© Марина Андреева, 2017
ISBN 978-5-4483-8918-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Если вам скажут, что судьба шутница, – верьте! Ведь это действительно так. И зачастую эти шутки отнюдь не напоминают добрые сказки. Вот и я, некогда избалованная дочь состоятельного бизнесмена, превратившаяся на время в обычную студентку, а потом… Вернее, теперь… расскажу свою историю.
С родными у меня не густо. Ни дедушек, ни бабушек, маму и ту, видела только на фотографиях – она умерла, когда мне ещё и пяти не было. Отец после этого долго не желал ни с кем связывать свою жизнь, и мне казалось, что нам никто и не нужен. Собственно, чего ещё может желать ребёнок, обделённый вниманием матери? Ну, конечно же, чтобы папа всегда был рядом. И он был. По возможности. Да, работал как проклятый, вечно был занят, но я не обижалась, ведь каждую вырвавшуюся свободную минутку он проводил со мной.
Да и грех жаловаться: просторная четырёхкомнатная квартира в респектабельном районе, шикарная дача на берегу залива, благодаря усилиям оплаченных папой репетиторов, элитная школа с углублённым изучением английского и математики окончена с отличием, после чего я без проблем поступила в престижный ВУЗ, а позднее должна буду занять руководящую должность в папиной преуспевающей компании. Жизнь была расписана как по нотам: стабильная, спокойная. Ничто не предвещало беды.
Но однажды всё изменилось, потому что появилась – она. К тому моменту мне только-только исполнилось шестнадцать. Несмотря на россказни о непонимании подростков и взрослых, я прекрасно осознавала, что отец в свои сорок, всё ещё весьма привлекателен и вовсе не обязан гробить свою жизнь в угоду моим прихотям.
Когда папа впервые привёл Илону в наш дом, я порадовалась тому, что он наконец-то решился на роман. На первый взгляд, женщина произвела приятное впечатление. Выглядела она весьма эффектно: высокая, стройная, одета стильно и со вкусом, идеальная причёска, маникюр, макияж, приятные черты лица, открытая голливудская улыбка… Да что уж там? В ней всё казалось идеальным! Что и немудрено, являясь ни много ни мало папиным деловым партнёром, она могла себе позволить регулярное посещение всяких спа-салонов, тренажёрных залов и бассейнов.
Илона всё чаще наведывалась к нам в гости, нередко засиживаясь допоздна, а порой оставаясь на ночь. Папа поутру жутко смущался, но только слепой мог не заметить, как он светился после этого. Я искренне радовалась за него, желая самому дорогому во всём мире существу – обычного человеческого счастья. Немного грустно было отмечать, как он отдаляется от меня, проводя свободное время с возлюбленной, но я не обижалась и ничего не требовала. И ещё… ещё меня очень умиляло, когда эта холёная блондинка называла моего папу «зайчиком», а он буквально таял в ответ.
Спустя год отшумела пышная свадьба с огромным количеством приглашённых. И именно там, я ощутила, что что-то не так. Откуда такие мысли? Не знаю. Может напрягли лица присутствующих? Ведь тогда собрались и конкуренты по бизнесу, и чиновники разной руки, жаждущие обзавестись на столь знаменательном событии полезными связями. Все натянуто улыбались, вот только радости явно не испытывали. Их глаза метались туда-сюда, стараясь выхватить в толпе наиболее полезных гостей и отыскать предлог для разговора. Та фальшь, с которой они поздравляли отца вызывала отвращение. И именно тогда Илона впервые показала свой нрав и попыталась поставить меня на место:
– Чего ты встала тут? – вопреки ожиданиям, вместо обычной милой обходительности, холодно прошипела она.
В тот момент я откровенно опешила, и отложила просматриваемый промежду делом их брачный договор.
– Я просто…
– Ты, – это произнесено было так, будто эта фурия в фате ткнула в меня пальцем. – Лезешь не в своё дело.
В тот вечер я настолько растерялась, что так и не нашлась с ответом, на столь странный наезд. Помнится, тогда я списала поведение мачехи на свадебное волнение. Ну а дальше… Дальше она естественно переехала к нам, и в недавно казавшейся огромной квартире – стало тесно. Дело в том, что у Илоны было две дочери. Одна уже достигла совершеннолетия и осталась жить в квартире матери, а вот младшая, моя сверстница – переехала к нам. В результате, сама Илона, вместо того, чтобы поселиться в комнате отца, переоборудовала гостиную в спальню. В тоже время, мебель и документы из папиного кабинета переместились в дальний угол кухни-столовой, а опустевшую комнату тут же отремонтировали и в ней поселилась моя младшая сводная сестра.
Кстати, все хранившиеся в доме мамины фотографии куда-то исчезли. Не удивлюсь если новая хозяйка отправила их в мусорное ведро. Обидно, конечно, если так. Я даже спрашивала её, но та отнекивается, делая вил, что не имеет никакого отношения к пропаже снимков. Былая мягкость и покладистость мачехи осталась где-то там, на подходе к ЗАГСу. Сейчас же оставалось лишь протирать глаза в попытке получше разглядеть ситуацию и, гадать: то ли я так слепа была, то ли Илона настолько талантливая актриса?
Вместо медового месяца, отец после свадьбы увяз в делах и дома почти не появлялся, чего нельзя было сказать об Илоне. А ведь они к этому моменту успели объединить свои компании и являлись совладельцами! Почему же он вкалывает как проклятый, а она прохлаждается по спа-салонам?! Вечно в ванную не попасть, она видите ли какие-то процедуры делает! И по вечерам куда-то постоянно уезжает. Причём я бы могла подумать, что на деловые встречи, но уж больно у неё наряды откровенные, то шифон, то до неприличия глубокое декольте.
А однажды, я случайно подслушала её телефонный разговор. В тот день, я забыла кошелёк и вернулась. Илона, видевшая мой уход, а вот возвращения не заметившая, будучи в полной уверенности, что дома никого кроме неё нет, прогуливалась по квартире довольно громко флиртуя с кем-то по телефону:
– Да, мой зайчик, – проворковала она, проходя мимо моей комнаты. – Конечно соскучилась! А ты как думал? Вечно пропадаешь на работе. Все эти деловые встречи, совещания…
Услышав до боли знакомое обращение – «зайчик», я решила, что она болтает с моим отцом и даже на долю мгновения усовестилась из-за своих былых обид в её адрес, но потом… Потом, ещё немного поворковав, она обратилась к собеседнику по имени!
В тот момент, я застыла возле двери и не решалась даже шелохнуться. Да, сомнений не было – у Илоны есть любовник, но я не знала, как поступить: стоит ли высказать ей всё? Стоит ли рассказать об этом папе? В тот день я прогуляла занятия, так и не осмелившись выйти из своей комнаты и выдать своё присутствие. Позднее, пыталась поговорить с отцом, но, увы, он приходил слишком поздно, а Илона словно почуяв опасность, всё время вертелась рядом. Несколько раз я порывалась приехать к нему в офис, но всё время что-то мешало: то у него срочно возникали какие-то неотложные дела, то у меня. Казалось, сама судьба не позволяет нам пооткровенничать, но однажды, я всё же урвала момент. Вот только отец оказался глух. Не поверил.
Я наблюдала за происходящими вокруг нас переменами и не могла понять – почему отец не обращает ни на что внимания? Почему на всё согласен? Да, до свадьбы я могла поверить, что он влюблён, ведь Илона казалась такой милой, но сейчас? О какой любви может идти речь, после того как его жёнушка во всей красе продемонстрировала своё гнилое нутро? Это же насколько слепым надо быть?!
Месяц за месяцем пролетел год, за ним другой. Отец осунулся и постарел, я уже позабыла как выглядит его улыбка. Мои попытки донести до его сознания тот факт, что супруга его просто-напросто использует, неизменно заканчивались скандалами. О нашей с мачехой войне вообще говорить не стоит. Если поначалу она делала вид, что просто не замечает моего существования, то потом начались хронические придирки: это не туда положила, поставила, не там села… А некоторые сцены стали притчей во языцех в кругу моих друзей:
– Зачем форточку открыла? Холодно!
– Так она же закрыта! – с уже выработавшимся равнодушием, отвечаю я.
– Значит открой, – фырчит, напрочь забыв о своих прошлых словах. – А то душно.
Ну, собственно и наоборот:
– Почему форточка закрыта? В квартире не продохнуть!
– Так она и открыта… – спокойно отвечаю.
– Значит, закрой, а то меня просквозит!
В общем, так и жили – она меня пилила, я скрипела зубами, но терпела. А однажды, отец явился домой в разгар рабочего дня и сказал, что ему надо со мной серьёзно поговорить.
– Кира, видит бог, я терпел сколько мог. Надеялся образумишься. Видимо не судьба. Поэтому… – он на мгновение запнулся, будто не решаясь продолжить, но тут на кухню вплыла его жёнушка и он буквально на одном дыхании выпалил: – Я снял квартиру неподалёку от твоего института. Оплатил вперёд надолго. Ты уже взрослая, и коли не можешь ужиться с Илоной, то переезжай туда, – завершил он и выложил на стол связку ключей и лист бумаги с адресом.
Шок? Да. У меня в горле болезненный ком застрял и челюсть болезненно свело от обиды. Как он мог так поступить? Почему винит только меня?!
Но чтобы я не думала, это ничего не меняло. Он остался слеп, упорно не замечая того, во что превращается его собственная жизнь рядом с этой мегерой. Как же я скучала по тем счастливым вечерам, которые мы проводили вдвоём… В те давние времена, до появления этой…
В тот день, спорить ни сил, ни желания не было. Я молча собрав вещи переехала на съёмную квартиру. С той поры мы почти перестали видеться. Он вечно был занят. В те считанные разы, когда я заезжала домой, чтобы забрать кое-какие вещи, его либо не было, либо он спал, как говорила мне Илона или моя сводная сестра, до сих пор жившая с ними. В папином офисе ввели какую-то жёсткую систему контроля на входе, и туда мне проникнуть также не удавалось. Не возникало ни капельки сомнения в том, кого именно стоит благодарить за это. Но унижаться, отирая спиной стены возле выхода из здания корпорации в ожидании отца, мне гордость не позволяла.
Тут хочешь смейся, хочешь плачь, но я всё чаще вспоминала сказку про Золушку. Вот же и мамы нет, и мачеха с двумя сёстрами-змеями в наличии имеется, и батюшка чахнет под каблуком жены тиранши, некогда прикидывавшейся ангелом. Да, меня никто не заставляет зёрнышки перебирать, и от отца даже деньги исправно раз в месяц на банковскую карту поступают. Но в целом… тенденция явно прослеживается. Не хватает только феи-крёстной и принца.
А потом… Когда я уже училась на втором курсе раздался звонок мобильного. Взглянув на экран, не поверила глазам, и даже колебалась – стоит ли отвечать? Но что-то внутри сжималось от боли и недоброго предчувствия.
– Кира, – раздался из трубки голос Илоны. – Ты в городе?
– Да, – удивлённо отозвалась я.
– Приезжай по адресу… – она продиктовала координаты одной из лучших больниц нашего города.
– Что случилось? – чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, почему-то шёпотом спрашиваю.
– Приедешь, объясню. Поспеши…
И из трубки донеслись короткие гудки.
Как же я неслась! До метро долетела за считанные секунды, там бежала по эскалатору перескакивая через ступеньку, чем вызвала недовольство следящей за порядком сотрудницы метрополитена и спокойно едущих по своим делам пассажиров. Спустя безумно долгих сорок минут очутилась у входа в больницу, где меня ждала заплаканная Илона.
– Что случилось? – подлетев к ней, спрашиваю, напрочь забыв былые разногласия.
– Костя… он…
– Что?!
– Авария… Позвонили… Он в реанимации… Я тебе позвонила…
– Где он?
– Там… – махнула она в сторону больницы. – Он…
– Какая палата?
– Я… Я не помню… Всё так неожиданно… Я…
Она сбивчиво говорила что-то ещё, а я уже мчалась в приёмный покой. На то, чтобы выяснить куда именно доставили отца, ушло без малого минут десять. Потом был скандал с сотрудниками реанимационного отделения, не желавшими меня пропускать внутрь без сменной обуви и халата.
– Какой халат?! – орала я. – У меня отец там!
В итоге, кто-то из посетителей сжалился и дал мне свои вещи. Правда не безвозмездно, но это не играло роли, главное, меня пропустили внутрь.
Представшая моему взору картина повергла в шок. За то время что мы не виделись, отец совсем сдал: исхудал, некогда тёмные волосы почти полностью поседели. А если учесть заклеенные пластырем ссадины на лице, гипс на ноге, вставленные в ноздри трубочки, всякие катетеры торчащие и из-под одеяла, и из вен, капельницы, плюс действующее на нервы попискивание диагностической аппаратуры… В общем, не думала, что я на подобное способна, но… Мгновение назад имевшая вполне чёткие очертания больничная палата поплыла перед глазами, и – да, я потеряла сознание.
Откачали.
Я сидела возле отца, плакала и рассказывала о том, как люблю его, как скучаю по тем временам, когда мы были близки, вот только слышал ли он?
Спустя два дня, надо мной сжалились, выделив кровать, и за незначительную сумму стали кормить больничной едой. Если бы не медперсонал, я, наверное, забыла бы о том, что нужно есть.
Два долгих месяца я провела возле постели отца, почти не покидая палату. Боялась, что стоит уйти и он придёт в себя или же наоборот, случится нечто непоправимое. Илона за это время навестила нас всего несколько раз, ссылаясь на то, что ей больно видеть отца в таком состоянии.
В институте, зная о моей ситуации, пока что закрывали глаза на прогулы, хотя задания мне выдавали. Выполняла их тут же, разложив ноутбук, учебники и тетради на подоконнике.
Наверное, если бы не учёба, и не подруги с моего курса, я сошла бы с ума. Но Анютка и Надюшка неизменно поддерживали меня, не позволяя погрузиться в пучину отчаяния.
А потом… потом это всё же случилось.
«Кап… Кап… Кап…» – кажется, что сама природа горюет, проливая небесные слёзы.
Возле свежевырытой могилы, недружелюбно косясь друг на друга, о чём-то перешёптываются пришедшие проститься с усопшим люди. Они зябко ёжатся под пронизывающе-холодными порывами ветра, дамы кутаются в ажурные чёрные шали, укрываясь под зонтами от мелко накрапывающего дождя, мужчины повыше поднимают воротники плащей. Мне бы не видеть всего этого, поплакать бы, но слёз не осталось, иссякли за то время, пока отец лежал в коме. И вот, прощальные речи уже произнесены. Повинуясь жесту распорядителя, загребаю горсть влажной земли, сжимаю в руке, будто передавшееся ей тепло чем-то поможет лежащему в гробу мужчине. Но кажется он всё ещё где-то рядом, и сейчас этот согретый моей рукой комочек упадёт и согреет его… Пусть не тело, но хотя бы душу…
«Шлёп…»
Обряд соблюдён, гости расходятся, спеша к ожидающим их автомобилям. Сотрудники похоронного агентства закапывают могилу. Звук падающих на деревянную крышку гроба влажных комьев, отдаётся в ушах похоронной песней и приходит окончательное осознание: «Всё кончено. Его больше нет. Папа так и не простил мне тех грехов, в коих я была не виновна. И я больше никогда не услышу его голоса, не увижу его глаз…»
Вот и сейчас, в этот трагический день, здесь – на кладбище, подруги стоят рядом. Их присутствие пусть и немного, но придаёт сил. Ничего не изменить. А они напоминают о том, что надо как-то жить дальше.
Илона о моём существовании благополучно забыла. Деньги на карточку перестали приходит сразу после смерти папы. Хорошо, что жила я в пешей доступности от института и тратиться на транспорт необходимости не было. Поэтому остатков средств, сэкономленных ранее и смехотворной стипендии пока что хватало на кое-какое пропитание, хотя вопрос о подработке уже вставал ребром. Спустя полгода с того трагического дня, как раз с наступлением зимы, выяснилось, что срок, на который была сделана предоплата за квартиру подошёл к концу и надо либо оплатить дальнейшее проживание, либо съезжать.
Вопрос – куда? Да, пусть меня это и не радовало, но я решилась на какое-то время пожить в квартире отца, где по-прежнему обитали Илона и её младшая дочь. Нет, никто откровенно меня не выгонял из отчего дома, но поставили перед фактом: я тут «никто» и звать меня теперь «никак». По тому брачному контракту, с которым мне так и не удалось как следует ознакомиться в своё время, и по невесть откуда взявшемуся завещанию, никаких прав на собственность отца у меня не было: ни на долю в компании, ни на дачу, ни на квартиру, ни на машину, ни на счета в банке. Осталась только прописка. Можно было попытаться оспорить это в суде. Вот только денег на адвоката у меня не было.
Три недели жизни в некогда родной квартире превратились в сущий кошмар: к моему приходу из института всегда орала музыка, под звуки которой невозможно было сосредоточиться и подготовиться к следующим занятиям, зачётам и экзаменам. Приходилось заниматься по ночам, ведь я немало пропустила в конце прошлого учебного года, когда «жила» в папиной палате, прогуливая занятия. Вроде экзамены я все сдала, но всё равно нет-нет да аукаются те пропуски, а стипендию терять нельзя, она хоть и копеечная, но выручает.
– Кир, так не может продолжаться, – произнесла однажды утром, одна из моих подруг – Аня. – Ты на себя посмотри? В гроб краше кладут.
Что тут скажешь? Повела плечом неопределённо, мол, ничего не поделаешь. Я уже как-то смирилась и просто выживала. И если вначале, я тешила себя надеждой, что всё это затянувшийся кошмарный сон, то теперь наоборот, казалось, что все воспоминания о прошлой беззаботной жизни не более чем фантазии, а что было в жуткой реальности просто-напросто позабылось.
– Пошли в учебную часть. Напишешь заявление на место в общежитии.
– Кто меня туда пустит с местной пропиской? – невесело усмехаюсь.
– Ну а вдруг? – не отставала подруга.
Переспорить её нереально, это я знаю. Пришлось идти. Как и предполагала, получила отказ, ведь иногородних студентов выше крыши, а я местная. Но Аня не смирилась и продолжила обивать пороги ВУЗовского руководства. В итоге, нас троих – меня, Аню и Надю, вызвали к ректору.
– Вот и чего ты добилась? – ворчала я на подругу, подходя к кабинету.
Та вздыхала и отводила взгляд, но молчала. И правильно делала, у меня хронический недосып, недоед и вообще нервы расшатаны, посему лучше не нарываться.
Ректор окинул хмурым взглядом нашу компанию, и кивнул на стулья возе длинного «Т» -образного стола. Сели. Молчим. Ждём. Я молюсь – лишь бы не отчислили или стипендии не лишили.
– Свободных койко-мест в общежитии нету, – наконец-то произнёс он, а я успела подумать – «Стоило ради этого тратить на нас время? Эту информацию до нас только ленивый не донёс». – Свердлова, – он кивнул на Аньку, – уже все уши прожужжала о сложившейся ситуации. В общем… Вариант такой: насколько мне известно, вы, – он взглянул на моих подруг, – живёте в одной комнате. Так? Так. Согласны потесниться? – спрашивает, и девчонки опешив от такого вопроса переглянулись и дружно кивнули. – Но! Койко-место вам придётся организовывать самостоятельно. Привозите кровать, раскладушку или матрац надувной – это ваше дело. Если согласны, дам распоряжение приписать Велисову к вашей комнате.
Девчонки даже не глядя в мою сторону радостно заверещали, но тут же стушевались под строгим взглядом хозяина кабинета.
– Я так понимаю, вы согласны? – для проформы уточнил он. – Тогда вот, – он размашисто чиркнул на каком-то листке бумаги и подтолкнул его по столу в нашу сторону. – Отдадите коменданту.
Кровать я забрала из своей комнаты в теперь уже Илониной квартире, перевезла вещи, и наконец-то смогла вздохнуть с облегчением: никто не изводил меня придирками, не сводил с ума грохочущей музыкой, не соблазнял ароматами деликатесов, заставляющими мой голодный желудок узлами завязываться. Наконец-то, я выспалась и смогла сосредоточиться на подготовке к экзаменам, ведь подходил конец сессии, и не за горами был Новый Год.
И вот, настал день последнего экзамена.
– Молодец, Велисова, удивили ничего не скажешь, – похвалил педагог и поставив что-то в зачётке продублировал оценку в листок ведомости и ноутбук. – Хорошего вам Нового Года, – усмехнулся он, протягивая зачётку.
Я на ватных ногах прошла к столу, где осталась моя сумка, кинула взгляд на продолжающую готовиться к ответу Аню и… наконец-то за мной закрылась дверь в аудиторию.
– Ну как?! – тут же подлетела успевшая отстреляться самой первой Надя.
Открываю зачётку и расплываюсь в улыбке – высший бал!
– Оу! Супер! Ждём Аньку и пойдём отметим это дело.
– Да я… – попыталась отказаться, да куда уж там?
Надя у нас хоть и тихоня, но если вобьёт себе что-то в голову, то с ней, как и с Анькой спорить бесполезно, проще сразу согласиться. Вот и сейчас, не желая слышать мои отмазки, подруга тут же затараторила:
– Ты мне с матстатистикой и матанализом помогла? Помогла. Я проставляюсь! – припечатала она и в ожидании уставилась на дверь в аудиторию.
Мандраж отпустил, оставив на своём месте лёгкую эйфорию от осознания, что всё позади. Стою. Глазею по сторонам. Просторный коридор с высоченными, метров пяти в высоту потолками, залит ярким декабрьским солнцем, нестерпимо режущим по глазам сквозь огромные трёхстворчатые окна. У входа в аудиторию толпятся наши одногруппники, но при этом вокруг стоит гробовая тишина, изредка нарушаемая шорохом перелистываемых страниц, едва различимым шуршанием шпаргалок или тихим бурчанием готовящихся к экзамену студентов.
И вдруг, к вящему ужасу ожидающих своей очереди, дверь с пронзительным скрипом распахивается и, из помещения выскакивает сияющую от счастья голубоглазая блондинка:
– Ура-а-а! Даже не верится! – радостно восклицает она.
– И не говори, Анюта, – улыбнулась ей Надя, заправляя за ухо вывалившуюся из причёски, отливающую огненно-рыжим в солнечных лучах, каштановую прядь.
– На что? – больше для приличия интересуюсь, не сомневаясь, что подруга, как и всегда на протяжении двух с половиной лет нашей совместной учёбы, получила высший бал.
– На то, на что и хотела, – зарделась от удовольствия Анютка.
– Ну что, девчонки, обмоем завершение сессии? – вновь внесла Надя конструктивное предложение.
– Можно, – памятуя о минувшей нотации, почти мгновенно отозвалась я, но Аня нас удивила:
– У меня другое предложение. Айда к моей бабуле в деревню на каникулы? Туда ехать электричкой всего-то три с половиной часа, ну а потом, или на такси скинемся или прогуляемся часик ножками. У вас ведь всё равно никаких планов на каникулы нет.
В этом она права – планов ни у меня, ни у Нади не было, по одной простой причине – она приехала издалека, а у меня… у меня просто не было теперь ничего – ни дома, ни родных, ни денег на путешествия или какой-либо иной досуг. В общем, мы планировали отпраздновать Новый Год в общежитии, ну и каникулы провести собственно, там же.
Предложение Анюты было принято единогласно. Правда вечно скромничающая Надя ни то, чтобы заартачилась, но всё же усомнилась:
– Ань, удобно ли такой толпой в гости наваливаться без предупреждения?
– Ой! Да брось ты, Надюх! – беззаботно отмахнулась блондиночка. – У меня бабулька мировая. Она нас ещё и гаданиям научит! Если уболтаем, конечно, – уже не так уверенно, добавила она. – Вот ты, например, неужто не желаешь на суженого взглянуть? – добила она Надю.
– Так то ж на Крещение гадать надобно, а мы к тому времени уже вгрызёмся в гранит науки и не до гаданий будет, – задумчиво произнесла Надюшка, а судя по тому как выделились на её лице веснушки, она в этот момент вела активную внутреннюю борьбу между принципами и собственными желаниями. – Да и не верю я в это всё, – отмахнулась.
– Вообще-то и на Святки гадают, а это с шестого числа и до самого Крещения, – сделав вид, что не расслышала последнюю фразу, поправила Анька нашу подругу. – Можно даже в декабре гадать, на день святого Андрея, например. И вообще, много когда. Я точно не знаю, но уж моя-то бабка всё об этом ведает. Поверь! Она самая что ни на есть настоящая деревенская ведьма! Ну, я ж вам рассказывала, – несколько обижено завершила свою пылкую речь, Аня.
– Ерунда всё это! – хором с Надей выпалили мы, переглянулись и расхохотались, хоть Надюшка и тихоня по жизни, за редким исключением эмоциональных всплесков, таких вот как сейчас, но слишком часто у нас с ней мнения совпадают, и вот так синхронно озвучиваются.
– А вот погадаете, и узнаем ерунда или нет! – фыркнула Анюта.
В общем, так и решили. Весело галдя влетели в гардероб, оделись и выскочили на мороз, мне повезло тут же поймать адресованный кому-то снежок. Отряхнулась и поспешила догнать девчонок. Заскочили в общагу, побросали книги, конспекты и зачётки, наскоро собрались. По дороге на вокзал, забежали в гипермаркет затарившись всевозможными продуктами и алкоголем на Новый Год, и всем необходимым с расчётом на две недели проживания в гостях.
Хорошо, что экзамен проходил рано утром и мы по обыкновению вошли в аудиторию в числе первых. В итоге, на вокзале очутилась ещё до полудня. Без проблем взяли билеты и даже умудрились отыскать сидячие места в уже объявленной на посадку электричке, на что не особо-то рассчитывали накануне праздников и многочисленных выходных.
Три с лишним часа в электричке пролетели незаметно. После успевших надоесть городских пейзажей, мы с упоением глазели на проносящиеся за окном искрящиеся в солнечных лучах заснеженные поля, луга, деревья, позднее повалил снег, да такой, что ничего было не видно за этой белой пеленой. Потом болтали о том и сём, играли в карты, а когда часть пассажиров вышла, к нам подсели двое парней с гитарой. В итоге, мы так увлеклись, что чуть не проехали нужную станцию. Распрощались наскоро с попутчиками и подхватив свои вещи, выскочили из вагона.
Станция, судя по количеству вышедших на платформу пассажиров спросом не особо-то пользовалась. Помимо нашей компашки, я насчитала ещё четверых: женщина с ребёнком, мужик лет пятидесяти и бабулька-божий одуванчик в цветастом платке и с затрапезным рюкзачком за спиной.
– Хорошо-то ка-а-ак! – бросив сумки на заснеженный перрон, воскликнула Анька и широко раскинув руки в стороны, закружилась вокруг своей оси, похрустывая свежевыпавшим снегом под сапогами. – Вы чувствуете какой тут воздух?! А природа какая, а?
Ну что тут скажешь? Не поспорить. Воздух действительно чистейший, да и окружающий станцию хвойный лес – шикарен. Чего только стоят снежные шапки на раскидистых лапах елей и сосен: пушистые настолько, что так и тянет потрогать. А как искрятся, в лучах успевшего выскользнуть из-за тучек солнца! Аж глаза слезиться начинают.
– Да-а-а… – выдохнула облачко пара Надюшка. – Красота…
Учитывая отягощающие наши плечи баулы, о том, чтобы добираться пешком до деревни даже речи не было. Вот только ловить такси здесь было негде, за неимением оживлённых трасс или крупных населённых пунктов. По словам Ани, таксисты всегда парковались возле станции в ожидании потенциальных клиентов. Однако сейчас, сколько мы не оглядывались по сторонам, ни одной таксишной машины не заметили. Собственно, автомобилей здесь вообще было – раз, два и обчёлся. Двое мужчин поднялись встречать своих гостей прямо на перрон, затем закинули их баулы в багажники, дождались пока рассядутся пассажиры и… да – уехали. А мы с девчонками – остались.
Стоим, озираемся по сторонам. Морозец щиплет щёки и нос. Ноги начинают подмерзать.
– Ну что же, – несколько расстроено, вздыхает Аня. – Давненько я зимой сюда не приезжала. Видать в это время гости здесь редкость, вот и таксисты в холостую кататься не хотят, – отводя взгляд, добавила она.
– Значит, пойдём пешком, – пожала плечами Надя. – Не в город же возвращаться из-за такой ерунды. Сколько ты говорила – час идти?
– Ну-у-у… это… летом. А так… за полтора точно дойти можно, – обрадовала нас Аня, а мы в ответ лишь обречённо переглянулись, подхватили весьма увесистые торбы и потопали к спуску с платформы.
Выйдя с территории станции прошли минут пять по накатанной и явно довольно часто используемой дороге, свернули на широкую просёлочную, с жутким, присыпанным снегом гололёдом и колеями, оставленными транспортом. Минут через двадцать пришлось остановиться на передышку. После активной ходьбы, холодно уже не казалось – под курткой я вся взмокла, так и тянуло снять шапку, но боязно – вдруг простужусь? Не хотелось бы заболеть в такой глуши, где до станции не добраться, а о врачах и вовсе только мечтать можно, как собственно и о медикаментах.
– Придём, баньку затопим, – оптимистично вещала Аня, пытаясь поднять наш боевой дух.
Постояли, отдохнули, поглазели на окружающие красоты и двинулись дальше. Вот только далеко не ушли, минут через десять руки и плечи от сумок болеть начали. Опять сбросили баулы на снег. Сейчас живописные пейзажи уже не радовали взор, хотелось в тепло, а лучше принять горячий душ и растянуться на кровати с каким-нибудь романчиком в руках. Вот только в деревне ни о каком душе речи не шло, там баня, которую ещё топить надо, и воду в неё таскать…
Не успели мы продолжить путь, как из-за поворота, оттуда, откуда мы только что пришли, послышалось фырканье, а минуту спустя показались самое что ни на сеть настоящие сани! Тащила их белая в яблоках лошадка.
– Тпр-р-р… – поравнявшись с нами, крикнул возница, и кобылка послушно остановилась. – Далеко ль собрались? – поинтересовался восседающий на санях дедок в шапке ушанке, фуфайке и валенках.
– До Карбихи, дед Степан, – стаскивая натянутый чуть ли не до подбородка капюшон, радостно воскликнула Анька.
– Ох! Да никак к Федотовне гости пожаловали?! – покачал головой, явно узнавший нашу подружку дедок и неожиданно прытко для своего возраста соскочив на дорогу, начал сдвигать свою поклажу на санях, освобождая место. – Ну садитесь, девки. Подвезу. Бурка вмиг нас домчит, а мне всё веселее будет.
Пока ехали, возница расспрашивал как жизнь в городе. Ну и местными новостями поделился: кто женился, кто родился, кто преставился, у кого корова телилась, а чья жинка налево пошла.
Мне эти рассказы ни о чём не говорили, так как людей о которых речь шла, никогда в глаза не видела, а вот Анютка на некоторые новости реагировала весьма оживлённо. Оно и понятно, помнится подруга рассказывала, что в детстве все каникулы у бабушки проводила.
На лошадке ехать было куда веселее, чем пешком топать тяжёлые сумки на себе волоча. Вокруг красота: тучки окончательно разбежались, небо синее-синее, солнышко светит, снег искрится и скрипит под полозьями, лошадка нет-нет да всхрапывает. Вот если б нас сразу со станции на коняшке забрали, так вообще ощущение было бы будто в сказку попали.
Вскоре впереди показался просвет между деревьями, за ним пошли то ли луга покосные, то ли поля, зимой-то не разобрать, видно лишь, что равнина и ни единого деревца или кустика вокруг. А дальше мелькнул знак с наименованием населённого пункта и потянулись заборы. Не дачные сетчатые и не зажиточные из железа да камня, а обычные – как в старинку в деревнях и водилось – деревянные. За ними виднелись бревенчатые хоромы под серыми шиферными крышами. Из труб дымок вьётся, где-то скотинка блеет, мычит, собаки как заведённые брешут.