Марина Царь Волкова
На этом берегу. Стихотворения

Фото на обложке Марина Царь Волкова

© Марина Царь Волкова, 2023

ISBN 978-5-0062-0729-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Снежинки хрупкая звезда

 
Какая в мире чистота!
Весь парк, как в сказке, заколдован.
Уснувший пруд во льды закован,
И своды старого моста
 
 
Искрятся в золоте утра,
Блестят таинственным свеченьем.
Любуясь этим золоченьем,
Душа так трепетно добра!
 
 
Сберечь бы в сердце дивный час,
Пусть даже этот свет не вечен,
Но ведь не зря он был замечен,
Не зря заветным стал для нас…
 
 
Пусть после снега белизну
Растопчут грязные ботинки.
Зеленоглазые снежинки,
Пророча раннюю Весну,
 
 
Запомнят всё и сберегут,
И сказку новую расскажут
Про тех, кто у добра на страже,
Кто в танце солнечных минут
 
 
В первейший день календаря
И новорожденного года
Ходил с рассветом в Храм Природы
И слушал песню снегиря.
 
 
А пар клубится над рекой,
Как будто борода Мороза.
К замёрзшей кожице берёзы
Прижавшись жаркою щекой,
 
 
Стою и слышу шёпот льдов
И крон сосновых разговоры….
Распутав птичьих лап узоры,
Читаю тайнопись следов,
 
 
А в ней всё то же, что всегда:
«Таится Чудо в каждой крошке».
Слезою тает на ладошке
Снежинки хрупкая звезда…
 

Смотрителю Маяка

«Смотрителю Маяка, Поэту и Демиургу»… —

Пишу прямо в облака. В рождественском Петербурге

Сегодня волшебный снег и отблеск огней на лицах.

Мне снова минувший век (а может, грядущий) снится.

– «Какая на сердце грусть!» Снежинки блестят на крышах.

Пишу и почти молюсь: я знаю, меня услышат,

Спасут от случайных бед, не выдадут, не осудят,

И что-то пришлют в ответ, и сердце болеть не будет.

Смотритель совсем не прост – историк и футуролог.

Он мог бы построить мост в тот мир, что и прост, и дорог.

И строит – из добрых дней, как сказку, плетёт незримо.

Но мы в суете своей обычно проходим мимо,

Лишь чувствуем всё душой, его наугад следами

Идя. Над водой большой, над ширью, покрытой льдами,

– Стоит, сберегая дни, как книгу, листая зори,

Маяк. И его ступни суровое гладит море.

У каждого свой предел, своя роковая планка.

Оставшийся не у дел, эпохою киберпанка

Придавленный, но живой, былое раздавший даром,

С опущенной головой бредёт он по тротуару —

Старинный мой, добрый друг. Он тоже поэт, возможно,

И капельку демиург. Пусть в это поверить сложно,

Ему просто нужен знак – подсказка, намёк, примета.

Горящий во тьме Маяк. Тепло, обещанье света.

Сбивается ритм, спеша, – я вижу во тьме посланье.

И нечем почти дышать от вещего узнаванья,

От радости, что заря заходится в танце страстном.

От веры, что всё не зря, что грусть, как всегда, напрасна.

У каждого здесь из нас – особая аритмия.

Ведь он ещё не погас, наш вечный Маяк – Россия.

Пусть выхода снова нет, пусть ветер хрипит и стонет,

Она свой надежный Свет, как прежде, несёт в ладонях.

Как светло и тихо…

 
Как светло и тихо! Снег прошёл,
Всё собой укрыв и упокоив.
Верь мне, верь – всё будет хорошо.
Лунный луч по стареньким обоям
 
 
Бродит, словно чертит по стене
Строчки, руны, образы чудные…
Ну а сердце грезит о Весне,
Из пространства ловит позывные.
 
 
Я смотрю, дыханье затаив,
В вышину, где звёзд мерцают глазки.
Где звучит таинственный мотив
Из далёкой, позабытой сказки —
 
 
Той, что я придумала сама,
Счастьем ли? Ошибкою большою?
Но моя суровая Зима,
Как всегда, с весеннею душою.
 

«В пушистый плед укутала Зима…»

 
В пушистый плед укутала Зима
Наш старый сад, и словно стало тише.
Забравшись под заснеженные крыши,
Нахохлились озябшие дома.
 
 
Закован в лёд и камень стан реки,
Над этим льдом – так чисто, гулко, пусто…
И только мост застыл с улыбкой грустной —
На нём мерцают с ночи огоньки,
 
 
А на перилах стаи малых птиц
Друг к другу жмутся – ведь теплее рядом.
Касаюсь мимолётно-нежным взглядом.
Метелицей начертанных страниц
 
 
И в памяти надолго сберегу
Волшебные посланья на снегу.
 

Снегурочка и Поэт

Как бело и волшебно в чертогах леса —

Всё сверкает, куда ни направишь взгляд.

До Громницы от самого Водокреса

Каждый день – хоть не Святки, а так же свят.

Кто живой – не замёрзнет, сильнее станет,

И разумнее будет не по годам.

Едет Велес-Мороз, и несутся сани

К занесённым метелями городам.

Над домами летят наугад, без стёжки,

Глянешь вверх и подумаешь – это сон.

У Снегурочки в ушках звенят серёжки —

О Весне этот тонкий, хрустальный звон.

Вот в окне на шестом одиноко курит

Друг Поэт. Свет погас, на столе – стакан.

Взор свой нежно-лазурный Снегурка хмурит,

А Мороз ей: «Постой-ка, ведь он не пьян,

Просто болен. Устал, потерял надежду

На добра торжество, на весомость слов.

Потому и застрял в Междумирье – между

Злой тоскою и верой в свою любовь».

И она подошла так легко и смело,

На колючую щёку легла рука…

И Поэт встрепенулся – душа запела,

Но тихонько, чуть слышно, без слов пока.

Отраженье увидел в столовой ложке —

«Дня четыре щетине – кому сказать!..»

А Снегурочка гладит её ладошкой,

Смотрит так – будто звёзды глядят в глаза,

Шепчет жарко: «Тоску твою заморожу.

А любовь позабытую – растоплю»!

И не холод, а ток – словно бьёт под кожу,

Кружит голову, будто бы во хмелю.

Он очнулся от холода – занавески,

Точно крылья метельные, взмыли ввысь.

Встал, захлопнул окно, повернулся резко:

«Наяву ли всё было? Да нет, проснись! —

Сам себе пробурчал. – «Вот же чудо снится!..

Стол завален и пепельница полна…

Всё убрать бы скорей да пойти побриться»…

Не успел – в душу песней вошла Она.

Побежали по полю страницы строчки,

И сложилось в аккорды круженье нот.

А звонок прозвенел лишь за миг до точки,

И он знал, что откроет. И в Новый год

Не один побредёт, а с Судьбой на пару

Полетит, ибо нежность – сильней тоски.

…На суровом морозе горячим паром

Выдыхаются песни, и огоньки

На перилах моста и на ёлках светят,

Не осталось от горечи ни следа.

А Снегурочка думает о Поэте,

Улыбаясь загадочно, как всегда.

На исходе января
деревенские зарисовки

 
Румянятся берёз застывших лики
В лучах вечерней ласковой зари,
А небо цвета спелой земляники.
В саду уже примолкли снегири,
 
 
Что днём по старой яблоне порхали —
Мелькали грудки алые, горя.
Под вечер лёд на речке – цвета стали,
Он прочен на исходе января,
 
 
И потому я в рощу за рекою
Иду по льду, храня внутри покой.
И глажу ствол горячею рукою,
И прижимаюсь трепетно щекой —
 
 
Какой уют, когда никто не гонит
Минут, а проживает их, смеясь!
Узор коры с узором на ладони
Сплетаются в затейливую вязь,
 
 
И мысли кружат, словно в хороводе,
Но вдруг почти ожог на пальцах – ах!..
И чувствуешь, как сок весенний бродит
В покрытых хрупким инеем стволах.
 
 
***
 
 
Темнеет. Убегаю от мороза,
По снегу – ровною строчкою следы.
Над кроною заснеженной берёзы —
Весенний свет в мерцании звезды
 
 
Зажёгся вдруг, уняв тоску больную,
Прогнав долой неверие страх.
Я жду тебя, как ждут Весну хмельную —
Не где-то, а у нас, на северах.
 
 
И небо вновь легко и безмятежно
На душу звёздной млечностью легло.
Глаза в глаза глядят светло и нежно,
А между ними доброе тепло.
 

Я улыбаюсь первому цветку

 
Я улыбаюсь первому цветку
Узор на стёклах не чинит препоны —
На подоконник мой лучи текут,
Целуя нежно хрупкие бутоны.
 
 
Ещё суров мороз, и снег кругом, —
Так рано для чудесного рожденья.
Но весело с утра вздыхает дом,
Уже почти готовый к пробужденью.
 
 
Шаги, слова и мысли так мягки,
Как будто снег и в доме звуки глушит.
Но запахов весенних маяки
Сон гонят прочь и будоражат душу.
 
 
И снова будет так, как суждено:
От нежности, как лёд весенний тая,
Я утром распахну своё окно
И дождь в ладони тёплые поймаю.
 

«Хрустальный мир в реки застывшем русле…»

 
Хрустальный мир в реки застывшем русле,
А вдалеке зари встаёт пожар.
Как лёд поёт, послушай! Словно гусли
Рукой ласкает бережно гусляр,
 
 
Скрывая потаённое бунтарство.
Глаза его светлы и горячи.
Ещё морозно в нашем белом царстве,
Над крепостью – короною лучи,
 
 
И пляшет на яру Зима-Марена,
А поле перед ней – как чистый лист.
Но скоро травы вырвутся из плена,
И будет берег зелен и цветист,
 
 
Весна опять придёт – как неизбежность —
С живой водой, что спит пока во льду.
И расцветёт нечаянная нежность,
Как яблонька в заброшенном саду.
 

Охотник за бессмертием

 
Урвать себе кусочек высоты
Нельзя, хоть малых крыльев не имея.
Тому, кто сделать первый шаг не смеет
Над бездной, не видать своей мечты.
 
 
Большая смелость – быть самим собой,
Быть не таким, каким желает стая.
Не рваться, на пути весь мир сметая,
Но принимать любой неравный бой.
 
 
Ты после битвы снова будешь там,
Где из души тепло и нежность льются,
Где обнимают чаще, а не бьются,
Где место есть и звёздам, и цветам.
 
 
И этот путь – прекрасен и высок,
Хоть часто – бесконечно одинок.
 

«Охотник за бессмертием чужим…»

 
Охотник за бессмертием чужим,
Где путь твой, дар, Богами данный свыше?
Ты зов души своей уже не слышишь,
Погас очаг, остался горький дым.
 
 
Не видя чуда в малости, нельзя
Великое постигнуть алчным сердцем.
Где тот огонь, где смог бы ты согреться?
Уводит прочь печальная стезя.
 
 
Привычен естеству животный страх,
Но всё ж – пройти попробуй испытанье,
Твори своё и не ищи признанья,
Не будь лишь отраженьем в зеркалах.
 
 
Забудь упрёки горестной судьбе,
Оставь других, вернись скорей к себе!
 

Старое письмо

 
Рука – лебёдушкой над пяльцами,
Чуть отстранён и нежен взор.
Цветёт под тоненькими пальцами,
Как дивный сад, живой узор.
 
 
Над лампой абажур малиновый,
Неяркий, ласковый для глаз.
И пахнет сладостью жасминовой,
И кажется в закатный час,
 
 
Как будто жизнь начнётся заново,
Как будто кончилась зима.
А на груди, у сердца самого —
Листки старинного письма.
 
 
***
 
 
О чём писать, не знал заранее,
Кусал в раздумьях карандаш.
«Красноречиво лишь молчание —
Ответа лучше и не дашь.
 
 
Сказать, что жив ещё… Надолго ли?
«Люблю»? Ты знаешь и сама.
О наших вечерах над Волгою?..
О том, как я схожу с ума —
 
 
Душа болит о судьбах сломленных,
Но стены к боли здесь глухи»…
И вместо фраз обычных, скомканных
На белый лист легли стихи.
 
 
***
 
 
Пройдут года, зимой блокадною
В жестокий век, в смертельный год
От артобстрела канонадного
Письмо не раз её спасёт.
 
 
(Всех нас на грани невозможного
Спасают нежность и любовь).
Слова обнимут рук надёжнее,
Согреют в комнате без дров.
 
 
«Ты, словно Русь – непобедимая!» —
Так, на исходе крайних сил,
Читала вновь: «Люблю, родимая».
И чувствовала, что любил.
 
 
***
 
 
Спираль мигает в старой лампочке,
Увы, перегорит на днях…
Листочек хрупче крыльев бабочки,
Почти рассыпавшихся в прах.
 
 
А за окном метели стылые,
Сурова зимняя пора.
И так далёко очи милые!..
Как зябко в комнате с утра…
 
 
Темно душе, и небо – в клеточку,
И дымка слёз туманит взгляд,
Но оживает каждой веточкой
На полотне весенний сад.
 

Дышать

Ты знаешь, я люблю тебя любым —

С усмешкой злой, усталым от дороги.

Но в эти днях, исполненных тревоги,

Мне хочется развеять грусти дым.

Мне хочется улыбок и тепла,

Простых бесед, негромкого звучанья…

А может быть, лишь близкого молчанья.

Я эту радость в сердце берегла

И в крайний час, когда надежды нет,

И в горький миг неправедного спора.

Зима цветы в саду застудит скоро,

Но до сих пор горит в оконце свет.

Мои глаза по-прежнему нежны —

Взгляни скорей, почувствуй, как ты нужен.

Кто не сбежал и не боялся стужи

Тот в мир идёт дорогами Весны.

***

Задохнуться от нежности – выдохнуть счастье – дышать…

Бьётся радость в висок – крови в такт, закипающей в венах.

Сквозь узоры морозные солнечный луч на кровать

Проскользнул и танцует в углах, и рисует на стенах.

Это мира улыбка, которой уже не ждала,

И дороги предчувствие – новой, раздольной и смелой.

Это голос знакомый, что полон земного тепла,

Прикоснулся к душе, и она в тот же миг посветлела.

Не грусти, не грусти! Ты не сможешь меня потерять,

Я всегда где-то рядом – то ветром прильну, то волною.

Задохнуться от нежности – выдохнуть – снова дышать

И морозом суровым, и ясной грядущей весною.

Полонённая красота

 
Сколько красок в живой природе!
В белоснежности – посмотри! —
Скачут весело на свободе,
Будто солнышки, снегири
 
 
По ветвям. И поют привычно
(Мне их песня всегда слышна —
Словно флейта, меланхолично,
Но так нежно звучит она).
 
 
Грудки серым горят и алым,
По весне – будут гнёзда вить.
Улыбаться бы птицам малым,
Ради денег бы не ловить…
 
 
Не покроется совесть пылью,
Если радость твоя чиста.
Снегирям обрезают крылья —
Полонённая красота
 
 
Недолга, и редеет стая…
Что ж ты делаешь, «человек»?!
И сочится душа живая
Алой кровью на белый снег.
 

Февральские зарисовки

 
Тоску февраль позёмкой заметает,
От неба до земли – метельный щит.
И только снегирей румяных стая
На яблоне, нахохлившись, сидит.
 
 
Прижались тесно, милые, друг к другу,
Их песни не тревожат тишины.
Но всё ж, они не ведают испуга
И верят в наступление весны.
 
 
Вот так и ты, в добро и счастье веря,
Когда нежданный холод бьёт под дых,
Не раскисай, а распахнув все двери,
Беги! Беги подальше от чужих,
 
 
Навстречу ветру, воле и дороге,
Туда, где дружба верная крепка.
И пусть в сугробах увязают ноги,
Зато душа – крылата и легка.
 

«Добрые письма мне пишет февраль…»

 
Добрые письма мне пишет февраль
Веточкой тонкой по чистому снегу,
И отчего-то безудержно жаль
Лёгких ветров вдохновенного бега,
 
 
Песен, что так же у сердца храню,
Только вот слушать, увы, перестала…
Тянутся руки, озябнув, к огню,
Нежностью под снеговым одеялом
 
 
Дышат бутоны в уснувшем саду.
Кружевом иней ложится на плечи.
С настежь распахнутым сердцем иду
Просто вперёд, не мечтая о встрече.
 
 
В солнечных латах сияет Зима,
Мысли морозною свежестью нежа.
Снова читаю меж строчек письма:
«Мы изменились, но всё-таки те же».
 

«Так светло стало к вечеру, словно…»

 
Так светло стало к вечеру, словно
Кто-то сказочный отпер засов:
Небо золотом плещет червонным
В зимний сон заметённых лесов.
 
 
Снегирей красногрудая стая
Улетела, светла их стезя.
А славянское Солнце играет,
По верхушкам сосновым скользя.
 
 
И важнее всех прочих открытий
Опознать этот дивный огонь:
В нём и Макоши вещие нити,
В нём и Лады родная ладонь,
 
 
И Перуна стрела громовая —
Оберег от непрошенных вьюг.
Снегирей красногрудая стая
Над рябинником сделала круг
 
 
Да вернулась к родимому дому
Ночевать на еловых ветвях.
Никому не расслышать другому,
Кроме них, как шепчу второпях,
 
 
Что люблю, как всегда, неизменно,
И в сиянье вечерней звезды
Над укутанной снегом Велсенной
Вижу милые сердцу следы.
 
 
А дорога с судьбой перевита
(Оттого не боится молвы),
Будто огненный меч Святовита
И жемчужная нить Волховы.
 

Воину Духа

Юрию Васильевичу Сергееву

(02.10.1948—18.02.2021)

 
Млечный путь течёт меж берегами,
И земля под ним – белым-бела…
Русь моя укутана снегами,
Так, что не слышны колокола,
 
 
Только голос, добрый и усталый,
Книгу ей читает нараспев.
Промелькнула жизнь зарницей алой,
Догореть в полёте не успев.
 
 
А над Княжьим островом метели,
Нарушая благостный уют,
Плачут горько. Но на самом деле,
Друг, они не плачут, а поют, —
 
 
Сберегая чуткий сон побега,
Всё пустое густо заметя.
Пусть взойдёт весною из-под снега
Дуба богатырского дитя!
 
 
Сколько будет радости и света,
Чуткости и лада меж людьми!
…Воина, мыслителя, поэта,
Матерь Сва, крылами обними.
 

Просто возьми меня за руку

 
Просто возьми меня за руку, милый,
Молча и бережно. Вечер так тих…
Песен и слов обережная сила
В зимнюю стужу пусть греет других.
 
 
Кто их поймает, крылатых скитальцев,
Выпущенных из раскрытой души?
Нежность искрится на кончиках пальцев,
В дивную явь воплотиться спешит.
 
 
Сомкнуты сладко усталые веки.
Сплю, убаюкана лаской твоей.
Руки меня обнимают, как реки —
Звёздные реки с небесных полей.
 
 
И до Зари поцелуев победных
Замер весь мир, эту радость тая:
Ходит по волнам волос моих медных
Тёплой ладони живая ладья.
 

Дыши весной

крылатому другу

 
Дыши весной сквозь вьюгу и туман,
Пусть снег в лицо летит, и стынут лужи.
Любовь всегда спасает нас от стужи,
Ей дар тепла Богами свыше дан.
 
 
Растя на подоконнике цветы
И слушая ветров прохладных речи,
Я не скажу: «прощай». Мой друг, до встречи!
Ты смотришь в мир с бездонной высоты
 
 
И с братьями летаешь налегке,
Любуясь грозовыми небесами.
Моя Весна с печальными глазами
И чудом – птицей вольною в руке.
 
 
Так хочется додать тебе тепла!.. —
Привычно-запоздалое желанье…
Но чувствую души твоей дыханье
И нежность – от касания крыла.
 

Весна

 
– Здравствуй! Да откуда ж ты – такая?
Путь куда свой держишь налегке?
Гордая, смущённая, нагая,
С маленьким подснежником в руке.
 
 
Мимоходом белый ствол берёзы
Гладишь, улыбаясь, глядя в даль.
Правда ль, нипочём тебе морозы?
Сердца обнажённого не жаль?
 
 
– Что тебя влечёт, какая сила?
Птичья трель лесов тревожит тишь.
– Может, ты кого-то полюбила?
Может, от кого-то прочь бежишь?
 
 
Улыбнулась над водою талой,
Глянув озорно через плечо:
– «Я – Весна». И вдруг душе усталой
Стало и светло, и горячо.
 
 
***
 
 
Я тебе писал письмо. Не быстро —
Много-много долгих зим и лет.
В них стихов рассыпанные искры,
А меж строк – на твой вопрос ответ.
 
 
Жаль, что ничего не сохранила.
Жаль, и я надежды не сберёг.
Ах, какой рассерженный и стылый,
Ветер мчит по кружеву дорог!
 
 
Разметало все слова и строчки,
Потушило сказки огоньки.
Но в лесу опять набухли почки,
И цветы раскрыли лепестки.
 
 
Кто-то вновь рукой погладил струны
И поверил в эту жизнь всерьёз.
Оттого всегда весною юной
И светло, и радостно до слёз.
 
 
***
 
 
Улыбаюсь и не жду ответа,
Ты – Весна! Как весел твой убор.
Мне милее взбалмошного лета
Нежных глаз лазурный, ясный взор.
 
 
Хороши всегда твои затеи —
Я б сказал, да не найдётся слов:
Закружилось царство Берендея
В хороводе листьев и цветов.
 
 
С неба в рощу шлёт лучи Ярила,
Словно сонмы золочённых стрел.
– «Одному тебе верна я, милый,
Ты меня от стужи отогрел».
 
 
О тепле, о радости и чуде
Нам звенит счастливая капель.
Мы с тобою в сказке рядом будем,
А не как Снегурочка и Лель.
 

У каждого свои бои

 
У каждого свои бои,
И боль, и радости – свои.
Хотелось бы их разделять
Лишь с тем, кого могу обнять,
Кто не поддерживает ложь
И в спину не втыкает нож.
 
 
Я не писала б этих строк,
Но мир людей весьма жесток.
Сейчас у дружбы – странный вид:
В ней торг и скопище обид,
И только в ненависти вдруг
Становится так нужен «друг».
 
 
Но не по мне – дурацкая работа! —
Злословить и «дружить» против кого-то.
 

«Жизнь так мимолетна в своей красоте…»

 
Жизнь так мимолетна в своей красоте,
Но кто-то её вечно ловит на мушку.
Лишь стоит поверить чужой «доброте»,
И тут же, дурак, попадаешь в ловушку,
 
 
Тебя будут есть потихоньку, шутя
С ножом подбираясь, проглотят не сразу —
Обидой приправят, то злясь, а то льстя,
Зацепят нарочно язвительной фразой.
 
 
И ты пожалеешь, и глупость свою —
Доверчивость детскую этому миру
Сто раз проклянешь. Лучше биться в бою,
Чем быть для кого-либо «павшим кумиром».
 
 
От слов, слишком громких, то сладких, как яд,
Устав (коль становится это критично),
Уходишь подальше, как сто лет назад,
И снова стихи убиваешь привычно.
 
 
Никто здесь не прав, да и не виноват.
Но ясно про цель говорит результат.
 

Два сердца, что сковала тишина

 
Два сердца, что сковала тишина.
Две птицы, что летят по виднокраю.
Два берега. Меж них – вода живая.
Душа привычной нежностью полна,
 
 
Когда, по-детски радуясь весне,
Ночных дождей вдыхает ароматы.
Всё это было прожито когда-то.
Мы с Городом сейчас наедине
 
 
То долго молча ходим вдоль реки,
То замираем вдруг, в гранит врастая.
То посылаем снов рассветных стаю,
Любимым зажигая маяки.
 
 
Она придёт, волшебница Весна,
Сорвав Зимы постылые оковы,
И зазвучит. И песня свяжет снова
Два сердца, что сковала тишина.
 

На пороге у Весны

 
Снег идёт, но воздух – слаще
Самых нежных летних снов.
А Весна в продрогшей чаще
Свой читает Солнцеслов.
 
 
Распахнув лучи-ресницы,
Прогоняет прочь метель.
Ей усердно вторят птицы
И звенящая капель.
 
 
Подставляю им ладони,
Улыбаюсь вещим снам.
Уносите Зиму, кони,
Привозите Лето нам!
 
 
Две недели до апреля,
Лес водою талой пьян.
Равноденствия купели —
Новолетье у славян.
 

«Вербный пух, как зайцев ушки…»

 
Вербный пух, как зайцев ушки,
Украшает спящий дом.
Пахнут детские макушки
Свежей сдобой и теплом.
 
 
Луч весеннего рассвета
Золотит резной порог,
А в духовке разогретой
Поднимается пирог.
 
 
Эта нежная истома
Обнимает утром всех.
Хорошо, когда все дома,
И счастливый слышен смех.
 
 
Завтра снова в путь-дорогу,
Где нас ждут, где мы нужны.
Посиди со мной немного
На пороге у Весны.
 
 
Снег задора не остудит,
Весь растаял в сердце лёд.
Знаю, добрым лето будет,
Только радость принесёт!
 

«Зацелована раннею зорькою…»

 
Зацелована раннею зорькою,
(Здесь рассветы свежи и красны)
Русь моя разночинная, горькая,
Хороша ты в ладонях Весны!
 
 
Солнце, словно венец, поднимается,
Растворяя боль давних обид,
И так грустно, что сердце сжимается.
И так сладко, что плачу навзрыд.
 
 
Сколько трудных дорог перехожено…
Мне легко с тобой рядом молчать,
Ведь судьбою от века положена
Русской доли на сердце печать.
 
 
То печальная вдруг, то могучая —
В ореоле грядущих побед.
Всё стою, всё вздыхаю над кручею
Да вдыхаю берёзовый свет.
 
 
Ты не ласкова, знаю. Ты разная —
На пиру ли, в бою, во хмелю.
Но в глазах моих – вечно прекрасная,
Каждый миг. Потому что люблю.
 

Атлант

 
Люблю атланта гордый лик —
Он мне тебя напоминает.
Как будто… слова не хватает,
И с губ вот-вот сорвётся крик,
 
 
А может песня… Но потом —
Другой, цветущею весною.
И он опять молчит со мною
Так, словно вовсе незнаком.
 
 
Грустит могучий полубог,
Согнувшись под тяжёлым сводом.
Вздохну привычно, мимоходом
Поглажу мрамор сильных ног…
 
 
Атлант с измученным лицом…
Сегодня небо – как обуза.
Зачем грустить о роли музы,
Коль сам являешься творцом?