Марина Иванова
Куда позовёт прошлое?
– Так ты у Прохорова и спроси, пусть расскажет.
– Да не помнит он ничего. Помнит, как в то утро за руль сел. Обычно с водителем едет, а тут почему-то сам. Почему – тоже не помнит. Ну так сел он за руль, а дальше, говорит, как вырубило.
– Ну, Димыч, – Кирилл выдержал небольшую паузу и ответил, – Ты у нас следователь, тебе и разбираться.
– Не поможешь, да? – с надеждой вздохнул Михальчук. Он всё-таки на что-то надеялся.
– Нет.
– Кирилл…
– Дима, нет! – отрезал Кирилл, Я жить хочу, понимаешь. А все эти шаманские пляски с бубнами ничем хорошим не заканчиваются. Вот хочешь честно? Я боюсь, Дим. Боюсь. За себя, за родных… сколько можно по краю ходить? И ещё… Мне очень не понравился этот Степан. Вот прям очень! Не хочу я с ним никаких дел иметь.
– Кир, ты ж не общался с ним, откуда… когда успел впечатление составить?
– Общался. Там, на кладбище. У Каринкиной могилы…
– Вот сколько знаю тебя, а, наверное, никогда не привыкну к твоим странностям, – не скрывая досады, вызванной отказом в помощи, пробормотал следователь.
– И не надо. И… я сам к ним не привыкну. В общем, Дим, знать ничего не хочу об этой истории, рули сам.
– Как скажешь, – уныло ответил Михальчук и добавил с усмешкой. – Но это, Кирюха, совсем не по-пацански.
– Пусть так, но решения своего я не поменяю.
5
Июньское солнце сквозь густую листву растущих в больничном дворе деревьев, пробивалось в палату. Утро. Ещё нет изнуряющей жары и лёгкую занавеску на окне колышет прохладный ветерок. Скачут солнечные зайчики по стенам и подоконнику, пахнет… а вот пахнет в больнице совсем по больничному, смесью хлорки, лекарств и чего-то ещё, неуловимого и жутко раздражающего.
Прошёл час, как Степан проснулся от невыносимого запаха. Было что-то ещё… громыхание какой-то тележки по коридору, противный до невозможности голос медсестры, громко напоминающий «гражданам травмированным и симулирующим» об уколах и прочих процедурах», но запах больничный раздражал сильнее всего. Степан распахнул окно, полагая, что легче станет дышать. И, чтобы отвлечься, перестать обращать внимание на то, как пропитывается запахом больницы его тело и волосы, он усиленно пытался вспомнить день нападения. Что было? Эх… кроме головной боли, молоточком застучавшей в висках, ничего… пустота. Будто и не было того дня. Заснул накануне дома, а проснулся в избушке кладбищенского сторожа. «Кладбищенского сторожа»! Смех! И кого от кого, интересно, он охраняет? Живых от мёртвых или мёртвых от живых?
Дверь открылась бесшумно. Степан скорее почувствовал, чем услышал. Обернулся…
– А… товарищ следователь, – с язвительной усмешкой прокомментировал он появление Михальчука. – Что, поймали супостатов?
– И вам доброе утро, – будто не заметив его насмешку, хмуро поздоровался следователь. – Хотя… Для вас, Степан, оно вряд ли доброе. У меня плохие новости.
– Ну извольте, – снова насмешка… До чего же высокомерный тип! Михальчука передёрнуло от отвращения и заныли все зубы разом.
– Сегодня ночью в вашем доме была убита ваша жена, и ваш водитель, – не церемонясь, выдал следователь. А чего церемониться? Мужик крепкий, не сказать, чтобы очень уж эмоциональный, во всяком случае Михальчуку так показалось, ибо встречу его с супругой наблюдать имел удовольствие. Очень неэмоциональная встреча вышла, и похоже, в этом браке о чувствах речи вообще не идёт. Ну, казалось бы, Инна только что мужа похоронила, и вдруг оказывается, что он чудесным образом остался жив, у любящей жены какая реакция будет? Верно. Шквал эмоций, а эта же… В больницу приехала, наверное, только для того, чтобы вещи передать и новый мобильник. Даже, элементарно, чего там в больницу возят… апельсины? Так даже их не привезла.
Михальчук вздохнул, возиться с делом Прохорова ему совсем не хотелось. Противно. Но и отказаться, как Кирилл, от расследования он не может, поскольку на службе находится, будь она неладна…
Лицо Степана застыло глиняной маской и посерело, пальцы что есть силы вцепились в подоконник. Первым побуждением Димы было подстраховать, подхватить, он всерьёз испугался за Степана, показалось, что грохнется в обморок. И сам ведь после нападения, а тут такое… Какими бы ни были отношения супругов, а известие о гибели одного всё равно должно ударить по второму. Наверное… Но Степан резко взмахнул рукой, давая понять следователю, что в помощи не нуждается, несколько секунд, отвернувшись к окну, он шумно втягивал в себя воздух, потом так же резко повернулся.
– Подробности! – потребовал он.
– Подробности вам не понравятся… – тут уже усмехнулся Михальчук. – Они были убиты в вашей спальне. Оба. В процессе… Ну вы понимаете, да? И сразу вопрос… Степан Алексеевич, вы были в курсе их отношений?
– Да каких отношений? – с угрозой и нетерпением пробормотал мужчина. – Не было никаких отношений! Ясно тебе, следак? Не было! Инка любила меня. Она вчера примчалась, как только узнала, что я жив!
– Это да, примчалась, – легко подтвердил следователь, кивнув, – Однако, факты остаются фактами. Вряд ли убийца загнал их обоих на супружеское ложе и заставил заниматься сексом…
Степан скрипнул зубами и зажмурился. Он не хотел этого слушать. Он не будет этого слушать. Он просто отключится. Вспомнит… да хоть Вивальди «Времена года», но в голове не возникло мелодии, набатом громыхали слова следователя. Пусть он ничего не говорит. Пусть заткнётся сейчас же! Это не его дело! Всё, что касается семьи – это только Степаново, для остальных – табу.
– Я не желаю обсуждать с вами моральный облик моей жены! – почти прорычал он, еле сдержался, чтобы не влепить следаку пощёчину. – Инна меня любила. Всё! Точка!
– Хорошо, – согласился Михальчук. – Тогда давайте поговорим о ней. Как по-вашему, у Инны были враги?
– Разве что работники салона красоты, запоровшие ей очередной маникюр… Или нахамившая кассирша в гипермаркете. Нет. Врагов у Инны не было и быть не могло. Откуда могут быть враги у безмозглой блондинки? – Степан прикусил язык, но слова уже вырвались, следователь их услышал.
– Вы же её не любили, да? Вот и злость ваша на неё о том же говорит. Да и скорби, как будто, не ощущается…
– Вы полиция нравов? Любил… не любил… Вам-то что за дело?! Жили мы нормально. Хорошо жили. Нас обоих устраивало.
– Ну да, ну да… – отступил Михальчук. – А вы, Степан Алексеевич, всю ночь оставались в больнице? Не подумайте ничего такого, я просто обязан спросить. Мотив-то имеется.
Степан кивнул, устало потёр пальцами лоб. Он не обижался, понимал, что вопросы к нему возникнут. Это же стандартная следственная процедура – проверять алиби. Потом он попросит контакты её подружек, салона красоты и фитнес клуба, который Инна посещала. И будет рыскать ищейкой, вынюхивая, расспрашивая, пытаясь вывернуть жизнь Инны наизнанку, перетряхивая грязное бельё.
– Я вчера никак уснуть не мог, попросил снотворное у медсестры, она мне таблетку дала, и я… проспал до самого утра, – наблюдая за птичкой, скачущей по ветке дерева, ровно, даже отстранённо, ответил мужчина, – Никуда не отлучался, в туалет не выходил. И у меня встречный вопрос. Я могу уже в частную клинику на долечивание поехать?
– Если в пределах города, то да.
– То есть… я под подпиской? А как же тот факт, что живу в пригороде?
– Ну что вы, Степан Алексеевич, какая уж подписка, когда вам жену хоронить… Опять-таки, вопросы у следствия могут возникнуть, убийство произошло всё-таки, так что жить вы, естественно, можете дома, но прятаться от следствия не рекомендую. И просьбу мою, извините, вы не можете игнорировать.
– Да… Дмитрий Ильич, ты не думай, я не совсем уж скотина бесчувственная, чувства будто заморозились, голова болит постоянно и… как будто нереально всё, не со мной… Ну вот будто кино смотрю. Скучное и примитивное.
– Понимаю. Последствия травмы. Ладно, мне пора. Выздоравливайте. И… оставайтесь на связи.
Михальчук вышел, тихо прикрыв дверь за собой, дошёл до сестринского поста. Медсестра сменилась. Плохо… Очень плохо.
– Девушка, а та сестричка, что ночью дежурила, давно ушла? – поинтересовался Михальчук.
– Да нет, – улыбнулась медсестра, хлопнув длинными, явно нарощенными, ресницами, – вот только что, буквально минуту назад, так что если поторопитесь…
– Спасибо! – перебил следователь, рванув к выходу. Как же её зовут? Оля? Даша? Что-то простое и незатейливое… Маша! Да! Точно. Маша… Увидел. Она? Не она? На всякий случай позвал, – Маша!
Она остановилась, обернулась, ветер подхватил её тёмные, распущенные волосы, отливающие медью на ярком солнце, девушка засмеялась, пытаясь отвести от лица непослушные локоны.
– Вот ведь… на работе всё время волосы собраны, решила хоть на улице распустить, а тут ветер. Теперь не причёска будет, а гнездо, готовое жильцов принимать.
– Да нет… что вы… – отчего-то смутился Дима, – Вовсе не гнездо. Вам идёт…
– Послушайте, Дмитрий Ильич, может на «ты»?
– Можно и так, – усмехнулся мужчина, – Надо же, запомнила…
– Это легко, – снова улыбнулся медсестра. – У меня сына так зовут.
Ну да… Сын. И ей на вид лет тридцать. Наверное, и муж имеется… Михальчук одёрнул себя. Ну что за мысли? Это всего лишь рабочие моменты. И всё. Ничего личного. И он просто кивнул, принимая…
– Я вот о чём поговорить хотел… – сбитый с толку собственными мыслями, Дима никак не мог подобрать слова. – Вижу… торопитесь?
– Ну как… может, на ходу поговорим? Мне нужно сына от свекрови забрать. Она строгая, не любит, когда я опаздываю.
– Да. Хорошо. Можно и на ходу. Маша… Я о пациенте нашем спросить хотел. Он вчера вечером никуда не отлучался?
– Да нет, конечно, – уверенно ответила Маша, – Он заснуть никак не мог, пришёл на пост, попросил таблетку. Я дала. Он таблетку при мне и выпил, хотя я не настаивала, мы же, – она хихикнула, – не в психушке, а в обычной больнице. Так он даже рот открыл, продемонстрировав, что выпил лекарство.
– А потом что?
– Ну как что? В палату ушёл.
– И ты не заходила к нему?
– Вообще-то Прохоров не относится к тем пациентам кому постоянный пригляд нужен, он не «тяжёлый», но да, я заходила к нему. Где-то через полчаса после того, как он снотворное принял. Собственно, и заходила, чтобы поинтересоваться, удалось ли ему заснуть. Таблетка не из самых сильных…
– И что он? Спал?
– Да как сурок! – засмеялась Маша. – Очень тихо спал. Даже дыхания практически слышно не было. Я ещё поближе подошла, послушала. Потом окно прикрыла, он его нараспашку оставил, а этаж-то первый, мало ли что…
– Это да.
– Потом я ушла, а утром разбудила его на укол. Вот и всё. Правда, с утра окно опять нараспашку было.
– Может, жарко стало, вот и открыл?
– Да нет, в палате кондиционер работал, даже прохладно было с утра. Некомфортно. Скорее, ему запах больничный мешает, – фыркнула она, – Он вчера ещё жаловался.
– Да, мне тоже, – улыбнулся Дима.
– А что-то случилось?
– Случилось… Жену его ночью убили. И водителя.
– Ой… Страшно как… Но это точно не Прохоров. Он спал всю ночь.
– Не скажу, что я подозревал его, но алиби проверить стоило. Это моя работа.
– Так если… Ему тоже опасность может угрожать, я правильно понимаю?
– Всё верно, Маша. Возле его палаты остались дежурить оперативники, а позже Степана перевезут в частную клинику. Так что ни ему, ни персоналу ничего не угрожает. К тому же информация о том, что он жив, пока ещё не в широком доступе.
Маша покивала задумчиво, поправила ремешок крошечной сумочки на плече и остановилась.
– Дальше мне на автобусе. До свидания, Дмитрий Ильич.
– До встречи, Маша.
Она снова кивнула. Не поверила, что встреча состоится. Всё верно. Прохорова перевезут сегодня в частную клинику, и что тогда следователю делать в больнице? Выходит, не будет больше встреч… Подошёл автобус. Маша вздохнула, бросила на следователя быстрый взгляд и прыгнула на подножку. Вот и всё. Михальчук постоял, посмотрел вслед удаляющемуся автобусу, вздохнул и пошёл к своей машине. История Прохорова запутывалась всё больше и больше, вопросы возникали всё новые, а ответов не было ни на один. Предстояло много дел, а для начала нужно съездить в посёлок, где Прохоров проживает, оглядеться и в посёлке, да и в доме тоже не мешает побывать. Оперативная группа и криминалисты – это, конечно, хорошо, Михальчук непременно обсудит с подчинёнными все детали, но собственное мнение и собственные выводы всё равно самыми верными казаться будут.
Посёлок оказался элитным и охранялся самым тщательным образом, удивительно, как в таком поселении могло произойти убийство. Вся территория посёлка огорожена высоким забором, КПП на единственном въезде, а забора нет только со стороны реки, он врезается в воду метра на два и обрывается… Патрулируется периметр каждые два часа вооружённым охранником с собакой. Ну и как же убийца проник на территорию? Охранник пожимал плечами и сконфуженно прятал глаза. Понятно… проспал, или телевизором невзначай увлёкся, обход пропустил, да только бдительность его тут не при чём, тот, кому нужно убить – убьёт, поскольку обозначенную цель имеет. Неважно как, убийца всё равно найдёт способ убить, а потому, Михальчук сделал вид, что не заметил смущения охранника.
– По воде не мог? – кивнул он на реку.
– Там глубина метра полтора, думаю нет, – хлопал длинными ресницами парнишка, – Но участок Прохорова прямо за этим забором.
– То есть, с одной стороны граничит с лесом, с другой стороны с рекой. Верно?
– Так точно.
– И что это нам даёт? – задумался следователь. Чужие на территорию не въезжали, видео с ворот отсмотрели по минутам, да и охрана отмечает всех, кто въехал, кто выехал, выходит… убийца или местный, то бишь житель посёлка, или очень хорошо знает все подходы к нему и не стал рисковать, подойдя к посёлку со стороны леса. Тогда вопрос… А как он пробрался на территорию? По воде? Дошёл до дома в мокрой одежде и мокрой обуви… зашёл, убил, вышел… в этом случае за ним тянулся бы отчётливый след – смесь воды и речного песка, ну или ила… земли ещё, иголок хвойных, от реки по земле под соснами идти до зоны двора… Ещё невероятней версия, что убийца разделся, прежде чем совершить заплыв, и так, голяком убивать пошёл. Смешно. Эх… Не выходит вот так сразу каменный цветок, лажа выходит, а цветок нет. Что в доме? А ничего в доме, так же, как и во дворе. Будто и не было никого. Ни следов, ни улик, ни отпечатков посторонних. Дверь открыта ключом, не отмычкой… ну хоть бы от обуви след оставил, или ещё что… Следы есть только домработницы, которая, явившись поутру, обнаружила убитую хозяйку. С ней Михальчук уже пообщался, женщина, как ему показалось, вполне адекватная и выдержкой обладает поистине железной, в панику не ударилась, на все вопросы отвечала внятно и по делу, но, к сожалению, расследованию её показания помочь не могли.
Опрос жителей посёлка тоже ничего не дал. Никто никого не видел, не слышал, причём люди разговаривали с группой очень неохотно, кто-то даже грубо. Выстрелы? Да у нас почти каждый день стреляют, салюты запускают то на одном дворе, то на другом. Вчера? И вчера было. Люди старались отвечать коротко и односложно, один мужик так и вовсе послал откровенно так, с указанием направления, в каком двигаться следует. А бабушка-соседка плечами пожала, мол, а чего хотите, это раньше при советской власти все друг о друге всё знали, и всё было общее, все у всех на виду, а сейчас никто соседей в свою жизнь не пускает, заборы строят, будто соревнуясь – у кого выше и неприступней, так что, не обессудьте, товарищ следователь, но ничегошеньки вы тут не найдёте. А о Стёпке никто и не расскажет. Избегает он людей, больно заносчивый.
– Давно он тут проживает?
– Так… этот дом ещё его дед строил на месте старого, так Стёпка с Анютой, это сестра его, когда детьми были, каждое лето здесь проводили и зимой иногда наведывались. Когда дед совсем одряхлел, его дочь к себе забрала, а дом Степану в пользование достался. Когда Анюта пропала, у деда первый инфаркт случился. Вытащили врачи, да так и не оправился он, совсем сдал, помаялся полгода, а поиски прекратили, так и помер… Дом уже Степан достраивал. Двенадцать лет назад ремонт сделал, да что-то не понравилось, почти сразу второй затеял. Постоянно он лет семь тут живёт. Или шесть… Да, наверное, шесть. Как женился на Инке, так и поселились они тут.
– О его отношениях с женой тоже никто ничего не знает? – раздосадовано уточнил Михальчук. Он так надеялся хоть на какую-то зацепку, но нового ничего не узнал. И спросил-то просто так, скорее из любопытства, чем для пользы дела. У Степана на момент убийства Инны алиби железобетонное, к нему не подкопаться, хотя, если уже начистоту, вот признаться самому себе – хотелось бы подкопаться. Уж больно неприятное впечатление он производил.
– Закрыто они жили… – помедлив, всё ж-таки не решилась поделиться информацией собеседница, – Да сейчас все так живут. Обособленно. Каждый в своей берлоге. Нет, ничего я не знаю.
– Ну спасибо и на том, – отступил Михальчук, отчётливо понимая, что соседка не договаривает. Много чего о семье рассказать может, да молчать будет. Не пытать же её в самом деле!
Он ехал в город и ловил себя на мысли, что упускает что-то крайне важное. Было что-то в череде коротких диалогов с соседями, промелькнуло что-то может быть не совсем относящееся к делу, но всё же важное, только что? Дима никак не мог ухватить мелькнувшую мысль, она не давалась и ускользала, а в голову лезли какие-то совсем уж глупости, вроде Степана, перелезающего высоченный забор в своём отутюженном, безупречном костюме и начищенных до блеска туфлях… Михальчук заметил, как тщательно осмотрел он вчера одежду и обувь, привезённую Инной.
А пока Дима ехал, ему позвонили из отдела, сообщили, что все счета фирмы Прохорова были опустошены за несколько дней до нападения на Степана. Кто и куда увёл денежные средства ещё предстояло разбираться, но Михальчук позлорадствовал. Перед внутренним взором возникла давешняя старушка с фразой: «Не всё коту масленица!». Дима фыркнул, развеселившись, и сразу как-то поднялось настроение. Может, от того, что появилась хоть какая-то зацепка в этом деле? А может просто «порадовался», представив, как изменится в лице невозмутимый Степан…
И ещё Дима думал о том, что всё-таки стоит заехать к Кириллу. Нет, впутывать того в расследование, конечно, не стоит, но, может, фотки посмотреть не откажется, увидит хоть что-то, а дальше он справится сам, была бы опора, от которой отталкиваться.
На звонок дверь открыл Марк.
– Привет, Марик, – поздоровался Михальчук, – Кирилл дома?
– Привет, – отозвался Марк. – Заходи. Он на кухне, кофе варит.
– А Лиза?
– Гуляет с Максом, – отчитался Марк и добавил с добродушной ухмылкой, – И с Ритой. Им посекретничать понадобилось, вот Кирюху дома и оставили.
– Хорошо. Это очень хорошо… – пробормотал Михальчук и, скинув ботинки, пошёл на кухню.
Кирилл, увидев гостя не удивился, едва заметно нахмурился, кивнул в сторону плиты:
– Кофе будешь?
– Буду!
– Садись за стол. Жди, – и тут же повернулся к другу, – Дим, ты голодный, наверное? С утра ведь на ногах.
– Есть немножко…
– Так… ужин ещё не готов, а вот бутерброды сейчас соображу. Будешь?
– Конечно, Кир…
Кирилл кивнул отстранённо, повернулся к холодильнику. Он ни о чём не спрашивал, но слишком резкие движения, слишком нетипичная для него речь и вот эта суета… выдавали его с головой. Конечно, он знает, что следователь к нему не на кофеёк с бутербродами зашёл и не за жизнь потолковать, знает и боится. Вот поставил на стол тарелку с нарезкой, и взгляд Михальчука наткнулся на свежий шрам, пристроившийся на Кировой ключице некрасивой кляксой… Михальчук загрустил. Лезть к другу со своими проблемами расхотелось.
– Ну так что у тебя? – вдруг неожиданно спросил Кирилл. Дима вздрогнул. Вот только-только решил, что ничего рассказывать другу о ходе расследования не будет, просто поест и поедет в отдел.
– Убили жену Степана Прохорова, – нехотя отозвался Дима.
– Когда? – тут же последовал вопрос.
– Сегодня ночью.
– А… тогда это не она… – рассеянно пробормотал Кирилл, ставя одну чашку кофе перед Михальчуком, вторую, свою, зачем-то на барную стойку.
– Ты это о чём? – насторожился следователь.
– Да так… – забыв о кофе, Кирилл сел за стол, задумался.
Михальчук поднялся, поставил перед другом чашку, тот даже не заметил. Он, казалось, вовсе забыл о госте, Дима мог встать и уйти, вряд ли бы Кирилл заметил…
– Кирюх… Что-то случилось?
Кирилл моргнул и покачал головой.
– Пока ещё нет, но, Дим, случится непременно.
– Это как-то с Прохоровым связано?
– Откуда же мне знать? Говорю, пока непонятное что-то происходит, не разобраться. Что-то вижу невнятное, но пока это так… намёки. Странные и неочевидные намёки. Ладно… – прервал неприятную тему Кирилл. – Обсуждать пока нечего, повременим. Ты наверняка фотки привёз? Показывай.
– Уверен?
– Доставай уже… А уверен я только в одном, в том, что не хочу видеть Прохорова, слышать о нём, и вообще, знать его не хочу.
– Так говоришь, будто он твой личный враг.
– Да мы даже не знакомы и никогда не пересекались, если не считать короткого эпизода на кладбище, мне он вообще ничего плохого не сделал, но бесит так, что от души хочется руку пожать тому, кто его так уработал. Да ещё и денег предложить, чтобы завершил начатое.
– Во мне он сходные чувства вызывает, – доставая из портфеля цветные снимки, признался Дмитрий.
– Две фотки всего? – удивился Кирилл. – А самого Прохорова?
– Надо было? Я, Кир, не стал его фотографию брать, он же живой вроде…
– Ну лады… – нехотя, Кирилл взял со стола фотографию водителя, поместил между ладоней, закрыл глаза, вздохнул тяжело, вернул фото на стол изображением вниз, взял вторую фотографию – Инны, тоже замер с закрытыми глазами, а потом что-то произошло, Михальчук увидел, как выпала из рук Кирилла фотография, как распахнулись глаза, а ещё стало страшно от взгляда друга, направленного куда-то ему за спину. Михальчук резко обернулся. За спиной, как и следовало ожидать, никого не было. Он снова обернулся к Кириллу и вовремя, успел подхватить, не дал упасть на выложенный плиткой пол. Чертыхаясь и зовя Марка на помощь, Дима подтащил Кирилла к дивану, уложил. Тут примчался Марк, мигом оценил обстановку, метнулся на кухню, вернулся с нашатырём. Досадливо мотнул головой и, не выпуская флакончика из рук, снова метнулся к холодильнику, рывком открыл морозилку, вытащил оттуда холщовый мешочек, набитый кубиками льда.
– Так лучше будет, – буркнул он на вопросительный взгляд Михальчука, достал из мешочка пару кубиков, затянул завязки приложил пакет к голове брата, а пару кубиков приложил ему за уши. Собственный метод. Давно хотел опробовать, да вот не довелось пока. – Ну! Давай же, Кир! Приходи уже в себя!
– Это я виноват, – каялся Дима, прижимая к голове Кирилла мешочек со льдом, – Фотки водителя не было, так мы посмертное сделали. Наверное, энергетика смерти так повлияла… Лучше бы права привёз…
– Ни фига, – пробормотал Кирилл, не открывая глаз. – Марик, всё! Убирай лёд. Работает твой метод… И, надо признать, не хуже нашатыря. Мягче…
– Ну вот! – обрадовался Марк. – Я же говорил! – и спохватился, – Ты в порядке, Кирилл?
– В порядке. Так вот, Дима, фотографии постмортем несут не больше информации, чем фотографии неодушевлённого предмета. Ну… я так вижу. Пустая оболочка и не более того
– Так из-за чего же ты…
– Да так… – неохотно ответил Кирилл. – Гостья одна пожаловала, а я с ней общаться не захотел. Она очень настаивала…
– Гостья? С той стороны? – Михальчук не сумел скрыть своего страха, быстро оглядел комнату. Кирилл фыркнул чуть насмешливо.
– Дим, спокойно. Сейчас тут только мы, нас никто не подслушивает.
– А кто приходил? Инна?
– Нет. Это вообще никак не относится к твоему делу. Давай сначала о нём, о гостье говорить не хочу. Пока не хочу… Так вот… – Кирилл подтянул к себе плед, закутался в него. Жара стояла, окна нараспашку, но Кирилла знобило. – Я не могу сказать тебе, кто убил Инну и водителя. Как говорил уже, фотография водителя совсем бесполезна, лучше бы действительно, права привёз или паспорт, а Инна в темноте лишь силуэт видела, не поняла, кто стрелял в них. Не успела. В одном я уверен, если ты подозреваешь Прохорова, то нет, это не он.
– Не то чтобы подозреваю. Мог бы, но у того алиби железное. В больнице был. Спал, приняв снотворное. Но мне интересно. Почему не он?
– Ты понимаешь, эмоции… всё дело в них. Ну представь, человек застаёт жену с любовником в собственном доме, его эмоции? Ярость, как минимум, а у того, кто убивал вообще эмоций не было. Будто… это не впервые. Будто убийство для него нечто обыденное и привычное. Как работа в офисе, например. Рутина.
– Наёмный киллер?
– Да тоже нет. Не знаю. Пока не пойму. Инна – птица не того полёта, чтобы нанимать киллера для её устранения, даже если представить, что кому-то она очень мешала. Давай-ка мы с тобой всё проанализируем. Итак, есть Прохоров, субъект чисто в человеческих рамках очень и очень неприятный. Но врагов, как он утверждает, у него нет, у конкурентов кишка тонка с ним бодаться, а остальных, кто мог бы считаться врагом, он контролирует. Но тем не менее, кто-то выводит со счетов фирмы деньги, потом покушается на его жизнь и в итоге убивает Инну. А Прохоров такой весь в белом и в тапках с помпонами. Не при делах… Так выходит?
– На первый взгляд так, – неуверенно пожал плечами следователь.
– А на второй?
– И на второй так же. Деньги отследить не удалось, кстати. И главного бухгалтера тоже.
– Даже не сомневаюсь. Странно всё это. Очень странно.
– Мысли есть?
– Не-а. – Кирилл хитро улыбнулся, – Они не у меня, а у тебя быть должны. А я пас. Но на твоём месте я бы поднял по Прохорову всю информацию, какую только возможно нарыть. Связи, друзья, знакомые – с рождения и по сей день, сдаётся мне, на нём всё завязано. И по Инне бы тоже всё, что можно узнать…
– Уже делается. И охрану к нему приставить что ли…
– Своей у него нет?
– Да есть, конечно. Но охрана в офисе, в личной, говорит, не нуждается.
– Вот как…
– Меня тоже это смутило, – кивнул Михальчук, уловив ход мыслей Кирилла. – Он будто уверен, что покушений на него больше не будет.
– И не боится за свою жизнь… В каком случае, Дима, такое возможно?
– Когда покушение всего лишь инсценировка? – вместо Михальчука предположил Марк.
– Да и я о том подумал, – снова кивнув, согласился с версией паренька Дима, – То есть что получается… Он положил взрывчатку в машину, поехал, а потом? Вот тут у меня загвоздка… Он оказался на кладбище, сторож подобрал его почти у ворот, сильно избитого и без сознания, а машина его взорвалась ну примерно километрах в пяти-шести от того места. Это как? Она сама туда доехала? И кто тогда погиб вместо Прохорова? И кто его избил? Только не говорите мне, что сам о берёзу с разбегу бился! И самое главное – он действительно ничего не помнит.
– И опять-таки, – подхватил Кирилл, – Кто-то выводит деньги со счетов Прохоровской фирмы, дальше покушение на него самого, и в итоге убивают Инну – жену Степана. Где логика? Зачем понадобилось убивать её? Прохорова ладно, можно найти причины, а Инну зачем? Устрашение Прохорова? Бред! Честно, Дим? Я запутался, и не хочу разбираться в этой истории. Категорически не хочу. Из личной неприязни к Прохорову.
– А мне придётся, – вздохнув, почесал затылок Михальчук. – Приказы руководства не обсуждаются.
– Ладно, хватит об этом. Ты вот что… Мы завтра в ресторан идём, не хочешь присоединиться?
– Вы – это кто? И по какому поводу?
– Мы с Лизой, Тоха с Ритой, Глеб с Ирой… ну а повод… Да не повод, а приглашение. Один знакомый свой ресторан открывает, ну и решил в день открытия собрать тех, кто помогал ему. Так сказать, вечеринка для своих.
– Вы все помогали?
– Как-то да… Антоха ресторан его ремонтировал, ну а мы с поставщиками сводили, и так… по мелочи, консультировали.
– Конкурента?
– Какая тут конкуренция? – Кирилл рассмеялся. – У него ресторан крутой для состоятельных гостей, а у нас в кофейнях любой студент в состоянии отобедать. Так что нет тут никакой конкуренции.
– Да нет, Кир, мне не до ресторанов сейчас, – без сожаления, впрочем, отказался Михальчук, – К делу этому не пойму с какой стороны подступиться, а дело громкое, вот-вот начальство результат требовать начнёт…
– Ну… как знаешь, уговаривать не буду.
Распрощавшись, Михальчук ушёл, Кирилл отправился на кухню, Марк направился следом.
– Кир… а как ты думаешь…
– Марик! Нет… – не дослушав, перебил Кирилл. – Я понимаю, дело интересное, и докопаться до сути было бы неплохо, но пусть Дима копает, ладно? Лично нас оно никак не касается, ну и мы в него лезть не будем.
Марк вздохнул, кивнул, нехотя. Как ему хотелось поучаствовать в расследовании, аж глаза горели, но раз брат решил не лезть, значит, так тому и быть, вот только что делать с мыслями, не отпускающими эту историю ни на минуту?
6
Идти в ресторан не хотелось. Даже не то чтобы не хотелось, дурное предчувствие с самого утра не давало покоя, казалось, должно случиться что-то такое, после чего жизнь уже никогда не станет прежней, и связаны изменения непосредственно с рестораном. Ну, казалось бы, что такого фатального может случиться в ресторане? Ничего! Абсолютно ничего, но ощущение нависшей угрозы не давало Кириллу покоя. Он не обладал даром предвидения, не мог спрогнозировать грядущие события, но что-то сидело внутри занозой, царапало, не давало покоя. Неужели параноиком становится? Неужели он, некогда отчаянный и смелый почти до безрассудства, неудержимо превращается в труса, пугающегося собственной тени? Или всё же есть основания для беспокойства? Вся эта история… И с Прохоровым, и с неизвестным призраком девушки, так похожей на Лизу… Пока ни в той, ни в другой истории ясности не было, стало быть, ожидать чего угодно можно. Что ж… Всё как обычно. С некоторых пор о спокойной жизни разве что мечтать приходится, вот так и живёт шесть лет уже с оглядкой, всё время от судьбы подвоха ждёт.
Кирилл делал вид, что всё хорошо, ну не отменять же выход в свет из-за его предчувствий! Смешно даже, как он объяснит свои ощущения близким, когда сам не может разобраться в их сути? Да и… Девчонки хотели праздника. Всё утро сидели на телефоне, обсуждали, кто в чём пойдёт, а теперь Лиза прихорашивается, красоту наводит, ну как ей скажешь, что нужно всё отменить?
Но Лиза, как ни была поглощена предстоящим праздником, на состояние мужа всё-таки внимание обратила.
– Кирюш, что-то случилось? – настороженно глядя на него через зеркало, спросила она. Замерла в руках расчёска, во взгляде появилась тревога.
Кирилл отозвался нарочито бодро и так поспешно, будто подобного вопроса ждал.
– Нет, Лиз, всё хорошо, просто… – он потёр ключицу, раздробленную пулей полгода назад, – Разболелась что-то… Пойду таблетку выпью…
