– Приехали, – сказала Аглая, поднимаясь и вытаскивая из-под стола тяжелый металлический пруток. – А ну пошли вон отсюда, мошенники!
– Погоди, постой, – заговорила я быстро. – Мы не мошенники!
– Так я и поверила! Прознали, что я сирота, что защитить меня некому, и заявились. Брать-то у меня нечего, так решили дом отобрать? Думаете, я вас боюсь?
– Конечно, боишься, – сказал дядько. – Слушай, что же это получается, если дом городу не отошёл, то и Ковальчик – не убийца?
– Не доказано, – тихо сказала Аглая. – Вроде как и не он. В суде сказали, что жену ещё можно понять, а дочку-то за что? Он ведь шибко ее любил. Дочка на него похожа была, только глаза, говорили, от матери достались. Ну и полицейские маги сказали, что кто-то ещё в тот день в доме был. А дядюшка в тюрьме повесился все равно, и дело так и закрыли. Дом вот… остался.
Я заплакала. Сама не знаю почему, ведь и родители не мои были, а Миланкины, только слёзы вдруг из глаз хлынули.
– Так чего, и в самом деле – ты дочка Марысина? – испуганно прошептала Аглая. – А бумаги есть?
– Есть. Я ее в свой дом забрал, в книге специальной расписывался, – сказал Тамир угрюмо. – В ратуше сохранилось, наверное.
– А говорили мне, что дочка того… дурочкой стала?
– Как видишь, поправилась.
– Ух ты! – настроение у Аглаи менялось стремительнее, чем небо осенью. – Так ты моя сестрица, что ли? Значит, не одна я на целом свете осталась? У-у-у!
И тоже заревела, бросившись меня обнимать.
Росточка она оказалась такого же, как я, метр с кепкой, да и сложение похоже, разве что бюст побогаче. Почему-то именно рост окончательно меня убедил: и в самом деле родня! Я вцепилась в неё, и несколько минут мы громко и самозабвенно рыдали под шумное сопение дядьки Тамира. А потом утёрли слёзы и деловито оглядели друг друга.
– Сестра, значит, – с довольным видом подытожила Аглая. – Металлистка. Металл слушаешь?
Я прикусила губу и кивнула. Металлистка, да… слушаю.
– Ну правильно, ничего даже удивительного, что мы друг друга нашли. С даром-то семейным нам просто небеса велели вместе работать! Ты давай, раздевайся, проходи. Ужинать сейчас будем. Дяденька, вы с нами?
Тамир помотал головой:
– Не, я домой пойду тогда. Не страшно одним-то ночевать будет?
– Так мы не одни, мы вдвоём.
Тамир смотрел на нас с сомнением, а я напомнила:
– Юг же. Безопасность и все такое. Да кому мы тут нужны!
По лицу Тамира было очень заметно, что он не хотел оставлять меня одну. Пришлось мягко, но настойчиво его выпроводить. Это я уже потом подумала, что Аглая может быть той самой мошенницей, но было поздно. Я уже осталась с ней одна в незнакомом доме.
– Не обессудь, сестрица, чем богаты, – широким жестом Аглая смела свою работу на край. Достала из-под стола кувшин с молоком и кулёк с булками. – Да ты не балованная, как я погляжу.
Я поглядела на свой полушубок и кивнула. Некогда он был из зайца, но давно уж протерся, стал плешивым. Юбка тоже не блистала ни чистотой, ни претензиями на элегантность. Ну а валенки в любом мире валенки, с чего бы им красивыми быть?
– Ой, погоди, у меня ж еще яйца вареные есть!
– Ну, это настоящий пир. А чай?
Аглая выразительно поморщилась.
– Кипяток могу организовать. Чай кончился.
– Давай хоть кипяток. Здесь что-то не жарко.
– Дров мало. Но вот ты починишь артефакт, мы его продадим и купим чаю и дров, обещаю.
В хорошей компании любая еда вкуснее. Под неторопливый рассказ Аглаи, как она докатилась до жизни такой, ледяное молоко и вчерашние булки мне показались ничуть не хуже великолепного завтрака у тетки Яси.
Ничего сверхестественного, впрочем, кузина мне не поведала. Жизнь у нее была вполне обычная, до недавнего времени даже неплохая, во всяком случае, лучше даже, чем у меня. Родители были живы, отец – артефактор с патентом, мать по металлам магичила. Трагедия, случившаяся в моей семье, их не затронула, они вместе почти не работали. Более того – мой отец считался когда-то очень успешным, зажиточным. Заказов много, золото, камни драгоценные, клиенты из высшего света. Не до родни было, менее удачливой в жизни.
А года три назад отец Аглаи серьезно заболел, а следом слегла мать. Не то холера, не то еще какая-то дрянь, я не очень поняла. Аглая тоже слегла, но целители ее вылечили, а отец умер. Мать еще можно было спасти, но деньги в семье закончились. Аглая изо всех сил пыталась найти работу, даже и нашла – у того самого Косого Прохора, но платили ей мало… Словом, мать она тоже похоронила месяца три назад.
И осталось круглою сиротой, а тут я.
– Славно мы с тобой заживем, Милка, – радовалась сестрица. – Мы как нитка с иголкой будем, куда ты, туда и я. Куда я, туда и ты. Вдвоем-то всяко сподручнее.
– Да ты про дом расскажи, – попросила я, пряча озябшие пальцы в рукава. – Что с домом-то?
– Да в общем-то и ничего. Он нашим матушкам по наследству остался вроде как.
– Вот именно, что вроде как. Не владеет женщина собственностью на Юге. И жить самостоятельно не может, ей нужен опекун.
– В том-то все и дело. Половина дома на твоих родителях записана, половина на моих. Но твои когда-то откупились, весь дом стал Ковальчиков стал. Я в ратуше узнавала, документы мне показывали. Так что по-хорошему, ты единственная наследница. А по-плохому, если б ты не явилась, то я.
– Ты сама по себе не можешь.
– А то ж. Прохор Косой, как мой наниматель, теперь меня вроде как опекает. Ну… честно говоря, я за него бумаги подписала. Ему уж точно все равно. Пьет давным давно. Если и были у него какие клиенты, всех растерял. А я в минуты его просветления уговорила меня ученицей взять, обещала работать днем и ночью.
– А мне что делать? – растерялась я.
– Ну как, где одна бумага, там и две. Я уже умею подделывать Прохорову подпись. Тебя тоже ученицей оформим. Всего и нужно-то за него взнос по патенту платить да следить, чтобы он не помер. А все остальное – наше личное дело. У меня и клиенты уже есть. Один так и вовсе большой заказ оставил, задаток внес. Да что я все про себя? Ты-то где жила?
Я ей кратенько рассказала очень подретушированную версию. Дескать, жила с дядькой, работала на постоялом дворе, надоело хуже горькой редьки. Дар есть, но кому он в деревне сдался? А потом студент один… короче, любовь у меня случилось. Он мне денег оставил немного, я и взбрыкнула. Уговорила дядьку меня в Буйск отвезти. Работу вот искала, а нашла дом свой и сестру.
– Студент, говоришь? – подперла щеку рукой Аглая. – А ты рисковая. Замуж потом как собираешься? Муж, когда узнает, пришибет ведь!
– Никак не собираюсь, – заверила ее я. – Больно мне мужики нужны! Вот стану богатой и известной, там подумаю. С деньгами меня, если нужда припрет, любой возьмет и спасибо еще скажет.
– И то верно. Я так же думаю. Единственное…
– Что?
Она наклонилась ко мне так низко, что коснулась грудью столешницы.
– На Север хочу. Там даже женщина патент получить может. А еще, говорят, женщина может собственностью владеть и жить самостоятельно!
– Теперь и я на Север хочу. Поехали?
Аглая погрустнела.
– Уже лечу. Денег на дорогу надо? Надо. На житье надо? Надо. На одежду теплую, на инструменты, да и патент не бесплатный. Я все думала, что дом продам, а теперь не выйдет. Твой это дом. Ну, работать будем, откладывать, что думаешь?
– Думаю, что с домом надо решать, – вздохнула я. – Если сможем, то и продадим, и уедем.
– Решать надо, – согласилась Аглая. – Вот утром артефакт доделаем и в город пойдем. И в ратушу, и к скупщику заглянем. А пока спать.
– Рано еще, – запротестовала я. – Я сейчас поковыряюсь.
– А ты думаешь, у меня свечи бесплатные? – усмехнулась сестрица. – Нет, хватит работы на сегодня. Пошли, я тебе покажу, где я ночую.
Дом мы все же обошли. Он был совершенно пуст. Если и оставалась раньше какая-то мебель, то ее давно продали или украли. От былой красоты немного осталось. Как я поняла, на цокольном этаже раньше располагалась мастерская, кухня и пара кладовых, а сверху – хозяйская спальня, детская и уборная. Сейчас тут было темно и сыро, крыша протекала, окна заколочены досками изнутри, обои отваливались клочьями, а пол прогнил. Что-то я сомневаюсь, что кто-то этот клоповник купит.
– Тут твоя детская была, – сказала Аглая, поднимая выше драгоценную свечу. – Чувствуешь что-нибудь?
– Ага. Крыса тут сдохла или голубь. Пошли отсюда, холодно.
– Совсем не помнишь, да?
– Совсем. Говорят, меня по голове ударили. Я потом долго не в себе была, но ничего, поправилась, – как “долго”, уточнять не стала. – Ничего из детства не помню, ни родителей, ни себя.
– Это и к лучшему. Я по матушке до сих пор плачу. Тебе легче.
– Может, и так.
Спать мы легли не раздеваясь, прямо на полу на кухне, рядом, под одним одеялом. Тут валялась куча соломы, поверх нее набросано какое-то тряпье. Но рядом тихо горел огонь в камине, в окно светила луна, и я была не одна. Все лучше, чем в конюшне или в больничной палате. Про спальню тети Яси ничего не скажу, тут все понятно. Но вечно прятаться под чужим одеялом невозможно, пора становиться взрослой. Второй раз, ха-ха!
В дверь долбили. Громко. Я с трудом продрала глаза, удивляясь: в кухне было светло. Рядом сонно зашевелилась Аглая:
– Да иду я, кого там демоны с утра притащили?
У неё изо рта шёл пар. Дом выстыл, конечно.
Она поднялась, кое-как оправила платье и побрела к входной двери. Я поплотнее укуталась в тонкое одеяло. В горле першило, в носу зудело. Вот и самостоятельная жизнь! Да и на юг мало похоже, что ж так холодно?
– Милка, это к тебе! – звонко крикнула Аглая.
Неожиданный поворот. Кто может быть «ко мне»? Пришлось вставать.
На пороге дома обнаружилась… тётя Яся. Я удивленно захлопала глазами.
– Утро… доброе.
– Утро доброе, я – нет, – отрезала женщина. – Меня пригласят войти, или будем беседовать через порог?
– А вам особое приглашение нужно? – удивилась Аглая. – Входите, конечно.
Тетка хмыкнула и вошла. Оглядела «мастерскую» с явным неодобрением на лице, щёлкнула языком.
– Две глупые молодые девки собрались жить вдвоём, – сказала она. – Без опекуна. Ну-ну.
– Две совершеннолетние магички открывают своё дело, – поправила ее Аглая. – Одна городская, одна деревенская. Работы не боятся, самостоятельные, на доме защитный артефакт… будет. Когда починим.
Я громко чихнула.
– Вижу, какие самостоятельные, – кивнула тетка. – Значит, так, Милана. Брат мой передал опеку над тобой мне. Точнее, Ратмиру, но по сути все равно мне. Так что я пришла поглядеть, где ты собралась жить.
– Так волновались, что ни есть, ни спать не могли? – съязвила я, опасаясь, что тетка придумает какую-нибудь гадость. – Прям спозаранку примчались, угу.
– Почти полдень, девочка моя совершеннолетняя. Что я вижу: дом ветхий, окна битые, даже собаки нет. А что с едой? А спишь ты где? А водопровод тут есть? Или хоть ванная комната?
Ой-ой!
Тетка поперла как танк, даже храбрая Аглая от неё шарахнулась. Ну, я и сама понимала, что жильё у нас похоже на бомжатник. А сами мы – на цыган-попрошаек. Коня не хватает краденого только. Но я верила, что все к лучшему, починим, покрасим, заработаем, в конце концов! Я только приехала же!
– А ты знаешь, что в домах ювелиров всегда есть тайники? – повернулась ко мне тетка.
– Чего?
– Нет тут никаких тайников, – ответила Аглая. – Я маг, я ни одного заклинания не почуяла. Да и вообще все тут простучала.
Я с любопытством покосилась на сестру. Интересно, а мне она про тайники собиралась рассказывать? Почему-то сомневаюсь.
– Есения Карловна… – начала было я заунывно, надеясь, что тетка все же оставит нас в покое или хотя бы сообщит о цели визита, но была грубо перебита:
– Собирайся.
– Зачем? Куда?
– Поедем в ратушу, решать вопрос с домом.
– У меня работа. Некогда мне.
– Я вижу, – кивнула тетка. – Ну? Быстро! – перевела взгляд на Аглаю и рявкнула: – И ты тоже!
– А я зачем?
– Ты в этом доме живешь, причем незаконно. Нужно как-то решать это дело. И вещи я твои привезла, Мила. Пошевеливайтесь, красотки, если вы не хотите потом ножками в центр добираться. У меня бричка, там нагревательный амулет, меховая полость…
– Мы мигом! – встрепенулась Аглая, потянув меня за рукав. – Ну чего застыла, как сосулька, одевайся, нас довезут на бричке!
– А артефакт? А заказы?
– Ой, успеем!
Одеваться нам было недолго: шаль повязать да полушубок натянуть. А валенки уже на ногах надеты. У Аглаи шубка была из овчины, но тоже потертая, старенькая, зато на голове настоящая шапка-боярка.
Тетушка уже восседала в повозке, причём на месте кучера.
– А не боитесь одна ездить? – весело спросила я, с лёгкостью молодости запрыгивая на сиденье и протягиваясь ноги в блаженное тепло. – Одинокая женщина на такой красивой бричке… Не пристукнут, так ограбят, не ограбят, так коня сведут…
– Глупости не болтай. Во-первых, мы на Юге. За каждой женщиной стоит мужчина, по моей бричке видно, что непростой. Связываться – себе дороже. Во-вторых, у меня защитка стоит.
– А в-третьих?
– А в третьих, я не какая-то там барыня, могу сама за себя постоять. И вообще-то управляюсь с лошадьми ничуть не хуже извозчика.
Она лихо присвистнула и щёлкнула вожжами. Толстенькая гнедая лошадка бодро зацокала копытами.
Я улыбнулась: до чего ж мне нравилась теперь тётя Яся! Вот на кого я хочу быть похожей! И ещё она напоминала меня в прошлой жизни. Я, пожалуй, была не такой самоуверенной, ну так и муж у меня не был начальником водного департамента.
До центральной части города мы доехали быстро и с ветерком. Это вам не пешком в метель да по темноте. И вообще сегодня погода радовала: ярко сияло щедрое южное солнце, с крыш текло, мостовая блестела от луж. Хороший знак! Валенки только не промочить бы…
В ратушу нас пропустили сразу же – тетку здесь знали и побаивались. И к местному чиновнику, который должен решать всякие насущные проблемы горожан, очереди не было. Даже странно, обычно в таких местах толпа народу.
– Просто сегодня не принимают простых горожан. А непростые свои вопросы решают не в ратуше. Поэтому я с вами и пошла, – пояснила тетка. – Так быстрее будет.
Она сама все объяснила пожилому мужичку в чёрном мундире, представившись моей опекуншей. Нам с Аглаей оставалось только стоять и кивать. Я понимала, что так, действительно, будет быстрее. Только зачем эти хлопоты тётушке? Скучно ей, что ли?
– Нет, дом в собственность барышни Ковальчик передать невозможно, – наконец заявил чиновник. – Она же девушка, к тому же молодая. Вот выйдет замуж, тогда пусть приходит. На мужа и оформим.
– Как это на мужа? – возмутилась я, но тетка махнула рукой.
– Но ведь жить ей там можно?
– Закон не препятствует. Если девушка – сирота, за ее собственность отвечает город. Жить она там может, а вот продать или комнаты сдавать, или ещё какие сделки проводить – не положено.
– Верно, – кивнула тетка. – Двое их. Наследница и ее кузина. Вдвоём и жить будут. Но опекунство над Милой Ковальчик официально передано моему супругу, Ратмиру Турчину. Может ли мой муж распоряжаться домом?
– Исключительно в интересах опекаемой. Продать не сможет без разрешения города. А все остальное – пожалуйста.
– И мастерскую открыть?
– И мастерскую, и сдавать, и ремонтировать. Если, конечно, девушек на улицу не гонят и не обижают.
– Благодарю вас, господин. Мне бы оформить бумагу на разрешение мастерской и проживание кузины Аглаи.
– Не положено без вашего супруга, госпожа Турчина, но в порядке исключения все сделаю. Я ведь знаю, что вы – женщина исключительной порядочности и благоразумия.
Что ж, это все было лучше, чем ничего. И, наверное, гораздо быстрее, чем смогли бы решить мы с Аглаей.
Юг! Странная у них забота о сиротах. С одной стороны, нас считали не способными распоряжаться имуществом, а с другой – замуж всегда пожалуйста.
– А если муж захочет дом продать и деньги пропить? – спросила я тетку.
– Не сможет. Дом твой, действовать он сможет только в твоих интересах. Должен будет предоставить равноценное жильё.
– Словно я ребёнок, честное слово.
– Ребёнок-не ребёнок, а все лучше, чем оказаться на улице с голым задом.
– А на Севере считают, что женщина – тоже человек, – не утерпела я. – И сама может распоряжаться своей жизнью и имуществом.
– А на Юге ни одна девица не пойдёт на панель только потому, что ее кто-то обманул, – ответила тетушка. – Или останется на улице после какой-то беды.
Я решила промолчать, потому что опыта самостоятельной жизни пока не имела и вообще пока этот мир знала очень плохо. А Аглая просто закатила глаза.
– Девочки, голодные?
– Нет, – сказала Аглая.
– Да, – сказала я. – То есть нет, не слишком. У меня есть деньги, сейчас купим хлеба, чая и дров.
– Как знаете, – не стала навязываться и ставить нас в неловкое положение Есения Карловна. – Я вас обратно довезу, даже не возражайте. Мне полезно прокатиться, хоть из дома вышла и новую бричку выгуляла.
Мы согласились – не будем отказывать тетушке в такой малости. Хотя, признаться, она значительно облегчила нам жизнь.
Артефакт я починила без труда. Все металлы нашлись, даже серебро. Аглая пожертвовала небольшим колечком, я посеребрила все поверхности механизма. Защитное заклинание встало как влитое, все заработало.
– Не пойму, а шестеренки тут зачем?
– Это сложный амулет, – с нежностью погладила корпус, похожий на чашку старинного школьного звонка, сестрица. – Можно установить время переключений заклинаний. Допустим, ночью он заблокирует двери и окна для чужаков, чтобы совсем никто не смог войти, а днем просто будет ограждать от злых людей. То есть посетители в мастерскую смогут войти, а украсть ничего не смогут и нас обидеть тоже.
– Что-то у моих родителей никакой амулет не сработал, – вздохнула я.
– Я думала об этом. Подобные модели давно уж придуманы. Уверена, что в доме ювелира не могло не быть охранки, это глупо, а твой отец глупцом не был. Значит, это был не чужак.
– Отец все же?
– Или отец. Или кто-то, кто был внесен в круг близких людей. Даже если отец – кто знает, не был ли он под каким-то воздействием?
Я кивнула. Все может быть. Истину мы теперь вряд ли узнаем.
– Ты хотела продать артефакт, – напомнила я. – Передумала?
– Ага. Лучше здесь, в доме повесить. Это для нашей же безопасности. А денег еще заработаем.
Тут я с ней согласилась. Правильно Аглая говорит. Безопасность прежде всего. И еще – уют.
О дровах переживать не пришлось. К вечеру к нам привезли целую телегу дров, сказали, что от тетки Яси. Какая заботливая! Подозрительно даже. Впрочем, может, у нее и вправду доброе сердце?
Раз были дрова, то можно и поработать. В четыре руки мы за пару дней починили довольно серьезный семейный артефакт богатого Аглаиного заказчика, несколько цепочек и один медальон. Аглая восстанавливала рожок старого подсвечника с заклинанием против пожара в доме. В мастерскую приходили, в основном, люди небогатые со всякой мелочевкой, почти ничего не стоящей: с медными кольцами, флягами, кувшинами и кастрюлями. Я справлялась с этим всем без проблем. Аглая пробежалась по старьевщикам и принесла несколько сломанных артефактов и каких-то корпусов и шестеренок. Даже если не выйдет все починить, что-то пойдет на запчасти.
Я с восторгом окунулась в работу. Мне так нравилось чувствовать себя значимой, независимой! А когда удалось продать один из починенных амулетов и получить первые деньги, мы с Аглаей устроили праздник и купили маленький чугунный чайник и пирожные.
Мы смогли, мы победили. Мир прогнулся под нас!
Правда, на следующий день изменчивый мир со щелчком упруго вернулся в свою прежнюю позицию.
В мастерскую явился тот самый заказчик, что оставлял сложный семейный артефакт и обещал за починку хорошо заплатить. Я видела его впервые. Что ж, вполне приличный мужчина в дорогом пальто, шляпе и высоких сапогах, с тростью и роскошными усами. Он долго вертел артефакт в руках, кивал, а потом убрал его в объёмный карман пальто и молча направился к выходу.
– Господин Гренков, а деньги? – пискнула ему вслед Аглая. – За работу ещё два золотых!
– Я считаю, задатка достаточно, – презрительно бросил господин.
– Да у меня материалов больше ушло, чем задаток!
Господин обернулся и холодно поглядел на Аглаю:
– Это не мои проблемы. Я заплатил столько, сколько считаю нужным.
– Но это грабеж! Я буду жаловаться!
– Ваше право. Идите в полицию. А я, в свою очередь, готов засвидетельствовать, что договор заключал не с какой-то девкой без патента на работу, а с хозяином мастерской, Прохором Косым. И ему все положенное отдал.
Аглая клацнула зубами, но замолчала. Мужчина вышел.
– Вот козел! – выдохнула она. – Отдал он! Воспользовался моей уязвимостью! Если в полиции узнают, что Прохора тут даже ноги не было, а я работаю без патента, тут штрафом не отделаешься. Могут и в тюрьму отправить.
– Да ну, какая тюрьма, – неуверенно сказала я. – За что? За то, что с голоду не померла?
– За то, что закон нарушаю, а значит, мошенница. Вот скотство, я на этот артефакт почти неделю убила! Да я три рубина в нем заменила за свой счёт!
– Вот это хоть немного компенсирует твои избытки? – я кивнула на край стола. Там лежали забытые заказчиком кожаные перчатки. На вид недешевые.
– Разве что самую малость, – немного повеселела Аглая. – О, от Бентина! Очень даже хорошо!
И спрятала перчатки в ящик.
Мужчина вернулся практически сразу же.
– Я забыл свою вещь, – надменно сказал он.
– Мы видим вас в первый раз, – ответила я спокойно. – Вы ошиблись дверью.
– Глупости, я здесь чинил артефакт.
– Ну что вы, как можно. У нас и патента нет. Вы, наверное, с Косым Прохором договаривались, вот и ищите свои вещи у него. А ещё раз к нам придёте, мы в полицию пойдём и скажем, что вы преследуете нас с мерзкими намерениями. Ах, одинокой девушке на Юге не к кому обратиться за защитой, разве что к властям!
– Я этого так не оставлю! – господин Гренков выскочил за дверь и хотел захлопнуть ее с грохотом, но не вышло – ее давно перекосило от влаги.
– Здорово ты его, – усмехнулась Аглая. – А знаешь, ты права. Если вернётся, я скажу, что он на меня как-то не так смотрел. И даже пытался дотронуться. Ну и мерзкий же тип!
С того дня мы всегда брали предоплату и подписывали с заказчиками бумагу о том, что они не против, если работу выполнит подмастерье, а не мастер. Можно сказать, этот глупый случай стал весьма полезным опытом. А перчатки мы, конечно, продали, причём денег дали за них много. Не два золотых, конечно, но лучше, чем ничего. Ну и моральное удовольствие получили.
Потихоньку мы обживались. Не сказать, что было легко, но ненавязчивая помощь тётушки Яси нас частенько выручала. Она и дров присылала, и еду – не часто, чтобы мы не расслаблялись, но иногда очень вовремя. Бывали дни, когда нам не на что было купить хлеб, и будто по заказу – в дверь стучала служанка с корзинкой, в которой лежали сыр, масло, яйца, порой даже буженина. Мне кажется, тетка за нами следила, но поскольку она не лезла с непрошеными советами, я тоже свои сомнения не озвучивала.
Зима закончилась, снег растаял, солнца стало так много, что мы все реже покупали свечи. Аглая предлагала разбить за домом огород, но я наотрез отказалась. Никогда не испытывала тяги к земле, не хватало мне ещё огурцы с картошкой сажать. Как-нибудь заработаю и куплю, тем более что продукты на Юге не такие уж и дорогие. Вот одежда – это да. Платья и обувь очень берегли, часто передавали из поколения в поколение. Если порвалось, то аккуратно штопали, ставили заплаты. Ткани были дорогие, да и отшивалось все вручную. Конечно, на Севере (ох уж этот Север с его технической революцией!) работали уже мануфактуры, где даже кружево плели на огромных станках в несколько рук, а уж ткань и подавно, чаще встречались лавки готового платья. И фасоны шились такие, что где нужно, просто утягивалось шнурками и ремешками, разве что длину и рукава подгибали.
На меня одежду подобрать не составляло труда, вот только на новую денег я пока не зарабатывала, а бэушной брезговала. Поэтому я попробовала купить ткань и шить сама. Аглая долго смеялась над тем, что вышло в итоге. Что ж, у нас в мастерской прибавилось тряпок, они всегда были нужны.
Стремительная весна сменилась буйным летом, а нас ждало новое испытание. Здоровье Косого Прохора все же оказалось небесконечным. В один далеко не прекрасный день мы нашли его под пышно цветущим кустом акации – абсолютно и бесповоротно мертвым. Дело запахло керосином.
– Все пропало! – начала паниковать Аглая. – Мастерскую придется закрывать!
– Глупости, – оборвала ее я. – С чего бы?
– Прохор умер!
– И что? Как будто раньше он принимал деятельное участие в нашей работе!
– Но патент у него!
– Да.
– Раз он мертв, то все, патента больше нет.
– А кто знает, что он мертв?
Аглая захлопала глазами.
– Ты предлагаешь утаить его смерть? Но так нельзя. Мы должны сообщить властям, вызвать труповозов…
– Ну да, а еще проводить его в последний путь и носить цветочки на могилку. Голову включи. Кому мы что должны?
– По закону.
– Очень смешно. И что будет, если мы ничего не сделаем?
– Его найдет кто-то другой? – неуверенно предположила Аглая. – По запаху.
– Не найдет, если мы его закопаем.
– Это… отвратительно!
– Но вполне выполнимо. Никто не узнает, Аглая. Он просто… ну… исчезнет.
– Я не уверена…
– Слушай, ему уже все равно, а нам его смерть грозит потерей работы. Так что давай, пошли за лопатами. Какая в сущности разница, где ему обрести последний покой? Тут он жил, тут он пил, тут ему будет хорошо.
Да, мы нарушили закон. Среди ночи выкопали яму, столкнули туда тело Прохора и закопали обратно. Разумеется, обе понимали, что рано или поздно его хватятся, но пусть лучше поздно!
Теперь мы были окончательно независимы. Ну и довольно ощутимая статья расходов “выпивка и еда для Прохора” исчезла, что тоже немного радовало.