Мари Лаврова
Лед в крови
Я невольно вздрогнула. И даже побледнела.
– Но подумал, что вам нужно немного времени, чтобы привыкнуть к мысли о браке со мной, – вроде бы как пытаясь успокоить меня, произнес Горислав.
Я же подумала, что немного времени – это достаточно для того, чтобы Тристан успел вернуться.
– В вашем возрасте девушки мечтают о большой красивой любви, а не о браке по расчету. У нас с вами будет брак по расчету, – он произносил каждое слово медленно, разделяя одно от другого.
Холодная капля влаги сорвалась с листа куста сирени, росшего рядом с беседкой и упала мне на плечо, заставив меня в очередной раз вздрогнуть.
– Сразу напомню – наша помолвка решена вашим отцом. Согласно завещанию, вы наследуете титул и все, чем владел ваш отец при жизни. Но вступить в свои права можете только после замужества. Причем распоряжаться первые пять лет ничем по большому счету не будете. Все окажется в руках вашего мужа. Сейчас, кто бы не вступил в брак с вами, – он станет полноправным хозяином всего, что принадлежало вашему отцу. Несмотря на то, что у меня нет титула, ничто не может воспрепятствовать вступить нам в союз. Дети все равно наследуют титул, уже от вас. После свадьбы я увезу вас на север. Тот замок тоже принадлежал вашему отцу, хотя при его жизни он был заброшен. Вас будут окружать надежные и проверенные люди. За пять лет вы успеете вникнуть во все дела, и постичь некоторые тонкости. Старые враги и недоброжелатели, которые могли бы активно мешать вам, так уж получилось – покинули этот мир вслед за вашим отцом. Поэтому самый уязвимый для вас период времени – до замужества. Вы сейчас для многих весьма лакомый кусочек.
Каждая фраза, сказанная этим четким голосом, входила в меня словно стальное лезвие. До меня доходило понимание того, что он не отпустит меня ни при каких условиях.
– А вы не боитесь, что подавитесь таким небольшим кусочком? – стараясь копировать его ледяную интонацию, спросила я. Терять мне было уже нечего…
– Нет, – он почти беззвучно засмеялся. – Как говорил ваш отец – надо откусывать столько, сколько можешь проглотить. Я справлюсь. Не думайте, я не стремлюсь вас использовать. Все ваше останется при вас. Себастьян не обделил меня ни при жизни, ни после смерти. Моя задача – обеспечить вашу безопасность до замужества. Чтобы никто другой не претендовал на место вашего мужа. Да, вам придется вступить в брак именно со мной. Но после моей смерти вы вправе выходить замуж за кого угодно. Необходимо только соблюсти положенный срок траура.
Я смотрела на его крепкую фигуру, уверенную осанку и на то, что позволял увидеть распахнутый ворот рубашки. И думала о том, что повторно мне выйти замуж придется в преклонном возрасте. А еще о том, что этот мужчина способен заставить меня обзавестись к тому времени кучей наследников. Последняя мысль заставила вспыхнуть румянец с новой силой. Теперь уже мои родители, если и обратят внимание на мой цвет лица, не ошибутся – кто в этом виноват.
Горислав не смотрел на меня. Он протянул руку к ветке другого кустарника и в следующий миг холодный душ обрушился с листвы на землю. Солнечный свет заливал сад и все растущее в нем. По всей видимости ночью прошел небольшой летний дождь.
Глава 7
За столом собралась вся семья. Теплые взгляды, неторопливые разговоры и аромат того самого травяного чая, по которому я соскучилась за последние несколько лет.Одним словом, семейная идиллия.
И я была бы счастлива, если бы не одно "но". Заключалось оно в человеке, который сидел рядом со мной.Наша директриса поставила бы ему пять с плюсом за манеры. Он не был назойлив, но был внимателен и обходителен. Ему было что сказать и рассказать, и его было интересно слушать. В то же время он очень внимательно слушал и ему было интересно, что говорят другие. Он смотрел в мою сторону лишь тогда, когда обращался ко мне. Или когда я начинала говорить. Поэтому, в основном, я старалась молчать.
Ненавидеть кого-либо я не умела. Вспышка гнева, которую я испытала по отношению к Гориславу в саду, прошла. Но, естественно, нежные чувства к нему не появились. Его присутствие рядом со мной тяготило. Он стоял между мной и Тристаном. И никому, кроме себя, не позволит стать моим мужем. Это он дал мне понять более, чем доходчиво…
– Неужели у меня не будет другого выхода, кроме как сбежать с Тристаном? – уже который раз спрашивала я сама себя. И в который раз решительно отвергла эту мысль. Отчиму же всегда нравился Тристан. Как бы узнать, что он думает о возможности брака с Тристаном…
Я бросала взгляды то на отчима, то на Ясона. Брат же должен был быть в курсе всего, что задумал Тристан. Можно было поговорить и с ним чуть попозже.
Но вот семейная трапеза подошла к концу. Отчим засобирался по своим делам и встал из-за стола. Он, подойдя к моей матери, осторожно взял её за плечи и прикоснулся губами к ее виску, прежде чем покинул комнату.
Тристан всегда раньше проявлял заботу обо мне. Он, наверное, и после брака сможет сохранить такое же теплое отношение ко мне, как и отчим к моей матери…
Я постаралась как можно незаметнее взглянуть на Горислава. Он как раз что-то говорил, глядя на Ясона. Неизменный холодный взгляд, устремленный на брата и лишь приподнявшиеся уголки губ, обозначающие улыбку.
– Сама теплота и нежность… – иронично подумала я. Печальный вздох едва не сорвался с моих губ.
Матушка тоже встала из-за стола:
– Ваш отец забыл кое-что… Я сейчас вернусь, продолжайте.
Она сделала несколько шагов и взяла в руки сверток, лежащий на тумбе возле выхода. Вот она, та самая возможность поговорить с отцом прямо сейчас! Я сорвалась с места и, оказавшись рядом с матушкой, забрала из ее рук сверток.
– Позвольте мне! – провожаемая немного удивлённым взглядом матушки, я покинула комнату. Его же взгляд, застрявший у меня между лопаток, я чувствовала кожей.
Отчима же я догнала возле конюшни. Он заулыбался в ответ, когда я протянула свёрток:
– Я тоже помнил об этом. Как раз хотел кого-нибудь послать за этим.
Он кивнул на свёрток и забрал его у меня из рук. Я на какое-то время замялась, не решаясь начать разговор.
– Ну, спрашивай уже о чем хотела… – отчим, как всегда, прекрасно меня понимал.
– Отец, скажи, мне обязательно выходить за Горислава… – внезапно оробела я.
Он немного удивлённо посмотрел на меня:
– Но вроде бы ты и сама все знаешь. Твой родной отец не забыл про тебя. И вряд ли он заключил бы твою помолвку с тем, кого считал недостойным. А чем тебя Горислав не устраивает? Ну, кроме того, что он намного старше тебя.
Я отвела взгляд в сторону:
– А если бы вместо него кто-то другой взял меня в жены?
– Кто? – отчим устремил на меня заинтересованный взгляд. – Ты же понимаешь, что все зависит от ответа на этот вопрос.
– Тристан… – это имя я бросила в наступившую внезапно тишину, словно сама бросилась в отчаянии с обрыва в пропасть.
– А, вот оно что!… – отчим расслабился и опустил плечи вниз. – Ты знаешь, в свое время я сам подумывал о вашей помолвке. Но, во-первых, твоя помолвка с Гориславом уже известна всем в нашей округе и его отец не позволит ему жениться на чужой невесте.
– Тристан мне сказал… – пролепетала я.
Но отчим перебил меня:
– А во-вторых, неважно, что он тебе сказал. Ко мне он не приходил.
– Он не успел… – быстро проговорила я.
– Вот, если успеет и придет ко мне просить твоей руки – тогда и будем думать. А пока – я тоже благославляю тебя на брак с Гориславом. И если хочешь знать мое мнение – если бы на твоем месте была любая из моих дочерей, я бы был рад помолвке с ним.
Я же в очередной раз почувствовала вспышку неприязни к этому, неожиданно возникшему в моей жизни, мужчине. Осталось ждать возвращения Тристана… Слабая надежда еще теплится в моей груди.
Когда я вернулась, за столом остались лишь моя мать, Ясон и Горислав. Я не дождусь, когда же смогу уйти из-за стола. Наконец, Горислав встает с очевидным намерением раскланяться. Но не успела я с облегчением выдохнуть, как дверь с шумом открылась. На пороге стоял пожилой мужчина и тяжело дышал:
– Мне нужно увидеть хозяина. На наши дальние хранилища напали…
Все быстро обменялись взглядами. Горислав сразу подобрался и обратился к матушке:
– Если вы разрешите, ваш старший сын может взять моих людей и сразу отправиться к хранилищам.
Мать кивнула:
– Ясон уже взрослый мальчик…
– Не геройствуй без надобности. Мои люди знают, что делать – ты покажешь им дорогу, – обратился Горислав к моему хмурому брату.
– Твоему хозяину лучше услышать новость из твоих уст. Я дам тебе свежего коня, мы быстро его догоним, – он тыкнул пальцем в сторону пожилого мужчины.
В следующие мгновение уже держал мои ладони в своих руках:
– Прошу вас, пока мы не вернемся – не выходите на всякий случай за ворота поместья.
И отвесил на прощанье почтительный поклон моей матери.
– Не будем терять времени, – его тон не терпел возражений.
Мужчины так стремительно покинули комнату, что я успела лишь моргнуть несколько раз им в спины. Поток воздуха, пришедший в движение от хлопка двери, всколыхнул легкие занавески на окне.
…
В ожидании возвращения наших мужчин мы с матерью не находили себе места. Младшие дети вели себя более беззаботно. В конце концов я ушла с ними в сад. Они торопятся поделиться со мной всем, что произошло в мое отсутствие, не замолкая ни на секунду.
Но едва наступает небольшая пауза, я слышу монотонное жалобное причитание со стороны ворот. Приложив палец к губам, я знаком прошу тишины и пытаюсь прислушаться к словам.
– Люди добрые, подайте старой женщине! Хотя бы кусочек хлеба!
– Люди добрые! Подайте старой женщине! Если есть кто дома! Хотя бы кусочек хлеба!
– Люди добрые! Хотя бы кусочек хлеба для пропитания! Несколько дней без крошки во рту!
– Люди добрые!…
Голос не замолкает ни на минуту. Вновь и вновь с небольшими вариациями доносятся просьбы о пропитании. Я встаю и иду к воротам. Дети бегут за мной. Чем ближе я подхожу, тем он становится громче. Судя по всему, она никуда не собиралась уходить, даже если бы дома действительно никого не было.
– Несколько дней без крошки во рту! Люди добрые!…
Я открываю ворота. Передо мной стоит ссутулившаяся женщина со сбитыми седыми волосами, выглядывающими из-под платка.
Очень шустро для той, у кого во рту не было несколько дней ни крошки во рту, она шмыгнула в открытые ворота.
– Добрая госпожа! Много не прошу, дайте хоть что-нибудь поесть! Иду в столицу, там много добрых людей! Дойти бы, не померев с голоду!
Я, рассматривая женщину, думаю о том, что неважно, когда она последний раз ела – головка сыра и каравай хлеба даже меня в дороге порадовали бы.
–Следуйте за мной, – я направляюсь к дому.
Дети бегут уже впереди, женщина плетется сзади и продолжает уже почти себе под нос приговаривать:
–Добрая госпожа! Покушать бы мне! Хотя бы кусочек хлеба! И кувшинчик сливок бы!
Возле входных дверей я останавливаюсь.
– Вам придется подождать снаружи. Отец не любит посторонних в доме, – я закрываю за собой дверь
– Идите к матушке, я сейчас, – отправляю детей от себя. Оказавшись в гостиной, открываю дверь в кладовку.Кладу в корзинку хлеб, сыр и кувшин легкого вина. Оставив дверь кладовой открытой, тороплюсь к выходу.
– Давайте я помогу вам донести корзинку до выхода. Заодно и ворота закрою… – обращаюсь к старой женщине.
Но едва я делаю шаг за порог, передо мной возникает мужская фигура в плаще и буквально заталкивает меня обратно в дом. От неожиданности я роняю корзину.
– Добрая госпожа, я не… – обрывок фразы залетает вслед за мной внутрь дома. Следом за ним в дом врываются друг за другом много непонятных мужчин с закрытыми лицами.. Они, как тараканы, рассыпаются по всему дому. Чья-то грубая рука закрывает мне рот и тащит дальше в гостиную. В гостиной, тот, кто держит меня и еще один мужчина, останавливаются возле входа и чего-то ждут.
– Думаешь, она? – спрашивает один.
Вместо ответа второй хватает меня за руку, на которой надето кольцо с гербом:
– Кольцо видишь?! Но если найдем еще похожих девок, походящих по возрасту – забираем всех! Чтоб наверняка…
Тем временем мужчины начинают возвращаться в гостиную. Но не одни. Они тащат испуганных матушку, братьев, сестер…
– Туда их! – один из мужчин показывает на открытую дверь кладовки. Как только они оказываются внутри, дверь за ними запирается.
– Еще есть кто в доме? – кто-то спрашивает.
– Из живых больше никого, – кто-то отвечает. В глаза бросается его окровавленный клинок.
Толпа мужчин покидает дом. Последней тащат упирающуюся меня. Как только мы оказываемся на свежем воздухе, в открытую входную дверь летит пылающий факел.
– Пока будут тушить пожар и пытаться спасти оставшихся в живых – у нас будет время дальше уйти, – раздается голос того, кто держит меня. Я же думаю о том, что в кладовой есть подвал и мои родные могут уцелеть.
Возле самого крыльца стоит незнакомая крытая повозка. Мне набрасывают на голову мешок, несколько рук хватает меня и куда-то тащат. Я пытаюсь сопротивляться, несмотря на полную безнадежность.
– Держи крепче! Уронишь – за невесту с разбитым лицом полную сумму не заплатят! – приказывает голос.
Меня затаскивают, очевидно, в ту самую закрытую повозку, что я успела увидеть. Слышен ускоряющийся топот копыт. И вот уже кони скачут во весь опор.
– Клади ее на пол! Чтобы случайно не упала – товарный вид не испортить бы! – кто-то садится рядом на пол и продолжает меня держать.
– Можешь не кричать – все равно никто не услышит! – очевидно, эта фраза обращена ко мне.
Повозку мотает во все стороны от скорости. У меня такое ощущение, что, как только я села в тот экипаж, который забирал меня из закрытой школы – кони понесли. Единственный спокойный, хотя и короткий, промежуток времени после этого – совместная трапеза всей семьей и то – с присутствующим за ней Гориславом… И внезапно возникает короткая вспышка тоски по тому времени, когда я была тенью в серых стенах той школы…
Ехали в этой повозке бесконечно долго. Я потеряла счет времени. Дышать через мешок получается с трудом.
– Я сейчас задохнусь! – в какой-то момент не выдержала я.
Ощущается какое-то движение внутри экипажа. С моей головы стаскивают мешок. Я жадно втягиваю в легкие воздух. У мужчин вокруг закрыты лица.
– А ничего – милая мордашка! – бросает фразу один из них
– Как только за эту мордашку получаем деньги – расходимся в разные стороны по одному, – хмуро отвечает другой.
Повозка останавливается где-то в лесу. Коней распрягают и садятся на них. Меня перебрасывают через седло. Опять достаточно долго мне приходится болтаться в таком положении. Лес становится все гуще. Стволы деревьев, поросшие мхом, мелькают перед моим носом. Кроме них я могу рассматривать лишь, как по толстому слою хвои, устилающему лесную почву, ступают конские копыта.
Наконец перед нами открывается небольшая поляна. Возле костра сидит группа явно не добропорядочных граждан. Меня опускают на землю. Часть мужчин спешивается. В мою сторону молча поворачивается несколько голов Один из них также молча встает и, перешагнув через бревно, подходит ко мне. Его левый глаз смотрит на меня, не мигая. Другим он крутит во все стороны, обходя вокруг меня и осматривая словно лошадь на базаре.
– А ничего девчонка! – я чувствую легкий хлопок по тому месту, на котором обычно сидят.
От чего вздрагиваю и, едва не споткнувшись, невольно делаю пару мелких шагов вперед. Тело после такой поездки затекло и жутко ломит. Хорошо, что получилось устоять на ногах. Раздается его сухой хриплый смех, несколько голосов возле костра тоже подхватывают его. Мне же совсем не смешно. Я опускаю глаза, боясь смотреть по сторонам
– Больше никому ее не трогать! – резко оборвав смех, он тыкнул пальцем в мою сторону. – А то товар еще ненароком попортите…
Сам же уперся своим взглядом в мою грудь.
– Ну что, рассчитываться будем? – хмурый голос одного из тех, кто привез меня сюда, отвлекает внимание на себя.
– А ты не хочешь остаться с нами? Получишь в два раза больше, – предлагает ему одноглазый.
– Боюсь – такую сумму не успею потратить до конца своей жизни.
– Что-то ты мало жить собрался!
В ответ одноглазому – молчаливая усмешка:
…
– Я свою часть договора выполнил. Жду оплату.
Тип с неподвижным глазом делает жест рукой. От костра отделяется темная фигура. Через какое-то время Хмурый подбрасывает в своей руке увесистый кошель.
– Не советую здесь задерживаться. Сам знаешь, за ней может прийти Гор, – дает он совет.
– По-моему ты его переоцениваешь. Ты сам это место нашел бы? – самоуверенно отвечает одноглазый.
– Береженого – Бог бережет.
– Вряд ли ему есть до нас дело.
– Но душу дьяволу я бы не торопился отдавать. Удачи! – хмурый мужчина быстро вскакивает на коня. Топот копыт быстро затихает в сгущающихся сумерках.
Тип, который все еще стоит возле меня, опускает на свой неподвижный левый глаз черную повязку:
– Вот праведник-то нашелся с непрошенными советами!
И устремляет свой единственный глаз на меня.
– Ну что, иди – садись рядом, – сам возвращается на место возле костра.
Я продолжаю стоять рядом. Чьи-то грубые руки толкают меня в спину и, надавив на плечи, заставляют сесть рядом с одноглазым.
– Завтра мы за эту цыпочку получим столько денег, сколько нам и не снилось! – в его высоко поднятых руках оказывается огромный бурдюк с жидкостью.
Он подносит его к своим губам и жадно пьет. Его кадык, освещаемый отблеском от костра, подпрыгивает при каждом глотке. Наконец, отрывается от бурдюка и передает его следующему. Вокруг разливается неприятный резкий запах алкоголя. Время теряет свое значение. Незаметно наступают сумерки. Про меня словно бы забыли. Я тихо сижу, опустив глаза, и чего-то жду. Или кого-то?
Гор – это Горислав? Не думала, что буду просить небо, чтобы он оказался здесь. Надеяться мне больше не на кого. Только вот такая слабая надежда на чудо. Руки, связанные веревкой ноют. Отвратительный запах из бурдюка бьет в нос. Остальным же, в отличие от меня очень даже хорошо, судя по их веселому и немного захмелевшему виду.
– А ну-ка иди сюда! – про меня все-таки вспомнили… Одноглазый, протянув руку, неожиданно резко дернул меня на себя и усадил себе на колени. От чего я вздрогнула.
– Нет, а все-таки, что в тебе такого особенного? Что готовы отвалить столько деньжищ, чтобы мы притащили тебя к алтарю? Задница ничего вроде бы, – – рассуждает вслух неприятный тип. И чувствую его руки на своих бедрах. Я пытаюсь вскочить.
– Сидеть! – он, резко дернув на себя, заставил упасть обратно на его колени. – Сиськи… Видали и получше…
Его дыхание пополам с алкоголем обдает шею и кожу. Единственный глаз как-то нехорошо поблескивает. Я все сжалась.
– Да не бойся ты – девочкой и останешься! Я не готов терять такой заработок, какой раз в жизни бывает!ьТак, слегка пощупаю… Любопытно же… – его язык немного заплетается, его же руки… Его руки начинают меня лапать самым грязным образом.
Меня начинает трясти. В горле образуется ком. Все попытки вырваться не приносят результата. Слабый всхлип срывается и тонет в общем шуме.
Внезапно наступает полная тишина. Лишь хрустнула сухая ветка под чьей-то ногой. Еще раз всхлипнув, поднимаю свои глаза.
Из темноты ночи, выхватываемая языками костра, выступает фигура Горислава. Он стоит неподвижно, расставив ноги в стороны и положив руку на рукоять меча. Меня обдает волна ледяного воздуха, пришедшая вместе с ним из леса. Одноглазый тип встает, не отпуская меня от себя.
– Да он же один! Чего затихли?!– кричит он.
Вся разношерстная компания, сидевшая у костра, вскочила, похватав свое оружие – тесаки, мечи, топоры…
Как только первый из них оказался вблизи, Горислав пришел в движение. Шагнув вперед, выхватил меч из ножен. Лезвие, сверкнув, полоснуло наискосок одного и вошло в следущего за ним.
Следующий шаг – пока третий пытается оттолнуть от себя тело, заваливающееся на него, четвертый замахивается на Горислава тесаком и… плавно оседает, наткнувшись на длинное лезвие его меча.
Еще один шаг, еще одна одна вспышка стального клинка – и еще одно тело рухнуло вниз.
Дальше я с ужасом наблюдаю за безумным танцем холодного металла, в котором отражаются вспышки пламени. Лезвие меча выписывает круги, восьмерки, прямые и короткие штрихи, каждый раз проходя через чью-то плоть. Каждый шаг несет чью-то смерть.
В какой-то момент понимаю, что вокруг разлилась мертвая тишина, нарушаемая лишь далеким уханьем филина. На пути Горислава больше никто не стоит. Он продолжает приближаться ко мне.
Я ощущаю холод металла на своей коже. Горислав замирает на месте.
– Еще шаг – и я перережу ей горло! – кричит одноглазый
– Как ты думаешь, кому выгоднее всех ее смерть? – голос Горислава звучит невозмутимо, хотя в нем и чувствуется одышка. Он продолжает стоять на месте.
– Мне, – сам же и отвечает. Я чуть не задыхаюсь от ужаса.
– Она молода, красива, богата, – продолжает монотонно вещать Горислав. – Много кто готов тебе заплатить за нее столько, что тебе и не снилось.
При этом он разжимает пальцы и меч падает вниз.
– За ее же смерть тебе никто не заплатит, кроме меня, – заканчивает он свою речь.
У меня подкашиваются ноги от услышанного.
– Ты просто заговариваешь мне зубы! – одноглазый убирает на миг от моей шеи нож, чтобы тыкнуть им в направлении Горислава. И совсем чуть-чуть отстраняет меня в сторону. Но этого оказывается достаточно.
– Да! – коротко бросает Горислав, одновременно вскидывая руку.
Я кожей чувствую движение воздуха. Одноглазый отпускает меня, хрипит и хватается за свое горло. Из него во все стороны брызжит кровь. Я застываю на месте. Горислав делает несколько быстрых шагов, бросок вперед и, схватив меня за руку, резко дергает на себя. Я со всей силы врезаюсь в него.
За спиной слышу глухой звук падения тела. Горислав одной рукой прижимает мою голову к своему плечу, другую кладет мне на спину и привлекает к себе.
– Не смотри, – слышу его шепот. И чувствую на себе его дыхание. Озноб сотрясает мое тело с новой силой. Он берет меня на руки и уносит от этого жуткого места.
Неожиданно я чувствую, как его губы осторожно касаются моего виска. Они на удивление теплые и мягкие.
– Моя девочка!… – его тихий шепот оглушает меня.
Слезы, которые до этого комом застряли где-то в горле, прорываются наружу. Я начинаю рыдать. Успеваю поймать на себе его немного настороженный взгляд
Я жестами пытаюсь объяснить ему, чтобы он не сильно обращал на это внимание. Что мне сейчас это необходимо выплеснуть из себя. И я возьму себя в руки чуть позже. Кажется, он меня понял…
Пока же слезы ручьем продолжают течь по моим щекам. А дело в том, что не от него я ждала проявление нежности в виде невинного поцелуя в висок. Чтобы другой, а не он назвал меня своей девочкой. И в конце концов другой, а не он раньше выручал меня из моих детских передряг.
В то же время, я сейчас чувствую близость его тела, его тепло. Чувствую, как его мышцы напрягаются при ходьбе. И самое неправильное – мне в этот миг безумно хочется сейчас прильнуть к нему и обнять. Я чувствую тепло исходящее от него и растворяюсь в нем. Мой разум еще не понял до конца все происшедшее. Осознание того, что я видела, дошло до меня позже.