Марианна Красовская
Дух воина
Глава 4
Испытание
Женьку трясло от волнения. Он уже успел смириться с тем, что умер в своем мире. Прошлого все равно не вернуть. А здесь все по-другому, здесь даже не средневековье, а дикая степь. Но ему не привыкать.
Однажды он все лето жил с приятелем в шалаше на берегу Волги. Мылись в реке, нужду справляли в кустах, а ели то, что удавалось украсть на дачах, благо недостатка в еде никогда не было. Славное время! То шашлыки, то рыба копченая, то овощи наисвежайшие. Потом и яблоки. Хлеб таскали из птичников, там же иногда и курицу прихватывали, но это если уж совсем прижимало. С курицей возни много: ощипать, выпотрошить, разделать. И, главное – ну сварили. Раз поели, два. Три. А потом – надоело. Закопали остатки. Огурцы лучше – футболкой протер и жуй.
Тут по сравнению с «дикой» жизнью просто санаторий. И еду сварит кто-то другой, и помыться организуют, и одежду вон выдали вполне себе крепкую, хоть и поношенную. А самое главное – никаких тебе небоскребов, машин, метро и гонок на выживание. Тут ты просто живешь. Идеально. Да еще тут жарко.
Женька понимал, что самая интересная жизнь – она явно не в шатрах. Воины – вот кто элита здешнего мира. А для того чтобы стать воином, нужно учиться. На лошади он не сидел ни разу, правда, умел ездить на велосипеде и мопеде. И даже на права учился, но экзамен по теории завалил. Ну и ладно. Зачем нужны эти правила, если никто их не соблюдает? К тому же у него никогда не будет машины, вот так-то. Драться саблей он тоже не умел. Зато умел воровать. И драться ножом. Тут он Аасора не обманывал – мало кто мог сравниться с Женькой в ловкости. И в меткости – он мог броском перерезать натянутую веревку. Да что там веревку – лист с дерева срезал. Только бы нож попался хороший! Здесь такой не достать, а Женькина коллекция ножей осталась где-то на чердаке московской многоэтажки, там у него имелся схрон. Ну и пусть – плата за жизнь такая. Ножи было страшно жалко, но себя гораздо жальче. И все же: не мертвый – это главное. Так что, Дженай, прекращай ныть и готовься к испытанию, которое тебе придется пройти.
Аасор, мерзкий старикашка, про испытания рассказывать наотрез отказался. Сказал – каждому свое. Тоже мне, оракул нашелся. Знать бы, что его ждет – было бы не так страшно. Драться Женька не боялся, а вот неизвестность страшила.
Разумеется, Женька не выспался. Уснешь тут от волнения! Поднялся с первыми лучами солнца, не в силах больше лежать. Будить Аасора не стал, тихо вышел из шатра. Сел на циновку, скрестив ноги, уставился в небо. Небо! Он мог никогда больше его не увидеть! Воздух! Какой он сладкий! И даже боль в сведенной судорогой ноге напоминала теперь уже Дженаю, что он жив. Это было немыслимое счастье.
Закрыл глаза, подставляя бледное лицо лучам рассветного солнца и ощущая настолько острое счастье, что слезы сами собой навернулись на глаза. Плакал Женька разве что пару раз в жизни – и то от боли. А сейчас у него, наоборот, ничего не болело. Глупость какая – реветь как девчонка.
– Как тебя там… мальчик, – раздался тихий голос. – Пойдем.
Женька мгновенно распахнул глаза. Девушка, кажется, внучка Аасора. Красивая, с круглым лицом, веселыми глазами и двумя черными косами. Он ее уже видел: она приносила еду пару дней назад. Улыбалась еще ему так приветливо, ямочки на щеках демонстрировала.
Женька вскочил, оправляя на себе рубаху. На всякий случай кивнул. Девушка откинула голову и рассмеялась – как колокольчики зазвенели.
– А ты забавный, – сообщила она. – Пойдем, там тебя ждут. Потом поговорим, если захочешь.
– Меня зовут Дженай, – сообщил Женька немедленно.
– Я – Листян.
О чем говорить с красивыми женщинами (впрочем, и с некрасивыми тоже), Женька понятия не имел, поэтому дальше шел молча. Девушка то и дело оглядывалась, приоткрывала рот, чтобы что-то спросить, но Женька делал лицо кирпичом и демонстративно ее не замечал. Только бы не вздумала с ним заговорить! Страшно.
Так и дошли – молча. Вдвоем.
На большом вытоптанном поле был выложен камнями круг вроде арены – большой, метров десять, а то и пятнадцать в диаметре. В камни были вставлены факелы, пока не горевшие. Возле «арены» топтались мальчишки. Разные – и восьми лет на вид, и двенадцати. Кто-то в лохмотьях, кто-то – в красивых разноцветных шмотках. Ясно-понятно, социальное неравенство.
Воины тоже были – Женька насчитал шестерых. Один уже в возрасте. Можно было бы сказать – старик с лицом, изрезанным морщинами и седыми волосами ежиком – вот только держал спину «старик» очень ровно и немощным не выглядел. Двое из «взрослых» – едва ли старше Женьки. На вид им не больше восемнадцати. Тонкие, еще не звери – звереныши. Лица спокойные, суровые, а в раскосых глазах искрится лукавство. Одеты все воины одинаково: в широкие рубахи без рукавов и штаны, заправленные в невысокие кожаные сапоги на толстой подошве. За спиной – луки. На поясе – мечи (или сабли? Женька не разбирался). Длинные. На вид – опасные.
Краснорубашечный, на которого Женька затаил обиду, тоже был тут – без лука, без сабли, с одним только ножом, заткнутым за широкий пояс. Поглядел на Женьку насмешливо – с ног до головы окинул презрительным взглядом.
– Эй, рюс, подойди. И слушай. Ты не кох, но Аасор сказал – воин из тебя выйдет. Дома-то кем был? Такой взрослый – а как девчонка хилый.
– Сиротой был, – спокойно ответил Женька, любивший таким образом ставить на место наглецов. В России сирот жалели. – Родителей никогда не видел. Скитался. Воровал. Еще вопросы?
Краснорубашечный озадаченно крякнул. Такого ответа он явно не ожидал. Снова окинул взглядом, теперь уже без насмешки, внимательно.
– Сколько зим тебе?
Женька немного замялся. Мелкий, худющий – в Москве, если сравнивать со здешними мальчишками, он был не такой уж и миниатюрный. Даже выше, чем многие старшие. Но сказать, что ему уже восемнадцать – да это просто смешно! Его не поймут.
– Пят… надцать.
– Много. В таком возрасте наши дети – уже мужчины. Ну, посмотрим, на что ты способен. Верхом ездить умеешь? Лук?
– Не умею, – угрюмо ответил Женька, уже понимая, что все – воином ему не быть. Кому нужен ничего не умеющий переросток?
– Ладно. Постой, погляди, как проходят испытания. Если решишься – скажи.
В глазах краснорубашечного мелькнула жалость, а жалости Женька терпеть не мог. Шагнул за ним, шипя, как дикий кот:
– Решусь. Прямо сейчас. Какая разница когда? Хуже-то уже не будет.
Узкоглазый остановился, задумался.
– Ты же не знаешь, что тебе нужно сделать.
– А если буду знать, это что-то изменит?
– Да. Ты успеешь продумать, как действовать.
– А что, в настоящем бою всегда все идет по плану?
Краснорубашечный смотрел на него долго-долго. Молчал. Женька тоже молчал, понимая, что если его сейчас допустят к испытаниям – он уже наполовину победил. Ну что тут могут от него потребовать? Заставить драться с кем-то из старших? Скажут шагнуть босыми ногами в огонь? Отрежут палец, вырвут ногти? Привяжут за ноги к коню? Воображение рисовало самые немыслимые ужасы.
Наконец мужчина кивнул.
– Меня зовут Баяр, – сказал он. – И я возьму тебя учеником в свою сотню, если ты справишься.
Женька широко улыбнулся. Он догадывался, что узкоглазый сказал что-то важное, к тому же мальчишки вокруг него, до этого молча прислушивавшиеся к разговору, вдруг загалдели, затолкались.
– Нечестно! – закричал парнишка в шитой золотом рубахе. – Ты всегда берешь трех, редко – четырех! Почему – чужестранец?
– А я беру не самых знатных, Охтыр, – спокойно ответил Баяр. – И не самых сильных. И не самых ловких. Я беру тех, в ком сильнее душа воина. В рюсе она есть. Я ее вижу. Осталось только понять, хватит ли его, чтобы выдержать мое обучение.
Мальчик что-то процедил сквозь зубы, сплюнул, а Женька вдруг понял, что даже если Баяр возьмет себе двух – этот вот Охтыр точно не будет в их числе. Так ему, выскочке, и надо.
– Выбери себе оружие, рюс. Можешь взять у воинов любое.
Женька широко раскрыл глаза: оружие? Ему еще и оружие дадут? Ну, тут все просто. Ему нож нужен. А лучше два. Большой и поменьше. Оглядел с ног до головы Баяра, протянул руку. Достал из-за его пояса кинжал, повертел в руках. Нет, для него – тяжелый. Запястье быстро устанет. Отдал обратно.
– Хочешь нож? – угадал узкоглазый. – Эй! Дайте ему ножи!
Взрослые мужчины, толпящиеся у «арены», подошли и выложили на землю у ног Женьки с дюжину разных ножей. Кривые, прямые, разной формы и размера. С деревянными или костяными рукоятками, один даже – украшенный какими-то камушками. Женька хотел их все. Он страстно любил ножи. Но все ему не дали бы, поэтому он долго вертел в руках каждый, взвешивал, проверял остроту – и наконец выбрал себе два, как и собирался. Длинный, с узким и очень острым лезвием, не нож даже, а кинжал – тот самый, с драгоценными камушками. Подобный легко метать в цель. И второй – короткий, широкий, с очень удобной рукоятью. Повертел в руках, остался доволен. Отличное оружие, с таким не страшно. Если, конечно, на него сейчас не напустят вот этих подростков, наблюдающих за чужестранцем со злостью и завистью.
Женька вдруг ощутил себя в детском доме – снова. Один против всех. Поежился. Он не боялся драки один на один, а вот толпы – боялся. Нет, неправильное слово. Он ненавидел толпу. Знал, что не выстоит. Знал, что когда несколько человек идут на одного – это всегда жестоко. У толпы другое мышление. Ей можно все. Для нее нет моральных норм и запретов. Если не виноват кто-то один – не виноват никто.
Глава 5
Шакалы
– Все? – уточнил Баяр. – Может, меч? Кнут? Щит? Топор?
– Ну вы мне еще лук предложите, – нервно и грубо огрызнулся Женька, которого вдруг заколотило так, что зубы лязгнули. Крепко сжал челюсти, сглотнул и уже спокойнее добавил: – Я готов.
– В Круг.
Под бурчание подростков и одобрительные подмигивания воинов Женька перескочил через каменную ограду – легко и ловко. Почти изящно. Огляделся, сразу подмечая места, где можно прижаться к камням. Заметил и яму справа, и кочку, и рытвины. Тут нужно быть осторожным – запросто можно подвернуть ногу. Встал поудобнее возле самого барьера, вопросительно глянул через плечо на главного.
Тот сощурился так, что глаза стали как щелки, отрывисто бросил:
– Тэгье![5]
И пространство вокруг Женьки вдруг взорвалось. Откуда-то из воздуха появились собаки. Крупные, горбатые, низко рычащие. Из раззявленных пастей капает слюна. Странные такие псы, он таких раньше не встречал. Рыжие, с черными полосками на хребтах. Много – Женька успел насчитать штук восемь.
Самый страшный его кошмар.
Когда-то, еще в невинном детстве, на маленького карапуза Женю напала стая бродячих псов. Исполнилось ему тогда едва ли больше четырех лет. Это был первый побег из детского дома, самый простой: он спрятался за кустами, а потом, когда воспитательница увела всех детей на обед, малыш спокойно вышел через калитку и потопал по дорожке. Не то родителей хотел найти, не то еще что – теперь уже не вспомнить. Шел долго, забрел на какую-то свалку. Копал деревянной лопаткой мерзлый снег, сам себе придумывал игру. А потом послышалось рычание – вот прямо как сейчас.
Спасли его толстая зимняя шуба и меховая шапка. И случайно проходивший мимо мужчина, который не побоялся броситься на помощь истошно вопящему кульку, которого трепали бродячие псы. До сих пор Женьке иногда снились вонючие пасти и красные языки. Во сне он всегда падал на живот и прятал лицо – как тот, маленький Женька. Наверное, с того дня и появилась у него эта странная интуиция. Он никогда надолго не поворачивался спиной к пустырям или даже подъездам. И свалки обходил стороной.
А теперь прятаться было негде. И некогда. Один из псов с рычанием бросился ему в ноги. Прыжок! Женька и сам не понял, зачем он это сделал, а только прыгнул он не на груду камней, не за ограду, что казалось логичным и правильным (и пес с ней, с военной карьерой, жизнь дороже), а в самую гущу стаи. Кого-то придавил, кого-то полоснул длинным ножом. Воткнул короткий прямо в глазницу одному из псов. Чувствовал, как рвут его плоть. Грызут лодыжку. Метят в горло. Не орал, берег силы. Откуда-то пришло осознание, что если вот такое испытание для каждого – то его можно пережить. Но тут даже восьмилетки были. Их же просто порвут на части! Наверное, надо просто продержаться еще немного, и псов отзовут. Уворачивался, колол, рубил, хрипел. Скользил на горячей крови, отплевывался, потерял длинный нож из правой руки. Видимо, тот где-то застрял. Впрочем, самой руки он и вовсе не чувствовал.
А потом наступила тишина. Псы исчезли, словно их и не было. Нет, тела остались. Еще шевелящиеся, поскуливающие, но как-то подозрительно бледнеющие. Или это у него в голове помутилось? Быстро сосчитал – одиннадцать. Одиннадцать здоровых псов. Правая рука висит плетью. Лодыжка разорвана в мясо. Рубашка насквозь в крови. А боли он вообще не чувствует, потому что шок. Даже на ногах умудрился остаться – или успел вскочить?
Обернулся, ища глазами Баяра: он ведь справился, верно? Возьмет его узкоглазый к себе в сотню? И тут его накрыло. Боль оказалась настолько дикой, мучительной, что в глазах потемнело. Тело словно судорогой свело. Женька почувствовал, что он сейчас грохнется в обморок, но этого допустить было никак нельзя. И он растянул губы в улыбке, быстро-быстро вдыхая воздух. Сделал шаг, другой – преодолевая ужас, припадая на левую ногу. А все же не стать ему воином – останется навеки калекой. Или на коне – не важно? Каким чудом он дошел до ограды – и сам не понял. Как в тумане. Там его подхватили сильные руки, уложили на одеяло.
– К шаману, быстро, – отрывисто бросил Баяр.
– Ну нет, – прохрипел Женька, ощупывая левой рукой лицо – к счастью, целое, только перемазанное в крови. – Я теперь хочу посмотреть, как остальные справятся.
Воины вокруг вдруг одобрительно засмеялись, один даже потрепал его по волосам.
– Ладно, – сказал Баяр. – Листян! Принеси Дженаю умыться. И перевяжи раны.
Девушка жалобно пискнула, но спорить не посмела – убежала. А Женька лежал, смотрел в бесконечно-голубое небо и улыбался, потому что Баяр назвал его по имени, а значит, признал равным. Но если бы мальчик знал, что испытание будет вот таким – ни за что бы за ограду по своей воле не зашел. Хорошо, что вызвался проходить испытание первым.
Нога уже не так пульсировала, и руку он вдруг ощутил. Пошевелил пальцами, с удивлением понимая, что она даже и не сломана. Да как так-то? Сел на одеяле, потер лицо здоровой рукой, завертел головой.
А тем временем на «арену» запрыгнул тот самый Охтыр. Маленький, юркий, злой. Как хорек. У него в руках – короткое копье и щит. Ну-ну, и как он собирается отбиваться от псов вот этим? Интересно посмотреть! А тела прежних уже убрали – куда? Рядом с мальчишкой вдруг появились три здоровенных бородатых мужика, по виду – далеко не кохи. К счастью – безоружные. Но очень страшные. Женька дернулся, понимая: не устоять этому хорьку против взрослых воинов! Надо спасать.
– Тише. – Его плечи вдруг обвили девичьи руки. – Сиди. Не дается испытаний сверх силы.
– Он один. Он мальчик. А их трое – опытных и сильных. Они его убьют!
– Ни разу никто в Кругу не умер. Просто смотри.
Девушка тяжело и часто дышала прямо ему на ухо, прижимаясь к плечу роскошной грудью, а Женька не сводил глаз с Охтыра. Он, как и сам Женька, сперва растерялся, а потом перехватил копье и бросился в ноги ближнему из воинов. Тот явно не ожидал такого маневра, споткнулся о смельчака, упал – и больше не встал. Охтыр, кувыркнувшись, вскочил на ноги и воткнул в спину мужика копье. А вот вытащить не смог. Не успел. На него бросились двое других. Один ухватил парня за рубаху – красивую, новую, из тонкой шерсти. Была бы ветхая – просто порвалась бы, а эта только затрещала, но выдержала. Женька вскочил на ноги, готовясь кинуться на помощь, совершенно забыв о собственных ранах. Листян повисла на нем, не давая сделать даже шага.
– Просто смотри, – повторяла она. – Просто смотри.
И он смотрел – как огромная рука хватает Охтыра за горло, сжимая; как, изогнувшись каким-то немыслимым образом, мальчишка обеими ногами толкает здоровяка в грудь. Как тот, пошатнувшись, выпускает шею Охтыра, а проклятая рубашка наконец рвется. Как здоровяк, оступившись и попав ногой в ту самую ямку, которая так не понравилась Женьке, падает на спину, затихая, а подросток, разворачиваясь, швыряет бесполезный щит в последнего чужеземца. Конечно, такая мелочь не в силах причинить воину никакого вреда. Но свое дело щит сделал: мужчина отвлекся, смеясь, поймал его руками, а в это время Охтыр вслед за щитом головой врезался в открытый живот великана. Тот пошатнулся, упал. И откуда только взялся камень в руке мальчишки? Охтыр ударил противника в висок, бил долго и истерично, не замечая, что мужик уже и не шевелится вовсе.
Постепенно пришел в себя, оглянулся, закрыл лицо руками. Плечи трясутся. Мертвая тишина вокруг. Два молодых воина запрыгивают в Круг, споро вытаскивают тела. Охтыр выходит сам, прикрыв лицо рукавом. Подходит к Женьке и падает рядом с ним на одеяло. Листян протягивает мальчишке кувшин с водой, тот что-то хрипит, но к кувшину приникает с жадностью. На шее у Охтыра багрово-черные следы от огромных пальцев, а на лице – размазанная от слез пыль и грязь.
– Ты настоящий воин, – шепчет ему Женька. – Я бы так никогда не смог. Они такие огромные, а ты – один троих уложил!
– Так они же без оружия, – хрипит парень, недоверчиво косясь на Женьку. – А я с копьем. Были бы они хоть с ножами – мне конец.
– Да будь я хоть в доспехах и верхом – не уверен, что справился бы, – серьезно отвечает Женька. – У них такие руки… как палицы.
Охтыр трет шею, следы на которой бледнеют на глазах, и криво ухмыляется…
А в Кругу уже следующий мальчик, совсем маленький. Наверное, самый младший. Увидев внезапно возникшего перед ним медведя, он вскрикнул и упал навзничь. Зверь потрогал его лапой. Мальчик не шевелился. Медведь с философским выражением на морде отошел в сторону и растворился в воздухе.
– Зайбан сдулся, – прокомментировал Охтыр. – А я его предупреждал. Рано ему. Верит вон в сказки. Ну откуда в Кохе беры? Они далеко в лесах живут.
И Женька вдруг разом понял. Колдовство. Каждый в этом Круге встречается с самым большим своим страхом. Не было никаких псов, и воинов не было. Только страх. Ему вдруг стало скучно. И даже неловко – не хотелось видеть кошмары других. Он понимал, что каждый из мальчишек может не справиться. А может и справиться с самим собой. Но смотреть на это он не станет.
– Куда ты? – спросил Охтыр у поправляющего рубаху Женьки.
– Домой, в смысле – в свой шатер. Я голодный, я не завтракал.
– А… я с тобой.
Шея у него была совершенно нормальной, и рубаха – целой.
– А пошли ко мне? – внезапно предложил Охтыр. – Познакомлю с отцом. Он у меня тысячник. И накормлю.
Женька кивнул. Такие знакомства лишними не будут. Обоих мальчишек все еще потряхивало, шли молча. Охтыр жил в большом разноцветном шатре, или гэре, как его называли кохтэ. Молчаливая, очень загорелая девочка, видимо, сестра, вынесла подросткам по чашке с густым сладким молоком, улыбнулась и сообщила, что отца нет, его позвали к хану. Ну нет так нет. Зато накормили.
Охтыр не спешил провожать гостя. Они грызли сухие лепешки, долго молчали, а потом новый приятель Женьки сказал:
– Из сотни Баяра выходят самые лучшие воины. Тебе повезло, что он тебя возьмет. А еще его сотня чаще других ходит в обход. И сам Баяр – добрый. К своим людям щедр, заботлив. Вот бы он и меня взял! Тогда к отцу потом я уже смогу десятником пойти.
Помолчали еще.
Со стороны Круга то и дело долетали вопли, рыки, звон оружия.
– А многие вот так с первого раза испытания проходят? – спросил Женька.
– Нет. Я первый раз не смог. Со второго. Ты молодец. Стая шакалов – это сильно.
– Шакалы мелкие, – возразил Женька. – Это собаки.
– Это, может, в ваших землях шакалы мелкие, – фыркнул Охтыр. – А у нас – вот такие твари. И надо же – стаей. Впервые такое видел. Обычно они поодиночке шастают.
– Ну вот так, – невнятно ответил Женька.
– Кажется, закончили, – потянулся паренек. – Пошли, что ли, послушаем, кого Баяр возьмет? Вдруг да повезет кому-то еще?
– Пошли, – согласился Женька.
Встали, медленно, нога за ногу, пошли в сторону степи. Ни одному из них Круг видеть больше не хотелось, но идти было нужно.
– А ты и правда – сирота? – спросил Охтыр.
– Да.
– Удивительно.
– Почему?
Ответить парень не успел. Их двоих окружила толпа тех самых подростков. Смотрели на них молча и злобно, сверкая глазами. В руках сжимали камни и палки.
– А ты говорил, что шакалы в стаи не собираются, – пересохшими вдруг губами шепнул Дженай.
