Марина Повалей
Немимолётный роман. Книга вторая
Глава 3.
Когда я подъехала к крыльцу дома, лошадь подо мной едва дышала. Я почти загнала кобылу, но всё равно не успела. Время за полдень.
Если бы произошло что-то страшное, мне бы уже сообщили. Всё хорошо, непременно всё хорошо.
Бегом, перескакивая через ступеньки, наверх. На ходу стянула перчатки, расстегнула куртку, бросила одежду в спальне, на пол, торопясь в детскую.
Пусто.
– Лиззи! – долгое молчание в дороге, и собственный крик стал в горле. Вместе с сердцем. Неужели увёз? – Где Эстер? Лиззи! Где Эстер? – бросилась к той единственной, кто была, но тут же приняла неосязаемость. Вместо девичьей руки схватила пустоту.
– Таша! Успокойся! Слышишь?! Всё хорошо, – почему она тогда пятится от меня, если всё хорошо?
– Где она?
– В покоях маркиза. Они там, всё хорошо.
Всё хорошо, всё хорошо…
Облегчение пришло со слезами. Те покатились сами. Невозможно остановить.
– Спасибо, Мать-Земля… – прошептала едва слышно, успокаиваясь. Сжала и разжала руки, проморгалась.
– Тисовые покои?
– Да… Таша? Всё хорошо. Он побуянил, конечно, но уже успокоился. И… тебе бы помыться…
– С каких пор ты чувствуешь запахи?
– Да тут и чувствовать не надо. Видела бы ты себя в зеркало.
Пропустила мимо ушей. Мне нет дела до нежного обоняния и чувства прекрасного маркиза. Мне нужно увидеть дочь.
Быстрый переход в гостевое крыло, на этаж выше. Только скрип кожаных штанин и гул ветра в коридоре. Голова болит от стянутых волос…
Короткий стук. Гостиная, спальня… Нет нигде!
Кабинет!
Есть!
Вошла, рывком распахнув дверь и застыла.
Мать-Земля! Да как бы он не понял, они же одинаковые абсолютно!
Распахнутое окно, ветер раздувает лёгкую тюль, а перед ним стол. Мужчина в очках сидит в кресле, пишет что-то правой рукой, а левой придерживает девочку на собственных коленях… тоже в очках.
Эстер что-то рисует, высунула от усердия маленький язычок. Периодически встряхивает писец, чтобы тот поменял цвет…
– Эстер…
– Мамочка!
Миг! И она уже бежит в распахнутые объятия. Поймала на лету. Прижала к себе, уткнулась носом куда-то ей в шею… не в силах поверить, что обошлось.
Надышалась, хотя бы немного. Осыпала поцелуями маленькое личико, иногда промазывая прямо в стёклышки.
– Мама, хватит… – принялась отфыркиваться моя рыбка.
– Конечно. Сейчас… ещё секундочку.
– Мама, тут папа, – ткнула пальчиком в стол и мужчину, внимательно следящего за нами, – папа пливёз собаку! Катал меня на мобиле! Мама.
– Я очень рада, котёнок. Пойдём?
– Куда? – прозвучало мужским и детским голосом одновременно.
– Побудешь немножко со мной? Я соскучилась…
– И я, папу возьмём?
– Не нужно никуда идти, – Кристофер вышел из-за стола, обошёл его, стоит совсем близко.
– Я хочу побыть с дочкой.
– А я? Считаете, я не хочу? – снял очки, протёр стёкла платком и снова надел, – сколько вы не виделись? Восемь дней? Вы, кажется, мне задолжали. Не находите?
Успокоиться. Успокоиться… сосчитать до пяти.
Я отвыкла, чтобы со мной так говорили. И от ситуаций, где я – заинтересованное лицо.
Эстер уже протянула к нему ручки и маркиз, совершенно естественно, привычно, подхватил её.
– Мама, папа сказал, что останется с нами! А потом мы вместе поедем к длугому дедуске и бабуске!
– Чудесно, милая, я очень рада.
– Ты что-то мне пливезла?
Я замялась.
– Сегодня нет, моя звёздочка, очень спешила, – провела рукой по сладкой щёчке, тут же дёрнувшись, что и рук не вымыла с дороги. А маркиз подозрительно притих.
Проследила за взглядом, который оказался в горловине моей рубашки, оттопырившейся от поднятой руки.
Он, видно почувствовал, и посмотрел мне в глаза. Несколько мгновений, и я нарушила тишину:
– Спасибо… что… не забрали её. Я переоденусь с дороги и вернусь. Мы всё обсудим, я… – быть слабой и виноватой всегда нелегко. Облизнула пересохшие губы, – я скоро, – прижалась губами к лобику дочки на его руках, отчего на миг этот мужчина оказался совсем близко.
На какое-то время мне показалось, что не было всех этих лет, что я опять восемнадцатилетняя девчонка, которая теряет голову только от одного присутствия молодого генерала.
Мираж. Показалось.
Всё прошло. Нет той меня, он изменился.
Эстер. Её будущее. Вот о чём следует думать. А чтобы думать, нужно узнать о его планах на Эстер.
Знает ли уже король, что Эстер не дочь Дортконда, а по сути, его собственная внучатая племянница? Невеста наследника… Мать-Земля, сколько же всего смешалось…
Всё прикрыто по каждому из фронтов: есть узаконенный отец и семья, которая не даст в обиду. Оттон? Он не захочет скандала… А оспорить отцовство Дортконда… Это будет скандал. Король не любит скандалы. Особенно вокруг высшей аристократии. Особенно вокруг его семьи, а отец Криса – младший брат короля.
Мне уже известно, как наш монарх решает вопросы с оскандалившимися членами своей семьи. Старший наследник Прасгал – лишение титула и повешение. Чтобы другим неповадно было…
Мне нужна поддержка короля. Признаюсь, как на духу, что связь, которую он так сильно стремился тогда прервать, не прошла без последствий.
Не станет же он поддерживать племянника в создании прецедента?
Бастарды рождались всегда. Их могли признать либо нет, отправить на воспитание в дальнее поместье, отдать в другую семью…
Ощущение дежа вю… Словно что-то такое уже было.
Стоило ему только появиться, как снова ситуация уплывает из-под контроля.
Никогда ещё в нашей стране не было случая, чтобы один дворянин оспаривал у другого право отцовства. Супруг будет в ярости…
Если Кристофер докажет, что Эстер его – обряд на крови у родового древа, он сможет забрать её. В Ондолии судьбу ребёнка решает отец. Он не выглядел равнодушным к ней.
Есть, конечно, шанс, что он сейчас наиграется и она ему наскучит, но полагаться на это слишком ненадёжно.
Горячие струи бьют по чистой уже коже, снимают напряжение.
Хорошо. Есть несколько вариантов:
Первый: развязать войну за независимость и запереться с Эстер в Эстесадо. Казалось бы абсурд, но… вряд ли где-то в мире собрано столько ведьм с неограниченной силой в одном месте… но встанут ли они? Каждая из них устала жить в страхе, а я сулила им спокойствие… армия Оттона в конце-концов задавит нас численностью…
Второй: изменить закон. Право женщины решать судьбу своего ребёнка – слишком нереально. Но вот хотя бы добиться равных прав… женщина должна быть дееспособной и получить право на собственность и свой заработок. Слишком долго.
Есть ещё третий вариант…
Договориться с Крисом. Найти к нему подход… когда-то он готов был на многое, если не на всё. Да, мне уже не восемнадцать, но кому нужна неопытная глупость? Я стала не только старше, но и лучше… красивее, в конце-концов.
Вышла из ванной комнаты и подошла к большому напольному зеркалу.
Полотенце полетело на кровать, а я…
Провела руками по плоскому животу… огладила изгиб бёдер… поднялась, сжала, приподняв, тяжёлую после родов грудь.
Если та импульсивная, худая и неуклюжая девочка смогла, почему бы и не попробовать мне?
Очевидно, что я стала красивее.
Да и зачем-то же он сюда приехал?
Привела себя в порядок и отправилась к отцу.
Папа, как всегда на службе. Где и положено быть полковнику. Гарнизонная башня. Подполковник, муштрующий солдат, жестом показал мне в направление кабинета.
– Как ты? – после разрешения вошла, встала у отца за спиной и крепко обняла.
– Неплохо. Стало быть прискакала? – прижал мою руку к гладко выбритой щеке.
– Ты сомневался?
– Ни мгновенья.
– Он не сильно тебя потрепал?
Папа поморщился, показал рукой неопределённый жест.
– Я здесь, как и положено, стало быть не сильно. Это даже чудно было. Давненько я не был грушей для битья!
– Пап!
– Ну а что? Маркиз был зол. А кто бы не был? Даже представить не могу, если бы твоя мать скрыла тебя от меня на несколько лет, – меня передёрнуло. Я такого тоже не могу представить, – пошпеняли чуток друг дружку, пока резерв не закончился.
– У кого?
Папа недовольно сдвинул узкие брови.
– У меня. Силён, хоть и спесив. Совсем не изменился.
– Как думаешь, что ему нужно?
– Он в отставке, больше не военный. Разработками какими-то занимается. Пару недель назад бабушка с королём подписали договор о добычи нефти. Стало быть, он и будет добывать, – папины глаза, с широкой радужкой, из-за неё они выглядят почти чёрными, глянули на меня устало. – Постарайся не ссориться с ним. Вы взрослые люди. У каждого своя семья. Стало быть делить вам нечего. У Эстер есть отец. Она под его родом…
– А если он станет оспаривать?
– Не представляю, – прозвучало категорично. – Он человек чести, присяги. Не станет он мутить воду в своей стране. Побоится пачкаться.
– А если он будет готов, ради Эстер?
– Ташенька, как бы это сказать… мужчины и женщины… они немного по-разному смотрят на детей. Так природой заложено. Женщина, особенно, такая как ты, она свою кровь везде почувствует и никогда с рёбёнком своим не расстанется. Мужчины же, особенно ондолийские лорды… у них в принципе по-другому. Ты где-то слышала, чтобы в другом замке лорда детская была смежной со спальней матери? Чтобы дети ели вместе со взрослыми? На ты обращались? Не говоря уж про кормилицу, которой у нас не было… Они другие в принципе. И к детям отношение там не такое, как в нашей семье. Детей приводят няни к матерям раз в день, поздороваться. Мало у кого так как у тебя и Эстер. А мужчины, тем паче. Мужчина, если и любит своих детей, то тех, с которыми он живёт, кого воспитывает и хотя бы видит каждый день. У нас нет такого зова крови, как у женщин. Мы привязываемся разумом.
– Считаешь, что он не станет ввязываться?
– Решительно в это не верю, – вечно прищуренные глаза смягчились, – перетерпи. Будь вежлива и обходительна, но и не сгибайся. Даже если он и сблизится с Эстер, ну пусть. Будем знать мы, она и он. Для всего мира её отцом останется Нейдан.
Признаться, успокоилась. Если так и есть, как говорит герцог, во что мне очень хочется поверить, это существенно облегчит жизнь всем нам – такое положение дел.
Впереди предстоял самый сложный разговор за последние несколько лет.
Мне необходимо обаять маркиза, внушить ему доверие, показать свою покорность и поддатливость.
Всё, что угодно. Лишь бы он поскорее уехал.
Глава 4
Пауза затянулась. Эстер наотрез отказалась заниматься чем-либо. Скача с одних коленок, на другие. От меня к Крису. Разговор итак предстоял нелёгкий, а малышка только отвлекает. Про щенка, приютившегося на полу у окна, ровно в то место, куда нагрело солнце, дочка, кажется, и вовсе забыла.
– Думаю, нужно попросить Лиззи увести Эстер, – предложила гостю, почему-то не сумев поднять на него глаза.
– Пожалуй. А Лиззи… она… надёжна? Эээ… в том смысле, безопасно ли Эстер с ней?
– Абсолютно! Несколько месяцев назад, когда Эстер играла на террасе, только Лиззи успела среагировать, когда она… – Мать-Земля! Что я несу?
– Чуть не упала с балкона? – руки мужчины, до того спокойно лежащие на столе, сжались в кулаки. Костяшки побелели.
– Залезла в горшок с цветком. Грязи бы было! Страшно представить! Лиззи!
– Наконец-то! Я уж думала, вы и не вспомните! Ну? – материализовавшийся призрак внимательно оглядела кабинет. Сморщила маленький, короткий нос. – Где. Моя. Обещанная. Собака??? Ты обещал!
Мы с Кристофером непонимающе переглянулись.
И без того высоко сидящие брови Лиззи взлетели вверх.
– Вы обещали мне собаку! Тогда, в лесной хижине, – стоило услышать о доме, как меня бросило в жар. – Когда попросили принести вещи. Ты, – она ткнула пальцем в Криса, уголки губ скорбно опустились, – ты сказал, что если я соберу твои вещи и не забуду онучи, ты подаришь мне собаку!
Мать-Земля! Нашла, что вспомнить!
– Адовы демоны! – Крис снял очки, устало помассировал переносицу. – Нельзя быть такой злопамятной!
– Какая же я злопамятная? – маленький ротик деланно-изумлённо округлился. А потом мы оба чуть отпрянули, когда тон блондинки изменился, голос стал выше: – вот шестьсот восемьдесят один год назад, когда меня живую в стену вмуровали, вот тогда да, я была злопамятной. А счас у меня просто память хорошая!
– Лиззи, а как ты смотришь на то, чтобы вы с Эстер вместе заботились о щенке? Ты же всё равно не всегда сможешь им заниматься, как и Эстер. Пусть это будет ваша собака?
Лиззи задумалась, губы смешно вытянулись, отчего и без того пухлая, верхняя надулась ещё больше.
– Ладно. Хорошо. Что хотели?
– Возьми пожалуйста Эстер, нам нужно поговорить.
– Так говорить, как тогда, когда нельзя к тебе входить?
Что же она творит!
– Лиззи!
– Ну мы пошли! Кнопка! Догоняй ветерок! – Лиззи стала дымкой. Не слишком быстро, но малышке на коротких ножках пришлось поторопиться. Ускакали с хохотом.
– Когда нельзя Лиззи к тебе входить?
– В лабораторию, когда я работаю.
– Ясно, – снова надел очки, – и как? В смысле, твоя работа?
– Хорошо, спасибо.
– Ясно.
Миг и Кристофер зашарил по столу, в поиске чего-то. Нашёл. Карандаш. Принялся крутить его в длинных пальцах.
Не могу сидеть. Встала. Оправила подол юбки. Встала за креслом.
– Кристофер, я…
– Эльташа…
Прозвучало одновременно.
Я с шумом выдохнула.
– Позволь я начну, – попросила, на что он легонько кивнул. – Я узнала что беременна за день до твоей свадьбы. Я не собиралась скрывать от тебя, но и сказать… не видела возможности. Мы нехорошо расстались. От тебя не было вестей… я поняла, что больше не нужна тебе. Я… не хотела, чтобы вышло как в тех романах Змея, когда брошенная любовница придумывает беременность, чтобы вернуть мужчину.
– Разве я когда-то дал тебе повод усомниться в своей честности? Разве хоть раз ты могла подумать, что я брошу тебя или свою дочь?
– Нет, но… Ты постоянно сомневался в моей. Тогда, в том подвале, я видела, как с каждым словом Ворри отвращение ко мне всё сильнее разгорается в твоих глазах… Я не хотела снова его видеть.
– Таша!
– Но это так! Быть несчастной, брошенной бывшей любовницей – унизительно. Твой род бы никогда не признал Эстер. А не признал бы Дортконд, она росла бы бастардом. Такой судьбы ты для неё хотел?
– Я бы забрал её к себе после родов!
– Ты сейчас не успокаиваешь!
– Да я и не собираюсь! – он подскочил, кресло покачнулось и опрокинулось. – Адовы демоны! Это мой ребёнок! Как ты могла! По всем законам мира отец должен решать судьбу своего дитя, а не вертихвостка-мать, которая шляется не пойми где! Эстер чуть не умерла! С твоей недонянькой! Я едва успел, когда она подавилась и чуть не задохнулась! Дочь должна жить со мной!
– Не забывайся!
Он ляпнул ладонями по столу.
– А то что? Как прикажешь разговаривать с женщиной, что украла у меня дочь?
– Знаешь! – несправедливость, она затопила меня всю, – я думала мы сможем поговорить, как взрослые люди!
– Да с тобой невозможно говорить! Ты слышишь себя? – ноздри большого носа гневно раздуваются. Швырнул очки на стол. – Ты ни капли не изменилась! Столько лет прошло, могла бы и повзрослеть!
– Кто бы говорил! – смахнула с взмокшего декольте прилипнувшие волосы, – хочешь отобрать у меня дочь!
– Это моя дочь! Я хоть сейчас могу обряд провести. Привязать её к роду, – взъярился над столом! Локти расставлены, грудь вперёд. Будто миг и прыгнет.
– Не посмеешь! – зашипела змеёй. – Не смей! Никто и никогда не заберёт у меня ребёнка!
– Это мы ещё посмотрим!
Схватила первое, что под руку попалось – какую-то дрянь со стола и швырнула в подлеца. Тот увернулся.
– Ах ты! – взгляд его побежал по столу, словно подбирая, что бросить в ответ. Я не стала дожидаться. Подхватила юбку. Крутанулась на каблуках. Ринулась бежать, как каменный пол, предатель вырастил мне преграду. Я упала, не удержавшись.
Не нужно оглядываться, чтобы понять, что он рядом.
Кристофер
Он смотрел на распластанную по полу женщину и не понимал… Себя, в первую очередь. Как она умудряется кидать его из одного моря в другое? С такой немыслимой скоростью!
Ехать к ней после долгой разлуки… с желанием быть рядом… возненавидеть в секунду за очередной нож в спину… хотеть утешить и успокоить… просто хотеть…
Словно четыре года прошли под безэмоциональным куполом, хоть он и выбирался из бункера на заводе. Не часто, но выбирался.
Но как же она расцвела! Словно через поры у неё выделяется не пот, как у всех, а чувственная патока. Чего же стоит держать лицо, вопреки желанию впиться в тонкую шею… содрать платье, что вызывающе обтянуло налитую грудь…
Ведьма, как есть.
И чем ближе к ней, тем острее желание. Даже сейчас, лицом в пол… Секунду назад хотелось прибить нахалку, теперь…
Ещё утром он был уверен, что перерос ту пору, когда сидел в этом замке за ужином, борясь с неудобством в паху. Что у его тела есть только один господин – разум. Что всё то было влияние юности…
Показалось.
Словно, только приехав сюда, в древний замок на берегу тёплого моря, снова завёлся мотор его собственной жизни.
Придётся постараться. В этой кампании ставки оказались много выше, чем он думал. И чтобы забрать банк, ему придётся выложиться по полной… В первую очередь, включать все органы восприятия одновременно. Потому что сейчас, даже под дулом пистолета он не смог бы повторить, что говорили манкие шевелящиеся губы и колышушаяся грудь под чёрным платьем, три минуты назад.
Интересно вот что: бельё у неё, тоже чёрное?
Эльташа.
– Вы неловки, как и прежде, – прозвучало сверху с тяжким вздохом, в духе “как же ты достала”. Даже лёжа лицом в пол, я прекрасно знаю “это” выражение маркизовского лица.
А дальше немыслимое: схватил меня за подмышки, потянул вверх. Как если я вообще ничего не вешу. Пальцы при этом, впились в грудь. Растерянную и оглушённую, он меня в конец дезориентировал.
Стоя на подгибающихся ногах, только и могла, что дышать.
Потому что руки никто и не подумал убрать от меня. Хуже того – я не хотела этого сама. Присутствие Криса за спиной, невозможность увидеть его лицо, только обостряет чувства.
Уткнулся носом в мою, всё ещё влажную макушку, нежно, медленно обхватил руками грудь, примеряясь. Дыхание обоих участилось, стало громче.
Мои веки опустились сами, наслаждаясь, отдаваясь ощущениям. Одна рука Криса покинула грудь, перекинула мои волосы, чтобы губам было удобно припасть к шее. Аккуратное прикосновение языка к коже, а чувство, будто огненный след остался… дорожка поцелуев от шеи вдоль плеча, до края платья. Там, где только что были его губы, сразу целует ветерок, вызывая мурашки… А пальцы на левой груди уже осмелели: поглаживают, натирают вершинку, сквозь ткань…
– Я не хочу воевать… – раздался хриплый шёпот мне в плечо.
Сам он при этом стоит уже вплотную, вжимаясь сзади твёрдым пахом.
– Наша дочь… она прекрасна… лучшее создание, что я видел…
Рука скользнула в вырез платья, вторая ладонь накрыла другую грудь, ненавязчиво, но мягко прижимая меня к себе, давая опору.
– Мы ведь сможем… договориться полюбовно?
– Что ты хочешь? – выдавила с трудом. Одновременно подаваясь грудью в его ладони. – Твои планы на Эстер? – голос звучит хрипло, томно.
– Я расскажу… – легонько подтолкнул меня к столу. – Ты не останешься в накладе…
Усилием воли открыла глаза. Большие руки, по-хозяйски шарят по груди… Яркий дневной свет… Тонкие пальцы, аккуратные лунки ногтей, синие выпуклые вены… перекатывают сосок, пощипывая, лаская… Руками опёрлась на стол, пока Крис разбирался с юбкой… Не разбирался. Просто задрал и пока снимал с меня бельё, расстёгивал собственные брюки.
Ткнулся членом в ягодицу. И сразу вошёл. Обнял за живот, наваливаясь сверху, рукой закрыл рвущийся стон-хрип. Когда темнота в глазах рассеялась, потянулась губами к его руке, что всё ещё закрывает рот. Поцеловала пальцы, губами и языком… словно это единственное, мне сейчас возможное движение…
Сильные, голодные толчки внутри… целовать, покусывать, посасывать… хоть руки…
Скинула сама его ладонь, когда стала задыхаться, та тут же обхватила грудь, что трётся о стол. Другая рука осталась гладить меня внизу. Медленно водя по губам, проникая внутрь, размазывая и растягивая мою собственную влагу.
Короткие, рваные вскрики, хрипы… его и мои, им вторили жадные шлепки кожа о кожу. Поглощая и отдаваясь, но словно не насыщаясь…
Всё смешалось.
Резко, яростно… почти больно, голодно. То, что началось так нежно, стало жадным, необузданным…
Рука на моей ягодице – я только и смогла, покрепче вцепиться в стол, ни на секунду не переставая помогать ему, насаживаться сама… мало, так отчаянно мало.
Сколько бы он ни не дал мне сейчас – этого не хватит за прошедшие годы…
Меня накрыло внезапно. Оргазм, что застлил глаза, был такой силы, что тело повисло на столе. Крис только успел снова зажать мой рот, и больно прикусил мне холку, зажал зубами, тут же впился губами и задвигался ещё быстрее, во мне без чувств. Без сознания. Без времени.
Мир ещё не вернулся ко мне, как член выскользнул… Пустота, потеря, желание продолжать… только успели эти чувства накатить, как Крис перевернул меня, распластывая на этом же столе, лицом к нему… склонился к безвольному телу в поцелуе.
Подхватил верхнюю губу, нижнюю… посасывая и обводя языком каждую по очереди в нежной ласке, как извиняясь. Проник в рот, а я, словно того и ждала, подалась к нему. Сцепка губ, языков… оживаю с каждым мигом. Пожар внутри всё разгорается, словно и не утих только что. Обхватила ершистую макушку, вдавливая глубже в себя. Отстранилась нехотя, стянула мешавшие очки. Быстро впилась снова, пока не отстранился. Поёрзала, подалась вперёд, нашла рукой стоящий член. Обхватила, провела по стволу, невольно попадая в тот же ритм, что и наши рты.
Единое, целое, неделимое…
Подтянула колени и направила его в себя, губы пришлось разомкнуть.
И снова: голодное, ничем не прикрытое обладание. Кто, кем? Он мной, я им… результат один. Я не закрыла глаз, срываясь на стоны, прерывающих моё поскуливание от дразнящих, уже не таких резких движений… Словно цель не кульминация, цель – раззадорить, заставить мечтать об удовольствии в финале.
Медленно. Мучительно медленно. Мало.
Юбка мешает, куча тряпок, ненужной одежды. Рубашка прилипла к его груди, пропиталась пОтом. Смотрю в серые глаза, что горят, бегают от моего лица, к бесстыдно прыгающим шарам груди. Сильные пальцы стиснули мне бедро до боли, приподнимая ногу, делая меня шире… для него. В этих пальцах и ямках на коже под ними – сейчас вся его страсть, которую он будто силится не отпустить, не давая волю члену. Я знаю, я помню. Только что он напомнил мне, что уже врос в меня, до потери дыхания, до полного забвения… Такое не выкорчевать.
Накрыла одной рукой стиснутые пальцы, поглаживая каждый, другую положила на собственную грудь. Сжала со стоном, не отпуская взгляд расширенных зрачков, разжала, сжала снова. Облизала палец и потёрла стоящий сосок… Крис не отводит взгляда от представления, ускоряя темп… заторопился.
Шея затекла, но, кажется, я готова провести так и целую жизнь. Под ним. Закусила губу, теперь стоны прорываются обрывочно. Моё бедро – его пальцы – мои пальцы… проходятся по каждому, как совсем недавно по члену. Мужчина дышит шумно, шипяще, быстро, как после бега. Глаз не отводит от груди.
Несколько толчков, и он натянул меня на себя, содрогаясь, изливаясь. Потное, горящее лицо упало в мою грудь. Ладонью тут же накрыла тяжёлую голову.
Вот так… как всё и должно быть. Ты – мой. И всегда был только моим. Как бы всё не выглядело глазами других.
