Марина Белова
Бог мелких пакостей
Глава 4
– Ну и зачем тебе понадобилась сестра покойной? – зло спросила я Алину.
Мы возвращались в «Пилигрим» после свидания с криминалистами, и настроение у меня было препаршивое. В лабораторию нас под конвоем проводил Алексей. То ли по забывчивости, то ли намеренно он не предупредил своих коллег о том, что мы добрые знакомые Сергея Петровича и нас привезли сюда исключительно затем, чтобы преподать урок и отбить всякую охоту путаться под ногами у полиции. А посему в лаборатории с нами обращались без церемоний, то есть как с настоящими подозреваемыми. Даже Алина, любительница качать свои и чужие права, дабы не вызвать гнев хозяев, старалась лишний раз рта не раскрывать, молча исполняла все, что от нас требовалось.
Теперь, когда с нас сняли всевозможные пробы, а также отпечатки пальцев, я не могла сдержать себя:
– Кто тебя дергал за язык? Какой такой личный интерес? Тебя скучно живется? Нечем заняться?
– Марина, ты мелко мыслишь, вперед не смотришь, – упрекнула меня в недалекости Алина. К слову сказать, это самая любимая ее тема, потому как подспудно она считает себя самой умной и самой дальновидной. К чему доводит ее сообразительность и страсть к авантюрным поступкам – отдельный разговор. Итак, Алина села на своего любимого конька и принялась учить меня жить: – Ты рассуждаешь совсем как Воронков. Не тебя убили – уже хорошо, радуйся. А если это нас хотели подстрелить? Скажем, конкуренты?
Алине эта мысль понравилась. Взгляд ее приобрел туманность и отрешенность, а в черепной коробке вовсю уже раскручивалась новая версия. Чтобы дневной свет не мешал ей мыслить, она сощурила глаза в узкую щелочку. Слава богу, мы стояли на перекрестке в ожидании, когда загорится зеленый свет, и не рисковали в кого-нибудь врезаться. А если бы ее осенило, когда автомобиль мчался по оживленному проспекту? Страшно подумать!
Светофор мигнул красным глазом, затем желтым и зеленым. Позади нас раздались возмущенные сигналы. «Давайте, трогайтесь! Что уснули? Спать дома будете». Но Алина была так увлечена своими мыслями, что никак не реагировала на звуковые раздражители. Я легонько ее толкнула в плечо. По ее губам скользнула загадочная улыбка. Значит, что-то придумала. Уверена, если ее сейчас спросить: «Кто?», она и фамилию скажет, и название фирмы, у которой мы стоим поперек горла.
– Это Арсеньев и его фирма «Зеленый фургон», – оправдала мои ожидания Алина.
Она думала, что я подпрыгну от восхищения, начну хвалить ее дедуктивные способности, восторгаться ее умом и сообразительностью, но я ее разочаровала. Вместо хвалебной оды она от меня услышала:
– Поезжай, если не хочешь, чтоб тебя растерзали разъяренные водители. За нами образовался хвост длиной в два квартала.
Машина тронулась с места. Три минуты Алина хранила молчание, на четвертой не выдержала и спросила:
– Так как тебе Арсеньев? По-моему, он ни перед чем не остановится, у него на роже написано, что может убить любого, кто перейдет ему дорогу.
– Ну, это уж слишком! – не выдержала я. – Алина, у тебя две крайности: конкуренты и мифический истукан. Хорошо хоть при Воронкове ты о нем не вспомнила.
– Ты же мне велела не заикаться, вот я и смолчала. Хотя, наверное, зря. Чувствую, одно без другого не обошлось. Слушай, у них такая лаборатория серьезная. И связи в научных институтах… Может, попросить Воронкова проверить статуэтку на предмет электромагнитных колебаний или, не знаю, как назвать, короче – импульсов от моих мозгов, которые он трансформирует в свои пакости.
– Останавливайся, приехали! – выкрикнула я. Алина, задумавшись, проскочила мимо нашего туристического агентства. Я сначала решила не комментировать Алинин бред, но, видя ее блуждающий взгляд, все же сказала: – Алина, ты права, мозги тебе определенно нужно просветить, хотя бы рентгеном.
– И правда, голова у меня идет кругом. Столько мыслей, столько мыслей… – Алина сдала назад, остановила «Опель» перед «Пилигримом» и опять углубилась в размышления, позабыв не только на меня обидеться, но и выйти из машины.
– И долго ты здесь собираешься торчать? – спросила я, наблюдая за тем, как Алина завороженно смотрит на руль и что-то бормочет себе под нос. – Ау! Приехали, вылезай. Или ты и дальше будешь сидеть?
– А? Что? Нет, я все-таки уверена, это как-то связано между собой. Вот послушай. Допустим, я сгоряча сказала… Кстати, ты не помнишь, что я сказала?
– Нет! – рявкнула я и выскочила из машины.
– Подожди. Послушай же. – Она догнала меня на ступеньках. – Арсеньев хотел убить нас, не ее. Для этого и нанял киллера. Киллер уже сидел в засаде, скажем, на крыше дома, а тут я пожелала, чтобы хозяева магазин сгинули. Помнишь, именно так я сказала?
Я не ответила.
– Статуэтка перетранспортировала мои мысли киллеру, он принял сигнал и выстрелил не в нас, а в Ларису.
– Умно! – фыркнула я. – Но если бы он хотел выстрелить в нас, он бы находился на той стороне улицы, где находится «Бон вояж». Ты понимаешь, Алина, пуля летит по прямой линии и не может сделать дугу, чтобы с крыши угодить на первый этаж того же самого дома.
– Киллер мог находиться и не на крыше, а прямо на улице. Тогда ему было бы все равно куда стрелять: в окна «Пилигрима» или в окна «Бон вояжа».
– Алина, не морочь мне голову. Но, если хочешь знать мое мнение, лучше думай, что это проделки африканца, а не наемного убийцы. Тогда пуля взялась неизвестно откуда, а потом неизвестно как угодила в Ларисину голову. Мне так спокойнее. Твое умственное помешательство я как-нибудь переживу, а вот поисками киллера пусть займется Воронков.
– А что Воронков? Он даже не сказал, чтобы мы не путались у него под ногами, – обиженно буркнула Алина.
– Еще скажет. Будь уверена. Обещал же он вечером зайти, вот и предупредит.
Но в тот день Воронков так и не осчастливил нас своим приходом. Я думаю, он рассчитывал на наше благоразумие. По его мнению, мы женщины серьезные, деловые, много раз попадали в переделки, из которых должны были извлечь определенный жизненный опыт. К тому же с его подачи нас отвезли в лабораторию, которая, кстати сказать, находится в одном здании с моргом. Одну половину здания занимает морг, другую – лаборатория. Догадываюсь, поездка была своего рода устрашающим фактором, не зря же нас завели в здание с другого конца и провели в лабораторию через морг, да еще мимо столов с лежащими на них трупами? Мол, смотрите, что бывает с непослушными девочками, у которых слишком длинные, любопытные носы.
Остаток дня Алина простояла у окна, наблюдая за противоположной стороной улицы. Там было тихо: «Бон вояж» опечатали, рабочих отпустили. Пешеходы торопились по своим делам и в окна туристического магазина не заглядывали.
– Почему так немноголюдно? Ни зевак, ни ажиотажа, – удивилась Алина. – Это ведь событие! Девушку подстрелили!
– А тебе нужна толпа перед входом?
– А что? Тоже неплохо. Своего рода реклама.
У меня отвисла челюсть и брови взмыли вверх. Так, с открытым ртом и волной складочек на лбу, я повернулась лицом к Алине.
– Какая реклама? Кому реклама?
– Нам реклама, «Пилигриму», – спокойно ответила Алина. – Ты только представь. Даем мы рекламу в газете, улицу указываем. Но ведь не все запоминают названия улицы. А тут такой ориентир – в доме напротив девушку застрелили. Сразу всем становится понятно, где расположено туристическое агентство.
– Алина, ты точно умом тронулась. Как ты можешь? Человека убили ни за что ни про что, а ты сожалеешь о том, что мало любопытных сбежалось на труп посмотреть?
– Я об интересах нашего агентства пекусь, а ты к словам придираешься! – обиделась Алина. – И каждый раз меня дурой называешь.
– Ты сама себя так назвала, я не говорила. Но даже если бы я тебя так назвала, была бы права, потому в последнее время ты сплошную чушь городишь. У меня складывается такое впечатление, что у тебя мозги поплыли.
– А ты такая умная, что вообще ничего придумать не можешь. На мне все: и реклама, и новые проекты.
– Прошу заметить – прожекты, а не проекты.
Мы опять поссорились, уже не в первый раз за этот день. Я демонстративно вышла из кабинета и села в общей комнате рядом с Аленой с благим намерением продать пару путевок. Мне нужно было поднять настроение, а я всегда радуюсь, когда люди выбирают отдых с нашим агентством.
Но ни один посетитель, как на грех, в «Пилигрим» не заглянул, и я вскоре поняла, что мне вообще не до посетителей и не до их обслуживания. Я поймала себя на мысли, что наша с Алиной дружба трещит по швам. После ее возвращения из Африки она здорово меня злит, я стала нервная, раздражительная. Начала срываться на нее по поводу и без.
Конечно, Алина всегда отличалась своеобразием поведения. С посторонними она старается держаться в рамках общепринятых норм, а вот со знакомыми порой расслабляется и не контролирует свои эмоции, поэтому многие из них считают ее эгоистичной и нагловатой особой со склонностью к стервозности. Что есть, то есть, но лишь в той мере, что придает изюминку женщине. Зато с ней всегда интересно, у нее, как у ребенка, что на уме то и на языке. Только не надо думать, что Алина проста как ситцевая простыня – хитрости в ней навалом. А о смекалке и сообразительности отдельный разговор. Эти два качества иногда работают и в мирных целях. Алинина голова выдает такие туристические проекты, что они сразу же становятся хитами сезона. Чего греха таить, неуемная Алинина фантазия позволяет нашему «Пилигриму» уверенно держаться на плаву в море туристического бизнеса.
Почему же меня стали раздражать все те качества подруги, которые раньше так мне нравились? Дружим мы, слава богу, с самого детства, и ничего такого прежде не происходило. А тут откуда-то взялась резкая антипатия друг к другу? Непонятно.
Дверь в кабинет приотворилась и оттуда высунулась смущенная голова Алины.
– Марина, – тихо позвала она, – ты можешь зайти? Пожалуйста.
Голос у нее был жалобный и просящий, почти умирающий. Я не выдержала, встала и пошла в кабинет.
– Я тут сидела и думала, – начала она.
Я кивнула головой: «Думала – это хорошо».
– Ты, конечно, можешь меня обозвать еще десять раз дурой, но я все равно тебе скажу. Все наши неприятности из-за него, – она взглядом указала на истукана, который своими деревянными глазками взирал на нас с подоконника. – Я же вижу, как ты изменилась, после его появления у нас. К примеру, ты сегодня сказала, что у меня мозги поплыли, а у меня после твоих слов такая мигрень началась, что сил терпеть нет, – Алина всхлипнула и для наглядности коснулась ладонью лба. – Ты последние дни на меня злишься. Я боюсь, что ты в сердцах скажешь: «Глаза мои тебя бы не видели», и со мной что-нибудь случится. Давай помиримся.
Она развела в стороны руки и с распростертыми объятиями пошла на меня. Но обняться мы так и не успели. Очевидно, слезы залили Алине глаза, она не заметила на полу стопку рекламных буклетов (которую, кстати сказать, сама же там поставила), зацепилась за нее ногами и со всего размаху упала на пол. Руки она свести перед собой не успела, поэтому лицом угодила как раз на другую пачку с печатной продукцией, которая была пониже первой пачки.
Увидев, как моя подруга, словно подкошенная, упала на пол, я испугалась. Мне сразу вспомнилась Лариса, и я заорала:
– Алена, вызывай полицию. Алину убили.
Я посмотрела в окно. Фрамуга была открыта. Легкий ветерок играл жалюзи, а на подоконнике стоял истукан. Он хитро зыркал на меня черными глазками и подло улыбался. По моей спине пробежала дрожь.
В комнату влетела наша секретарша Алена.
– Марина Владимировна, что случилась? Я не поняла, кого вызвать?
– Полицию, Алину убили, – с трудом выдавила я из себя и, не сдержавшись, зарыдала.
Алина пошевелилась. Сначала она подтянула под себя руки, затем отжалась на них и подняла лицо. С лицом происходило нечто невероятное. Кто часто в детстве падал, знает, если получить сильный удар в нос, распухает не только нос, но и веки. Причем так, что глаз практически становится не видно. Отечность приобретает синеватый оттенок, потом переходит в зеленый, желтый и через неделю исчезает, как обычный синяк. Но эту неделю надо как-то пережить. Для женщины такой синяк все равно что мировая катастрофа, конец света, апокалипсис, если хотите.
– «Скорую», – в панике завизжала Алина. – Я ничего не вижу. – И, подобно гоголевскому Вию, добавила: – Поднимите мне веки.
– Это немудрено, когда вместо век вареники, – воскликнула Алена и, глядя на Алинино лицо, перекрестилась. – Алина Николаевна, что с вами?
– Не видишь, что ли, человек упал? – Я подлетела к Алине, стала ее поднимать и на радостях, что та оказалась живой, целовать. – Как же тебя так угораздило? Бедная ты моя.
Алина отстранила меня рукой:
– Подожди, а ты мне ничего не желала?
– Я – нет, это ты за меня сказала: «Чтоб глаза мои тебя не видели». Ой! Что же это получается? – я схватилась за голову.
– А ничего хорошего. Теперь ты мне веришь? – Алина, как слепой крот, потянулась ко мне лицом.
– Верю, верю, – поторопилась я ответить, Алина тому была красочным подтверждением. Веки синели на глазах. Теперь ее лицо напоминало негатив фотографии панды. Нос превратился в подгоревший пирожок, а глаза таились в недрах двух синюшных подушек. – Господи, Алена, неси скорей лед! И беги скорей в аптеку. Может быть, там тебе что-нибудь присоветуют.
– А «Скорую» и полицию вызывать?
– Нет. Никакой полиции. И «Скорой», пожалуй, тоже не надо. Лед скорей неси.
Алину мы положили на диван, и до закрытия «Пилигрима» я старательно прикладывала ей на веки лед. Отек немного спал, теперь она могла видеть. Она хотела подняться, чтобы подойти к зеркалу, но я удержала ее на месте – лишние переживания ей ни к чему.
– Не вставай, полежи еще. Я сейчас тебе на глаза компресс положу с мазью «Антиситяк».
– Что еще за мазь?
– Какая-то новая. Алене в аптеке предложили.
– А, – Алина отмахнулась от компресса рукой, – синяк уже есть. Так или иначе он пройдет. Лучше скажи, что с африканцем делать будем? Пока он здесь находится, жизни у нас не будет. Нельзя же все время молчать? Лично я не могу. У меня темперамент, – стала оправдываться Алина. – Если что-то не по мне, смолчать мне трудно.
О ее привычке сразу резать правду-матку я знала не понаслышке, поэтому предложила:
– Может, домой отнесешь?
– Спасибо, подруга. А Санька, а Вадим? Не жалко? Как вспомню, как они жизнью рисковали, когда статуэтка у нас дома стояла, дрожь по телу пробегает. Мы ведь как? Перед своими не стесняемся – можем такое сгоряча ляпнуть. И зла не хотим, а мелем что зря. Как это Саньку пронесло? Я ведь чуть что – грожусь из него котлету сделать, – призналась Алина. – Дай мне скорей телефон. – Я вручила ей трубку и, чтоб она не напрягалась, набрала ее домашний номер телефона. – Санечка, сынок, как ты там? – почувствовав угрызения совести, запела Алина. – Возьми денежку, сходи в магазин и купи себе сладенькое. «Сникерс» или «Марс». Сколько? И того и другого по две штуки возьми или по три. Нет, лучше торт купи, какой захочешь. Большой. Не хочешь торт? А что ты хочешь? Саша, ты не наглей, мне нервничать нельзя. Нет, ящик киндер-сюрпризов я покупать тебе не разрешаю. Ну так и что, что ты сразу всю серию соберешь! Вспомни, сколько тебе лет. Не хочешь торт, ограничься шоколадкой. Все, пока! – Алина отдала мне трубку. – Теперь ты понимаешь, почему я не могу фигурку забрать домой? Мальчику одиннадцать лет, а он все еще в киндер-сюрпризы заглядывает.
– Очень хорошо тебя понимаю, поскольку у меня дома такая же… малютка.
– Неужели Аня все еще увлекается игрушками из шоколадных яиц? Надо же! Такая серьезная девочка. – Алина с недоверием посмотрела на меня. Я не рискнула ей признаться, что мне самой нравится молочный шоколад, из которого слеплены яйца. – Ладно, оставим детей в покое. Что с ним-то делать будем? – Алина скосила глаза на подоконник и, понизив голос до шепота, сказала: – Домой мне его нельзя. Никто не выживет. Это точно. Вадим уйдет с концами в лабораторию. Крысы перегрызут друг друга. Кот свалится с балкона. О Саньке и думать боюсь. Не стану я его забирать домой. Продать, подарить тоже невозможно. Помнишь, что нам сказал Ираклий Георгиевич? Можно только вернуть на место.
– Алина, мы как бы пока в Африку не собирались, – напомнила я. – Вхолостую мотаться туда и обратно – никаких денег не хватит. Хочешь, поезжай за свой счет.
– Не хочу, – откровенно ответила Алина. – Денег жалко.
– Есть у меня один вариант. – Я наклонилась над Алиной и зашептала ей прямо в ухо: – Спрятать его на время в камере хранения. А группа наберется, вытащить и взять с собой в Африку. Только придется лететь тебе: я не знаю, откуда ты его умыкнула.
– Не вопрос. Верну на место в лучшем виде, – обрадовалась Алина.
– Тогда поехали.
Но с таким лицом сесть за руль она наотрез отказалась, мотивируя свое нежелание следующим: «Ехать одно, а стоять на перекрестках совсем другое. Когда ты давишь на газ, ты не обращаешь внимания на других водителей. Зато, когда стоишь под светофором, тут хочешь не хочешь, а шея сама поворачивается, чтобы рассмотреть, кто сидит в соседнем автомобиле. Можешь представить, как на меня будут пялиться? Я этого не переживу».
Я согласилась с Алиной и вызвала такси. Мы договорились, что сначала заедем на вокзал, в ячейке камеры хранения оставим африканца, а потом я отвезу ее домой.
Так мы и сделали, но, как я ни уговаривала ее посидеть в машине, пока буду определять на постой африканского истукана в камеру хранения, она не согласилась. Со словами: «Я должна быть уверена» – Алина вылезла из такси и, прикрывая шарфиком лицо на манер восточных женщин, побрела в камеру хранения, сама выбрала ячейку и набрала код. В церемонию сдачи на хранение африканского божка я вмешиваться не стала.
Такси подъехало к Алининому дому, на прощание я ей сказала:
– Ты пока в «Пилигрим» не приходи. Не волнуйся, мы справимся. Отдыхай и ни о чем не думай.
По дороге домой я вспоминала прошедший день: «Ну и денек выдался! Убийство. Поездка в криминалистическую лабораторию. Морг. Алинина травма. Столько всего сразу навалилось. Как жалко Ларису – такая молодая! А как жалко Алину! С ее темпераментом просидеть неделю дома – пытка, а с таким лицом даже на балкон не выйдешь».
Глава 5
На следующее утро я вошла в «Пилигрим» с легким сердцем и чистой совестью. Несмотря на то что вчера здесь и в доме напротив происходили жуткие события, я, наивная, была уверена, что все наши неприятности закончились с исчезновением из кабинета статуэтки африканского божка. С Алиной мы отношения выяснили и помирились. И это главное. А убийцу Ларисы Красиной Воронков обязательно найдет. В этом я тоже ничуточки не сомневалась. Я хотела уже заняться делами агентства, как в кабинет постучалась Алена.
– Марина Владимировна, тут девушка Алину Николаевну спрашивает. Я ей сказала, что ее нет и сегодня не будет, но она не уходит, просит вас с ней поговорить.
Я подняла на Алену удивленные глаза.
– Индивидуальный тур?
– Нет, у нее личный к вам вопрос.
– Что ж, пусть заходит.
Посетительнице было лет двадцать или чуть больше. Стройная фигурка, длинные белокурые волосы. Лицо слегка простоватое, но милое. В целом девушка производила благоприятное впечатление. Она остановилась в проеме дверей и дрожащим то ли от испуга, то ли от волнения голосом спросила:
– Это вы были в магазине, когда там мою сестру убили? – На глазах девушки заблестели слезы.
– А вы…
– Нина Красина.
Я подошла к ней, взяла под руку и подвела к дивану:
– Присаживайтесь, Нина. Мне очень жаль вашу сестру. Такая молодая, ей бы жить да жить.
– Вы там были? – повторила свой вопрос девушка.
– Да. Я и Алина Николаевна как раз находились в кабинете, когда из окна в нее выстрелили, – тяжело вздохнув, сказала я. Нина приложила к глазам платок. – К сожалению, я не была знакома ранее с Ларисой.
– Да? А мне Лариса говорила, что наш «Бон вояж» находится напротив туристического агентства, в котором она покупала тур в Африку. И вроде там хозяйка замечательная женщина, с которой у Ларисы в поездке сложились приятельские отношения.
Само собой, владелицей нашего «Пилигрима» являюсь я. Алина лишь мой заместитель. Но для всех окружающих она моя компаньонка. По большому счету, так оно и есть: она моя помощница, правая рука и генератор новых идей. Но этого для моей подруги, как видно, мало, она часто представляется директором «Пилигрима», на словах присваивая мою частную собственность. Сколько раз я ей говорила: «Алина, тайное всегда становится явным», но все без толку: она время от времени, чтобы произвести на окружающих больший эффект, продолжает именовать себя хозяйкой «Пилигрима». Что ж, похоже, мне нужно с этим смириться – Алину не переделаешь.
– Нина, ваша сестра была знакомая с Алиной Николаевной, с ней она ездила в Африку. Только я вынуждена вас разочаровать. Хозяйка «Пилигрима» – это я. Алина Николаевна мой заместитель.
– Наверное, Лариса что-то перепутала. Извините, – смутилась Нина.
«Нет, Ниночка, ваша сестра ничего не перепутала. Это Алина Николаевна страдает у нас забывчивостью и одновременно манией величия», – подумала я, но вместо этого сказала:
– Наверное, ошиблась.
Нина посмотрела на дверь.
– А Алина Николаевна сегодня будет?
– К сожалению, она приболела.
– Очень жаль. Мне так хотелось с ней пообщаться. Моя сестра сдружилась с Алиной Николаевной в поездке и рассказывала о ней много хорошего.
– Пообщаетесь, но только не сегодня.
– Да, конечно, только мне так сейчас одиноко. Думала поговорить о Ларисе. Наверняка Алина Николаевна тоже осталась хорошего мнения о сестре. Так хочется услышать доброе слово о близком человеке.
– А вы расскажите мне о Ларисе, – попросила я, видя, как девушке хочется выговориться и излить кому-то душу.
– Особенно и рассказывать нечего. Лариса меня старше всего лишь на год, – начала свой рассказ Нина. – Воспитывал нас отец. Маму я совсем не помню. Кажется, мне был только годик, когда она умерла. Лариса ее тоже не помнила. Мы жили в рабочем поселке Михайловский. Он расположен сравнительно недалеко. Отец работал мастером в строительном управлении. Помню, жили мы сначала в частном доме, с печкой и туалетом во дворе. У нас был сад и небольшой огород, который выходил прямо к берегу реки. Куры, утки по улице ходили. Коза у нас была. В школу мы там же, в поселке, пошли. У нас с Ларисой разница в возрасте одиннадцать месяцев, поэтому отец отдал нас в первый класс вместе, в один год. А в третьем классе мы переехали в город. Папа организовал кооператив – делал рамы, двери, лестницы деревянные. После школы Лариса поступила в торговый институт, а я в университет на экономический факультет. К двадцатилетию папа подарил Ларисе квартиру, она тогда замуж засобиралась, да так и не вышла: перед свадьбой с женихом поругалась. А через год и я квартиру получила в подарок. Не могу сказать, что мы с Ларисой были не разлей вода, уж слишком мы разные, а как ее не стало, поняла: ближе ее у меня никого не было. Отец у нас человек нелюдимый, с нами почти не разговаривал, редко когда по голове гладил. Только спросит: «Девочки, вам что-нибудь надо?» А мы с Ларисой с детства были самостоятельными. Когда жили в Михайловском, с пяти лет готовили себе обеды. Воду носили, в доме убирали, птицу кормили.
– А разве бабушек и дедушек у вас не было?
– Не знаю.
– Как так не знаете? Разве вас никто не навещал?
– Один раз к нам приезжала женщина, но я была очень маленькая, чтобы запомнить, кем она нам приходилась. Даже как она выглядела – забыла, зато куклы и шубки, которые она мне и Ларисе привезла, запомнила хорошо. Знаете, есть такие шагающие куклы? Они были большие, в красивых платьицах и пластмассовых башмачках.
– Может быть, это была ваша родственница? Тетя, например.
– Не знаю. Отец ни с кем не переписывался, открытки поздравительные не слал, и писем мы не получали. Мне было лет пятнадцать, когда я у отца спросила о нашей родне. Он тогда отшутился, мол, что нам и так хорошо. А потом вдруг сказал, что настанет день, и все в моей жизни изменится, что все недруги исчезнут и я стану тем, кем есть на самом деле, то есть из Золушки превращусь в принцессу. И тогда мы всей семьей заживем долго и счастливо.
– Какие недруги?
– Не берите в голову, это все сказка. Я поняла, что он просто хотел меня развеселить, потому что на самом деле детство у нас с Ларисой было скучное и, я бы сказала, трудное. Отец работал на стройке – мы по хозяйству. Особенно тяжело было в первых классах учиться. Он нам даже уроки не помогал делать. Обидно до слез было. Со всеми одноклассниками мамы палочки пишут, а мы с Ларисой сами, как умеем, царапаем. Оценки у нас неважные были. Правда, перед окончанием школы отец почти по всем предметам репетиторов нанял. Школу мы закончили и в институты поступили.
– А как вам пришла в голову идея открыть магазин?
– Год назад пригласил нас к себе отец. Сказал, что скопил достаточную сумму, которую он решил подарить нам, но только с условием, если мы ее пустим в дело. «Что хотите, то и открывайте. Парикмахерскую, ателье, игровой салон, магазин. Воля ваша». Идея открыть магазин путешествий исходила от Ларисы. Она у нас заводная… была. В школе в кружок спортивного ориентирования ходила. Меня на разные поездки подбивала. Я по складу характера больше домоседка, а Лариса у нас как ветер, легка на подъем. Была… Никак не могу смириться, что ее нет и не будет. Так вот, она и предложила открыть магазин предметов для путешествий. Все сама придумала – и проект, и дизайн. Сама ассортимент товаров подбирала. День открытия магазина уже был назначен. Что теперь будет?
– А ей кто-нибудь угрожал? У кого-то были причины убрать ее с дороги?
– Нет, ничего подобного я от нее не слышала.
– А в Африку зачем она поехала?
Нину мой вопрос удивил, она ведь была не в курсе моих и Алининых сомнений относительно предназначения «Бон вояжа».
– Потому что там никогда не была, – просто ответила Нина. – Лариса всю Европу изъездила. Знаете, есть такие недорогие поездки на автобусах? В Таиланд летала. А вот в Африке бывать ей не приходилось. Нет, она один раз отдыхала в Египте в Шарм-Эль-Шейхе. Жених ее возил, тот, с которым она потом рассталась. Но что там, кроме аквапарков и бассейнов, увидишь? А тут Сейшельские острова, Кения, Танзания. Она давно мечтала о такой поездке.
– Кто знал, что эта поездка окажется для нее последней!? – вырвалось у меня.
– Да, это ужасно. А завтра похороны. Не знаю, что с отцом будет. Он вчера с опознания черный вернулся. А я не поехала, испугалась. Надо было с ним поехать, но я не смогла. Просто кошмар какой-то. Ужас на меня волной накатил – я забилась в угол и так до вечера и просидела, а потом вызвала такси и поехала к отцу.
– Вы так расстроились из-за сестры? – невпопад спросила я, как будто смерть близкого человека может произвести обратное впечатление.
– Не только, я почему-то подумала, что это меня должны были убить. Я позавчера точно так же в «Бон вояже» перед окном сидела, счета проверяла.
– Вы работаете по очереди?
– Вообще-то нет, но у нас с Ларисой были разделены обязанности. Она идеи толкала и ремонтом занималась, а я вела бухгалтерию и материалы обсчитывала. Вчера она ездила с прорабом за оборудованием, а я решила поработать дома, – Нина бросила взгляд в окно, из которого хорошо был виден «Бон вояж».
– А что теперь с магазином будет? – поинтересовалась я, чтобы отвлечь Нину от грустных мыслей.
– Не знаю, не думала. Наверное, все же следует открыть магазин: все товары уже оплачены и лежат на складе. Пусть немного поработает, а потом я его продам. Вряд ли я смогу продолжить дело без Ларисы.
– Почему?
– Потому что ее нет.
– Скажите, Нина, а почему вы подумали, что это вас хотели убить? У вас было предчувствие?
– Да, что-то вроде того. Мне в последнее время было как-то неуютно: часто на глаза стал попадаться один человек.
– Он следил за вами?
– Да нет. Просто я однажды его увидела, потом еще…
– Может быть, вы ему понравились и он хотел с вами познакомиться?
– Нет, – Нина грустно усмехнулась и посмотрела на меня глазами жертвы, – это была девушка. Сначала она носила на голове бейсболку, и я думала, что это парень. А потом я увидела ее лицо, она быстро отвернулась, но я успела рассмотреть ее.
– И что же страшного было в этой девице?
– Ничего. Просто меня насторожило ее поведение. У меня сложилось такое впечатление, что она меня знает, но почему-то не хочет подходить, а я не могу даже представить, кто она.
– Вы и сегодня ее видели?
– Нет, сегодня ее не было, впрочем, может, и была: я ехала сюда на такси и могла ее не заметить. – Нина пожала плечами и тяжело вздохнула.
Мне стало до слез жалко Нину. Передо мной сидела хрупкая девушка, неуверенная в себе и беззащитная. Она была, в общем, похожа на Ларису, но не совсем. Такая же стройная, светловолосая, голубоглазая. Вот, пожалуй, и все. У Нины были губы бантиком и круглое лицо. У Ларисы – лицо удлиненное и тонкие губы. Но главное их отличие было во взгляде. Как ни прискорбно сейчас вспоминать, Ларисин взгляд был полон жизни – Нина смотрела грустно и обреченно. Но девушка была права – с большого расстояния их могли перепутать.
– А была причина, из-за которой могли вас убить?
Нина отчаянно замотала из стороны в сторону головой: мой вопрос ее еще больше напугал.
– Простите, ради бога, я не так спросила. Я лишь хотела сказать, не стоит ли вам с вашими подозрениями сходить в полицию? Опишите девицу, скажите, что она вас преследует – вам охрану выделят, – сказала я, не особо веря, что такое возможно.
– Нет, это все нервы. Я пойду, и так много времени у вас отняла, – Нина встала и направилась к выходу. У двери она остановилась. – Завтра похороны, если сможете, приходите. И Алине Николаевне передайте, мне будет приятно с ней познакомиться.
– Мы обязательно придем, только скажите, куда и назовите время.
Нина достала из сумочки блокнот и ручку:
– Это Ларисин адрес. Вынос тела в час дня. – Она писала на весу крупными буквами. Пальцы ее дрожали, блокнот ходил ходуном – строчка получилась неровная и плохо читаемая. – А это мой адрес и телефон, вдруг Алина Николаевна захочет со мной поговорить. До свидания.
Мы с Ниной простились. Она ушла, оставив после себя цветочный аромат не очень дорогих духов. Через секунду в кабинет заглянула Алена.
– Марина Владимировна, а кто это был? – ее глаза горели от любопытства.
– Сестра покойной Ларисы Красиной.
– Той самой?
Я кивнула.
– Все ясно, – с пониманием сказала Алена.
– Что тебе ясно?
– Почему она была такая рассеянная. Зонтик забыла. Видать, сильно за сестру переживает. Вот возьмите зонтик, наверняка еще вернется за ним, вспомнит, где оставила, и вернется, – Алена достала из-за спины складной зонтик и показала его мне.
