается в грибах? Надо будет это выяснить. А как вообще можно заставить человека съесть ядовитые грибы? Для этого надо: во-первых, эти грибы при себе иметь, во-вторых, разбираться в них, потому что вот лично мне абсолютно без разницы, что мухомор, что подосиновик. Так, а в-третьих, надо постоянно крутиться рядом с человеком, которого ты пытаешься отравить. Ну, это-то как раз просто: калитка у Чайника не закрывалась, а где находится дача, знали не только друзья, но и их жены. А если кто и не знал, то выяснить это – не проблема. Допустим, что все знали. Теперь – мотив. За что можно хотеть убить человека, и не просто человека, а друга или друга мужа? Деньги – это мотив, если их не хотели отдавать. Что еще? Кому Чайник мог насолить и чем? Да, мне ясно пока только одно: мне ничего не ясно! Не вижу я, за что тут можно ухватиться. И я все еще считаю: вполне вероятно, что дела здесь никакого нет…

Я посмотрела на часы: одиннадцать. Пора звонить Ирине. Я набрала ее домашний номер.

– Квартира Шелестовых.

– Здравствуйте, Ирина, это Татьяна Иванова.

– Здравствуйте, Татьяна. Я помню наш вчерашний разговор. Если вы свободны, подъезжайте ко мне, я дома, – и она продиктовала адрес.

Я прыгнула в свою машину, по дороге заскочила в магазин и купила коробку конфет. Это на всякий случай. Через двадцать минут я остановилась около дома, указанного в адресе. Район средненький, не центр, конечно, но и не выселки. Старый четырехэтажный дом. Второй этаж. На площадке – три двери. Нужная мне оказалась самой шикарной: массивной, из настоящего дерева. Она открылась почти сразу после моего звонка, и на пороге я увидела очень симпатичную молодую женщину лет тридцати, в ярком трикотажном сарафане. Она была брюнеткой, с большими карими глазами и изящно изогнутыми бровями. Среднее телосложение, средний рост, каштановые вьющиеся волосы, собранные в «хвост». Ирина улыбнулась:

– Проходите, можете не разуваться.

Но я все равно сбросила шлепки в прихожей: полы у нее чистые, зачем заставлять хозяйку делать лишнюю работу.

– Я чайник поставила, попьем чайку? – Ирина указала мне на диван. – Можете сесть сюда или в кресло, куда хотите. Я вас оставлю ненадолго, заварю чай, – она вышла в кухню.

Я осмотрелась. Хорошая большая комната, светлая, два высоких окна. Дорогие современные обои, добротная мебель. Все предназначалось для гостей: диван, два кресла, маленький столик между ними, большой плоский телевизор. На окнах и на специальных подставках стояли цветы в горшках – много красивых цветов. В углу – большая пальма. На полу – большой шерстяной ковер. Видно было, что хозяева не стеснены в средствах.

– А вот и чай!

Ирина вошла в комнату с подносом, на котором стояли чашки и тарелка с пирожными. Я достала коробку конфет и положила на столик. Ирина поблагодарила и без лишнего жеманства открыла ее. Я бы, конечно, с удовольствием выпила кофейку, но, поскольку мне не предложили, взяла чашку с ароматным чаем. Это был дорогой сорт, я это почувствовала по запаху. Хозяева на себе не экономили.

Ирина не торопила меня. Она молча взяла конфету из коробки, положила в рот и причмокнула, вскинув свои красивые брови, давая мне понять, какую вкуснотищу я ей принесла.

– Вы любите шоколадные конфеты? – спросила я, чтобы как-то начать разговор.

– Обожаю! Знаете, я ведь в гимназии преподаю, благодарные родители дарят мне на праздники цветы и коробки конфет, и в этом у нас нет недостатка, но все равно, как увижу конфеты, не могу удержаться, ем, и много ем.

– И при этом умудряетесь сохранять фигуру, – сказала я.

– У меня конституция такая, я не расположена к полноте, во всяком случае пока.

– Потому что вы еще не рожали. А вот родите и, скорее всего, начнете полнеть. Все мои подруги поправились после родов.

Легкая тень промелькнула на ее лице, совсем легкая, но я уловила, что что-то не так.

Ирина мне ничего не ответила, только взяла из коробки еще конфету, а мне пододвинула тарелку с пирожными:

– Угощайтесь.

– Спасибо. – Я взяла в руку шедевр кондитерского искусства.

– О чем вы хотели меня спросить? – Ирина спокойно посмотрела на меня своими красивыми карими глазами.

– Ирина, вы второго августа приезжали на дачу к Виктору…

– Да, Родион забыл дома кефир и сметану. Я ему купила, чтобы он их с собой взял, а когда он уехал, я через некоторое время вышла в кухню, смотрю: все лежит на столе. Вот растяпа! Я поехала на автовокзал, села в автобус…

– Вы так заботитесь о своем муже! Это очень трогательно. Сейчас не часто увидишь таких заботливых жен. Наверное, вы много времени потеряли с этой поездкой?

– Да нет, что вы! Зато салат им порезала. Вы представьте: четыре мужика пьют, а шашлык еще не готов, и чем же они закусывают? Рвут помидоры и огурцы и едят целиком! И хорошо еще, если помыли их! Ну, я и сделала им салат, чтоб они хоть закусили нормально.

– Вы видели, что Виктор грибы приготовил?

– Да. – Лицо Ирины помрачнело при упоминании имени покойного. – Виктор, бедный Виктор… Завтра будет девять дней. Родственники еще не звонили, не приглашали… А грибы он приготовил, это верно, он всегда грибы собирал, у него ведь там лес рядом. Ой, что это я вам рассказываю? Вы ведь были там с Родионом, он мне говорил.

– Вы сами грибы не ели?

– Я там ничего не ела, только приготовила салат. Виктор не любит… не любил, когда на его даче появлялись женщины. Поэтому я быстро уехала.

– Ирина, как вам кажется, Виктор был хорошим человеком?

– Да, человек он был хороший и друг – тоже. И врачом тоже хорошим… был.

– Откуда вы знаете? Обращались к нему?

– Нет, я хожу в свою поликлинику, участковый врач у нас опытный, мне нравится. А потом… Знаете, я стеснительная, я бы к мужчине не пошла. Мой врач – пожилая женщина. Так что к Виктору мне не было нужды обращаться.

– Откуда же вы тогда знаете, что он хороший специалист?

– Слышала. От знакомых…

– Где Виктор работал?

– В платной гинекологической клинике, на улице Гончарова.

– А, да, знаю. Дорого там берут?

– Нет, в разумных пределах. А почему вы чай почти не пьете? Говорят, в жару надо чай пить, и обязательно – горячий.

– Я пью, спасибо. Ирина, как вы с вашим мужем познакомились?

– Это относится к делу? – Хозяйка удивленно вскинула брови.

– Нет, конечно, это я из женского любопытства спросила. Можете не отвечать, если это секрет.

– Да какой секрет? Видите мои уши? – Ирина приподняла волосы над ухом и повернулась ко мне боком.

– Хорошие уши, – сказала я, – очень аккуратные и симпатичные.

– Да, это сейчас. А раньше они торчали и очень меня портили. Я ходила с длинными распущенными волосами, чтобы их скрыть. А когда стала в гимназии работать, накопила денег, ну, и родители немного подкинули, и пошла я в клинику, уши исправлять. Да, да, почему вы так удивленно смотрите? Родион меня и оперировал. Он тогда только начал самостоятельно оперировать, и я была одной из первых его пациенток. Он так за мной ухаживал! Я имею в виду, как за пациенткой. Дней пять я лежала в его клинике, он каждый день приходил ко мне в палату, осматривал и обрабатывал швы, потом выписал меня, но велел через каждые два дня приезжать к нему. Я ездила, ездила… И вот результат! – Ирина улыбнулась. – Почти семь лет мы вместе. И уши мои теперь не портят мою внешность.

– Неудивительно, что Родион полюбил вас, вы очень милая и симпатичная.

– Спасибо, – Ирина снова улыбнулась. Она действительно очень мило улыбалась.

Моя последняя фраза, кстати, вовсе не была комплиментом в ее адрес.

– Ой, а хотите, я вас баклажанной икрой угощу? Я сегодня с утра нажарила целую сковороду, – предложила она вдруг.

– Ну, дайте немного попробовать. Кстати, почем сейчас баклажаны на базаре? – спросила я, как заправская домохозяйка.

– На каком базаре? Что вы, Татьяна, это с дачи моих родителей. У них уже помидоры пошли, баклажаны и перец, они вчера заехали с дачи к нам, поделились урожаем, вот я мужу обед и приготовила, Родион любит икру.

– У ваших родителей есть дача?

– Да, в Шатуневке.

– О, я знаю, где это! Хорошее место, там и лес недалеко.

– Да, вы правы, – Ирина пошла в кухню и принесла мне в маленьком салатнике немного икры.

Пришлось попробовать. Икра оказалась очень вкусной. Ну что за хозяйка! И сама красавица, и готовит отменно. Повезло Родиону.

 

– Ваши родители наверняка ходят в лес за грибами? – спросила я как бы между прочим.

– Нет. Отцу грибы нельзя: у него печень… Родион грибы не ест, не любит. Я тоже к ним равнодушна. Могу немного покушать, если угостят, а если нет, то как бы и не надо. А мама из-за себя одной столько времени терять не хочет. Ведь обработка грибов – дело очень канительное. Да к тому же она плохо в них разбирается. Сейчас вот огурцы пошли, мама их консервирует на зиму. Икру делает, а это тоже требует много времени…

– Вы часто к родителям ездите на дачу?

– Ездим, помогать-то надо, и мы часть урожая себе берем.

– Вы и консервацию на зиму делаете?

– Конечно, пока я в отпуске. А он уже заканчивается. Двадцать пятого мне на работу, надо готовить гимназию к новому учебному году.

– Ирина, я слышала, что в гимназии зарплата учителей намного больше, чем в обычных школах?

– Да. Не намного, как некоторые думают, но больше. У нас обучение платное. Зато и даем мы ребенку знания более качественные. Классы у нас маленькие, по восемнадцать, максимум по двадцать человек. И спрашиваем детей чаще, почти на каждом уроке. Все это заставляет ребенка лучше учиться. Он знает: его могут завтра спросить, и, чтобы не опозориться перед классом, он должен хоть что-то ответить. Впрочем, зачем я это вам рассказываю, вам это неинтересно.

– Нет, почему же… У меня есть подруга, учительница французского в обычной школе. Так она говорит, что попасть на работу в гимназию практически невозможно, только по большому блату. А вот вам как-то удалось…

– Подруга ваша права, меня тоже взяли по знакомству. Но я считаю, что заслужила это: у меня красный диплом.

– О! Тогда конечно… И устроили вас, наверное, родственники?

– Моя хорошая знакомая… Ну, как вам икра? Хотите добавки? Я принесу…

– Нет, спасибо, я уже наелась, – я отдала салатничек хозяйке. – В какой гимназии вы работаете?

– Зачем вам? Пойдете наводить обо мне справки? Уверяю вас, все скажут обо мне только хорошее. Я не увиливаю от общественной работы, не конфликтую с учениками и родителями…

– Ирина, ну что вы! Просто мне интересно. Кстати, если у вас появится вакансия учителя французского языка…

– У нас не бывает вакансий. И французский язык у нас не преподают, только английский.

– Очень жаль! Моя подруга… А впрочем, бог с ней.

Мы поговорили еще некоторое время, так, обо всем и ни о чем. Потом я поняла, что не могу больше злоупотреблять гостеприимством хозяйки, и засобиралась домой. Поблагодарила за чай и вкусные пирожные, сказала отдельное спасибо за икру.

– Может, вам рецепт записать? – предложила Ирина.

Рецепт?! За кого она меня принимает! Она что, думает, что я буду целый час резать полведра овощей мелкими кубиками? Чтобы потом все это еще полчаса тушить, а потом за пять минут съесть? Я отказалась от рецепта, соврала, что вообще-то он у меня есть, просто готовить мне некогда, да и не для кого. А для себя одной – не хочется. Мы с Ириной попрощались, и я вышла на улицу. Полдень. Самая жара. Мне нестерпимо захотелось пить. Зря я надулась горячего чая, да еще со сладкими пирожными. Я вспотела, и одежда прилипла к телу. Срочно домой, принять душ. Я купила в ближнем ларьке бутылку холодного спрайта и села в машину. Отпив несколько глотков прямо из горлышка, я почувствовала, что начинаю приходить в себя. В машине тоже нестерпимо жарко, я открыла окна и поехала. Ветерок залетал ко мне в салон, стало чуть прохладнее. Нет, в такую жару если уж не в Волге плавать, то хоть дома сидеть, в тени, и пить что-нибудь холодное. Я доехала до дома без происшествий, приняла душ, как и хотела, открыла балконную дверь и легла на диван, немного отдохнуть. И не заметила, как уснула.

Проснулась я оттого, что звонил мой домашний телефон. Я не сразу сообразила, где я, потом вскочила и взяла трубку:

– Да, слушаю…

Звонил Родион.

– Татьяна, я не отвлекаю вас?

– Ни в коей мере! Я… гм… ничем особенным не занята.

– Тогда у меня к вам предложение. Завтра Виктору – девять дней. Сейчас звонили его родственники, приглашали нас с женой на поминки. И не только нас. Иван и Роман тоже там будут, с женами. Приходите и вы, Татьяна. Познакомитесь с братом Виктора и сможете поговорить с женами Романа и Ивана.

– Да? Это хорошо. Я приду, диктуйте адрес.

– Кафе на Ростовской знаете? Рядом с Домом быта.

– Да, знаю.

– Мы все собираемся у входа, без четверти одиннадцать. Подъезжайте.

– Хорошо, я обязательно буду. До завтра.

– Всего доброго.

Родион положил трубку. Итак, завтра я познакомлюсь с остальными женами. Заодно и с братом покойного. Надо будет потихоньку выведать у него насчет наследства. А еще я хотела бросить кости, а то совсем непонятно, как вести расследование и чего следует ожидать? Может, они что-то подскажут. Я достала кости из мешочка. Так… я сосредоточилась. Хочу узнать, чего мне ожидать в расследуемом мной деле. Кидаю! Выпало: 28—9—20. И что же это у нас получилось? «Делу, которое вы столь смело предприняли, обеспечен успех». Ну, насчет смелости – это, конечно, немного преувеличено… Не так уж и смело я взялась за дело, но… Успех. Что ж, успех – это хорошо. Люблю я это слово! Успех – от слова «успеть», успеть что-то вовремя сделать. А вот слово «удача» для меня всегда было сомнительным. Это от слова «удить», «удочка». То есть «удача» случайна, поймал рыбку – это удача. А успех – это то, чего человек достигает своим умом, опытом, работоспособностью. Поэтому я не люблю, когда мне говорят: «Удачи тебе!» Здесь как бы идет подтекст – ты, мол, такая дура, что можешь рассчитывать только на случай. А когда мне говорят: «Успеха тебе!», я понимаю, что мне желают успеть что-то сделать самой, своим умом.

Так, что-то я в философию ударилась, в игру «Рассуждалки». То, что мне обеспечен успех, это, конечно, хорошо, но я не должна расслабляться. Успех сам собой не приходит, в отличие от удачи. Так что я не зря наметила себе план дальнейших действий: поговорить завтра со всеми остальными знакомыми и родственниками Виктора. И еще завтра нужно позвонить в морг. Напомнить о себе нашему шутнику. Но это – завтра. А сегодня уже вечер, пора на отдых.

3

Утром я проснулась в начале девятого. Так, у меня даже есть время «покачаться», и я это сделаю, надо поддерживать форму. Я взялась за гантели, но через несколько минут мои занятия прервал телефонный звонок. Я подняла трубку:

– Алло?

– Татьяна? Это Родион. Я вас не разбудил?

– Нет, нет, я уже встала. Что-то случилось?

Его голос был очень взволнованным.

– Даже не знаю, как сказать…

– Тогда скажите все, как есть.

– Мне только что позвонил Федор, двоюродный брат нашего Виктора. Они с женой в шоке. Произошло такое, что в это даже трудно поверить!.. Они звонили с кладбища…

– Да что же все-таки случилось?

– Федор с женой приехали на кладбище рано утром. Сегодня Виктору девять дней, я говорил… Так вот, они хотели перед поминками Виктору на могилу цветы положить. Подошли к могиле, а там… Жена Федора чуть в обморок не упала…

– Родион, вы можете наконец сказать, что конкретно произошло? Что с могилой? Венки украли?

– Хуже!.. Над ней надругались…

– Это как?

– Все венки разбросаны в стороны, некоторые далеко… крест вырван, валяется рядом, а на его месте… отрезанная собачья голова… вся в крови… Так Федор сказал.

– Родион, слушайте меня внимательно! Сейчас же позвоните этому Федору и скажите, чтобы они ничего там не трогали, слышите: ни-че-го! И чтобы к могиле близко не подходили, а то следы затопчут. Вы можете сейчас за мной заехать?

– Зачем?

– Поедем на кладбище, мне надо все самой осмотреть.

– Ну, хорошо. Я только позвоню на работу, отпрошусь.

– Когда вы приедете?

– Если ничего не случится, примерно через полчаса.

– Запишите мой адрес. Я буду стоять около своего дома, на улице, чтобы время не терять…

Я положила трубку и быстро пошла в душ. Кофе отменяется, макияж тоже… На кладбище можно отправиться и с ненакрашенными глазами. Что бы мне надеть поскромнее и потемнее?

Через полчаса я стояла на углу у своего дома, в темно-серых брюках и черной блузке. Родион не заставил себя долго ждать. Он затормозил рядом со мной, и я быстро вскочила в его «Ауди». Мы помчались на кладбище.

Родион остановил машину у ворот. Мы вышли и двинулись по аллейке между могилами. Идти пришлось долго. Кладбище настолько выросло и расширилось, что последние могилы были почти на самом краю какого-то оврага.

Наконец мы остановились. Родиону не пришлось показывать мне место захоронения своего друга – все и так было видно. Свежая могила, еще без ограды и памятника. Насыпанный бугорок земли был забросан цветами, выдернутыми из поломанных венков. Ошметки венков валялись вокруг. Деревянный простенький крест лежал примерно в метре от насыпи. А на его месте действительно торчала большая голова собаки, с прикрытыми глазами и оскаленной окровавленной пастью. Кровь была повсюду, много крови, как будто убили не одну собаку, а по меньшей мере пять. Зрелище было просто жуткое! Я посмотрела на Родиона. Он был мрачнее тучи.

– Что скажете, доктор? – спросила я.

– Убью того, кто это сделал, – сказал он тихо.

– Не подходите близко, – предупредила я, взяла фотоаппарат и сфотографировала могилу с разных сторон. Потом я заметила на кресте какую-то надпись. Я придвинулась к ней и прочитала нацарапанные чем-то острым слова: «Собаке – собачья смерть!» Я сфотографировала и надпись. Внимательно осмотрела следы вокруг, но с этим было сложно: очевидно, когда хоронили Виктора и укладывали на могилу венки, здесь топталось много народу. Все-таки я кое-что рассмотрела и сфотографировала.

– Теперь можно подойти, – сказала я Родиону. Он подошел и увидел надпись на кресте. – Как вы это прокомментируете?

– Это… невероятно!

– Кто мог так ненавидеть вашего покойного друга?

– Я не знаю… Это дикость… Это чудовищно… Надо позвонить в милицию!

Родион достал из кармана сотовый.

– Да, теперь можно, – сказала я, – я осмотрела и сфотографировала все, что нужно.

– У вас есть какие-то соображения? – спросил Родион.

– Конечно, есть.

– Какие?

– Вашего друга кто-то очень сильно ненавидит. Так сильно, что даже его смерть не может успокоить этого человека. Поверьте, для подобного поступка, – я кивнула на могилу, – нужны очень веские причины.

Родион стал звонить в милицию. А я взяла чистый целлофановый пакет и положила в него комок земли, пропитанный кровью. А перед тем как убрать его, понюхала. Странный запах был у этой крови. Пахло чем-то кислым и очень знакомым. Только чем, я не могла понять. Так и так, придется сегодня ехать к шутнику-патологоанатому. Я направилась к домику для сторожей, который заприметила, когда мы еще шли сюда. Я открыла дверь и увидела в комнате двух мужчин. Они сильно ругались, используя идиоматические выражения. Один был в рабочей грязной одежде, он сидел за столом. Второй стоял перед ним, он был одет в чистое. «Чистый» кричал на «грязного»:

– А я тебе говорю, что тебе деньги за это платят, а ты не хочешь свою ж… поднять и посмотреть, что с могилой сделали!

– А я тебе в третий раз говорю: видел я, что там сделали! Только вчера там ничего не было, мы с Петровичем в восемь вечера все кладбище обошли. А сегодня утром – нате вам, собаки на могилах появились! Так это ночью кто-то сделал! А ночью мы по кладбищу ходить не обязаны…

– Я тебе покажу, что вы обязаны, а что нет, я на вас жалобу напишу! – кричал «чистый».

– Да пиши хоть министру! – махнул рукой «грязный». – Здесь могил двадцать тысяч, я что, возле каждой стоять должен?

– Черт бы вас всех побрал! – «Чистый», вытирая лоб платком, выскочил из сторожки, толкнув меня. Я выбежала за ним следом.

– Федор!

Он обернулся, недоуменно посмотрел на меня.

– Извините, не знаю вашего отчества, – я подошла к нему поближе.

– Иванович, – сказал он сердито, – что вам нужно? Вы кто?

– Я Татьяна Иванова, частный сыщик. Меня нанял Родион…

– Да, он что-то говорил… Я только не понял, зачем он вас нанял?

– Расследовать убийство вашего брата Виктора.

– Че-го?! – Федор Иванович посмотрел на меня, как на дурочку, которую по ошибке выпустили из психушки. Он был лет сорока, невысокого роста, полноват, коренаст, с загорелым лицом и похож на председателя колхоза: вроде не совсем тракторист, но и не интеллигент.

– Повторить? Вы плохо слышите?

– Да ты че, милая? «Убийство»… Витек грибами отравился, это даже этот… как его… анатом какой-то сказал!

К нам подошел Родион. Поздоровался с Федором Ивановичем за руку и сообщил, что милицию он вызвал, обещали приехать.

– Идемте к выходу, – предложила я, – там подождем милицию и поговорим по дороге.

 

– А че говорить-то? Слышь, Родион, твоя частная милиционерша сказала, что Витька убили!

– Она частный сыщик, – сказал Родион, – и я вас прошу, Федор, отнеситесь к ней серьезно.

– Да бросьте вы, ребята, – убили! Витька убили? Кто? За что? Кому он плохо сделал? Одиннадцать лет баб… простите, женщин лечил. А теперь вот собак на его могиле режут! Дожили…

– Федор Иванович, поверьте мне, раз такое произошло, значит, кто-то имел большой зуб на вашего брата. Два дня тому назад, берясь за это дело, я сама не верила в то, что здесь есть что расследовать, но сейчас думаю, что ваш брат отравился не сам…

– Да как же?.. Сказали – грибами… А вы говорите – убили! Значит, не сам умер?

– Во всяком случае, ему помогли.

Мы остановились у кладбищенских ворот. Мужчины закурили. Федор Иванович молчал. Он явно помрачнел. Часто сплевывал себе под ноги, отворачивался, стараясь не смотреть на меня. На его лице читалась явная настороженность по отношению ко мне.

– Федор, – обратилась я к нему, – вы являетесь единственным наследником вашего брата? И что конкретно вы наследуете?

Крепыш недовольно покосился на меня.

– Я – наследник, я один. Нет у нас больше родственников. Все Чайниковы поумирали. Я один остался.

– Ну, почему же один? У вас есть жена, насколько я знаю, и дети. Ведь дети-то есть?

– Ну, есть.

– Большие?

– Ваське семнадцать стукнуло, осенью в последний класс пойдет, а Дашке – четырнадцать. А че?

– А жена ваша?

– Зинка? А че, она – жена!

– Вот видите, сколько вас, Чайниковых, – четверо, так что вы не один.

– Ну, это да…

– Значит, вы – наследник. И что вам досталось после смерти брата?

– Квартира двухкомнатная да дача.

Я продолжала выспрашивать у Федора.

– Где вы сейчас живете?

– В квартире.

– Сколько у вас комнат?

– Одна…

– В однокомнатной – вчетвером? Со взрослыми детьми? И где ваша квартира? В каком районе?

– В Трубном… А че? Однокомнатная! Мы в деревне два дома продали, свой и родителей, когда они несколько лет назад померли. А у вас, в городе, нам этих денег только на однокомнатную квартиру и хватило, и то на окраине.

– Ну, зато теперь вы можете переехать в двухкомнатную Виктора, а свою квартиру отдать старшему сыну, он ведь почти взрослый. Так что ваш квартирный вопрос, я считаю, решился?

Я пристально смотрела в глаза Федору Ивановичу.

– Ну, да… А к чему это вы?

– Да все к тому…

Он некоторое время вертел головой то в мою сторону, то в сторону Родиона. Вдруг до него дошло.

– Э-э, дамочка, вы чего это?! Вы это к чему? Хотите сказать… Да вы в своем уме?!

– Тихо, тихо, – стал успокаивать его Родион. – Татьяна ничего такого не сказала, она только…

– Да я Витька больше полугода не видел! Он в январе ко мне на день рождения приходил. А на свой даже не позвал! Вся моя семья это может подтвердить. Он вообще нас сторонился, как же, мы – деревня, а он – врач, образованный! Забыл, как сам в деревне жил, навоз месил! В марте у Зинки моей день рождения был, он не пришел. Летом у сына именины – он по телефону его поздравил. Не больно-то он с нами… А что квартира его и дача мне отойдут, так это по закону, не я его писал!

Федор Иванович распалился, лицо его пошло красными пятнами.

– Не обижайтесь, – сказала я примирительно.

Крепыш только рукой махнул. Достал новую сигарету, закурил. Мы постояли еще некоторое время, поговорили и окончательно помирились с Федором Ивановичем. Милиции все не было.

– А ведь уже десять, – сказал Родион. – Надо бы ехать, а то к одиннадцати можем не успеть.

Федор засуетился:

– Вот что, вы поезжайте, а я останусь, дождусь ментов. Надо же им могилу показать! Покажу и приеду автобусом. А то на поминки опоздаете, а поминки – святое дело.

– Хорошо, хорошо…

Мы с Родионом сели в машину и поехали в город.

– Родион, не говорите пока никому о том, что случилось, – попросила я.

– Почему?

– Ну… так надо. Я хочу кое-что проверить.

– Но моя жена знает, я же говорил с вами по телефону, она все слышала…

– Пожалуйста, позвоните ей и попросите ее не распространяться… мол, пока не выяснено, та ли эта могила… и вообще, все не так, как сообщил его брат. Одним словом, пусть она никому ничего не говорит. А дома потом все ей объясните.

Родион достал свой сотовый и позвонил Ирине.

Кафе, где родственники Виктора заказали поминки, было рассчитано человек на сорок. Когда мы с Родионом вошли туда, бо́льшая часть приглашенных уже сидели за столами, поставленными буквой «П». На часах было ровно одиннадцать. Официанты разносили на подносах полные тарелки и расставляли их перед гостями. Родион окинул зал взглядом и, взяв меня за локоть, повел к группе людей, которая сидела несколько особняком и которую можно было назвать «друзья» покойного. Здесь были Иван, Роман, их жены и Ирина. От остальных приглашенных их отделяло несколько свободных мест. Мы подошли, поздоровались со всеми, сели, и я оказалась между Ириной и Родионом. Он представил меня Людмиле и Юле. Я съела ложку кутьи, как полагалось, потом все подняли рюмки с водкой, и Родион сказал:

– Давайте помянем нашего безвременно ушедшего друга, хорошего товарища, прекрасного врача, порядочного человека. Вечная ему память!

– Вечная память!

– Царство ему небесное!

– Царство ему… – Все выпили. Стали закусывать.

Родион только подержал рюмку в руке, но пить не стал, поскольку был за рулем. Я сделала глоток водки. Официантка поставила передо мной тарелку с картофельным пюре и мясом. Я взяла из селедочницы кусочек селедки.

– Что там, на кладбище? – спросила меня Ирина тихо.

Я рассказала в двух словах, что все оказалось не так страшно, как показалось Федору: дохлая собака просто валялась рядом, а венки упали от ветра…

Ирина посмотрела на меня удивленными глазами:

– Надо же! А Зинаида, жена Федора, такая расстроенная, она что-то рассказывает родственникам, я слышала краем уха…

– Только вы пока никому ничего не говорите, хорошо? – попросила я. – А то пойдут ненужные разговоры…

– Ладно, но…

– Ирина, где Зинаида? Покажите ее мне, пожалуйста.

– Вон, в черном платье, с косынкой на голове, крашеная блондинка, видите?

– Да. А рядом с ней кто?

– Справа от нее – ее дети, сын и дочь. Слева – ее родная сестра, потом – муж сестры. Там все родственники жены. А с той стороны, напротив нас – коллеги Виктора. Сейчас их меньше, на похоронах и поминках человек двадцать было, почти в полном составе.

Я старалась рассмотреть кого-нибудь из коллег Виктора. В это время Иван налил всем в рюмки водку и поднял свою:

– Друзья, помянем Виктора! Мы потеряли не только хорошего товарища. В прошлом году Виктор делал операцию моей сестре, вы знаете. Он спас ее – с нее был снят страшный диагноз. А ее спаситель лежит в сырой земле… Вечная память тебе, доктор Чайников!

– Вечная память!

– Земля ему пухом!

– Царство ему небесное!

Все опять выпили. Закусили. Говорили тихо. Вспоминали Виктора, как он охотно давал в долг и как гостеприимно встречал друзей на своей даче.

– Ребята, а давайте как-нибудь съездим к нему на дачу, помянем его там, – предложил Роман. – И в этот раз – с женами, я думаю, он на нас не обидится.

Всем это предложение понравилось. Заговорили о том, когда это удобно будет сделать и согласятся ли родственники покойного, ведь эта дача теперь принадлежит им. Родион обещал договориться с Федором.

– А как ты с ним договоришься? – спросила Ирина.

– Очень просто: поставлю ему пузырек, – сказал ее муж.

Ирина улыбнулась.

– Родион, у меня к вам вопрос, – сказала я тихо Родиону. Он приблизил ко мне ухо, продолжая жевать. – Когда вы были на даче второго, вы видели, как Иван отдавал деньги Виктору?

– Какие деньги?

– Которые он был ему должен, только не все. Десять тысяч.

– Нет, не видел.

– Когда вы брали свечу из буфета, там денег не было?

– Нет. А что?

– Ничего, все нормально. Вы еще не отдали ключи Федору?

– Пока нет.

– Мы можем съездить на дачу? Хотите, все вместе, с вашей женой?

– Мне сейчас некогда, я обещал к часу быть в клинике. А Ирина делает заготовки на зиму.

– Понятно. Но как мне быть? Мне надо проверить, действительно ли Иван отдал деньги Виктору, как он утверждает.

– Поезжайте одна, Татьяна, я дам вам ключ. Где находится дача, вы знаете.

– Родион, я не могу поехать одна, мне нужен свидетель! Если я не найду денег, я не смогу доказать, что их там не было. Вдруг кто-то решит, что я присвоила их?

Рейтинг@Mail.ru