Марина и Сергей Дяченко
Ведьмин зов
– Не инспекция. – Он прижимал к боку картонный пакет с продуктами. – Но вы в патруле без напарника.
– Форс-мажор. – Эдгар чуть покраснел. – Мы никогда не нарушаем инструкций. Но у Мило рожает жена… вот прямо сейчас…
– Где сообщение диспетчеру?!
– Патрон, спустите на тормозах. – Эдгар жалобно улыбнулся. – Дежурства осталось всего ничего. Потом заступит ночная смена. Обстановка спокойная, людей мало.
Патрульный не хотел конфликта. Никто не хотел конфликта.
– Правила написаны кровью, – сказал Мартин, и от банальности у него сделалось кисло во рту. – Спускать на тормозах не буду, взыскание получите оба. Но прямо сейчас – мы закончим дежурство вдвоем.
Эдгар мысленно выругался. Уныло кивнул и, играя желваками, двинулся вперед мимо освещенных витрин.
Мартин зашагал позади. Бумажный пакет с покупками теперь страшно мешал, занимая руки. Если бы сегодня Мартин забыл купить кофе или заехал в другой магазин, всем было бы легче.
На огромном рекламном экране, сменяя друг друга, носились машины, взлетали самолеты, смеялся щекастый младенец. В многоярусном пространстве торгового центра было безлюдно и просторно. Два покупателя на эскалаторе, влюбленная пара этажом выше – у автоматической кассы кинотеатра. Оживленнее всего шла торговля в супермаркете: люди хотят есть, пить, курить, жевать жвачку двадцать четыре часа в сутки… Сколько можно ныть, мысленно одернул себя Мартин. Вот магазин «Интимный ларчик», манекены в кружевном белье, мне бы подумать о приятном… или хотя бы посмеяться. Дурацкое название. Но белье хорошее, и цены вполне интимные… то есть соблазнительные.
Его глаза остановились на афише к фильму «Железный герцог»: аристократ, разодетый в шелка и бархат, посреди дымящихся развалин. Мартин замедлил шаг. Почему я не смотрю фильмы, о которых все говорят? Почему бы не пойти в кино прямо сегодня, когда закончится внезапное дежурство?
Герцог на афише растянул неулыбчивые губы. Мартин остановился; нет, не экран, не голограмма, не коммерческая уловка: картонный постер, наклеенный на пластик, не должен улыбаться. По коже пробежала колючая волна, Мартин замер и прекратил дышать: в такие минуты очень важно не делать лишних движений.
Резиновый поручень эскалатора запульсировал, как пиявка, и снова стал неподвижным и жестким. То здесь, то там на краю зрения колыхались будто кисельные заплатки – словно мир вокруг был нарисован, причем небрежно, с изъянами. Мартин опустил картонный пакет на пол, вдохнул и выдохнул, переходя в рабочий режим.
Эдгар шагал впереди, ничего не замечая. Возможно, уже мысленно обмывал рождение ребенка со своим другом Мило; контролируя дыхание, Мартин вытащил из нагрудного кармана красный маркер. Нанес на левую ладонь явь-знак – начертил за секунду против нормативных трех. Поднял руку, только тогда Эдгар что-то почувствовал и обернулся.
Витрина «Интимного ларчика» была залеплена ведьминым мороком, как строительной пеной, и теперь под действием явь-знака наваждение рассеивалось. Исчезли манекены в кружевном белье, открылся кремового цвета картон, загораживающий витрину, и надпись «Скоро откроемся». У Мартина задрожали ноздри: здесь только что была ведьма. Еще и след не остыл.
Эдгар подбежал бегом, томатно-красный:
– Час назад ничего не было!
Он слишком суетился и слишком орал. Когда у друга рожает жена, думаешь о чем угодно, только не о службе.
Мартин ногой распахнул стеклянную дверь. Магазин был пуст, пол завален оберточной бумагой, на серых и белых рулонах цвели кровавые пятна, засохшие и свежие – на месте отработанного насос-знака. Ведьма работала под мороком, заманивала в магазин покупательниц, вводила в транс и, пока те видели сны наяву, насос-знаком откачивала чужие силы, здоровье, жизнь.
– …Во время вашего дежурства. – Мартин узнал в своем голосе интонации отца.
Эдгар из красного сделался белым:
– Мы… я внимательно… огромная территория… постоянно… выходы… входы…
– Сколько здесь выходов?!
– Одну минуту, патрон. – Эдгар склонился над самым крупным кровавым пятном. – Она не далеко ушла… – Он коснулся свежей крови рукой в перчатке. – Наследила… не уйдет!
* * *
Самый нестойкий из инквизиторских знаков, явь-знак работает несколько минут, а потом разрушается. Иначе Мартин развесил бы явь-знаки повсюду – на плакатах, стенах и баннерах; оставалось только надеяться, что все, заходившие сегодня в «Интимный ларчик», останутся живы и отделаются слабостью, тошнотой и обмороками.
Эдгар бежал, как носорог по саванне, редкие покупатели шарахались с его пути. Мартин держался позади, просчитывая варианты: либо ведьма ушла, тогда поздно куда-то бегать. Либо у нее здесь постоянное укрытие под мороком, и опять-таки не надо метаться, а надо вызвать подмогу, оцепить торговый центр и идти с явь-знаком методично, шаг за шагом. В штатной ситуации с двумя патрульными Эдгар не демонстрировал бы сейчас служебный экстаз. Но они с напарником наломали дров, и Эдгар пытался исправить положение, как умел: быстро бегая.
То тут, то там Мартин натыкался на обрывки морока. Ведьма путала следы. Эдгар был сейчас ослеплен, как простой обыватель.
– Эдгар, стоп! – Мартину не хотелось кричать, но ничего другого не оставалось. То ли не слушая его, то ли не слыша, оперативник перемахнул через ограду эскалатора и побежал по ступенькам вниз. Бегал он отменно, особенно на короткие дистанции.
– Эдгар!
Редкие прохожие вертели головами, пытаясь понять, что происходит. Мартин замедлил шаг, потянулся за телефоном…
Рекламный экран переключил картинку. Из-под рожицы веселого младенца вынырнуло другое лицо: длинное, белое, обморочно-красивое, с тонкими злыми губами.
– Эд… Назад! – рявкнул Мартин. Оперативник по инерции сделал еще несколько шагов.
Экран пошел сетью трещин, но не погас, а засветился ярче. Так, сверкая, экран распался, развалился, и в каждом осколке хохотала бледная женщина. Хохот пронесся под крышей торгового центра, в ответ закричали от ужаса люди. Стеклянные гроздья ринулись вниз, как стая птиц в полете, и синхронно вонзились в бегущего Эдгара: в грудь и спину, в шею, в лицо. Оперативник сделал еще шаг по инерции – и покатился по ступенькам, кувыркаясь в фонтанах собственной крови.
* * *
Однажды девушка не приходит на очередной контроль, и ее не могут найти ни инквизиторы, ни родственники, ни друзья. Действующей ведьме не нужны деньги, документы, банковские карты, она и так может получить от жизни все, что хочется. «Ведьма соблазнила миллионера», «Ведьма угнала океанский лайнер» – заголовки желтых веб-сайтов не так уж грешат против истины. Другое дело, что большая часть действующих ведьм предпочитают тихо жить вдали от Инквизиции, потягивая энергию от соседей и случайных знакомых. Неприметные не так уж опасны, если не помнить, что они плодятся – инициируют новых ведьм. Соблазняют девушек обещаниями, почти не лживыми. Почти.
Мартин перепрыгнул через тело Эдгара, отца троих детей из Одницы, любителя посидеть с друзьями за бутылочкой и сериалом. Рядом вопили, бежали, падали в обморок люди – Мартин не видел их и не слышал, он чуял ведьму. Убив инквизитора, та демаскировала себя, и теперь за ней стлался пряный, как перец, красный, как лента, вьющийся в воздухе след.
Наверх. Выше. Парковка, нечистый асфальт, много свободного места. Счет на доли секунды.
Вопль на парковке; из полицейского внедорожника вылетает, как тряпичная кукла, человек, внедорожник срывается с места. Человек в полицейской форме остается лежать, он мертв, его поздно спасать. Пора спасать всех остальных – весь этот город, а внедорожник уже вырвался из гаража, снеся шлагбаум, ведьма отрывается, след остывает…
Но среди машин на стоянке стоит черный спортивный «Волк» с номерами провинции Рянка.
* * *
Завтра ошалевшие дорожные камеры пришлют тонну штрафов несчастному владельцу «Волка». Но тот все равно счастливец, что не столкнулся на стоянке с этой ведьмой. Ей нечего терять, и она пустилась во все тяжкие: завывая полицейской сиреной. Распуская вокруг потоки морока.
Прижимались к обочинам машины. Светофоры загорались в ночи неестественным фиолетовым светом. Линии электропередач пускались в пляс, окутанные искрами. Перед несущимся «Волком» разверзались пропасти, но Мартин не тратил энергии, чтобы развеивать наваждения. Он гнал и маневрировал, пользуясь тем, что за полицейской машиной освобождалась дорога, и следил только, чтобы расстояние не увеличивалось. «Волк» – отличный автомобиль, Мартин в детстве о таком мечтал, но не знал, каким образом мечта исполнится.
Ведьма оставляла по себе четкий след, такой ясный, что Мартин мог чувствовать ее. Как если бы она сидела перед ним в его кабинете: мощная, сытая… матрона в платье из пурпура и золота. Но по золоту уже ползут трещины, это растерянность. Замешательство нарастает, сменяясь отчаянием. Она считала себя неуязвимой, такое бывает с флаг-ведьмами в первые месяцы после инициации. Теперь понимает, в чем ошиблась и чем закончится для нее погоня, этот день… да и вся ее жизнь.
Мартин поймал себя на охотничьем азарте: отчаяние ведьмы было таким сладким, что он с удовольствием поиграл бы с ней подольше. Сжав зубы, он осознанно погасил в себе это чувство. Он не охотник и не палач и никогда таким не будет.
Ведьма уставала. Начала ошибаться. Задела одну машину, другую, потеряла темп. Чуть не вывалилась на встречку. Ведьме было больно. Она все больше впадала в панику. Приближался конец заезда.
Сирена заткнулась. Полицейский внедорожник резко свернул, вломился в пластиковый щит под знаком «Ремонт дороги». Мартин повторил маневр, «Волк» пронесся по обломкам щита. В метре перед лобовым стеклом возникла бетонная стена. «Волк» пролетел сквозь нее, стена была построена из морока. Мартин снова увидел впереди полицейскую машину – на узкой грунтовой дороге. И на обочине – самосвал с оранжевым кузовом, груженный щебенкой. Совершенно реальный.
Он ударил – на расстоянии дотянулся до ее нервной системы. Ведьма дернулась, против воли поворачивая руль. Внедорожник по касательной задел самосвал и отлетел в канаву напротив. Мартин затормозил, повиснув на ремне; ведьма ворочалась на сиденье полицейского автомобиля, оглушенная. Не играть, напомнил себе Мартин. Просто выруби ее, пусть потеряет сознание.
Он выбрался из спортивной машины. В этот момент ведьма локтем выбила треснувшее боковое стекло, оскалилась – и схватила его за сердце.
* * *
Ивга села в постели. В окно скребла ветка яблони. В комнате было совершенно темно.
– Он погиб, – сказала Ивга. – Мартин погиб.
Клавдий сорвался с кровати моментально и беззвучно. Загорелся во мраке экран телефона. Ступая босиком, Клавдий вышел из спальни, Ивга услышала его приглушенный голос, но не разобрала слов. Она пыталась вспомнить свой сон: осознание пропасти, больше ничего не вспоминалось.
Ужас мешал ей дышать. Она сидела и слышала скрип ветки и отдаленный голос Клавдия, отрывистый, глухой, жуткий…
Потом он вернулся и включил лампу у постели:
– Мартин жив.
* * *
Осыпалось разбитое стекло. В отдалении выли сирены. Мартин осторожно потрогал ребра: сердце тупо покалывало. Неприятная атака.
Флаг-ведьма, загнанная в угол, опасна, как валящийся на голову строительный кран. Беспечность Мартина могла обойтись ему дорого, но, войдя с ним в близкий контакт, ведьма поняла, кто он. Почему-то сын Клавдия Старжа и Ивги, урожденной Лис, приводил ведьм в шок самим фактом своего существования. Наверное, в этот момент у них рушилось представление о мире, как если бы лед варился в кипятке или рыбы цвели на деревьях. Воспользовавшись ее мгновенным замешательством, Мартин вырвался из захвата и оглушил ее. Ведьма повалилась без сознания, не чувствуя боли, не думая о будущем; стоп-знак – гуманное, очень гуманное оружие. Этически безупречное.
Но отец-то каков. Зачем сразу звонить, тем более что в Вижне уже поздняя ночь?!
– Жду полицию и наших, – сказал Мартин в трубку. – Две жертвы. Эдгар… и еще офицер.
– Ты можешь сказать матери пару слов?
– Тут полиция подъехала… Передай маме, я в порядке.
Мартин нажал «отбой», хотя полицейские машины только поворачивали с трассы на проселок. Он не был готов сейчас говорить с матерью и страшно жалел, что его родители, каждый по-своему, могли контролировать его жизнь – хотя бы и посредством кошмарных снов.
* * *
– Прости меня. – Ивга сидела на краешке постели. – Какой-то бред. Этот парень, Эдгар, он же ровесник Мартина…
Клавдий обнял ее:
– Через три минуты за мной придет машина. Ты точно в порядке?
– В полнейшем. И – ты одевайся тогда, Клав, ты же не в пижаме полетишь в Одницу?
– Могу себе позволить. – Он ухмыльнулся. – Хоть голым. В Однице тепло.
На по-настоящему смешные шутки у них сейчас не хватало чувства юмора. Поэтому они шутили как придется, лишь бы сделать вид, что ничего не случилось. А между тем паника уже плескалась выше ватерлинии, подступала к горлу, Ивга мечтала, чтобы Клавдий поскорее уехал, и с ужасом думала, что будет, когда за ним закроется дверь.
Сердце, оказывается, помещается у человека прямо посередине груди, высоко под горлом. И оно прыгает так, что слышно по всей комнате.
Ивга накинула халат, бесцельно открыла шкаф, вытащила стопку совершенно не нужных сейчас рубашек:
– Если я скажу, чтобы ты был осторожен…
– Пусть все остальные будут осторожны, Ивга. Я страшен в гневе.
Снаружи подъехала машина. Ивга торопливо поцеловала Клавдия в щеку – скорее в ухо, чтобы он не видел ее лица. Но сердце-свидетель, будто камень в катящейся бочке, – сердце в этот момент грозило проломить ребра.
Он небрежно взял ее за запястье – сосчитал пульс. Отстранился, заглянул в лицо. Вытащил телефон:
– Алекс, пока что отбой. Вылет откладывается.
– Клав, со мной все в порядке… – пробормотала Ивга.
– Тихо. – Он протянул ей стакан с водой, но у Ивги дрожали руки, тогда Клавдий придержал стакан и помог ей напиться. – Я тебя в таком состоянии одну не оставлю.
Он уложил ее в постель и сам лег рядом. Обнял. Окутал спокойствием, будто коконом, заключил в броню. Ивга задышала в такт его дыханию. Сердце перестало колотиться и прыгать. Руки наконец-то согрелись, и она уже не цеплялась судорожно за его плечи, а просто обнимала, радуясь, что он рядом.
Медленно, секунда за секундой, Ивга расслаблялась, плывя по течению, ничего не пытаясь контролировать, передав ему себя, полностью доверяя.
А потом она уснула, и на этот раз в ее снах не было кошмаров.
* * *
Такси застряло в пробке, теперь Эгле неслась к дальнему выходу, лавируя в толпе, прыгая через чьи-то сумки, в то время как голос в динамиках выговаривал с укоризной:
– Эгле Север, вылетающая рейсом двести пять в Вижну, немедленно подойдите на посадку к выходу семьдесят семь! Посадка закончена!
Она подскочила к стойке, протянула посадочный талон, изобразила виноватую улыбку. У выхода собирались пассажиры на следующий рейс. Работал экран под потолком, транслировал новости:
– …миф о благополучии разбился как стекло: в торговом центре «Одница» во время несения службы погиб инквизитор, на парковке того же комплекса ведьма убила полицейского. Наш корреспондент на месте событий задает вопрос: кто может рассчитывать на защиту, если ни правоохранители, ни профессиональные борцы с ведьмами не в состоянии…
Мелькали кадры: оперативные съемки прошлой ночи, тело под простыней. Сегодняшнее утро: общий план торгового центра, улица, вывеска кафе на первом этаже… В этом самом кафе вчера вечером Эгле сидела с Мартином!
– Девушка, вы хотите улететь или нет?!
Эгле бросилась вперед по гофрированному рукаву. В самолете упала на свое место и, не обращая внимания на запрет, включила ноутбук. Открыла новости…
«Верховный инквизитор Мартин Старж не дает комментариев журналистам».
Эгле прикрыла глаза; значит, убили другого.
* * *
У ведьмы было длинное белое лицо, длинные черные волосы, длинный бесцветный рот. Она ненавидела Мартина и мечтала ему отомстить:
– Твоя мать тебя презирает.
Флаг-ведьма, злая, как осиный рой. В колодках, в подземной камере, в окружении дознавательских знаков и вонючих смоляных факелов. Мартин ненавидел это место.
– Вы идентифицированы как Норма Бортнич, зарегистрированная в Вижне, объявленная в розыск два месяца назад…
– Ох, как она тебя презирает. Ведьма, мать инквизитора. Когда ты сдохнешь, у нее гора упадет с плеч. Ты ее горе, ее клеймо…
И еще Мартин ненавидел иметь дело с флаг-ведьмами. Они хлестали откровениями, блевали пророчествами, вперемешку истинными и лживыми, лишь бы поглумиться.
– Кто вас инициировал, когда, где?
– Удавись прямо сегодня. Сделай подарок той ведьме, которая считает сына куском дерьма… Смотри-ка, сердечко запрыгало! – Она расхохоталась. – Не любишь все знать про себя. Ты…
Она замолчала и перевела взгляд на дверь, ее смех оборвался. Железные створки со скрежетом распахнулись – двери положено было скрежетать, по традиции ее не смазывали, но входить в камеру во время допроса персоналу категорически запрещалось; разглядев в свете факелов, кто пришел, Мартин понял, почему замолчала ведьма.
– Да погибнет скверна, – сказал Клавдий Старж. Капюшон черной хламиды закрывал его лицо. Глаза в прорезях ничего не выражали. Великий Инквизитор был в модусе дознавателя, от него исходила столь мощная волна принуждения, что даже Мартину сделалось не по себе, а ведьма затряслась, и ее улыбка превратилась в гримасу.
Клавдий остановился перед закованной женщиной, и та сделала отчаянное усилие, чтобы вырваться из колодок. Клавдий перевел взгляд на Мартина:
– Спасибо, куратор. Вы свободны.
– Но…
– Отключите оперативную запись, сейчас, чтобы я видел, – сказал Клавдий, не повышая голоса.
Красный огонек видеокамеры под потолком погас: техник снаружи не посмел ослушаться. Мартин оценил свои силы: нет, он тоже не посмеет возражать. Когда Великий Инквизитор в таком состоянии, с ним не спорит никто. Единственный способ сохранить лицо – сделать вид, что согласен и действуешь по доброй воле.
Мартин посмотрел на ведьму: ее бледность сменилась прозеленью. На лбу проступили капельки пота. Минуту назад она готова была сожрать его живьем, теперь беззвучно шевелила губами, будто о чем-то умоляя.
* * *
Дворец Инквизиции Одницы был архитектурным памятником. Если считать архитектуру застывшей музыкой, это здание похоже было на похоронный марш, воплощенный в граните. Мартин являлся сюда только в случае крайней бюрократической надобности, во все другие дни предпочитая свой офис с аквариумом, большими экранами на стене и кофеваркой в углу. В дворцовом кабинете Мартин даже кофе не пил никогда – не располагала атмосфера. Черные мантии в шкафу, огромный стол и дубовые стулья помнили его предшественников. Инквизиторы прошлого смотрели на Мартина с портретов – в пафосных позах, с суровыми желчными лицами, готовые губить скверну, не прерываясь ни на обед, ни на прогулку.
Рано утром Мартин лично навестил семью Эдгара, это было ужасно. Погибший полицейский оказался другом комиссара Ларри: Мартин не узнал комиссара по голосу, когда тот до него дозвонился. Люди в шоке, в горе, в ужасе, – но ведьму-то зачем пытать?!
Ведьмы иррациональны. Мотивов не добьешься. Кто инициировал, не отыщешь. Мартин проводил стандартный допрос, зная, что не получит ответов, и ведьма старалась его уязвить, и да, вполне успешно. Не зря она так хохотала. Что ж, теперь не смеется; Мартин не мог забыть ужаса на ее лице, за мгновение перед тем, как он вышел в скрипучую дверь, оставляя ведьму наедине с Великим Инквизитором. Зачем это нужно его отцу, ведь сколько ее ни мучай, погибшие не оживут?!
За окном, на площади, люди в шортах и легких платьях садились в туристический автобус, и на лицах у них не было ни намека на скорбь. Лето шло своим чередом, ужаснулись – и забыли. Дворец Инквизиции – старинное здание, достопримечательность курортного города: какой же он старый, мрачный, какой жуткий с виду! Ну что, поехали в аквапарк?
Сколько можно торчать в проклятом подвале?! Мартин потерял счет времени: пять минут прошло, пятнадцать или пятьдесят?!
* * *
Тридцать лет назад допрос с пристрастием был рутинным элементом дознания. Всеобщим. Обыкновенным. Любую сколь-нибудь опасную ведьму, если удавалось взять ее живой, допрашивали под пыткой. Когда Клавдий добился отмены этой процедуры, его обвинили в развале Инквизиции и сотрясении основ.
Теперь он прилетел в Одницу спецбортом и ввалился в подвал. Выражение лица Мартина, будучи расшифровано словами, заняло бы тридцать страниц убористого текста. И все с восклицательными знаками.
Оперативник Эдгар был мертв, его тело лежало в полицейском морге. Мысль, что на его месте мог быть Мартин, дорого стоила ведьме-убийце.
Он сидел, сцепив пальцы на столешнице, глядя сквозь прорези капюшона, не используя даже инквизиторских знаков, – уцепившись за ее взгляд, как за нитку, жестко принуждая, и ведьма больше не сопротивлялась:
– Я не знаю такого пророчества!
– А если я еще раз спрошу?
– Нет такого пророчества… – Она боялась замолчать хоть на секунду. – Но есть другое… о Великой Матери…
Клавдий похолодел:
– Мать-Ведьма придет к вам, ведьмы станут единым роем…
– Нет! – взвизгнула ведьма. – Не придет! Мы должны прийти…
– Куда?!
– Она сидит на Зеленом Холме и ждет своих детей.
– Где находится холм?
– Не знаю. Чтобы войти, надо принести жертву… Убить. Инквизитора. Тогда она примет…
– Ты принесла жертву?
– Да. – Она на секунду успокоилась, задышала ровнее. – Теперь Мать меня ждет.
– Где?! – Он привстал на месте и, сам того не желая, сильнее надавил на нее. Она забилась в колодках:
– Я не знаю. Я не помню. Я больше ничего не могу сказать.
Он наконец-то позволил ей потерять сознание. Откинул капюшон, поискал сигареты в кармане и вспомнил, что не курит уже двадцать лет.
* * *
Ивга ответила моментально – как если бы все это время не выпускала трубку из рук.
– Ты дома? – отрывисто спросил Клавдий.
– Что с Мартином?
– Все хорошо… Слушай. Через пару минут к тебе подъедут ребята из оперативной службы. Они посидят в гостиной, дождутся меня. Если хочешь, угости их чаем.
– Ты что… я под арестом?!
– Я скоро приеду, – сказал Клавдий. – Просто меня дождись.
Связь оборвалась.
* * *
Мартин ненавидел журналистов, даже добросовестных, и те платили ему ответной ненавистью; что бы ни сделал куратор Одницы, все было не так, не то и не вовремя. Патрули на пляже отпугивали туристов, но действующие ведьмы тоже туристам не нравились. Профилактические беседы в школе нарушали права детей, отсутствие информирования нарушало их права еще больше. Куратор Одницы злоупотреблял властью, одновременно был мягкотел и не способен применить власть. Но самое страшное – Мартин Старж был сыном своего отца, как если бы эта семейка превратила Инквизицию в частную корпорацию.
Теперь наконец-то появилась новость, сама по себе приводящая в ужас: убийство инквизитора! Трагическая смерть полицейского от рук ведьмы! Мартин вызвал своего заместителя и перепоручил ему все контакты с возмущенной общественностью.
Заместитель был, конечно, навязан ему Вижной и лично отцом, но Мартин не мог не понимать, что выбор идеальный: опытный администратор, седой и представительный с виду, всю жизнь проработавший в округе Одница, но лишенный амбиций и не претендующий на кресло куратора, Дарий был незаметен, но незаменим; Мартин выдал ему информационную справку и наделил полной свободой действий.
– Сообщать ли публике о прибытии в Одницу Великого Инквизитора, патрон? – осторожно спросил Дарий.
– Нет, – сказал Мартин. – Публика обойдется.
По всем каналам смаковали гибель Эдгара, иногда сообщая мимоходом, что ведьма задержана. А иногда забывая об этом сообщить. Мартин в раздражении захлопнул ноутбук; он бы дорого дал, чтобы не думать о том, что происходит в подвале. Ведьма, конечно, выложит отцу абсолютно все, в том числе и вот это, о Мартине: «Когда ты сдохнешь, у нее гора упадет с плеч. Ты ее горе, ее клеймо…» Вряд ли для Клавдия Старжа такое признание будет новостью. Но Мартин надеялся, что это все-таки не совсем правда. Что ведьма сильно преувеличила, желая его уязвить…
Без стука открылась дверь.
– Я забираю ее в Вижну, – сказал Клавдий Старж, как будто речь шла о банке с крысой.
– Я отстранен от дела? – осведомился Мартин.
– Вы закончили свою часть расследования и передали выше. – Великий Инквизитор прошелся по кабинету. Среди этих стен и этих портретов человек в черной хламиде, с хищным жестоким лицом казался совершенно уместным, куда уместнее Мартина. – Мне по-прежнему недостаточно информации. Действующие ведьмы, задержанные, осужденные – всех в допросную.
Мартин сдержался и промолчал, но это его не спасло. В ответ на незаданный вопрос Великий Инквизитор оскалился:
– Я их пытаю потому, что я садист. Мне просто нравится их пытать. Так понятнее?
Мартин выше поднял голову:
– Я не требовал передо мной отчитываться, патрон.
– Как это мило с твоей стороны! – Отец смотрел тем самым взглядом, который большая часть его подчиненных выдержать не может. – Твои люди патрулируют в одиночку, инструкции спущены в унитаз. Ведьмы убивают инквизиторов, а ты даже не требуешь перед тобой отчитываться! Быстрее, я жду! Звони, отдавай распоряжения!
Мартин поднял старую телефонную трубку на витом шнуре. Всего-то и надо было сказать несколько слов, но горло саднило, будто засыпанное песком. Великий Инквизитор расхаживал за его спиной по кабинету, и даже Мартину было нелегко находиться с ним в одном пространстве.
Мартин сообщил тюремщикам, что надо сделать, и опустил трубку на рычаг – трубка легла, как камень на душу.
* * *
Из Дворца Инквизиции Мартин поехал в свой офис – у него было несколько приемных часов и законное право не встречаться больше с отцом в этот день. Когда Великий Инквизитор перезвонил по дороге в аэропорт, у него был совсем другой голос – суховатый и насмешливый по обыкновению, но без свинцовой тяжести, не страшный:
– Собирайся в Вижну на будущей неделе. Внеочередной Совет кураторов.
– Да, патрон.
– По делу оперативника, самовольно оставившего пост, жду служебного расследования и отчета.
– Да, патрон.
– И позвонил бы ты матери.
– Да, патрон…
– Нам надо поговорить, – после паузы сказал отец в трубке. – Не по телефону.
– Да… – начал было Мартин и осекся.
– А пока просто поверь мне. Это было необходимо. И я это делаю затем, чтобы ты никогда – никогда! – этого не делал, понимаешь?
– Нет, – сказал Мартин. – Не понимаю.
– Ладно, – отрывисто сказал отец. – Когда приедешь в Вижну, запланируй, пожалуйста, семейный ужин. Дома или где ты выберешь. Мама давно тебя не видела и очень скучает.
Мартин промолчал.
– А флаг-ведьмы врут, – тихо сказал отец. – Они врут, чтобы причинить нам боль. Всегда так было.
Мартин снова ничего не ответил.
– Кто знает, сколько людей она погубила бы в будущем… если бы не ты. – Голос в трубке вдруг охрип. – Ты… очень хорош, Мартин. Я тебя умоляю, будь потрусливее. Хотя бы поосторожнее. Пожалуйста.
* * *
Клавдий откинулся на пассажирском сиденье. Машина гнала по трассе к аэропорту; Мартин никогда не рвался занять высокое кресло. Клавдий долго уговаривал его согласиться на должность, за которую другие готовы были грызть друг другу глотки. Разумеется, Клавдию важно было иметь своего человека в Однице – но больше всего он надеялся, что Мартин, сидя в кабинете, отдалится от оперативной работы.
И вот цена его надеждам. Мартин, конечно, прирожденный оперативник… Но там, где эта ведьма убила одного инквизитора, она спокойно могла убить двоих.
Клавдий досчитал до десяти, несколько раз вдохнул и выдохнул, перезвонил Ивге:
– Привет. Ребята на месте?
– Давно. Проголодались. Я разогрела пирог с мясом. – Ее голос звучал как обычно.
– Скажи, что они могут возвращаться на базу. Нет, лучше дай трубку Дану, я сам скажу.
Она задержала дыхание:
– Что-то опять… изменилось?
– Роения ведьм нет, прихода Великой Матери никто не ждет, остальное пока потерпит.
– Я очень люблю тебя, Клав, – тихо сказала Ивга.
У него заболело сердце.
– Мартин тебе звонил? – Уже задав вопрос, он сообразил, что мало времени прошло, они говорили с Мартином меньше минуты назад.
– Даже не думал. – Она чуть усмехнулась в трубке.
– У него тоже тяжелый день, – пробормотал Клавдий. – Я скоро вернусь… Постарайся отдохнуть, хорошо?
* * *
– …И ты подумал, что убийство ритуальное, – Ивга бледнела на глазах, – что случилось то, чего мы так боялись…
– Все в порядке. – Он положил ей руку на плечо. – Я проверил информацию и теперь говорю тебе совершенно точно: мне показалось.
Он не стал рассказывать ей, что вытащил на допрос всех действующих, сколько их было в тюрьме. Как пытался выжать из них пророчество о Ведьме-Матери, но они понятия не имели, о чем он их спрашивает.
– Зеленый Холм, – прошептала Ивга. – Никогда не видела такого сна. Я видела – промзону, вихрь, лошадей в воронке… ты понимаешь. То, что было на самом деле.
– Ведьмы не только лгут, но и обманываются. Эта сволочь вытащила образ Матери-Ведьмы из меня – из моего сознания. Знаешь, они иногда видят скрытое.
– Знаю. – Ивга принужденно улыбнулась. – Я… очень испугалась, когда ты позвонил.
– Все, забудь. Не о чем беспокоиться.
Они сидели во дворе своего дома, в полумраке. Едва подрагивали листья винограда, оплетающего крыльцо и стены, веранду, балкон. Черным зеркалом стояла вода в искусственном пруду. Фонари, за день напитавшиеся солнечным светом, теперь отдавали его ночи: желтые, белые, голубые огни отражались в глазах Ивги.
– Кем она была?
– Ты уверена, что тебе это нужно?
Она кивнула.
– Норма Бортнич, – сказал Клавдий. – Двадцать девять лет, университетская преподавательница. Квантовая физика. Международный успех, статьи в рецензируемых журналах…
– Я же ее знала, – прошептала Ивга.
Отражение огней дрогнуло в ее глазах.
– Я ее знала… Блестящая, умная… По-настоящему добрая. Знаешь, бывают такие люди… Пристраивала бездомных собак… Помогала всем, даже без просьбы… Почему она?!
Клавдий вспомнил флаг-ведьму в колодках. Он просматривал позже ее странички в социальных сетях – и не мог узнать. Человека будто стерли ластиком, осталось воплощенное зло.
– На будущей неделе у нас ужин с Мартином, – сказал, чтобы ее отвлечь. – Он попросил, чтобы мы сами выбрали ресторан.
Ивга рассеянно кивнула:
– Спасибо, Клав.
Она обняла его, положила голову на плечо и закрыла глаза.
* * *
Тридцать лет назад Ивга впервые проснулась в одной постели с Клавдием Стражем, и было это в отеле, в Однице. Тому памятному утру предшествовало несколько мучительных дней: оба они пытались понять, не повторяются ли заново события, возвестившие приход Ведьминого века – эпидемии, мор, восстание ведьм и ответные самосуды. Не собрались ли ведьмы в рой, не маячит ли впереди чудовищная воронка, не пришел ли миру конец.
