Марина Крамер
Пиранья
– Работаю, – коротко ответила она, не понимая, как себя вести – то ли остаться стоять у двери, ожидая приглашения сесть к столу, то ли пройти и расположиться там самостоятельно.
– Работаешь, значит? И что – результаты есть? – Что-то в голосе Шмелева Лене не нравилось, какая-то незнакомая интонация, не предвещавшая ничего хорошего.
– Особых результатов пока нет, но разрабатываем ряд лиц, которые могут быть причастны…
– А что с личностями убитых?
– Первый – Николя Паретти, гражданин Италии, двух других устанавливаем.
– Паретти – это тот, что в гаражах нашли?
– Да. При нем обнаружился мобильный телефон, сильно обгоревшие водительские права, эксперт смог прочесть имя.
– Вот повезло-то гражданину Италии, что права при нем были! – с сарказмом отозвался зампрокурора. – А остальным бедолагам, выходит, не повезло совсем – раз они до сих пор не опознаны и не установлены? – Шмелев наконец развернулся, и Лена увидела, что его лицо покрыто красными пятнами.
– Николай Иванович, вы бы таблетку приняли… – осторожно попросила она. – У вас, похоже, давление поднимается…
Шмелев опустился в кресло и вдруг изо всех сил ударил ладонями по столешнице так, что Лена вздрогнула:
– Давление?! Давление, говоришь?! Да как тут ему не подняться, когда меня прокурор с утра чуть не четвертовал?! Ему аж из Москвы звонили, интересуются, а мне и сказать нечего, у меня старший следователь Крошина может личность убитого установить, только если при нем документы были! – рявкнул он, но полез в ящик стола за таблетками. – Воды дай.
Лена быстро налила в стакан воды из графина и протянула Шмелеву. Тот бросил в рот таблетку и шумно запил, едва не пролив часть на китель. Лена чувствовала себя проштрафившейся школьницей в кабинете директора – вроде как ничего особенного не натворила, но ругают в принципе по делу. Прошла неделя, результатов нет – Шмелев прав, она топчется на одном месте и не двигается никуда.
– Николай Иванович… – начала она, но тот махнул рукой:
– Ой, Ленка, перестань! Я же все понимаю – дел много, следователи загружены выше крыши, но ты и меня тоже пойми – начальство требует, а по этому делу сегодня звонили из городской управы. Сама ведь понимаешь – как только просачивается информация к журналистам, так начинается – почему бездействуете, когда раскроете-поймаете-накажете… А тут еще и иностранец, вот-вот в посольстве забеспокоятся. Ленка, ты же умная девка у меня, ну напрягись, а? Хочешь, я часть твоих дел другим перекину?
Лена отрицательно затрясла головой – передавать свои дела кому-то она не любила, как не любила и брать чьи-то, это, считай, нужно начинать все снова.
– Не надо, Николай Иванович, я справляюсь.
– Да? Ну тогда к вечеру жду отчет о подвижках в деле об обгоревших трупах. Все, свободна. – Шмелев откинулся на спинку кресла и снял галстук.
– Может, «Скорую», Николай Иванович? – осторожно спросила Крошина, но он только отмахнулся:
– Иди уже, работай, без тебя тут разберусь.
Лена вышла из кабинета и, плотно закрыв за собой дверь, громко прошептала секретарю:
– Кристина, ты бы почаще к шефу своему заходила, у него давление поднялось.
– Хорошо, Елена Денисовна, я прослежу, – невозмутимо отозвалась та, не отрывая взгляда от монитора.
– У него уже был инфаркт.
– Я все поняла, не волнуйтесь.
На столе в кабинете ее ждал отчет «наружки» по Веткиной. Лена даже обрадовалась – хоть что-то, пока Андрей не привезет материалы по отработке оружейных магазинов, а Левченко – по школам ножевого боя.
Она погрузилась в чтение и практически поминутно проследовала за Анной Веткиной от ее дома до работы, затем до торгового центра, где девушка купила спортивный костюм, туристические ботинки и рюкзак, потом снова вернулась на работу, где пробыла до семи часов вечера. После этого Веткина оказалась в ресторане «Ротонда» – довольно дорогом заведении со средиземноморской кухней, куда Анна пришла в качестве сопровождающей своего шефа. Деловой ужин с двумя партнерами и их дамами затянулся, и домой Веткина вернулась только в половине двенадцатого – на машине шефа, он же и проводил ее в подъезд. «Наружник» сменился сегодня утром еще до того, как Анна покинула квартиру, поэтому отчет обрывался на времени семь-тридцать.
– Значит, вчера она в клуб не ездила, – отложив бумаги, проговорила Лена. – А поеду-ка я с ее шефом пообщаюсь, вдруг что-то интересное расскажет.
Фирма по продаже оргтехники «Орион-Д» располагалась в большом офисном центре неподалеку от здания мэрии. Судя по внешней отделке, месторасположению и крытой парковке для сотрудников, аренда офиса обходилась ее руководителю Антону Максимовичу Гаврилову в хорошую сумму.
«А Паровозников говорил, что фирма не крупная, – вспомнила Лена, поднимаясь в прозрачной кабине лифта на пятнадцатый этаж. – Какой же смысл арендовать такой недешевый офис? Сейчас уже не то время, когда принято было пускать пыль в глаза клиентам обстановкой и локацией своей конторы».
На случай, если в приемной будет находиться Анна, Лена заготовила версию проверки ее алиби на день убийства Паретти, но это не понадобилось. За столом сидела довольно пожилая женщина в строгом костюме и больших очках и с какой-то немыслимой скоростью набирала текст, стуча пальцами по клавиатуре.
– Вы к Антону Максимовичу? Вам назначено? – не отрывая взгляда от монитора, на котором возникали строчки текста, спросила секретарь, и Лена предъявила ей удостоверение:
– Я старший следователь Крошина Елена Денисовна. Мне не назначено, но Антону Максимовичу придется меня принять.
– Разумеется, – без тени удивления отозвалась секретарь и встала. – Секунду, я только доложу.
Она, тяжело передвигаясь, направилась к двери в кабинет Гаврилова, а Лена подумала, что хорошенькую Анну держат здесь явно не за деловые качества – монументальная женщина-секретарь, совершенно очевидно, не нуждалась в помощниках и со своими обязанностями справлялась сама. А вот варить кофе, сопровождать шефа на деловые ужины и, возможно, скрашивать ему досуг, конечно, не годилась.
– Проходите, Антон Максимович вас ожидает, – пригласила секретарь, распахивая перед Леной дверь и отходя чуть в сторону.
– И пусть Аня сварит нам кофе, – раздалось из глубины кабинета.
– Аня сегодня отдыхает, Антон Максимович.
– Да… совсем забыл. Тогда сварите сами, Надежда Климовна.
На лице Надежды Климовны отразилась вся скорбь, на которую та была способна – судя по всему, она считала обязанность варить и подавать кофе шефу и его посетителям унижающей ее достоинство.
Лена вошла в кабинет и остолбенела. Во всю стену справа от двери был установлен аквариум, в котором плавали неизвестные ей рыбы.
– Нравятся? – с гордостью отца, представляющего гостям сына-вундеркинда, спросил владелец кабинета.
– Не сочтите за грубость, но нет. Не вижу ничего красивого.
– А зря. Вы на челюсти посмотрите.
Лена шагнула ближе – у рыбок были странные, чуть выдающиеся вперед челюсти, оснащенные клиновидными зубами.
– Это что же, пираньи? – удивилась она, никогда прежде не слышавшая о том, что этих хищных рыб содержат в аквариумах.
– Да! – подтвердил Гаврилов. – Эти считаются, кстати, самыми красивыми. Это краснобрюхие пираньи, они водятся в Амазонке. К тому же полагают, что они наиболее свирепые из всех. Знаете, как переводится слово «пиранья» с одного из южноамериканских диалектов? Зубастый демон.
– Впечатляюще… только… как-то странно в офисе держать… – пробормотала Лена.
– Это что-то вроде талисмана. И потом, согласитесь, всегда хорошо иметь перед глазами напоминание о том, что в этом мире, как в дикой природе – всегда найдется кто-то, пусть даже уступающий тебе в габаритах, кто может в любую секунду обглодать тебя до костей.
Лена пожала плечами:
– Как-то не думала об этом. Если позволите, я бы хотела вернуться к теме своего визита. Меня зовут Елена Денисовна Крошина, я старший следователь. – Она снова развернула удостоверение и показала Гаврилову. – Могу я задать вам несколько вопросов, касающихся вашего помощника референта?
– Ани? – удивился Гаврилов, отодвигая для Лены стул. – А в чем дело?
– Она была знакома с человеком, чье убийство я сейчас расследую. Мне бы хотелось узнать об Анне побольше.
– А почему вы решили, что я настолько близко общаюсь с ней? – Гаврилов уселся в большое кресло, обтянутое темно-вишневой кожей, и развернулся так, чтобы хорошо видеть сидевшую за столом Лену.
– Антон Максимович, давайте избавим друг друга от ненужной траты времени. Вряд ли такой человек, как вы, будет брать с собой на деловые ужины девушку, о которой совершенно ничего не знает, правда?
Гаврилов вздернул правую бровь:
– Оперативно стала работать полиция. Ну, допустим. И что вы хотите знать об Ане?
– Все, что вы сочтете нужным рассказать. А я после задам вопросы, если они появятся, – так пойдет?
Гаврилов задумался на секунду, потер пальцем переносицу:
– Знаете, Елена Денисовна, мне кажется, что подозревать Аню…
– А я не сказала, что подозреваю ее. Я сказала, что она была знакома с убитым, мы отрабатываем круг его общения, и Анна Веткина в него входит, потому мне пригодится любая информация о ней. Скажите, она никогда не упоминала некого Николя Паретти?
– Паретти? – нахмурился Гаврилов. – Погодите… это тот итальянец, что приехал в наш город, чтобы по заповеднику пошататься и о русской культуре узнать побольше?
– То есть Анна о нем упоминала?
– Конечно. Отпросилась на целый день, я тогда еще подумал – ну на кой черт итальянцу наша глушь, чтобы культуру изучать? Логичнее Москва, Санкт-Петербург.
– Анна не говорила, откуда его знает?
– На сайте каком-то познакомилась. А он оказался какой-то ненормальный, захотел приехать. Я думаю, что никакие театры и заповедники тут ни при чем. – Гаврилов достал из ящика стола пачку сигарет и вопросительно посмотрел на Лену.
– Закуривайте, мне дым не мешает.
– А вы?
– Спасибо, я не курю. Так как по-вашему, зачем Паретти на самом деле приехал?
– Мне кажется, он на Аньку запал. А что? Она вполне во вкусе горячих парней с юга – блондинка, маленькая, глупенькая.
– Глупенькая? И это не помешало вам взять ее на работу?
– Ой, перестаньте, Елена Денисовна, – чуть скривился Гаврилов. – Вы же понимаете, в чем заключается ее работа, там высокий уровень интеллекта не требуется, достаточно смазливого лица и умения кофе сварить. Вот Надежда Климовна – работник, а Анька так, приятное украшение. Так что в байки этого итальянца о русской природе и культуре я лично не поверил. А кстати… почему мы обсуждаем Паретти? Это что же… его убили? – вдруг спросил Гаврилов, и лицо его чуть изменило выражение.
– Да.
– И Анька… погодите, но вы ведь сказали, что ее не подозреваете?
– Именно так. Но мне необходимо отработать всех, с кем Паретти встречался в нашем городе, а Анна провела с ним больше всего времени.
Гаврилов погасил сигарету, поерзал в кресле и решительно заявил, глядя на Лену в упор:
– Нет. Аня не могла быть причастна к убийству. Она не такой человек, понимаете?
– А каким должен быть человек, причастный к убийству, Антон Максимович? Я вот всякий раз удивляюсь, когда сталкиваюсь – почти про любого убийцу можно сказать «а ведь такой хороший с виду человек, тихий, спокойный, мухи не обидит». Теория Ломброзо не всегда работает, к сожалению, – сказала Лена, постукивая кончиком ручки по обложке ежедневника, в котором не сделала еще ни единой записи за сегодняшний день.
– Нет, вы не понимаете… Аня… она же сирота, у нее с двенадцати лет ни отца, ни матери. Она в детдоме воспитывалась. Только представьте – каково это, из нормальной семьи, устроенного быта и благополучной жизни оказаться вдруг среди тех, кто отродясь своих родителей не видел? – По лицу Гаврилова пробежала тень, и Лене показалось, что он говорит искренне и сопереживает трудному детству Анны тоже не напоказ, а изнутри, из сердца. – Она там буквально выживала – можете ведь представить, как подростки жестоки и как накидываются всей стаей на того, кто уязвимее? А Аня была уязвима – из любимой дочери превратиться в никому не нужную сироту. Удивительно, как при таком раскладе она не озлобилась, не нахваталась всякого. У нее ведь даже привычек вредных нет, можете себе такое представить? Не курит, спиртное не больше бокала, занимается спортом.
– Каким?
– Ножевым боем, – тут же ответил Гаврилов. – Да, не очень женский спорт, согласен, но почему бы и нет?
– Она вам сама об этом рассказала?
– Я даже был с ней на тренировке пару раз.
– Скажите, Антон Максимович, ведь у вас более близкие отношения с Анной, нежели могли бы быть между руководителем и наемным работником? – спросила Лена, настроившись услышать бурное опровержение своих подозрений, однако Гаврилов отпираться не стал:
– Да, вы правы. Но что это меняет? Я не женат, Аня тоже свободна. Мы друг другу нравимся, почему не провести вместе какое-то время, если обоих все устраивает? Она знает, что замуж я ее не позову – и не потому, что меня ее происхождение не устраивает, а потому, что вообще не собираюсь жениться. Я ей так об этом и сказал сразу.
– А она?
– А она рассмеялась и сказала, что замужество – это последнее, о чем она думает.
«Ну, сказать-то она могла что угодно, даже то, что ты особенно хотел бы услышать, чтобы с крючка не сорвался, – подумала Крошина, делая пометку в ежедневнике. – Если я что-то в этом понимаю, то практически любая девушка стремится создать семью – особенно та, что была ее лишена».
– А в поведении Анны в последнее время ничего не изменилось?
– Нет, – твердо сказал Гаврилов – как показалось Лене, слегка поспешно. – Аня ведет себя как обычно, – лицо его при этом сделалось вдруг замкнутым, и Лена поняла, что продолжать разговор не имеет смысла.
Она попрощалась и вышла из кабинета, подумав, что нужно прислать сюда Паровозникова – пусть разговорит пожилую секретаршу, которая ей, Лене, наверняка ничего не скажет – такие основательные дамы охотнее общаются с мужчинами, не считая женщин профессионалами.
«Очень интересный персонаж, – думала Лена о Гаврилове, сидя в трамвае. – Такое впечатление, что он влюблен в эту Анну, потому что не будет работодатель с такой теплотой и участием рассказывать историю жизни девушки, которая ему кофе варит, даже если иногда с ней спит. Он ее даже знать-то не будет, если ему все равно и интересует только вкус и температура приносимого напитка. А Гаврилов, похоже, знает о Веткиной куда больше».
Она не могла до конца понять, какое впечатление оставил у нее разговор с Гавриловым. Вроде бы человек ничего не скрыл, ответил на все заданные вопросы, рассказал даже чуть больше… но у Лены осталось ощущение недосказанности, какой-то легкой недоговоренности, словно бы Гаврилов за потоком слов и фраз умудрился спрятать что-то важное.
Смущало еще и то, что Анна Веткина не скрывала своих занятий ножевым боем. Это вроде как даже делало подозрения в ее адрес не такими убедительными – зачем ей давать такой козырь в руки следствия? Можно было промолчать, пусть бы следователь копалась и искала ниточки сама. Наивной дурочкой Веткина не выглядела, глупой – тоже. Вариант с тем, что кто-то подсказал ей такую линию поведения, Лена отмела после разговора с Гавриловым – похоже, что авторитетов у Анны никаких не существовало, и свою точку зрения она отстаивала.
В сумке завибрировал телефон, и Лена вспомнила, что убрала звук и забыла об этом. Как назло, мобильник оказался на самом дне, под ежедневником, упаковкой салфеток, косметичкой, кошельком и еще целой горой всякого дамского добра, что практически любая женщина таскает в сумке.
Звонил Андрей:
– Значится так, начальница, записывай. – Голос его в трубке звучал сухо, даже без намека на шутку, и Лена послушно вынула ежедневник и ручку. – То, что прежде было телом, обнаруженным на свалке, принадлежало некоему Терентьеву Алексею Петровичу, одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, бывшему метателю молота, чемпиону страны и даже участнику чемпионатов мира. После ухода из большого спорта господин Терентьев слегка загрустил, а потому запил и угодил в места заключения по обвинению в изнасиловании. Как ты понимаешь, в деле фигурировали материалы, при помощи которых труп и идентифицирован. Господин Терентьев аккурат как год освободился из колонии, нигде соответственно не работал, а шатался с такими же бывшими людьми по свалкам и прочим злачным местам. Записала? – Лена кивнула, словно Андрей мог это видеть. – Ну и славно. Ты подумай, куда это пристегнуть, а я дальше побежал, мне тут из миграционки звонили, похоже, второе тело у нас тоже не безымянное.
Андрей сбросил звонок, а Лена, задумчиво глядя на листок, испещренный неразборчивыми строчками, стала прикидывать, как могут быть связаны между собой Николя Паретти и некто Терентьев Алексей Петрович, бывший спортсмен, а ныне отбывший тюремный срок бомж.
«Интересно, а что Паровозников по этому поводу думает?» – этот вопрос возник внезапно, и Лена решила узнать мнение оперативника сразу, а потому снова достала телефон.
Андрей ответил недовольным тоном:
– Да, я слушаю.
– Ты занят, что ли?
– «Что ли»! – передразнил он почти зло. – Я, между прочим, не только по твоему делу работаю и сейчас на месте происшествия.
– Ты же сказал, что в миграционную службу поедешь.
– Поеду, но потом. А сейчас я на квартире, у нас очередное нападение на бизнесмена. Если у тебя не срочно, то я кладу трубку.
– У меня не срочно. – Лена вдруг почувствовала, что обиделась на Андрея за этот тон и за то, что не стал обсуждать с ней ее дело.
– Тогда до вечера, я забегу с отчетом.
– Ты меня извини, Ленка, – Паровозников сидел за столом, обхватив руками кружку с кофе, – я совсем зашиваюсь, этих бизнесменов мелких трясут, как груши, – совсем как в девяностых. Мы с ног сбились, а следов никаких, все нападения как под копирку – звонок в дверь, удар в лицо, на голову пакет – и пошло-поехало. Вымогают деньги, суммы каждый раз разные – соответственно тому, какой бизнес у потерпевшего. С владельца мастерской по ремонту обуви – одно, с хозяина супермаркета – другое. И никто не может ни примет нападавших вменяемо назвать, ничего описать не могут. Только говорят, что приходят, похоже, двое, один здоровенный, второй поменьше, это все. И как я должен этих Тарапуньку и Штепселя найти без примет совсем? Хватать по городу парочки «длинный-короткий»?
– Да я все понимаю… просто… ты как-то совсем уж по-хамски меня отшил.
– Ой, да ладно тебе… ты меня отшила похлеще – ничего же, выжил, даже вот сижу тут. – Андрей сделал глоток и поморщился.
Лицо Лены вспыхнуло, она наклонила голову и пробормотала:
– Андрей… ну, мы ведь договорились… если ты не можешь со мной работать, то не надо, буду просить других оперов…
– Если хочешь сама – проси других. Я не отказывался с тобой работать. Просто ты должна понять, что я не могу все бросать и по первому твоему звонку заниматься исключительно твоими делами. Другие следаки тоже дергают и хотят быстрее со своим разбираться.
– Да, ты прав… извини.
– Ты не извиняйся, я же просто ситуацию обрисовал, чтобы ты понимала, почему я иной раз рычу. Лично к тебе это отношения не имеет, я и на других следаков точно так же срываюсь, если достанут. Давай лучше отчет мой посмотри.
Он придвинул ей пару листков, и Лена, вздохнув, взяла справку из миграционной службы. ДНК обгоревшего трупа, найденного в баке за торговым центром, совпадала с таковой гражданина Таджикистана Рашида Хусейнова, одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Как следовало из справки, Хусейнов приехал в их город год назад, работал дворником в управляющей компании Центрального района.
– Н-да… – отодвинув листки, пробормотала Лена. – Вообще ничего общего с двумя другими. И если к бомжу-спортсмену мы еще как-то дворника можем притянуть, хотя не хочется вляпываться в какое-нибудь нацистское дерьмо, но вот к благополучному преподавателю Миланского университета – вряд ли. Европеец, благополучный, обеспеченный… Я вообще не знаю, куда мне теперь двигаться.
– Куда-то все равно придется, – заметил Андрей, потягивая остывший кофе. – Но, если честно, я пока тоже никакой связи не вижу. Единственное, что у них общего, это способ убийства – ножевые раны и последующая попытка кремации. Да, кстати… – вдруг оживился он и полез в карман за блокнотом. – Помнишь, стажер этот, Миша… он про угон машины говорил? Что лучше для вывоза тела угнать машину и потом ее тоже сжечь?
– Ну…
– Так Сашка Левченко перетер с кем-то в ГИБДД, и ему повезло – примерно в те сроки, что обнаружены наши погоревшие, у них есть три машины в угоне, и две из них уже нашли – и, прикинь, сгоревшими, – возбужденно говорил Андрей, перелистывая странички. – А, вот, читай. – Он протянул блокнот Лене. – Машины, как видишь, не супер, на то, видимо, и был расчет – мол, не кинутся их искать с большим рвением.
– Ну, только дурак угоняет «Мерседес», чтобы в нем труп везти, – заметила Лена. – И что? Машины-то осмотрели?
– С Петькой ездили. Николаев с одной даже отпечатки снял – руль каким-то чудом не обгорел, да и сама тачка не выгорела, кто-то из жильцов дома увидел и пожарных вызвал. Ты просто представь, какие идиоты – они на пустырь у кладбища тачку пригнали, а там же три жилых дома, девятиэтажки.
– Мне начинает казаться, что мы имеем дело с каким-то умалишенным, – пожаловалась Крошина, вставая из-за стола и открывая форточку. – Никакой логики вообще ни в чем, так ведь не бывает. Для случайных убийств слишком много совпадений, а для серии – слишком мало. Такие глупые проколы вроде попытки поджога машины у жилых домов… и профессиональные удары ножом. Мне кажется, я сама уже вот-вот тронусь…
Андрей бросил взгляд на часы и подскочил:
– Ох ты ж… опаздываю, заболтался тут с тобой! Чашку завтра вымою, хорошо? – Он сунул пустую чашку за штору и быстро выбежал из кабинета, Лена даже не успела спросить, куда он направляется.
– А мне теперь сиди тут и думай, куда и каким образом привязать эти горелые тачки, – пробормотала она. – Что-то напасть просто – трупы горелые, машины тоже… Поджигатель какой-то, пироман…
Воронкова заехала за Леной к семи – Крошина ждала ее на крыльце прокуратуры. Юлька, как всегда эффектная и очень похорошевшая за то время, что они не виделись, с ходу кинулась к подруге в объятия:
– Боже мой, Ленка! Как же я соскучилась!
– Чего ж не ехала так долго? – смеялась Лена, отбиваясь от ее поцелуев.
– Ну, ты ведь знаешь, что я была на натурных съемках, три месяца на Алтае, представляешь? Вот где красотища… – Юлька мечтательно закатила глаза. – А у тебя все по-старому, как я поняла?
– Успела квартиру исследовать? – Лена убрала в сумку сползший с шеи шелковый шарфик.
– Что там исследовать? – фыркнула Юлька. – И так было понятно – ты не отказала мне в возможности провести у тебя эту неделю, так что мужчина явно не появился. А если и появился, то живет не с тобой. Ну и в квартире, тут ты права, никаких следов пребывания живого существа мужского пола. Не надо быть детективом. Я, кстати, ужин приготовила, так что нам бы поторопиться – мясо в духовке, не пересушилось бы.
– Вот ты неугомонная. – Лена покачала головой и взяла подругу под руку. – Можем такси вызвать.
– Ой, да тут ведь рядом совсем, если через сквер срезать. Заодно и прогуляемся.
– Не надышалась – на Алтае-то?
– Да какое… Работа же. Снимали днем и ночью, я к концу уже вообще спать не могла – только ляжешь, будильник трезвонит…
– Но выглядишь ты отлично, прямо на зависть.
– Работа обязывает, – хохотнула Юлька.
Они свернули в большой сквер, за которым располагался спальный район, где Лена снимала квартиру, и пошли по аллейке. В этом сквере они провели много счастливых часов, когда учились в старших классах – встречались небольшой компанией, гуляли, слушали песни, которые исполнял, аккомпанируя себе под гитару, учившийся на класс старше Славка Лиходеев, в которого они обе были тайно влюблены. Сейчас сквер, конечно, сильно изменился, деревья были аккуратно подрезаны, кроны их сформированы так, чтобы ветви не свисали слишком низко над дорожками, сами дорожки замощены брусчаткой, кругом скамейки, клумбы, на которых все еще цвели последние осенние цветы.
– Я уже забыла, как здесь хорошо, – задумчиво произнесла Юлька, подкидывая ногой ярко-желтый лист, опустившийся с дерева прямо ей на ботинок.
– Да? А я не замечаю, – откликнулась Лена. – Как-то не до того… На работу ухожу затемно, возвращаюсь примерно так же…
– Тебе надо на что-то отвлекаться хоть иногда. Кстати, я на досуге как-то Паровозникову звонила, так вот он сказал, что вы… – Но Лена перебила:
– Ну что «мы»? Пару раз поужинали? Юля, ничего больше не будет. Ну не могу я вот так – без любви, просто чтобы кто-то был…
– А я не могу понять, что в Андрее не так для тебя? – Воронкова перебросила сумку с одного плеча на другое и продолжила: – Ну вот скажи – чего ему не хватает до твоей планки с надписью «мужчина моей мечты», а? Он красивый, надежный, умный. Самостоятельный – что немаловажно. Он тебя любит до сих пор – что вообще, по-моему, странно.
– Что же – меня, по-твоему, любить нельзя? – чуть обиделась Лена.
– Тебя-то? Можно. Только ты этого не оценишь. Тебе же надо, чтобы об тебя ноги вытирали, пренебрегали тобой – вот тогда ты ринешься к такому персонажу и начнешь его обхаживать.
– А если мне по-другому неинтересно, а?
Юлька только головой покачала и махнула рукой, давая понять, что тема себя исчерпала.
Несколько минут они шли молча, ровно до тех пор, пока буквально не врезались в группу людей, собиравших какую-то аппаратуру в большие кофры и оживленно переговаривавшихся между собой. Чуть поодаль на раскладном стуле сидела девушка с диковинной прической, завернутая в большой клетчатый плед, и пила кофе из пластикового стакана, а рядом с ней закрывала чемодан с косметикой невысокая полная женщина. У Лены при виде этого антуража почему-то заколотилось сердце – она поняла, что здесь только что закончилась фотосъемка.
И тут она увидела его. Никаких сомнений не оставалось – это мог быть только он. Никита. Это его резкий голос с недовольными интонациями, его куртка, его кофр… Это не мог быть никто другой…
Лена застыла как вкопанная – Кольцов, обернувшись, тоже ее увидел и теперь шел навстречу. Юлька сперва даже не поняла, что происходит, но, когда увидела приближающегося Никиту, зашипела, как рассерженная кошка, и почти отпрыгнула в сторону, зашла за неработающий цветочный ларек, оставив Лену совершенно без поддержки. Но Крошина этого даже не заметила, словно все ее поле зрения сузилось до размеров, вмещавших только высокую, чуть сутуловатую фигуру Кольцова в его обычных мешковатых штанах, туристических ботинках и распахнутой куртке, под которой виднелся полосатый свитер.
– Лена? – чуть удивленно произнес он, останавливаясь напротив. – Давно тебя не видел. Как ты?
– Я… хорошо, – выдавила она, не в силах отвести взгляда от его лица, такого родного и, казалось, почти уже забытого. – А ты… как здесь? Я слышала, что ты уехал…
– Вернулся. Москва – не мое, – чуть брезгливо скривился Кольцов. – Много людей, много пафоса, много суеты… Ты все еще работаешь в прокуратуре?
– Да… – Она, казалось, не замечает совершенно очевидных глупостей, о которых он спрашивает – распахнутое пальто открывало форменный костюм, не увидеть этого было совершенно невозможно.
– Я почему-то так и подумал. Ты ведь очень постоянная в своих привычках.
– Ленка, мы опаздываем! – не выдержала Воронкова, слышавшая этот диалог и возмущенная Лениным поведением до глубины души.
– Добрый вечер, Юлия, – церемонно поклонился Кольцов. – Вы, смотрю, посетили родные пенаты? Снизошли, так сказать?
Юлька проигнорировала этот выпад, сухо кивнула и, подойдя ближе, взяла Лену под руку:
– Идем, нам пора. Всего доброго, господин Кольцов.
– К чему эти формальности? Кстати, я бы был не против с вами поработать.
– А я была бы против! – отрезала Юлька. – Я работаю только с теми фотографами, которых приглашает киностудия.
С этими словами она развернула Крошину и потащила за собой буквально волоком. Лена даже не сопротивлялась и только в следующей аллее, шедшей параллельно основной, вдруг очнулась, вырвала руку и остановилась:
– Ты что?! Ты зачем с ним так разговаривала?!
– Хочешь, я тебе по лицу врежу сейчас? – абсолютно спокойно поинтересовалась Воронкова.
– В смысле?
– В коромысле! Чтобы ты в себя пришла, идиотка! Опять начинается?! Смотрит на него, как кролик на удава, а он же ничтожество! Ничтожество, хам и самовлюбленный павлин! Нарцисс! Ему же никто, кроме него самого, не нужен и не интересен, Ленка, очнись уже! Как мы вообще на него наткнулись, не понимаю?! – распаляясь все больше, почти кричала уже Юлька. – Ты бы себя видела, дурища! На тебя же больно смотреть – как лужа растеклась!
– Ничего я не растеклась… – вяло отбивалась Лена, слегка ошарашенная таким напором подруги и такой ненавистью к Никите, что сквозила в каждом ее слове. – Идем домой, я устала и есть очень хочу…
Мальчишка-курьер нетерпеливо переминался с ноги на ногу у подъезда. В его руках был огромный букет лилий, упакованный в прозрачную бумагу.
– Кому-то счастье привалило, – хмыкнула Воронкова.
Лена шагнула к подъезду и приложила чип к замку домофона:
– Вам в какую квартиру, молодой человек?
– В сорок вторую.
Лена слегка опешила – это была ее квартира.
– Не поняла…
Парень поднес к глазам планшет, на котором был укреплен бланк заказа, и прочитал:
– Улица Пограничников, дом девять, квартира сорок два. Крошина Елена Денисовна.
– Это она, – бесцеремонно ткнув пальцем в подругу, вмешалась Юлька. – А от кого такое богатство?
– Там не указано.
– Ну, что стоишь, расписывайся, не держи молодого человека, ему ведь работать нужно, – снова ткнув Лену в бок, распорядилась Юлька, забирая у курьера букет. – Нет, жизнь однозначно несправедлива – в кино снимаюсь я, а букеты несут старшему следователю!
– Ой, а вы ведь Юлия Воронкова, да? – ожил курьер, сунув Лене в руки планшет и ручку. – А дадите автограф для моей девушки? Она ваша поклонница.
– Разумеется, – очаровательно улыбнулась Юлька.
Курьер суетливо полез в рюкзак, вынул блокнот и протянул Воронковой. Та, забрав ручку у Лены, острыми мелкими буквами начеркала что-то на листке и оставила замысловатую подпись.
– Расскажу – не поверит, – пробормотал парень, убирая блокнот. – Спасибо!
– И вам спасибо за букет. Передавайте привет вашей подруге. – Юлька забрала у Лены ключ, открыла дверь и буквально впихнула оторопевшую подругу в подъезд. – На, держи. – Сунув в руки Лены букет, Воронкова вздохнула: – Как тебя угораздило въехать в дом без лифта? Хорошо еще, что этаж не такой высокий…
– Что ты все время жалуешься? Ты ж у нас «звезда», должна быть в форме – вот и занимайся зарядкой, пешком ходить полезно, – огрызнулась Крошина, пришедшая наконец в себя. – Интересно, от кого бы это могло быть?
