– Инна, черт возьми, Инна! – Голос совсем близко, в нем слышались несвойственные для Мистера Совершенство страх и растерянность.
– Дима-а-а! Дима-а-а! – закричала я из последних сил и захлебнулась соленой горькой водой.
Попыталась вынырнуть из накрывшей меня волны… Помогли мужские руки, с силой толкнувшие мое тело вверх. Он спасет, он поможет, Дима столько лет плаванием занимался, в его руках мне ничего не страшно.
– Лягушонок, тут совсем чуточку до берега, просто волны очень большие! Держись, Лягушонок! Держись! Я рядом!
Держусь… жадно хватая воздух после выныривания из очередной волны. Ногу пронзила судорога. Мамочки, как же больно! Адски, словно кто-то штырь раскаленный в ногу загнал. Заскулила побитой собакой и с удвоенной силой заработала руками. Застопорившаяся конечность тащила ко дну, а голову накрыла очередная волна. Меня опять захлестнула паника.
Сильные мужские руки еще раз толкнули вверх, позволив сделать малюсенький глоток воздуха. Я справлюсь. Я сильная и смелая… Во всяком случае, когда рядом Дима.
И снова волна, и снова во рту соленая и горькая вода.
Пришла в себя уже на берегу. Точнее, привели в чувство целующие меня холодные мужские губы. Нет, глупая, размечталась, ничего это не поцелуй, просто Мистер Совершенство подумал, что я отдала концы, и решил поделиться со мной воздухом, делая искусственное дыхание рот в рот. Вдруг очухаюсь.
– Лягушонок! Дыши, слышишь, дыши! – истошно орал Дима.
Перепугался, бедненький, что мне каюк.
– Дыши, рыжая бестия! Я приказываю тебе! Дыши, черт тебя побери!
Ха! Раскомандовался тут! Некоторых хлебом не корми, дай покомандовать. С детства таким невозможным был.
От холода, а может, злости тело начала бить мелкая дрожь. Зачем он так со мной?! Зачем бешено кричит, будто я ему дорога, будто он боится меня потерять?!
– Прекрати орать, Мистер Совершенство, уши закладывает, – как можно более спокойно, даже буднично сказала я и открыла глаза.
Сейчас, в сумерках, несколько взъерошенный, с мокрой головой, Дима казался безумно красивым, совершенством, мужским аналогом Афродиты, рожденным из пены морской. Его тоже трясло, и, кажется, по тем же самым причинам. Интересно, от чего сильнее – от холода или злости?!
Дальше Мистер Совершенство действовал решительно и быстро, перевернул меня, перегнул через свою коленку и шлепнул прямо по заднице: раз, два. Со всего размаха, шорты мокрые, рука тяжелая и в песке, чертовски больно, а еще сильнее обидно.
– Ты ненормальное, эгоистичное существо, мы чуть не утонули!
Три, четыре.
– Я думал, у тебя есть хоть чуточка ума, но нет, глупа как пробка!
Пять, шесть.
– Ведешь себя как маленькая избалованная девочка!
Семь, восемь.
– Ты за кого так переживаешь, за меня или за себя?!
– Дура! Безмозглая дура! – снова бесился любимый псевдобратец, еще раз опуская ладонь на мою многострадальную попу.
Девять, десять.
Как всегда, я во всем виновата, я ведь рыжее сумасшествие нашей семьи, а он умный и ответственный Мистер Совершенство. Мистер Жестокость. Больно и обидно!
Стала вырываться из злых объятий любимого брата. Задница вся в огне, и я тоже начала гореть… гореть – клацая зубами от холода. Удалось освободиться, получилось двинуть ему в челюсть, хорошенько так припечатать.
– Да пошел ты! Не смей меня бить! Езжай к своей идеальной невесте, оставь меня в покое наконец-то! Трахайся со своей идеальной невестой! Живите долго и счастливо! Любите друг друга, пока смерть не разлучит вас! Мне плевать! Мне все по барабану!
Зачем я так кричу?! Зачем выдаю свои чувства?! Да еще и слезы к тому же побежали по щекам. А, к черту все, надоело! Долго сдерживаемые эмоции вырвались на свободу, их уже не остановить…
Лягушонок
Своего родного отца я никогда не знала, он не захотел со мной познакомиться, заделал маме ребенка и свалил в туман… Их история – классическое воплощение всем известной аксиомы: «Хорошим девочкам нравятся плохие мальчики». Конечно, их наглость, нахрапистость, пофигизм, бесстрашие, способность говорить красивые пустые слова очень притягательны для женских сердец. Каждая думает: «Я особенная, в меня он непременно влюбится, ради меня изменится, мы поженимся», – и тому подобные розовые мечты. Ага, два раза ага, такие типы любят только себя. В реальности плохие мальчики так и остаются плохими.
В этом отношении я не похожа на маму, мне всегда нравились хорошие, умные, ответственные, деловые мальчики. Только вот беда, я не была хорошей девочкой. Рыжая языкастая оторва.
Но самое странное, родители человека, который наградил маму добравшимся до цели сперматозоидом, зная о существовании сыновнего отпрыска, тоже не захотели со мной познакомиться. Предпочли полностью проигнорировать, вычеркнуть из памяти данный факт. Впрочем, кто знает, быть может, мой папочка каждой своей даме заделывал по ребенку и сваливал в туман. Ведь, как известно, «наше дело не рожать, сунул-вынул – и бежать». Со всеми отпрысками разве перезнакомишься. Никто со стороны отца не принимал участие в моей жизни. Хотя рыжие спиралевидные волосы, доставшиеся мне в наследство от рода Кривошеевых, красноречиво без всяких слов говорили о нашем родстве. Да и жили мы, пока не переехали в столицу, не так уж далеко, один из двоюродных братьев (сын сестры моего непутевого папаши) даже ходил в ту же школу, что и я. Но в нашем случае родная кровь оказалась бесцветной водицей без вкуса и запаха.
Мама у меня очень привлекательная женщина, молодой могла со многими известными красавицами поспорить в идеальности своих черт. Вот все при ней: идеально гладкая кожа, большие голубые глаза, красивый овал лица, тонкий носик, красивой формы губы. А фигурка – закачаешься, хотя последнее время стала набирать вес.
Но, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Несмотря на довольно большое количество мужчин, крутившихся рядом, готовых взять ее замуж даже с рыжим бесноватым прицепом, мама долгое время оставалась одна. А может, просто сердце ни на кого не дрогнуло. Было холодным и молчаливым, пока в нашу жизнь не вошел дядя Саша.
Они встретились случайно, мама приехала к подруге в Москву, зашла к ней на работу, где в должности инженера трудился Ковалев Александр Дмитриевич – тридцатисемилетний вдовец, год назад потерявший жену. Довольно интересный внешне, обстоятельный, серьезный и заботливый.
Женщины с возрастом взрослеют, начинают искать в мужчинах прежде всего не бешеные эмоции, а ответственность и надежность. Маме повезло встретить человека, который одновременно вызывал в ней сильные эмоции и был надежным, точно скала.
Странно, но я, обычно дико не любившая, чтобы в наше с мамой девичье пространство вклинивался кто-то третий, отвадившая от мамы с десяток поклонников, практически сразу прониклась к нему симпатией. Нет, дядя Саша совсем не подарками купил. Эка невидаль, рыжеволосая кукла Барби (хотя я до сих пор храню ее в коробке вместе с другими памятными для моего сердца вещами). Он покорил меня тем, что после каждого его прихода мамины глаза зажигались мягким приятным светом. Она становилась веселой, ласковой, а на лице то и дело появлялась счастливая улыбка. Как я теперь понимаю, от любви она по облакам порхала.
Несмотря на свойственные всем детям, а мне в особенности, максимализм и эгоистичность, такое явное свидетельство взаимной любви не оставило меня равнодушной. Не то чтобы я осознанно беспокоилась тогда о материнском счастье. Но в моем представлении моя мама была похожа на прекрасную принцессу, а каждой прекрасной принцессе, даже той, у которой прицеп в виде рыжей дурнушки, должен достаться свой прекрасный принц. Дядя Саша, особенно когда надевал красивый костюм, в целом походил на принца, поэтому новость о том, что они хотят пожениться, я восприняла с радостью.
Счастливое событие произошло, когда мне было девять. Именно тогда в мою жизнь вошел великолепный, невыносимый, иногда до занудства умный, высокомерный, красивый, жестокосердный Мистер Совершенство – сын дяди Саши, который был старше меня на пять лет.
Как сейчас помню нашу первую встречу. Она состоялась на даче у родителей дяди Саши, куда он привез нас с мамой, чтобы познакомить со своей семьей.
В то лето я сильно вытянулась, была худой, нескладной, а еще зачем-то уговорила бабушку коротко подстричь мои волосы. Думала, новая прическа добавит мне красоты, хотела хоть немного соответствовать своей красавице маме, которая в ту пору носила короткое каре. Вот и я подстриглась так же.
Ага, два раза ага, похорошела, не то слово. Волосы стали торчать вокруг моей головы рыжим нимбом. А так как я была высокой, худой и костлявой, то издалека была очень похожа на одуванчик, который затейник-художник зачем-то раскрасил в рыжий цвет. «Инна-одуванчик», – стали дразнить меня во дворе. Собрать волосы в хвост длина не позволяла; я их, конечно, пробовала укротить различными лаками и гелями, заколками и невидимками, только они не желали укрощаться, через полчаса снова торчали вокруг головы рыжим нимбом.
– А вот и мы! – радостно воскликнул дядя Саша, открывая белую деревянную калитку дачи.
Нас вышли встречать красивый седовласый мужчина и стройная, несмотря на тогдашний шестидесятилетний возраст, женщина. Я застыла возле мамы, с восхищением разглядывая дачу. До того момента ничего красивее я не видела. Много зелени, цветов, причем посаженных не абы как, а тщательно продуманным образом, белая беседка, белые скамейки, небольшой, по-кукольному красивый домик в стиле прованс. Под окнами ящички с цветами. Для меня и сейчас дача родителей дяди Саши – самое уютное, красивое место на земле. Антонина Павловна обладает безупречным вкусом.
Моя красавица мама, несмотря на радушие будущих свекра и свекрови, очень робела, жалась к дяде Саше и расточала комплименты.
Я тоже не смогла сдержать своего восхищения:
– Офигеть, у вас как в голливудских фильмах про идеальную семью.
– Это моя дочка Инна.
Дурацкое имя, додумалась же мама так меня назвать. Инна, как будто не зовут, а предлагают что-то взять. «На», возьми и заткнись.
– Какая яркая девочка, просто огонек, – сделала комплимент Антонина Павловна.
– Такой цвет волос редко встречается, – поддакнул Дмитрий Александрович.
– Дим, ну наконец-то и ты появился. Иди, познакомься, Наташу ты уже знаешь, а это ее дочка Инна.
Сыну дяди Саши в ту пору было четырнадцать лет. Дима показался мне богом, совершенством… Самым красивым парнем, которого я когда-либо встречала. Хотя о парнях в то время я мало задумывалась, не доросла еще. Высокий, широкоплечий, вполне по-мужски сформировавшийся (возможно, благодаря плаванию, которым Дима серьезно занимался лет с пяти), с правильными чертами лица. Волосы темные, на висках коротко стриженные, а на затылке длинней, синие глаза в обрамлении черных ресниц – словно яркие васильки кто-то на землю положил.
– Какая смешная рыжая, не голова, а огненный шар. – На красивой лепки мальчишеских губах мне почудилась брезгливая улыбочка, будто он в какашку ногой наступил.
Показала ему язык…
Конечно, по сравнению с таким совершенством я выглядела нелепым пучеглазым клоуном, рыжим одуванчиком на тонкой ножке, с большими жабьими губами, а для пущего ужаса еще и со скобками на зубах. Понимание своей собственной ущербности толкнуло меня на хамство. Боги всегда вызывали во мне желание дерзить, наверное, это зависть выходила протестом.
– А у тебя голова как футбольный мяч.
– Почему как футбольной мяч? – удивился Дима.
– Потому что пинка просит, – весьма грубо ответила я и засмеялась собственной шутке.
Конечно, никто из присутствующих не разделил моего веселья, наоборот, повисла тишина. У родителей маминого жениха Дмитрия Александровича и Антонины Павловны недоуменно вытянулись лица. Дядя Саша неловко крякнул, а мама отчаянно покраснела.
Эх, сколько раз в жизни я еще буду заставлять ее краснеть.
– Инна, что ты такое говоришь?! – Смущенная родительница дернула меня за рукав футболки. – Простите, она немного ершистая и не любит, когда обращают внимание на ее необычную внешность.
Прямо скажем, клоунскую внешность.
– Но вообще, Инна очень хорошая, – тут мама немного покривила душой, – и добрая девочка. Всякую живность больную домой несет, котят, собачат, даже когда-то мышат приволокла и выкармливала с помощью пипетки. Правда, они все равно подохли.
Будущий братец пренебрежительно хмыкнул.
– Выхаживает, – продолжила меня хвалить (выставлять еще большей дурочкой) мама, – а потом пристраивает в хорошие руки.
– Любит сирых и убогих, – вставил едкий комментарий совершенный мальчик.
– Дима?! – возмутилась его бабушка Антонина Павловна, а дядя Саша нахмурился.
– Ага, могу и тебя пристроить в хорошие руки.
Такого с руками оторвут…
Взрослые засмеялись.
– А ей палец в рот не клади, – как мне показалось, с одобрением сказал дедушка Дмитрий Александрович.
– Какая колючая, – пожал плечами красавчик, сын дяди Саши. – Она точно ваша дочка? – обратился он теперь к маме. – Абсолютно на вас не похожа. Может, ее в роддоме подменили?!
– Дима! – Теперь уже дядя Саша возмущенно дергал отпрыска за рукав.
А у меня слезы навернулись на глаза. Я снова вдруг остро почувствовала свою ущербность. Больше всего на свете я хотела быть похожей на свою красавицу маму, но мне ни одной черточки не досталось. У мамы волосы светлые, блестящие, будто золотое руно, личико сердечком, глаза миндалевидные с ярко-голубой радужкой, губы, словно цветок, красивые. У меня рыжие спирали вместо волос, губы как вареники, на зубах скобки, глаза навыкате. Смешная и несуразная… Только, пожалуй, нос ничего, на мамин не похож, но довольно аккуратный.
Мама обняла мои худые плечи.
– Точно моя, – в женском голосе слышалась теплота, – такую рыжую и ершистую разве с кем-то спутаешь. Сразу в сердце западает.
Красавчик еще раз пренебрежительно хмыкнул.
– Так, давайте шашлыками заниматься, – призвал к активным действиям дедушка Дима. – К вечеру обещали дождь.
– Наташенька, – обратилась Антонина Павловна к маме, – поможешь мне с салатом?
– Да-да, конечно.
– А ты, Дима, покажи Инне Муркиных котят, – продолжала распоряжаться показавшаяся милой бабушка.
«Инне» звучало еще хуже, чем «Инна», словно я обязана всем отказывать. Не-не-не, нельзя ни в коем случае.
– Уверена, котята ей понравятся, она ведь любит животных.
– Главное, чтобы с ними не случилась та же неприятность, что и с мышатами.
Взрослые прыснули смехом, а я запыхтела от возмущения, словно маленький паровоз.
– Ладно, Лягушонок, пошли смотреть котят.
– Сам ты большой жаб, – тут же взвилась я.
На красивых мальчишеских губах появилась нахальная улыбка.
– Не-а, я прекрасный принц.
Он всегда был чертовски самоуверенным. Тогда я немного опешила, но послушно двинулась следом за красивым мальчиком, в семью которого должна была теперь войти. Уж очень мне хотелось поглядеть на Муркиных котят, а быть может еще немного полюбоваться этим совершенным мальчиком.
Помню, тем вечером, когда мама укладывала меня спать, я в открытую спросила:
– Мам, я некрасивая девочка?
– Для меня самая чудесная девочка на свете, – дипломатично произнесла родительница, обняла, и ласково поцеловала мою буйную рыжую голову.
– Я несколько раз читала сказку про «Гадкого утенка», но ведь не все гадкие утята превращаются в прекрасных лебедей? Вдруг у меня не получится обернуться?!
Так сильно в тот вечер чувствовала свою ущербность.
Мама снова стала целоваться.
– Не родись красивой, говорят… Я со своей красотой не очень сладко жила, пока Сашу не встретила. Но что-то мне подсказывает – ты вырастешь очень-очень симпатичной, у тебя будут целые толпы поклонников. Заранее уже боюсь этого, женщине иногда очень опасно быть красивой. А ты такая яркая девочка. По сравнению с тобой я бледная моль. Твои огненные волосы, большие глаза, губы будут всегда привлекать внимание.
– Ага, все всегда будут потешаться надо мной… Обзывать Инной-одуванчиком или рыжим лягушонком, – не сдержалась, выплеснула обиду на свое относительно старое и совершенно новое прозвище.
– Глупенькая, – мама стала ласково поглаживать мою спину, – волосы отрастут, скобки уберутся, нескладность пройдет.
– И тогда я обернусь лебедем?!
– Нет, жар-птицей, – осветила комнату мамина улыбка.
– Павлином, что ли?!
Родительница засмеялась.
– А еще у тебя острый язык и необыкновенная способность к иронии! Если честно, по этому поводу я тоже за тебя очень боюсь.
– Не бойся, мама, я умею за себя постоять.
Глупенькая, еще не знала тогда, что умения за себя постоять иногда бывает мало, что подобная способность не приносит счастья. Окружающие воспринимают ее вызовом, а тому, кто задирается, можно еще добавить боли.
Наши родители поженились через месяц после того памятного знакомства. Дядя Саша в светлом костюме смотрелся настоящим щеголем. Мама, несмотря на наличие рыжего прицепа, надела красивое длинное белое платье и фату до пола. Атласный белый корсет свадебного платья, расшитый мелкими жемчужинами и серебристым бисером, ладно охватывал ее тонкую фигуру. Она казалась юной и такой красивой, что мне рядом с ней даже дышать было страшно. Как у столь прекрасной женщины могло появиться рыжее пугало вместо дочери? Загадка природы.
Мои волосы за прошедший месяц не сильно удлинились и, несмотря на заколки, гели и лаки, по-прежнему торчали огненным нимбом вокруг головы. Даже в красивом бледно-зеленом платье, так подходившем под цвет моих глаз и немного скрывающем худобу, я все равно смотрелась нелепо. Пугало в любом наряде останется пугалом. До сих пор помню то едкое царапающее душу чувство своей некрасивости, которое стократно усилилось, когда в пределах видимости появился мой «ненаглядный» сводный братец.
По случаю свадьбы своего папеньки и моей маменьки он вырядился в строгий синий костюм, белоснежную рубашку, даже бабочку нацепил. На любом другом мальчике подобные взрослые вещи смотрелись бы нелепо, но Димка Ковалев выглядел в них шикарно. Братец правду сказал, он и в самом деле «прекрасный принц» – Мистер Совершенство.
Заметив меня, новоприобретенный родственник брезгливо скривился.
– Привет, Лягушонок.
Вместо ответного приветствия показала ему язык.
– Н-да, манерами мы не блещем, – с ленцой, поглядывая по сторонам, прокомментировал сводный братик и, заметив засмотревшуюся на него девчонку, помахал ей ручкой.
А я лихорадочно думала, что же ответить? Чем зацепить этого надутого…
– Надутый индюк.
Так жалко, по-детски… Но что можно было ожидать от растерянной девятилетней девчонки.
На красивом мальчишеском лице добавилось брезгливости.
– Не повезло же породниться с прекрасной царевной и ее чудой-юдой-дочкой. Знаешь, смотря на тебя, мне всегда приходят на ум слова великого Александра Сергеевича Пушкина. Надеюсь, ты знаешь кто это такой?
Не успела я ответить, вдохнуть и пикнуть, как он начал декламировать:
– «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Ой, прости, это не про тебя конечно, на девочку засмотрелся. Тебе другие стихи Александра Сергеевича подходят: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь; не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку».
Да, эти точно про меня… Да, это очень больно! Я совершенно растерялась и захлопала глазами, пытаясь сдержать рвущиеся на свободу слезы. Сейчас, как в мультиках, зареву дугообразными ручьями, да прямо на туфли самого красивого мальчика этого мероприятия.
– Увы и ах, даже нарядное платьице не превратило тебя в царевну, – продолжал мастерски изводить аллегориями Мистер Совершенство.
Губы-вареники задрожали…
– О, пожалуйста, только не плачь, словно маленькая обиженная девочка. И не советую бежать к маме жаловаться, зачем портить ей праздник. Она вон как радуется тому, что отхватила кавалера при квартире, машине, хорошей должности и стала наконец-то москвичкой. Светится прямо вся.
Тогда я действительно была маленькой девочкой, которую никто никогда, кроме мамы и бабушки, не любил. Даже собственный отец, ни разу не взглянув, отказался от меня. Закипела, покраснела и, кажется, даже запыхтела, как донельзя разгоряченный чайник. Намеки прекрасного принца о меркантильности моей матери окончательно вывели из себя. Маму нельзя трогать. Мама – это самое святое, чистое и любимое!
Не зная, как ему ответить, но еще с детского садика усвоив истину, что, если позволишь себя обижать, издеваться будут еще сильнее, не придумав ничего лучшего, сделала шаг вперед, задрала голову, взяла и плюнула. А так как я была чемпионкой нашего двора по плевкам в длину, прямо на губы его принцевские попала.
Мистер Совершенство всегда был педантично чистоплотным и брезгливым… Даже в лице переменился, бедненький, побледнел бледной поганкой и стал стирать мои слюни со своего плейбойно вырезанного рта.
– А слюна у меня ядовитая! – торжественно объявила я, будто чем-то ценным хвастаясь.
И почему-то ножкой топнула. Смешная, беззащитная.
– Вон, смотри, ты уже пошел зелеными пятнами. Скоро станешь большим мерзким жабом.
Дима сделал шаг в мою сторону. Подозреваю, Мистеру Совершенство хотелось меня хорошенько треснуть, но мы ведь на свадьбе наших родителей, вокруг веселятся гости, поэтому пришлось вести себя цивилизованно.
– Дурочка безбашенная… – лишь прошипел сводный братик и развернулся, чтобы уйти.
– Иди, пока не превратился в таракана.
Умением вовремя заткнуться я никогда не отличалась, считала, что последнее слово непременно должно остаться за мной.
Но, вообще, за исключением неприятного инцидента с новоприобретенным братцем, свадьба была чудесной. Обидно, конечно, что я родилась нескладным рыжим одуванчиком, губастым лягушонком, но ведь радоваться жизни, счастью мамы не только красивым разрешается.
Из принципа не стала забиваться, как гадкий утенок, в угол, я не такая слабачка. Веселилась вместе со всеми, танцевала, участвовала в конкурсах, лезла куда надо и не очень. Попробуйте только клюнуть, и я вас обрызгаю ядовитой слюной. Даже букет невесты зачем-то ловила. И поймала бы, но решила уступить двоюродной сестре дяди Саши. Мне ведь только девять, а она уже к тридцатнику приближается.
Даже в девятилетнем возрасте во мне присутствовала доля здорового пофигизма; видимо, она и помогла выжить в то неласковое для меня время. А возможно, это был дух противоречия – доказать ему, им, всему миру, что мне не больно…