Margot Wood
Fresh
© 2021 Margot Wood
© Петухова Е., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Посвящается всем моим ошибкам.
Без вас меня бы здесь не было!
Эллиот Макхью, красавица и душечка, обладала заурядным гардеробом, гиперактивным нравом, достатком чуть выше среднего и, казалось, была любимицей фортуны. Она прожила на свете почти девятнадцать лет, не ведая особых горестей и тревог[1].
Стоп, стоп, стоп. Полный назад! Очень странно говорить о себе в третьем лице, вы не находите? Как если бы в своей истории я была не героиней, а всеведущей рассказчицей. Хотя формально все верно, ведь пишу-то книгу я. И все же вряд ли стоит продолжать от третьего лица. Не хочу никого обманывать: тщеславие мне не чуждо, но не настолько, чтобы говорить о своей жизни как бы со стороны. Давайте поступим так. Я просто расскажу вам историю – возможно, наполовину правдивую, – и основная ее часть будет происходить здесь, наверху[2].
Итак, начнем заново, идет?
Хай, здрасте, привет всем. Меня зовут Эллиот Макхью, мне восемнадцать, я из Цинциннати. Лев по знаку зодиака, хаотично-добрый экстраверт (в основном), первокурсница колледжа Эмерсон в Бостоне. И еще я без понятия, что вообще здесь происходит.
Знаете эти эпичные фэнтези-битвы в кино, когда дерутся сотни чуваков, везде ад кромешный, а молодой, неискушенный главгер в центре всего будто вот-вот наложит в штаны, пытаясь понять, что за хрень творится вокруг и как ему выжить? Так вот, это сильно смахивает на первый день в колледже. По крайней мере, в моем представлении. Разумеется, я никогда не участвовала в фэнтези-битвах, но ужас на лицах персонажей – почти как у меня в настоящее время. Отсюда я делаю вывод, что чувствовали они примерно то же.
Я сижу в ярко освещенном мраморном вестибюле Литтл-билдинг[3] – своего нового общежития – на куче черных мусорных мешков с моим барахлом и жду, когда папа припаркует машину и поможет мне заселиться. Вестибюль сейчас очень напоминает аэропорт в канун Рождества, когда из-за метели отменили все рейсы. Раздраженные родители спорят с волонтерами в фиолетовых рубашках насчет того, кому достанется следующая свободная тележка для багажа. Студенты все на нервах, носятся туда-сюда, тягают за собой пузатые чемоданы на разболтанных колесиках и пытаются не споткнуться о бесхозные чехлы для вещей из Bed Bath & Beyond. Потерянные младшие братья и сестры путаются под ногами, разыскивая в толпе своих родственников.
Интересно, все и правда знают, что надо делать? Или просто притворяются, а на самом деле так же растеряны, как и я? В пяти футах справа на красной спортивной сумке в одиночестве сидит девушка и плачет. Я бы подошла к ней, но вряд ли гожусь на роль утешительницы, потому что и сама вот-вот зареву, хотя со мной такое случается редко[4]. Еще пара секунд – и я попрошу о помощи фиолетовую рубашку. И тут, наконец, в вестибюль вразвалочку заходит папа. Он уворачивается от тележки для багажа и небрежно перепрыгивает через стоящие на полу чемоданы.
– Почему так долго? – спрашиваю я, пытаясь встать со своей мусорной кучи. Он протягивает руку, поднимает меня, и я замечаю глупую самодовольную ухмылку на его лице. К несчастью, она мне отлично знакома. – Серьезно? – Я делаю каменное лицо. – Ты все это время играл в пинг-понг?
Ухмылка становится шире, он начинает возбужденно жестикулировать.
– Тут в соседней общаге новехонький стол… в Пиано-Роу, кажется. Ты еще туда не заглядывала? Так вот, я шел мимо, увидел свободный стол в вестибюле, ну, и позвал другого папашу сыграть. Разделал его под орех. Просто блеск!
Если честно, не знаю, как папе удалось окончить колледж, не говоря уже о медицинском институте, потому что он единственный взрослый с СДВГ[5] из всех моих знакомых. Он даже более рассеян, чем я. В обычных обстоятельствах наличие «веселого папы» очень выручает. Только вот первое в жизни заселение в общежитие – далеко не обычная ситуация.
Папа оглядывает мои мешки на полу, потом – царящее вокруг безумие и говорит:
– Так ты здесь заночуешь или у тебя есть настоящая комната?
Он раскачивается на пятках, словно ему не терпится взяться за дело.
– Третий этаж, комната триста одиннадцать, – говорю я, раздумывая о том, как нам туда добраться. Может, все-таки схватить одну из больших багажных тележек? Нет, пять минут назад я видела, как двое взрослых чуть из-за нее не подрались. А поскольку очередь к лифту растянулась на несколько миль, я решаю, что лучше отнести вещи в руках.
– Если останешься здесь и покараулишь мое добро, я управлюсь примерно за четыре подхода, – говорю я, пиная один из бугрящихся мусорных мешков.
– Вот еще! Хватит и одного, – уверенно заявляет папа.
Я недоверчиво прищуриваюсь.
– Да нам не утащить все это и за… – начинаю я и умолкаю: отец опускается на корточки, легко поднимает три мешка и перекидывает их через плечо.
– Ну как, справишься? – поддразнивает он, наблюдая, как я приседаю к оставшемуся.
– Да, – бурчу я. – Разумеется.
– Кто первый, тот победил! – кричит он и устремляется к лестнице.
Я пытаюсь поднять последний мешок – ох и тяжеленный, приходится тащить волоком. Он на каждом шагу бьет меня по пяткам. Уходит целая неделя на то, чтобы подняться на два лестничных пролета, потому что: а) я не в форме и б) мешок разорвался где-то по дороге, и за мной тянется след из стрингов и носков. Наконец я забираюсь наверх и вступаю на третий этаж – в свой новый дом.
И черт, мой новый дом ОГЛУШАЕТ. В коридорах царит настоящий зоопарк. Родственники обнимаются, плачут или спорят из-за того, как правильно собирать икеевские столы. Повсюду валяются пустые картонные коробки, открытые чемоданы и полусобранная мебель. Какой-то парень в плаще вампира сидит посреди коридора и играет на приставке. Из одной комнаты вырывается саундтрек к «Гамильтону», из другой грохочет «Блэк Саббат», а над головой со свистом пролетает рулон туалетной бумаги. По коридору мимо нас в одну сторону мчится кто-то в маске из «Крика», в другую идет девушка с селфи-палкой и снимает влог на телефон.
Мы преодолеваем полосу препятствий и отыскиваем комнату № 311 в дальнем конце коридора. Папа сразу входит внутрь, и тяжелая дверь закрывается у меня перед носом. Я медлю. Ощущение такое, будто наступил Переломный Момент® – редкое и даже уникальное явление особой важности. И теперь у меня есть два варианта, из которых тебе, читатель, предстоит выбрать, идет?
ВЫБЕРИ
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ
ЭЛЛИОТ МАКХЬЮ!
Вариант А. Я должна прочувствовать этот Переломный Момент®, посмотреть на свое отражение в блестящей дверной ручке и ощутить себя в роли диснеевской принцессы: время замедляется, музыка нарастает, а я представляю, как войду в эту дверь, оставлю прошлое позади и шагну в будущее.
Вариант Б. Или мне просто открыть чертову дверь и войти внутрь.
Если ты выбрал вариант А, перейди к сноске[6]. Если вариант Б – к следующему предложению.
В большинстве случаев я предпочитаю не завышать планку, чтобы потом не разочароваться. Способ запатентован и работает почти в любой ситуации, в том числе и сейчас.
Комната представляет собой унылую коробку размером десять на четырнадцать футов. Слава Богу, я не питала иллюзий, что общежитие колледжа будет похоже на картинки, которые впаривают Голливуд и каталог Эмерсона. В противном случае меня ждал бы гигантский облом. Стены, пол и потолок выкрашены в яркий не то желтоватый, не то кремовый цвет. В общем, бежевая обувная коробка с люминесцентным освещением. Однообразие нарушается только окном, выходящим на кирпичную стену, коллекцией неестественно блестящей деревянной мебели и задвинутой в угол двухъярусной кроватью с синими матрасами. Спартанская обстановка, достойная дома для умалишенных.
Первым делом я залезаю в уродливый деревянный шкаф и закрываю за собой дверцу с зеркалом. Внутри пахнет нафталином и потными ногами. Не важно. Суть в том, что, если в него влезла я, значит, поместится и все мое добро, и не придется в последнюю минуту заказывать другой шкаф через интернет. Знаю, у меня вроде как было целое лето на подготовку, но я на нее забила. А поскольку в прошлом году мою старшую сестру Иззи в мединститут собирала мама, в этот раз подошла папина очередь обеспечить меня всем необходимым. Вместо этого он потратил уйму времени на планирование бредовых экскурсий, чтобы скрасить нам дорогу из Цинциннати в Бостон.
– Пф-ф, разберемся на месте, – отмахнулся папа, когда три дня назад мы отправились в путь. Вот почему у меня только четыре мешка с ворохом одежды и нераспечатанный комплект постельного белья. Мама купила его по дешевке в Costco лет пять назад – в то время моя младшая сестра Реми еще писалась по ночам.
Довольная размерами нового шкафа, я выхожу из него и объявляю:
– Тщательный осмотр завершен. Со спокойной совестью докладываю, что прохода в Нарнию здесь нет.
– Лишь бы там не появилась Свинарния, – говорит папа и смеется над собственной идиотской шуткой.
– Да, пап, смешно, – ворчу я.
Он оглядывает комнату и садится на нижнюю койку, пробуя, как пружинит матрас.
– Хочешь оставить два яруса?
Я мотаю головой: двухъярусные кровати напоминают о летнем лагере в средней школе. Поэтому мы совместными усилиями снимаем верхнюю койку и ставим у противоположной стены.
– Тебе еще повезло, что мама не поехала, – говорит папа, водворяя выбранную мной кровать на положенное ей место. – В прошлом году, когда мы отвозили Изабеллу в Колумбийский, мама пыталась окуривать ее комнату шалфеем. А Реми перерыла всю сестрину одежду и натянула на голову трусы точно в тот момент, когда объявилась соседка Иззи по комнате[7].
Я могла бы сказать, что хочу сейчас видеть рядом маму и сестер, но кого я обманываю… Все-таки лучше расставаться с родными по очереди. Хоть мне и нравится делать вид, будто они меня раздражают, прощаться со всеми сразу было бы невыносимо. Уж лучше так, как теперь…
Я оглядываю комнату, не представляя, чем заняться дальше. Никаких предметов декора я не привезла, поэтому для начала решаю распаковать вещи. Рву свои дизайнерские мусорные мешки и вываливаю ворох одежды на каменный матрас с загадочным пятном в центре (просто притворюсь, что его там нет). Неделю назад мама предложила рассортировать мою одежду по категориям и сложить в вакуумные пакеты на молнии. Естественно, я не послушала ее, о чем теперь глубоко сожалею. Я уже вижу, что взяла мало нижнего белья и еще, кажется, забыла зимнее пальто. Хотя наплевать. Об этой проблеме Эллиот подумает через несколько месяцев, когда похолодает[8].
– А это что? – спрашивает папа, в то время как я оглядываю гору вещей в надежде, что та сама собой исчезнет.
Он указывает на бугор под моим нераспечатанным комплектом. Я протягиваю руку и достаю предмет, который прежде не заметила. И сразу понимаю: это подарок Реми, обернутый в сверкающую бумагу с единорогами – теперь вся моя одежда в блестках. Разворачиваю сверток и обнаруживаю внутри фиолетовую коробочку с салфетками для сушки и приклеенную к ней бумажку. Читая записку сестры, я не могу не улыбнуться.
Привет, сестричка!
Теперь ты студентка! Вот здорово! Я бы тоже хотела учиться в колледже, ведь тогда нам не пришлось бы расставаться. Мы бы снова жили в одной комнате, как в детстве! Вот решила написать тебе письмо и спрятать в сумку, чтобы ты прочитала его в колледже и не грустила. Я купила тебе салфетки для сушки из новой ограниченной аромасерии. Пришлось потратить на них свои карманные деньги, так что смотри пользуйся ими, вонючка. Не забудь положить одну в наволочку – пусть твои сны приятно пахнут. Ладно, заканчиваю. Люблю тебя, чао-какао!
~ Реми ~
П. С. Пока ты в колледже, переселяюсь в твою комнату. Мама сказала можно.
От широкой улыбки у меня едва не сводит лицо. Я совсем не удивилась, обнаружив салфетки среди своих вещей. Любящая младшая сестренка не пожалела для меня целую коробку! Так мило! Реми одержима этими салфетками с четырех лет: однажды мама застала ее играющей в сушилке. С тех пор Реми испытывает к ним не вполне здоровое влечение. Ей нравится класть их во все комоды, сумочки и рюкзаки. Она даже прицепила салфетки к вентиляторам и кондиционерам в доме и машине.
– Ого! Реми подарила тебе целую коробку? – Папа, кажется, не может поверить своим глазам.
– Ага. Не думала, что доживу до этого дня.
– Вообще-то, она будет по тебе скучать, – говорит папа с непривычной нежностью в голосе.
– Знаю. Я бы тоже скучала по мне – такой классной девчонке.
Я беру несколько салфеток и раскладываю их по ящикам комода, чтобы моя одежда пахла, как Лавандовые Сны™, то есть гораздо лучше по сравнению с благоуханием застарелого пота и нафталиновых шариков. Добираюсь до нижнего ящика и тут замечаю, что папа смотрит на часы. Внутри зарождается паника.
Должно быть, он угадал это каким-то сверхчутьем или прочел у меня на лице. Встретив мой взгляд, папа говорит:
– Не бойся, я еще никуда не ухожу. – Затем он садится на незастеленную кровать и начинает рыться в моих вещах. – Есть чего пожевать или мы все съели по дороге?
Я бросаю ему холщовую сумку с провизией. Он сует руку внутрь и вытаскивает коробку с крекерами Cheez-It. Я тем временем пытаюсь отдалить его отъезд, ужасно медленно складывая вещи в шкаф. Одной рукой папа ест Cheez-It, а другой принимается через всю комнату бросать мне одежду, чтобы я пошевеливалась. Таков наш ритуал с тех пор, как в детстве он учил меня стирать и… о-ох, воспоминание снова поселяет во мне тревогу. Лучше бы его вообще здесь не было. Или он просто высадил бы меня у обочины, крикнул что-то вроде «Не облажайся!» и уехал. Ненавижу долгие прощания. Уж лучше покончить со всем разом и сорвать пластырь одним махом. Папа снова смотрит на часы… Черт, черт, черт. У нас считаные минуты – может, полчаса – до его ухода. Я прекрасно понимаю: мы расстаемся не навсегда, я увижу его через несколько месяцев, вернувшись домой на зимние каникулы… И все же считаю уходящие секунды, мечтая их продлить. Я так долго ждала дня, когда стану официально свободна и начну новую жизнь в качестве студентки колледжа, без родителей, комендантского часа и обязательной ежедневной порции овощей. И вот пришло время попрощаться с папой, с семьей, с прежней жизнью… Только, похоже, я совсем не готова.
Вот засада…
Папа бросает мне последнюю пару носков, и я засовываю их подальше в комод. Оглядываюсь в поисках какого-нибудь предлога, лишь бы отложить расставание и задержать папу, но идеи закончились – и время тоже. Он поднимается, стряхивает с коленей желтые крошки и достает из заднего кармана ключи от машины.
У меня комок в горле, сердце выпрыгивает из груди, а руки и ноги трясутся от страха. Я готова засучить ногами, закричать, заплакать, умоляя папу остаться и никуда не уходить. Так я делала, когда была маленькой и страдала от повышенной тревожности при разлуке…
В то же время я хочу, чтобы он уже поскорее убрался отсюда.
Ненавижу такие ситуации. СЛИШКОМ МНОГО ЧУВСТВ.
Начинаю расхаживать по комнате. Главное сейчас – не поддаваться эмоциям, поэтому я решаю заняться стиркой. Сделать это следовало еще до отъезда: все знают, что нужно постирать новые простыни перед первым использованием. Да, момент идеальный. Я принимаюсь вскрывать комплект постельного белья, и тут ко мне подходит папа и успокаивающе кладет тяжелую руку на плечо. Я смотрю на него, готовая рассмеяться над любой шуткой, но…
Он выглядит… хмурым.
Он серьезен.
Он никогда не бывает серьезным.
Как-то в прошлом году мы ужинали в любимом папином стейк-хаусе, и пожилой джентльмен за соседним столиком подавился куском пережаренного мяса. Так вот, даже оказывая экстренную помощь тому дядечке прямо в центре обеденного зала Outback Steakhouse, папа шутил с семьей старика и непринужденно болтал с перепуганными официантами. Единственный раз я видела его серьезным в тринадцать лет, когда он сообщил мне о смерти дедушки. Поэтому сейчас его взгляд жутко меня пугает. Значит, не получится спрятать голову в песок. Нельзя просто сорвать пластырь и покончить со всем. Я должна попрощаться с отцом и буду жалеть, если не сделаю этого как положено.
Глубоко вдыхаю, прижимаюсь к папиной широкой груди и обнимаю его.
– Пап, не уходи, пожалуйста, – сиплю я.
Он крепко сжимает меня в объятиях.
– Не бойся, все будет хорошо. Я всегда рядом. – Он целует меня в макушку, и впервые я не пытаюсь увернуться. – Эллиот, это особый момент в твоей жизни. Впереди столько захватывающего! Ты должна радоваться! Жизнь – одна длинная история, и тебя ждет новая глава. Помнишь, в детстве я читал тебе книжки про рыцарей, убивающих драконов? Настала твоя очередь. Тебя ждет большое приключение. Оно непростое, а порой и пугающее. И все же постарайся извлечь из него максимум. Уничтожь парочку драконов, девочка моя.
Теперь я смеюсь и плачу. Он тоже. Мы оба смеемся и плачем в незнакомой комнатушке общежития в незнакомом здании незнакомого города, который, я надеюсь, однажды смогу назвать своим домом. Папа отстраняется и вытирает слезы, скопившиеся в уголках глаз. Я крепко его обнимаю.
– Делай правильный выбор, Эллиот, – говорит он, напоследок целуя меня в макушку. – Ты всегда будешь моей самой любимой средней дочкой.
– Я у тебя единственная средняя дочка.
Папа смеется и потягивается до хруста в суставах, когда я наконец его отпускаю.
На пороге он оглядывается и подмигивает мне. Потом закрывает за собой дверь и исчезает. Все.
Мой отец ушел.
Я осталась одна.
Меня накрывает паника: лицо горит, на глаза вновь наворачиваются слезы. Я шагаю взад-вперед и быстро трясу руками, пытаясь унять нарастающую боль в груди… А, пофиг. Я перестаю сдерживаться и даю волю накопившимся внутри сомнениям, страху, грусти и целую минуту ору и плачу в привезенную из дома подушку, чтобы меня никто не услышал[9].
В конце концов мне становится легче.
Хорошенько выплакаться бывает полезно.
Я вытираю глаза салфеткой для сушки, так как забыла взять с собой бумажные платочки, а больше у меня ничего нет. Это обстоятельство напоминает мне: жизнь продолжается. Нужно отвлечься и найти какое-то занятие рукам, лишь бы не теребить жирными от Cheez-It пальцами немытые с дороги волосы. Я оглядываю пустую комнату и понимаю, что ответ – прямо подо мной. Нужно застелить уродливый матрас в шуршащем водонепроницаемом чехле. Поэтому я, по намеченному ранее плану, собираюсь заняться стиркой.
Да, я не подготовилась к отъезду из дома. Да, у меня мало нижнего белья и нет зимнего пальто, и я только сейчас вспомнила про оставленные в отцовской машине туалетные принадлежности. Но что я точно не забыла, так это средства для стирки. Для меня стирка – глубоко успокаивающий ритуал и единственная работа по дому, доставляющая удовольствие[10]. Я выкидываю остатки дорожных снеков из холщовой сумки и кладу в нее салфетки от Реми и упаковку стирального порошка ручной работы, который можно купить только в интернете. Открываю дверь комнаты и осторожно выглядываю в коридор. Здесь по-прежнему царит суматоха, но папа вроде бы нигде не прячется, чтобы выпрыгнуть и напугать меня, как он часто делает. Поэтому я беру новые постельные принадлежности, перекидываю сумку через плечо, утираю оставшиеся слезы и отправляюсь на поиски прачечной.
Дальше по коридору я обнаруживаю небольшую тесную комнатку с двумя стиральными машинами, двумя сушилками и торговым автоматом. Ассортимент невелик: один порошок, один кондиционер и один вид салфеток для сушки. Я отправляю новое постельное белье в машинку и оставляю сумку со стиральными принадлежностями на подоконнике, указав свое имя и номер комнаты. Через полчаса я вернусь и переложу вещи в сушилку.
И знаете что? Рутина прекрасно помогает отвлечься от плохих мыслей. Возвращаясь к себе, я по-прежнему безумно скучаю по отцу, и все же… тоска постепенно уступает место иному чувству, гораздо более приятному – восторгу. Стопроцентной, чистой, незамутненной, безграничной радости.
Вернувшись в комнату, я закрываю дверь, вскакиваю на ненавистный матрас, машу руками вверх-вниз и быстро-быстро бегу на месте.
ОФИГЕТЬ, РЕБЯТ!
Я В КОЛЛЕДЖЕ!!!
УИ-И-И-И-И-И-И-И!!!
МУА-ХА-ХА!!!
Поверить не могу, что это происходит на самом деле!
БОЖЕЧКИ-И-И-И-И!!!
Итак, любезный читатель, ты готов отправиться со мной в приключение? Я на тысячу процентов способна надрать задницу всем драконам. Поскорей бы закончилась эта глава (в буквальном смысле) и началась новая (в метафорическом). Я уже почти готова. Почти. Только сначала надо слезть с кровати и принять презентабельный вид, потому что кто-то стучит в дверь.
Это может означать лишь одно.
Приехала моя соседка по комнате.
Пора воплотить в жизнь тщательно подготовленный план.