У Стеши словно прорезался голос, она громко взвизгнула, но в то же время загремел со страшной силой гром и ее голос растворился в природном звуке. Девушка почувствовала, как дрожащие мужские руки бесцеремонно стали стягивать с нее одежду, в лицо дохнуло горячее прерывистое дыхание, отвратительно воняющее чесноком, и гадкие влажные губы коснулись ее шеи. Стеша напряглась и выдавила из себя со стоном беспомощный крик. Тяжелая потная рука опустилась на ее губы и нос, прикрывая доступ воздуха, и хриплый голос прерывисто и сдавленно, с нотками издевки, произнес:
– Молчи, дурында, и наслаждайся.
Часом ранее.
– Стеша, может, все-таки такси вызовем? – еще раз предложила Ксюха подруге, прыгающей на одной ноге в коридоре, пытающейся быстро справиться с застежкой босоножки на низком каблуке.
– Не-а, я лучше прогуляюсь, еще не поздно. На улице те-е-пло, све-е-тло… – прищурив лукавые глаза, с чувством растягивая слова, произносила девушка.
– И мухи не кусают, – шутливо добавила Ксюха. – Знаем, знаем мы твою присказку, – констатировала она.
– Вот-вот, – поправляя волосы перед зеркалом, отозвалась Стеша. От выпитого мартини у нее раскраснелись щеки и появился привлекательный блеск в глазах. Она за ремешок сдернула с крючка висевшую на вешалке сумочку, водрузила ее на плечо и произнесла: – Ксюша, спасибо тебе, хорошо посидели. Жалко, конечно, что Уля не смогла выбраться.
Она подалась всем корпусом вперед, чмокнула подругу в щеку, отстранилась, обеими руками потянула подол короткой легкой джинсовой юбки вниз, словно от этого движения юбка станет длиннее, и с чувством сожаления заглянула в глаза подруги. Если честно, то уходить ей совсем не хотелось, но… всегда это но… Но надо.
– Может, зонтик мой возьмешь? – заботливо предложила подруга, кивая головой на вешалку, где сиротливо на крючке висел зонт с ярким принтом. – Вечером синоптики дождь обещали.
– Нет, не надо. Они неделю уже обещают. Хоть бы одна капля упала. Давай, пока, – и, не оглядываясь, немного торопливо и суетливо выскочила в подъезд. Девушка постояла в нерешительности на лестничной площадке, раздумывая, вызвать лифт или нет, и, махнув кому-то неведомому рукой, стала спускаться по лестнице, подбодрив себя: – Подумаешь, всего-то шестой этаж.
И вскоре очутилась на улице, задорно запрокинула голову вверх, словно удостоверилась, что небесное светило на месте и при его теплом свете она успеет добраться до дома. Стеша машинально глянула на часы, красовавшиеся у нее на руке – современную модель Apple Watch SE 2022 с корпусом из алюминия цвета «сияющая звезда» и такого же цвета спортивным ремешком. Она давно такие хотела, и неделю назад на ее двадцатипятилетие родители сделали дочери желанный подарок. Часы показывали 19:55, время «детское» для летнего июльского вечера. В этом году лето выдалось на редкость жаркое, днем асфальт плавился в прямом смысле слова, а вечера стояли знойные и удушливые.
Стеша заинтересованно окинула взглядом Ксюхин двор: в песочнице возились маленькие дети, ребята постарше покоряли детскую площадку, молодые мамочки и бабушки вели неспешные беседы, изредка, с большой любовью поглядывая на своих чад. На углу противоположного дома стоял юноша в спортивном костюме и, казалось, сосредоточенно смотрел в ее сторону, в его фигуре чувствовалось напряжение, и девушке на миг показалось, что она его знает или где-то видела, но его лицо прикрывал козырек бейсболки, и толком рассмотреть она парня не могла. Парень поймал взгляд девушки, обращенный в его сторону, быстро ретировавшись, скрылся за углом дома. «Показалось», – подумав, успокоила себя Стеша, чувствуя, что в груди кольнула игла беспокойства, но она отогнала неприятное чувство и под неодобрительные взгляды всезнающих старушек, которые сидели на лавочках возле подъезда, уверенно шагнула с тротуара на газон, чтобы срезать добрый крюк. Именно так дорога к дому окажется в три раза короче, только надо пройти некоторое расстояние, юркнуть за бетонное ограждение, миновать небольшой отрезок по территории стройки и выйти к своему микрорайону под привлекательным и забавным названием «Матрешки».
Обогнув ограждение, девушка вошла на территорию стройки, привычно на ходу бросила взгляд на огромную махину – строительный кран желтого цвета с массивной стрелой, убегающей в бескрайнее небо. Небольшой камешек неизвестным образом влетел внутрь босоножки и больно кольнул ступню. Стеша чертыхнулась и неуклюже запрыгнула на правой ноге, потрясывая левой ногой в воздухе. К ее счастью, камушек так же незаметно вылетел, как и влетел, и она, вздохнув с облегчением, поправив съехавшую набок юбку, обошла подъемный кран и вонзилась глазами в большой черный джип, возле которого вели неспешную беседу три парня лет двадцати восьми – тридцати. Девушка замедлила шаг, сердце отчего-то забилось ритмичнее, и в нем поселилась тревога. Внутренний взволнованный голос спросил ее: «Что в такое время могут делать здесь эти трое, когда работы на стройке по какой-то причине не ведутся вот уже три дня?» Но тот же внутренний голос ответил ей, хотя и не очень убедительно: «Не будь такой подозрительной, возможно, эти люди связаны именно с этой стройкой». И все же помимо ее воли промелькнула еле уловимая мысль: «А может, все же вернуться?» Но, заметив, что парни, смерив ее, хотя и заинтересованным взглядом, вернулись к своей беседе, не стала поворачивать назад, перспектива проделать обратный путь показалась ей так себе, и она решительно прибавила шаг. Вожделенный дом был совсем рядом, и Стеша мысленно приободрила себя: «Сейчас… сейчас доберусь до своей квартиры и сразу в душ. Господи, как душно».
Чем ближе она подходила к джипу, тем беспокойнее стал вести себя парень, боком стоявший ближе всех к пыльной тропинке. Он не оборачивался прямо и открыто, а, слегка наклонив белобрысую бритую голову набок, старался не выпускать девушку из виду, нервно крутя на указательном пальце левой руки кольцо с брелоком и ключами. Ключи, соприкасаясь, бряцали и создавали раздражительный для слуха звук. Стеша еще успела подумать: «Левша, наверное». Был он высок ростом, худощав, сутуловат, в его движениях чувствовалась некая неприятная нервозность.
Небо неожиданно нахмурилось, приплыли косматые сердитые тучи, налетел порывистый, знойный ветер, поднял пыль с дороги, закружил ее змейкой в воздухе и, танцуя, понес вглубь стройки. Сердито зашумели деревья за бетонным ограждением площадки, и от ярого дуновения, словно сговорившись, разом наклонились в одну сторону. Впереди сверкнула желтая зигзагообразная молния, потом еще и еще. Девушка прибавила шаг и зачем-то начала мысленно считать шаги до машины: «Два… пять… семь…» Нервный парень, не оставляя ключи в покое, открыл заднюю дверцу автомобиля, в ту же минуту Стеша поравнялась с незнакомцами. Белобрысый в два прыжка предстал перед ней, она и охнуть не успела, как он обхватил руками ее за грудь, парализуя движения, и поволок к машине. Сердце девушки камнем полетело вниз, глаза от страха затуманились, во рту пересохло. Приятель нервного – широкоплечий, круглолицый толстячок с ровно подстриженной короткой челкой, пышущий здоровым розовым румянцем на щеках, вытаращив испуганно голубые глаза, взвизгнул:
– Клоп, ты что, охренел?
Стеша изо всех сил пыталась вырваться из цепких клещей варвара, но, очутившись словно в тисках, больно сдавивших грудь, не могла ничего сделать, не хватало сил даже закричать.
– Ай, маладца, – причмокнул третий, темноволосый парень, с глубоко посаженными мелкими глазами, крупным носом с мясистыми ноздрями, растягивая большой рот в довольной улыбке и оголяя ряд неровных желтоватых зубов. Он поспешил на помощь приятелю, торопливо подхватил ноги девушки и суетливо помогал затащить в машину ее дрожащее тело, которое из последних сил извивалось и противилось насилию.
– Ну, нет, мужики, не борзейте. У нас дело висит, – повизгивал толстячок, топчась на месте, но приятели ему не хотели подчиняться.
– Болт, тебя никто не неволит. Мы справимся быстро, глазом моргнуть не успеешь. Главное, не мешай, – сипел натужным голосом темноволосый.
У Стеши словно прорезался голос, она громко взвизгнула, но в то же время загремел со страшной силой гром, и ее голос растворился в природном звуке. Девушка почувствовала, как дрожащие мужские руки бесцеремонно стали стягивать с нее одежду, в лицо дохнуло горячее прерывистое дыхание, отвратительно воняющее чесноком, и гадкие влажные губы коснулись ее шеи. Стеша напряглась и выдавила из себя со стоном беспомощный крик. Тяжелая потная рука опустилась на ее губы и нос, прикрывая доступ воздуха, и хриплый голос прерывисто и сдавленно, с нотками издевки, произнес:
– Молчи, дурында и наслаждайся.
По крыше автомобиля застучали редкие капли, но с каждой секундой дождь усиливался, и вскоре по стеклам потекли извилистые ручьи. Девушка прикрыла глаза и от боли, слабости и страшного унижения, уничтожающего себялюбие, отключилась.
Стеша почувствовала, как кто-то легонько шлепает ее по щекам, мышцы болели, ломило все кости, словно ее тело протащили через адскую машину. Она через силу открыла глаза. За автомобильным окном по-прежнему плакал безразличный дождь, и «крокодиловы слезы» ручьями сбегали по запотевшему стеклу.
– Выспалась? – осведомился нервный и хихикнул нехорошо и хрипловато. Он сидел на переднем сиденье автомобиля и смотрел на девушку в салонное зеркало, прикрепленное к лобовому стеклу. Толстячок находился на водительском сиденье и, не оборачиваясь, молчал и тяжело дышал.
– Выметайся. И только попробуй где-нибудь про нас вякнуть, – процедил сквозь зубы темноволосый, находившийся на заднем сиденье. Он перекинулся через девушку и, открыв дверцу джипа, перебросил свое тело на прежнее место, больно ткнул пассажирку в бок. – Что сидишь? Понравилось, что ли? Повторить?
Ноги девушку не слушались, она с трудом сбросила их на землю и буквально стекла из машины прямо в лужу.
– Трусы забери, простудишься, – гоготнул темноволосый, выбрасывая в грязь ее нижнее белье.
Машина медленно тронулась с места, обдавая безжизненное тело девушки грязевыми фонтанными потоками.
Стеша постепенно приходила в себя, постаралась подняться с земли, но ноги по-прежнему не слушались, скользили и разъезжались в разные стороны. Наконец, она смогла сконцентрироваться и, вырвав свое тело из слякоти, поднялась на ноги. Дождь, смывая жидкую грязь с одежды и тела девушки, постепенно прекращался, тучи незаметно рассеялись, на улице становилось светлее. Стеша запрокинула искаженное страданиями лицо к небу и прошептала:
– Господи, за что?
Не получив ответа, обессиленно вымолвила:
– Лучше бы я сдохла…
Горячая вода никак не могла согреть тело девушки, а уж тем более душу. Стеша бездумно стояла под душем, незащищенная кожа содрогалась неуправляемой мелкой дрожью, а в груди стояла тягучая, темная пустота. Казалось, трепетная, чистая душа молодой девушки, спасаясь от беспросветного позора и унижения, покинула бренное тело. Наконец она отключила воду, накинула махровый халат, полотенце на голове замотала чалмой, собрав под него мокрые волосы, и вышла из ванной комнаты.
Во входную дверь с настойчивым упорством звонили, Стеша решила не открывать и даже направилась к дивану, но неожиданно передумала и пошла к двери. Она не стала смотреть в дверной глазок, ей было абсолютно все равно, кто находился в подъезде, и, щелкнув замком, приоткрыла дверь. На площадке стоял молодой участковый, он большими внимательными карими, глубоко посаженными глазами под темными густыми бровями заглянул в безразличные, болезненно-печальные серо-зеленые глаза девушки и, кашлянув в кулак, стараясь придать своему голосу солидности и официальности, произнес:
– Здравствуйте, гражданочка, – и, не дождавшись ответного приветствия, мягче произнес, – извините за настойчивый звонок…
– Что вы хотели? – девушка не дала ему договорить, ей безумно хотелось остаться одной, зарыться в подушку лицом и отключиться, чтобы ничего не видеть, не слышать, не чувствовать.
– Да, – лицо участкового вновь приобрело строгий официальный вид. – Умнов Виталий Миронович, ваш участковый. Вы позволите? – спросил страж порядка и сделал попытку войти в квартиру.
Девушка, конечно, узнала его. Она несколько раз видела, как он заходил в соседний подъезд. Именно там проживала беспокойная супружеская пара, мужу и жене было лет по тридцать с небольшим. Вернее сказать, проживала девушка, а вот ее спутник появился там совсем недавно, месяца полтора назад. Она небольшого роста, всегда ярко и вызывающе накрашена, пшеничные волосы гладко зачесаны назад и скрыты под шикарным хвостом-шиньоном, который струится крупными белыми локонами по спине до самой талии. Вся ее обувь, независимо от сезона, была на высоком каблуке. Стеша часто сталкивалась с ней на тротуаре возле своего дома, когда возвращалась с дежурства после ночной смены, где работала медсестрой в хирургическом отделении. А Алла спешила в салон красоты «Три грации», где неустанно трудилась мастером маникюра. В лице ее мужа присутствовали кавказские черты, все его резкие движения указывали на взрывной характер, к тому же он был страшно ревнив. Стеше дважды невольно пришлось быть свидетельницей безобразных сцен, происходивших прямо на улице. Оба раза она возвращалась из магазина домой и единожды наблюдала, как Ашот в припадке ревности ударил жену по лицу. Внутреннему возмущению Стеши не было предела, она понять не могла, как можно так себя не уважать, чтобы позволять мужу себя оскорблять, да еще и руку поднимать. Сама бы она точно терпеть издевательства не стала. Имена супругов она узнала случайно, они произносили их во время ссоры. Где, как и чем зарабатывал Ашот на хлеб насущный, Стеша была не в курсе, ей только доподлинно было известно, что он по несколько дней отсутствовал дома, а когда возвращался, то с пристрастием воспитывал жену, да так, что, услышав ее душераздирающие крики, соседи вызывали участкового.
Голос Умнова донесся до девушки откуда-то издалека, она в первую минуту и не поняла, что он от нее хочет. Участковый повторил вопрос:
– Можно войти?
После этого Стеша постояла несколько секунд в нерешительности и, отступив, оставила дверь открытой. Умнов неспешно вошел и продолжил разговор:
– В вашем подъезде произошел несчастный случай. Вы знакомы с соседом сверху?
– А что случилось? – безразлично осведомилась Стеша, вспомнив русоволосого парня лет около тридцати, может, чуточку старше, с накачанными мышцами, по всей вероятности, много времени проводившего в спортзале, снимавшего квартиру этажом выше. Она неоднократно видела, как он проходил по двору со спортивной сумкой на плече в вечернее время. Однажды она ехала вместе с неразговорчивым парнем в лифте и украдкой, разглядев его вблизи, почему-то поймала себя на мысли, что он ей кого-то напоминает. Вот только кого? Она потом не раз обращалась к этой нечаянно промелькнувшей мысли, но так и не вспомнила, решив, что ей просто показалось, оставила в покое эту бесперспективную затею. Стеша тогда еще подумала о нем как о серьезном человеке. Он к ней не клеился, не флиртовал, не сыпал тупыми шутками, был серьезен и даже беспокойно задумчив. Ей показалось, что его тревожат какие-то неприятные мысли.
– Он погиб. Выпал из окна собственной квартиры, если быть точнее, с лоджии вывалился, – пояснил участковый, направляясь на лоджию, выглянул в открытое окно, посмотрел вниз и, запрокинув голову, насколько это было возможно, обозрел верх.
– Повезло ему, – тихо произнесла девушка.
– Что? – отреагировал Умнов, не расслышав реплику девушки, и, не получив ответа, добавил:
– Вы ничего не слышали? Может быть, шум какой-то подозрительный над вашей квартирой был?
– Я недавно вернулась и сразу в душ… Дождь, понимаете ли… – все тем же безразличным тоном пояснила Стеша.
– Понимаю, – отозвался участковый, возвращаясь с лоджии и озабоченно всматриваясь в неестественно бледное лицо девушки. – Ваша соседка напротив из своей квартиры в дверной глазок видела, что вы вернулись, – и, немного конфузясь, добавил: – Именно поэтому я так настойчиво звонил вам в дверь, – он не стал говорить, в каких красках описала соседка ее грязный растрепанный вид, и совсем по-братски, с сочувственными нотками в голосе, поинтересовался:
– У вас что-то случилось?
– Нет, – слишком поспешно дрогнувшим голосом ответила она, и тут ее словно прорвало. Она села на диван, зарылась лицом в мягкую подушку и в голос заревела. Свое тело казалось гадким и противным, она до сих пор чувствовала эти ужасные, влажные губы на своей шее, не могла отделаться от стойкого тошнотворного запаха чеснока, казалось, что им пропитан весь воздух в ее квартире. И еще… Она потеряла часы. Это из-за этих уродов была поругана не только ее честь, но и родительская забота о ней. Сколько в глазах матери было нежности, тепла, любви, когда она ее поздравляла с юбилеем и протянула коробочку, перетянутую, как в детстве, розовой лентой. Горечь, обида, стыд, злость – все, что стояло комом в груди, выплескивалось потоком слез наружу.
– О господи! Кто же вас так обидел? – заметался по комнате Виталий, соображая, чем можно помочь безутешной хозяйке квартиры. Взгляд его упал на круглый стеклянный журнальный столик, именно на нем, на ажурной салфетке, стоял изящный прозрачный графин с водой, в котором плавали две дольки лимона и несколько листиков мяты. Рядом, как и полагается, стоял фигурный стакан. Запоздалое вечернее ласковое солнце, выглянувшее после обильного проливного дождя, с неуемной радостью играло стеклянной посудой, упиралось лучами в лимонные дольки, подкрашивая воду в графине в желтоватый цвет. Умнов почувствовал, что сам нестерпимо хочет пить. Он торопливо наполнил стакан освежающим напитком, из графина вместе с водой просочился листик мяты. И прежде чем подать успокоительный сосуд девушке, сам залпом, в три глотка, осушил стакан. Мятный листик прилип к небу, он осторожно с крайним чувством брезгливости извлек запашистую травку изо рта и, сообразив, что ему ее деть абсолютно некуда, поспешно сунул в карман брюк. Тут же наполнил сосуд вторично и быстро понес его по-прежнему безутешно рыдавшей Стеше.
– Ну, полноте вам, право, – произнес Виталий и поймал себя на мысли, что произносит реплику из какой-то древней пьесы, прокашлялся в кулак, и, придав голосу солидный тон, добавил: – Вот, глотните воды, вам надо успокоиться.
Девушка оторвала опухшее лицо от подушки и приняла стакан. Пока она судорожно делала осторожные глоточки, крепко держа обеими руками сосуд, участковый продолжал увещевать:
– Что же могло такого страшного случиться у такой красивой гражданочки? Надо просто разобраться в себе. Может, ничего страшного и не произошло, – говоря все это, он рассматривал книги на единственной книжной полке над диваном, пробегая заинтересованным взглядом по авторам на корешках.
У него даже была своего рода теория, выведенная, как ему казалось, им самим. Якобы по книгам, находящимся в квартире, можно составить некий психологический портрет человека или даже целой семьи. Хотя он естественно подозревал, что данная теория не нова, но очень уж любил применять ее на практике, поэтому считал именно своей.
«Флобер, Жорж Санд, Дж. Остен, И. Бунин, Б. Акунин, А. Куприн. Так тут все понятно, – мысленно произносил Умнов, продолжая исследовать корешки. – Три книги Г. Маркова, ага, Сибирь любим, тут мы с вами, дорогая, похожи. «Вертикальный разум», «Альпинизм: свобода гор», так, так, так». – И вдруг его взгляд уперся в фотографию в незатейливой рамочке, свободно стоявшую между корешками книг: юная девушка, со спины очень напоминавшая хозяйку квартиры, в полном обмундировании скалолаза взбиралась по вертикальной стене. В правом нижнем углу снимка каллиграфическим почерком на темном фоне белыми буквами была выведена аккуратная надпись «Школа выживания».
– Да, ладно. «Школа выживания»? – неожиданно громко воскликнул удивленный Виталий. – Вы воспитанница Хватюги?
Стеша от неожиданного вопроса перестала хлюпать носом и устремила недоуменный взгляд на Умнова.
– А вы что, знаете Хватюгу? – спросила она, всхлипывая и, как ребенок, тыльной стороной руки вытирая глаза.
– Конечно, знаю. Только судя по дате на вашем снимке, я у него занимался лет так на пять раньше вас. Правда, недолго…, – а вот почему не долго, Виталий не стал уточнять: совсем неприятно ему было вспоминать о расставании со «Школой выживания». Но неожиданно для него девушка, вытирая тыльной стороной распухший красный нос, проявила неподдельный интерес и спросила:
– А почему недолго?
– Да так, если вам интересно, может, как-нибудь расскажу.
Но у нее уже срывался с губ другой вопрос:
– А вы не в курсе: Анатолий Иванович еще сидит? – назвала она Хватюгу по имени отчеству.
– Да нет, что вы, он уже на свободе, только тренерской деятельностью ему запрещено заниматься, сами понимаете…, – и, видя, что девушка немного успокоилась, внутренне спохватился, вспомнив цель своего визита. Ему дальше надо поквартирный обход осуществлять, а он впечатлительную барышню успокаивает. Для себя он сделал вывод, что дела сердечные вывели девушку из равновесия, и уже официальным тоном осведомился:
– Так, значит, по существу, по поводу гибели вашего соседа ничего конкретного сказать не можете?
– А когда это произошло? – вдруг заинтересовалась Стеша.
Умнов посмотрел на часы и ответил:
– Тридцать три минуты назад.
– Надо же, – произнесла она тихо и громче добавила, – ничем помочь не могу.
– Ну, тогда, до свидания. Вот моя визитка, если что вспомните, звоните, – участковый оставил карточку на столике и, опять почувствовав прилив жажды, с сожалением посмотрел на полупустой графин с лимонной водой, да и стакана рядом не оказалось, а свой девушка по-прежнему держала в руках. Он быстрым шагом направился к выходу, но притормозил и спросил:
– Может, я зайду как-нибудь?
– Нет, – слишком поспешно ответила Стеша и тихо добавила: – Не надо, все нормально.
Он неловко, словно недоумевая, пожал плечами и скрылся за дверью, резко захлопнув ее, подумал: «Странная она, но интересная, высокая, стройная, худенькая только очень. А какие глаза, правда, печальные и болезненные. Видно, правда, кто-то ее сильно обидел. Нет, решено, еще зайду, а предлог всегда найдется… Надо же, и с Хватюгой она знакома… И книги там на полочке были еще, только я не успел посмотреть какие… Ну да ладно…», – и Умнов уверенно вышел из подъезда.
За участковым зычно захлопнулась дверь, и Стеша, забыв на время свою безутешную боль и душераздирающие страдания, вспомнила «Школу выживания», или «Шковыж», так называли ее между собой воспитанники Хватюги. Девушка записалась в клуб скалолазов в выпускном классе, сразу после новогодних праздников. И хотя приходить посреди учебного года было запрещено, Анатолия Ивановича поразило упорство и настойчивость юной леди, и он взял ее с испытательным сроком под свою личную ответственность, не внося в официальные списки. На вопрос, почему она хочет заниматься именно скалолазанием, а не бальными танцами или гимнастикой, что больше подходит такой хрупкой девушке, каковой она являлась, Стеша наплела, как сама сейчас понимала, всякой ерунды и высокопарных слов. А причина была одна: она безумно влюбилась в своего одноклассника Славку, который занимался у Хватюги, и ей хотелось как можно больше времени проводить с ним, видеть его, слышать только его. Поэтому она напросилась именно в группу Славки, хотя эта группа была уже полностью скомплектована. Да, как она горько ошиблась в выборе объекта обожания. Но понимание пришло позже.
Новички, только-только записавшиеся в «Школу», путали два совершено разных понятия – Хватюгу с Хапугой, не зная, что в старые времена на Руси бравого молодца, удальца и храбреца называли Хватюга. Как и когда к тренеру по скалолазанию прилипло необычное прозвище, уже никто и не помнил. Он же для воспитанников являлся и инструктором по безопасности, хотя в принципе это было недопустимо, но возможности школы были ограничены финансово, и здесь занимались юные любители, а не готовили профессиональных скалолазов. Стеша сама не заметила, как втянулась в тренировки и с большим увлечением и самоотдачей стала заниматься у Анатолия Ивановича. Вскоре совершенно случайно она узнала, что у Хватюги есть еще одно увлечение: он занимается метанием ножей. Как-то раз она пришла на тренировку пораньше, ей хотелось кое-что обсудить с тренером по технике скалолазания в спокойной обстановке, без свидетелей. Она бегала по большому спортивному комплексу в поисках тренера и заглянула в один класс, в котором ранее не была. Стеша увидела, как профессионально, точно и выверено тренер метал ножи в деревянный стенд. Ее просто заворожило данное действие, и она тут же решила, что непременно должна научиться боевому искусству. Долго же пришлось уговаривать Хватюгу потренировать ее, ей очень хотелось научиться искусству метания ножей. Но упорства девушке было не занимать, и тренер скоро сдался, а она увлеклась этим занятием даже больше, чем скалолазанием. Хотя одно другому не мешало.
Все шло замечательно, пока в один из майских дней две объединенные группы из девяти человек, тренер был десятым, не отправились в лес. Заканчивался сезон тренировок, и в «Школе выживания» была традиция, так сказать, «сжигать расписание»: сидя у костра, печь картошку, жарить сосиски на вертеле и петь душевные песни о туризме, походах, горах. Славка профессионально играл на гитаре, кроме «Шковыжа» он еще учился в музыкальной школе. Возможно его игра и пение под гитару сыграли свою роль в том, что Стеша его просто боготворила. Но ее привязанность закончилась именно в тот злополучный майский день.
В параллельной группе занималась Дашка Скокова, о боже, как она оправдывала свою фамилию. У нее была поразительная способность всегда, словно «черт из табакерки», появляться со свойственной ей припрыгивающей походкой в самом неподходящем месте. Но занималась скалолазанием Дашка отлично: когда она была на стене, это был совсем другой человек, сосредоточенный, собранный, внимательный, с выверенными движениями. А вот в обычной жизни вихлястая, немного неуклюжая с пружинистой походкой. Поведение ее так разнилось в быту и на стене, что ее можно было сравнить с человеком, имеющим дефект речи в виде заикания. Это когда человек в обычной речи страшно заикается, а поет отлично, без сучка и задоринки.
Вспоминая минувшее, тот злополучный день, Стеша опять переживала все события заново и сейчас, как и все предыдущие годы, никак не могла отделаться от чувства вины за случившееся в тот роковой день. Она все время ждала, что ее неминуемо настигнет расплата: такие вещи не проходят зря, Вселенная всем воздает по заслугам. Ее вдруг осенила безумная догадка. Ведь все верно! Все, что с ней произошло сегодня, – это наказание. Только почему такое жестокое? Лучше бы сразу смерть, а так ей всю жизнь не отделаться от этого позора и ужасного чувства отвращения к своему поруганному телу. Как жить дальше? Словно согласуясь с ее мрачными мыслями, золотой шар солнца покатился к закату, небо нахмурилось, в комнате сразу стало пасмурно, очередной день, возможно, самый страшный в ее жизни, неминуемо умирал. Стеша разволновалась, сняла полотенце с головы, небрежно бросила его на спинку стула и направилась к графину с водой, вылила остатки в стакан и, присев на кресло, устремила взгляд через стекло лоджии на клочковатые тучи, беззаботно плывшие по спокойному небу. Мысли потекли дальше.
Добрались до редкого загородного леса. Свежий воздух пьянил, прибавлял настроения, все были в предвкушении хорошего отдыха. Нашли прекрасную полянку для костра. Анатолий Иванович спокойным, уверенным голосом, со знанием дела всем дал задание, никто не оказался не у дел, только Дашка куда-то исчезла. Все, посмеиваясь, решили, что побежала в кустики по неотложным делам. Стешу тренер назначил своей помощницей. Кто-то пошел вглубь леса собирать сухие сучки для костра, кто-то расчищал с земли прошлогоднюю траву и хвою, готовя место под костер, кто-то разбирал рюкзаки и пакеты.
Еще до вылазки в лес Стеше с большим трудом удалось уговорить Хватюгу, чтобы он взял на природу метательный нож «дятел 2» и показал ей не в стенах зала, а на свежем воздухе безоборотное метание ножа. Тренер долго отказывался, но затем почему-то отбросил здравый смысл и согласился.
Когда все разбрелись по лесу, они уединились и пошли совсем в другую сторону. Анатолий Иванович шел не спеша и как будто искал что-то глазами. На ее вопрос: «Долго ли нам еще идти?» Он ответил, что ищет подходящее сухое дерево, так как живые деревья нормальные люди ножами не портят. И вот наконец-то такое дерево нашлось. Тренер отошел на необходимое расстояние, принял стойку. Стеша невольно залюбовалась точными, выверенными движениями коренастого, моложавого, поджарого мужчины в камуфляжном костюме, лет ему было около пятидесяти, обратив внимание на его сосредоточенное, с прямым носом лицо. Нож пошел чисто стрелой, прямо, без вращения, узкий клинок верно резал воздух… И тут случилось то, что никогда и ни за что не могло бы случиться, так думала спустя время девушка. Как и откуда выскочила Дашка и почему они ее вовремя не заметили, оставалось для них самой большой загадкой. Девушка выскочила прямо из-за березы в тот момент, когда нож был уже отправлен в путь и вонзился Дашке в самое горло. Она вытаращила глаза, в немом порыве открыла рот и стала медленно падать на землю. Шансов выжить у нее не было: проникающая способность клинка «Дятел 2» отличная, да и выпущен он был с определенной силой. Что происходило дальше, Стеша плохо помнила. Она от переизбытка чувств просто потеряла сознание. Затем была скорая, труповозка, бесконечные вопросы следователя…
С ней еще несколько раз беседовали, даже была бредовая версия, что это она отправила нож в путь, но отпечатки пальцев показали обратное. Но все равно она корила себя безудержно за то, что просила тренера взять с собой на природу нож. Ох, если бы он проявил настойчивость и не пошел у нее на поводу! Она даже следователю сообщила о том, что здесь и ее вина есть. Только к ее показаниям, как ей казалось, отнеслись несерьезно. Стеша впервые столкнулась со страшной действительностью, осознала, как хрупка человеческая жизнь, и старуха с косой может настигнуть любого в самую неподходящую минуту, и уже ничего нельзя исправить. И еще одно обстоятельство выбило ее из колеи: со злополучной поляны исчез Славка, его искали, звали продолжительными криками, но он словно провалился куда-то. Как выяснилось позже, он, узнав о случившемся, просто сбежал, оставив все свои вещи на месте, даже гитару с собой не взял. Следователь позже нашел его дома в ужасном состоянии, с глубоким нервным расстройством. А некоторое время спустя в классе Славка всем доказывал, что такая мразь, как Хватюга, получил по заслугам и должен сидеть. После этого случая Стеша словно прозрела: как она могла любить такого мелкого человека. Она просто перестала его замечать. Он несколько раз с глупой улыбкой на лице пытался с ней заговорить, казалось, искал ее внимания, но она повзрослела, и юношеская увлеченность прошла. А когда Анатолий Иванович получил реальный срок, Стеша вообще отвернулась от Славки. Она считала, что его показания добавили вины тренеру, хотя прекрасно понимала: за смерть Дашки кто-то должен был ответить, но смириться с лишением свободы тренера не могла.