Марго Генер
Солнце для речного демона
Никто не решался вмешаться судьбоносный разговор отца и дочери. Даже Нордил, который прежде всё время что-то выкрикивал, притих и круглыми глазами взирает то на Орелию, то на бургомистра.
Тот проговорил все так же тяжело:
– Речному демону нужна дева. Невинная и непорочная дева, и лишь так он меняет гнев на милость.
Орелия смотрела на отца, и лицо её вдруг начало медленно меняться. Из бледного оно становилось розовым, а когда щеки побагровели, спросила дрогнувшим голосом:
– Невинная и непорочная?
– Ты не хуже меня знаешь закон, – отозвался бургомистр.
– Но…
– Не терзай больше мне душу, Орелия, – проговорил он, вытирая лицо. – Я не знаю, кому из нас хуже…
– Несомненно мне, – вдруг резко бросила Орелия. – Это же не тебя отправляют на казнь!
Бургомистр поднял усталый и какой-то затравленный взгляд.
– Не казнь, – поправил он. – Жертву…
Губы Орелии искривились, она выкрикнула:
– Какая разница, как называть этот ужас! Отец, прошу, подумай…
– Уже все решено…
– Но демон не примет мою жертву! – выпалила наконец Орелия.
По залу прокатился испуганный вздох, все застыли, в воздухе повисло напряжение. Эмили тоже собралась, словно готовится к прыжку.
Бургомистр непонимающе вытаращился на дочь.
– Что? Что ты говоришь, Орелия? – спросил он.
Девушка повторила:
– Я говорю, папенька, что речной демон не примет меня в качестве жертвы.
– Почему ты так решила? – поинтересовался отец, и Эмили в голосе бургомистра уловила явную надежду.
Орелия колыхнула головой, откидывая за спину косы, похожие на канаты и проговорила:
– Демону нужна невинная и непорочная.
После этих слов она внимательно посмотрела на отца, но тот, словно не понимал, к чему она клонит. Тогда девушка вдохнула и сказала на выдохе:
– Речной демон не примет моей жертвы потому, что ему требуется девственница. А я таковой не являюсь.
В любое другое время такое заявление означало бы несмываемый позор на голову девицы, десяток ударов плетьми по пяткам, пожизненное наказание, крики и угрозы… Но сейчас на лице бургомистра читалось лишь одно чувство. И это чувство называлось облегчение.
Не то облегчение, которое испытывают люди, донося тяжелую сумку из лавки домой. Нет. Это было облегчение великана, держащего гору, к которому внезапно пришла смена, и он передал непосильную ношу на другие плечи.
Мужчины тревожно за шептались, Орелия победно смотрела на них, словно выстояла против армии врага. Хотя это почти так и было. Бургомистр тяжело дышал, шаря взглядом по столу, будто там мог найти нужные слова.
Наконец, дар речи к нему вернулся, он проговорил дрожащим от нервов голосом:
– То есть, как… Ты не невинна? Но кто… Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения.
– Именно, – согласилась Орелия, вскинув подбородок.
Ропот тем временем нарастал. Когда он достиг точки, где превратился в шум, Нордил резко поднялся и выкрикнул:
– Но если Орелия не годится, тогда кто?
Бургомистр кивнул и показал ладонью, чтоб тот сел. Когда мужчина занял свое место, глава проговорил:
– Справедливый вопрос. Согласно правилам, записанным в уставе Обода, если после вытягивания жребия выбранная оказывается не годной, очередь переходит к тому, у кого оказалась вторая укороченная соломинка.
Все закивали, а по залу прокатился сдавленный стон.
Этот стон принадлежал Рохарду.
Глава 5
Эмили не сразу поняла, что произошло и почему ее дядя так побледнел и отвалился на спинку стула. Лишь, когда сидящие рядом мужчины стали сочувственно похлопывать его по плечу, волна тревоги стала медленно подниматься откуда-то снизу. И, по мере того, как она поднималась, до Эмили стало доходить то, чего не может быть.
Но когда дядя Рохард обернулся, сердце Эмили ухнуло и упало куда-то в бездну.
– Нет… – прошептала она побелевшими губами, чувствуя, как мир перед глазами начинает плыть.
Лишь каким-то чудом она удержалась на стуле, вцепившись в спинку так сильно, что побелели костяшки. В голове не укладывалось ничего из произошедшего. Она собирается за муж, она хочет сказать «да» Рикки, её Рикки… Он сделал ей сговорный подарок… Она заказала платье у старой Аронды…
Будто сквозь пелену она видела, как поднялся со стула дядя, как он покачиваясь, на подкашивающихся ногах двинулся к двери. Он шел, а Эмили казалось, что приближается её погибель в облике родного дяди.
Дверь скрипнула и отворилась, дядя Рохард посмотрел на племянницу стеклянными глазами и захлопал губами. Он явно пытался что-то сказать, но получалось лишь открывать и закрывать рот, как у выброшенной на берег рыбы.
Наконец он сипло выдохнул:
– Эми…
– Дядя…
– Жребий… – выдавил он, даже не пытаясь сдержать слез, которые заблестели в уголках глаз. – Он пал…
Эмили слышала его голос, словно во сне – он эхом доносился откуда-то издалека и убегал в такую же не туманную даль. Сердце стучало все громче, отдаваясь гулкими ударами в барабанных перепонках, голова потяжелела, тело перестало слушаться, и она упала на спинку стула, вытаращившись на дядю непонимающим взглядом.
– Я всё слышала… – прошептала она. – Я всё слышала…
– Эми…
– Как же мое платье… – лишь смогла произнести она даже не поняв, как глупо это сейчас прозвучало.
Что происходило потом она понимала с трудом. Кто-то куда-то её вел, она падала, ноги подкашивались, но беспамятство упорно не хотело накрывать, чтобы избавить от этого кошмара. Ей говорили какие-то слова, но они долетали обрывистым эхом, моментально растворяясь.
Пару раз мелькнуло лицо Орелии, которая выглядела встревоженной и счастливой одновременно. Эмили показалось, что дочь бургомистра просила у неё прощения, плакала, говорила что-то ещё, но смысл слов терялся в сером тумане.
На какое-то время она, вероятно, всё же отключилась, потому что вдруг обнаружила себя в широкой ванне, а три девушки одна из которых Орелия, тщательно трут её тело мочалками. Мысли путались и тонули в вязком тумане.
– Прости меня, Эмили, – не переставая повторяла дочь бургомистра. -Я не могла подумать… Я не знала, чем всё кончится. Это была такая безделица. Я не представляла…
– Замолчи, Орелия, – огрызнулась на нее вторая девушка, а Эмили с трудом узнала в ней Меридит и не поняла, зачем всё это и почему её моют, как беспомощную куклу. – Лучше три усердней.
Орелия выглядела ужасно. Никогда прежде Эмили не видела, дочь бургомистра с таким красным носом и опухшими глазами. Орелия постоянно шмыгала и вытирала щёки тыльной стороной ладони.
– Меридит, ты не понимаешь, – продолжала Орелия, и принялась с таким рвением натирать коленку Эмили, что у нее вспыхнули искры перед глазами, – на ее месте должна была быть я…
– Радуйся, дура, – рявкнула Меридит. – Не знаю, когда ты успела, но твоя распущенность сыграла тебе на руку. Благодари за неё богов. И поменьше болтай. Гляди, Эмили смотрит.
Эмили действительно смотрела на дочь бургомистра, но понять, что та несёт не могла. Да и откуда, если они никогда не общались. Орелия никогда не снисходила до общения с простыми горожанами, а теперь она самолично моет ей ноги, рыдает и просит простить.
– Что происходит?.. – спросила Эмили и ужаснулась тому, как слабо пропищал голос.
– Не напрягайся, – скомандовала Меридит. – Тебе надо отдыхать. Скоро церемония.
Эмили попыталась вспомнить о, какой церемонии идет речь, но в голову приходила только свадьба с Рикки. В голове опять поплыл серый туман, она потрясла ею и сказала:
– Я не понимаю…
– Тише, девочка, – снова проговорила Меридит. – Нет смысла кричать и препираться. Речной демон это вряд ли оценит. А ты спасешь весь Обод.
Осознание происходящего вернулось яркой вспышкой, от которой в груди заболело так, что захотелось взвыть. По всей видимости, она действительно взвыла, потому что девушки на секунду отшатнулись, выпучив глаза.
Первой в себя пришла Меридит.
– Ну, чего встали? – шевелитесь. – Давайте быстрей, пока она истерику не закатила. Благо еще что сюда дотащили без проблем.
– Ее дядю тоже… – кротко заметила третья девушка, которую Эмили не знала, но пару раз видела на базаре.
– Немудрено, – отозвалась Меридит, больно выжимая волосы Эмили, – родную племянницу речному демону отдает.
Эмили слушала их разговор и все отчетливей осознавала происходящее. После известия о том, что на нее указал жребий, она едва не лишилась чувств, а собственный ум отказался что-либо понимать.
Всё ведь было так хорошо. Рикки подарил ей сговорный подарок, платье. Но потом все одним часом перевернулось, явился рыбак, кричал про тину. А затем жребий, павший на Орелию, по какой-то жуткой случайности перескочил на неё, Эмили. Невинную жертву сладострастных похождений дочери бургомистра.
От этой мысли Эмили ощутила, как внутри всё закипает. Все ещё слабая от шока, она перевела тяжелый взгляд на Орелию и проговорила, едва сдерживая слезы:
– Это не справедливо…
От её взгляда Орелия отшатнулась и едва не свалилась со скамейки.
– Эмили… – проговорила она сдавленно. – Я уже просила прощения. Я еще раз попрошу. Прости меня. Я не знала. Не знала. Никто не знал, что будет предвестье… Паводков не было так давно…
Меридит послала ей гневный взгляд и рявкнула:
– Да замолчи уже! Даже Эмили столько не ревет, сколько ты. Не можешь свои сопли в носу держать, иди платье готовь. Нечего нам деву нервировать.
***
Хлюпая носом и всхлипывая, Орелия кое-как поднялась и, споткнувшись о табуретку, скрылась за дверью.
Эмили действительно не плакала. Она с трудом верила в то, что это действительно произойдет. Ее, жизнерадостную травницу, которая лишь желала счастья со своим любимым вдруг отдают в жертву речному демону. Чудовищу, которое только и может, что топить людей и скот. В жертву, для блага остального города. И каким бы самоотверженным ни казался этот поступок, Эмили не верила, что это происходит именно с ней.
Все в том же полубреду, вероятно Меридит все же подлила что-то в воду, Эмили вытащили из ванной и насухо вытерли.
– Не знаю, зачем это надо, – бормотала Меридит, растирая ей бедра. – Он же речной демон. Какая разница, грязная жертва или нет. В воде всё одно отмоется.
Третья и незнакомая девушка ответила, высушивая пушистым полотенцем шикарные волосы Эмили:
– Того требует ритуал. Если его не соблюсти, речной демон может не принять жертву. И тогда точно жди беды.
– Ерунда какая… – буркнула Меридит.
Когда Эмили, закутанную в полотенце провели в комнату, на кровати обнаружилось белое платье, расшитое речным жемчугом. В груди растеклась горечь. Именно это платье заказала она у старой портнихи на свадьбу с Рикки. Её милым Рикки.
И теперь всё кончено.
Мелькнула мысль, что Рикки мог бы быть здесь, провожать её в нелегкий путь и поддерживать в самый трудный момент. Но додумать она не смогла, потому что душевная боль стала такой невыносимой, что она упала на колени и, наконец, зарыдала.
Она рыдала отчаянно и с подвыванием, как могут лишь обреченные, которые знают, что их ничто не спасет. Грубая и резкая Меридит опустилась рядом с ней и к неожиданности всех обняла её за плечи и успокаивала, как могла.
– Плачь, девочка, – говорила она, гладя Эмили по голове. – Плачь. Станет легче. Главное помни, то, что ты делаешь – великое свершение. Тебя запомнят, как героиню. Как спасительницу. Ты не канешь в лету, как почти каждый в этом городе. Ты останешься в веках. Твоя жертва не напрасна. Великая жертва…
Эмили не знала, сколько прорыдала на руках у Меридит, с которой у нее тоже всегда были неважные отношения. Теперь эта грубая и неотесанная кухарка единственная, кто успокаивает её и помогает не лишиться чувству прямо здесь. Эмили даже думать не хотела, где сейчас дядя и Рикки. Такое испытание могло оказаться для них слишком тяжелым…
Орелия тоже рыдала. Вместе с третьей девушкой они обнялись и рыдали уже вдвоем. Даже Меридит дрожала и всхлипывала, прижимая к себе Эмили.
Когда слезы кончились и пришло безысходное смирение, Эмили нарядили в платье. Приталенное, с длинными облегающими рукавами и сетчатой горловиной до самой шеи, оно струилось по ногам. Речной жемчуг переливается в свете свечей, рыжие, глубокого медного оттенка волосы были расчесаны и ниспадают крупными волнами на плечи. Ноги остались босыми, в знак смирения перед природой.
Девушки смотрели на неё широко распахнутыми глазами. Третья тяжело вздохнула, но все же с восторгом проговорила:
– Какая красивая… Как солнышко…
Но Эмили чувствовала себя не солнцем, а, скорее, лучиной, которая вот-вот погаснет.
Когда они вышли на улицу, оказалось, что у дверей собрался весь город. Впереди стояли бургомистр, дядя, а чуть поодаль Рикки. Он посмотрел глазами побитой собаки, лицо исказилось, и он отвернулся, будто не в силах на нее глядеть.
Эмили подумала, что он сейчас испытывает не меньшую боль, чем она. Дядя был бледный, глаза мутными, видимо его крепко напоили, иначе он просто не вынес бы этой процессии. Бургомистр тоже выглядел неважно. Черные круги под глазами, заостренные черты…
Люди выстроились в живой коридор и бросали лепестки водяных лилий ей под ноги, пока ее вели вниз по брусчатой дороге. Холодный камень обжигал ступни, но Эмили было все равно. Если бы холодные ступни сейчас были самой трудной проблемой, она без сомнения бы променяла ее на то, что сейчас творится.
На небе взошла луна, полная и белая, словно глаз одного из богов, которым он взирает на мир. Ночной воздух остыл, но Эмили не чувствовала холода. В голове стало пусто, как в покинутом всеми доме, куда никто не планирует возвращаться.
Некоторые женщины пели песнь речного демона, которая должна помогать его задабривать, продолжали сыпаться лепестки…
Когда процессия достигла берега, Эмили, наконец, ощутила сильный запах тины. Он сопровождал ее во время всего пути, но обратила внимание на него она лишь сейчас.
На самой кромке пролегла широкая, темно-зеленая полоска. Зато дальше вода была сплошь черной. Сверкающая лунная дорожка протянулась от середины реки до самого берега, а небольшие волны сверкают гребешками. В любой другой день Эмили насладилась бы красотой. В любой другой. Но не теперь.
Она застыла на песке, чувствуя, как крупинки холодят пятки, а бургомистр вышел вперед и громогласно проговорил:
– Горожане! Жители Обода! Сегодня у нас непростой день. Речной демон. Он вновь пробудился.
По толпе прокатился шепот согласия, бургомистр продолжил:
– И мы все знаем, что это значит. Мы бы никогда не успели вывести весь город, ведь он так вырос за последние годы. Остается верить, что с жертвой мы вовремя…
Бургомистр закашлялся и с сожалением посмотрел на Эмили. В его взгляде смешалась мука и облегчение за то, что в этом свадебном платье стоит не его дочь. Пусть обесчещенная и распутная, но живая.
– Начнем же призыв, – скомандовал он. – Знахарь, твори свое колдовство.
Из толпы между людей протиснулся приземистый мужчина с маленькими глазами и очень широким ртом. Именно с этим знахарем Эмили старалась общаться поменьше. Он казался ей неприятным и всегда бросал на нее странные взгляды, совсем не похожие на те, какие бросают мужчины на женщин. Скорее в его глазах читался интерес лекаря, которому не терпится изучить пациента. Изнутри.
Вздрогнув, Эмили наблюдала, как знахарь приблизился и, цапнув за руку, подтащил к самой кромке.
– Тебе следует быть здесь, – сказал он бесстрастно.
Эмили покосилась на него. Знахарь выглядит так, словно происходящее для него не больше обыденного перекладывания мешков с порошками.
Замерев, Эмили с тяжелым сердцем наблюдала, как он очертил вокруг неё круг с помощью голубоватого порошка. Затем от этого круга от отсыпал дорожку в сторону и убрал мешочек.
Все застыли, словно ожидая команды. Эмили, несмотря на весь ужас, тоже повернулась. Наконец, знахарь вскинул длани и воскликнул:
– О великий речной демон! Прими наш дар! Прими его и даруй нам мир и процветание! Смилуйся над скромными жителями Обода и избавь их от твоих паводков, которые губят людей и скот! Прими дар!
Люди взялись за руки и хором повторили:
– Прими дар!
Их голос прозвучал гулко и зловеще в ночном воздухе, а знахарь чиркнул огнивом и поднес к дорожке порошка. Тот мигом вспыхнул и прополз вперед, а через пару секунд Эмили уже стояла в круге голубого огня, который не обжигал.
Знахарь вновь воскликнул:
– Вот наш дар! Юная и непорочная дева! Она очищена водой и голубым пламенем. Прими ее и даруй нам мир! Прими дар!
Толпа вновь повторила гулким хором:
– Прими дар…
Знахарь сделал какие-то знаки руками, и люди вдруг затянули песню. Она звучала протяжно и без музыки казалась жуткой. Эмили горько улыбнулась. Ситуация действительно настолько жуткая, что даже в самых страшных кошмарах не могла присниться. И самое ироничное, что свадебное платье она все-таки надела. Правда не для того, для кого хотела.
Речной демон. Ее поглотит речной демон…
Эмили вдруг ощутила позыв сбежать, спрятаться, умчаться подальше от Обода и всего, что с ним связывает. Только Рикки… Рикки, любовь всей ее юности. Он останется здесь. Или может он убежит с ней, и они, наконец, будут счастливы. Подальше от Обода и от речного демона.
Поддавшись порыву, она дернулась, но наткнулась на стену голубого огня. Он не обжигал, но стоило к нему приблизиться, по телу пронеслись болезненные молнии. Лишь теперь Эмили поняла, для чего это пламя. Оно не даст ей малодушно сбежать.
От этого сбежать хотелось все сильнее. Эмили закричала:
– Помогите! Рикки! Дядя Рохард!
Но в ответ донеслась лишь песня, которая с каждой секундой становилась всё настойчивей и громче. Сквозь языки голубого пламени видно, как люди раскачиваются в стороны. Одни смотрят на нее, другие закрыли глаза.
Но Эмили искала Рикки. Найдя его в самом конце шеренги, она вновь закричала:
– Рикки! Спаси меня!
Ответом был скорбный взгляд полный сожаления и необъяснимой вины.
А потом позади забурлило.
Резко обернувшись, Эмили застыла, не в силах оторвать взгляда от жуткого и завораживающего зрелища.
Середина реки пошла волнами. Они возникают в центре невидимого круга и, словно спины горбатых рыб, расходятся в стороны.
На берег с шумом накатилась вода. Эмили было отшатнулась, но вновь наткнулась на стену голубого пламени. Вскрикнув, она обхватила себя за плечи. Середина реки, тем временем, продолжала подниматься, серебрясь в лунном свете, а песнопение за спиной достигло такой силы, что весь мир заполнился голосами поющих.
– Я не хочу… – прошептала Эмили.
В этот момент из центра реки поднялась волна, больше похожая на гигантскую водяную ладонь, и помчалась прямо к ней.
Эмили закричала, песня призыва достигла своего апогея, взорвавшись призывами принять дар. Когда волна оказалась над ней, Эмили лишь успела инстинктивно выставить ладони.
А затем холодная вода накрыла с головой.
Глава 6
Её кружило и швыряло, вода заливалась в рот нос. Даже казалось, сквозь кожу она тоже проникает. Эмили отчаянно пыталась плыть, хотя не понимала, где верх, где низ. Такое красивое и долгожданное на суше платье сейчас лишь мешало, путаясь в ногах и не давая двигаться.
Она чувствовала, как в легких стремительно кончается воздух, как они начинают нестерпимо гореть, но продолжала бороться, даже не понимая – с чем. В голове успело промелькнуть, она действительно погибнет, станет жертвой речного демона, так и не познав счастья настоящей любви с её милым Рикки. Рикки, который стоял в самом конце шеренги и ничего не мог поделать против решения толпы. И теперь она тонет в этой беспощадной реке…
Эмили все еще сопротивлялась судьбе, барахтаясь, как беспомощный жук, который перевернулся на спину. Но что она могла против мощного потока, который несет её все дальше в черноту…
Постепенно движения становились слабее, и, в конце концов, силы оставили ее, а сознание померкло.
Она погрузилась в нечто мягкое и уютное, словно объятия матери, которых никогда не знала. Ее качало, как на волнах, и казалось, в мире больше не существует ничего, кроме этого безмятежного спокойствия.
Эмили готова была пребывать вечно в этой неге, но неожиданно в ее потухший мир стали проникать шорохи. Сквозь туманную завесу доносились чьи-то голоса, безмятежность ушла, но грудь больше не сдавливало, и воздух спокойно проникал в легкие. А это могло означать лишь одно – она действительно погибла и теперь находится у богов. Или где-то в преддвериях. Они решат её судьбу и определят, чего она достойна – остаться с ними и вечность пребывать в благостности или сбросить в подземный мир за проступки.
Едва Эмили подумала о том, что может оказаться среди чудовищ, внутри всё вздрогнуло. Ей очень хотелось сообщить богам, что она была хорошим человеком и никому не делала дурного. Но тело не слушалось, конечности ослабли так, что даже движение пальцем оказалось непосильной задачей.
Тем не менее, откуда-то сбоку донеслось:
– По-моему очнулась.
Голос был мягким и певучим, и непременно должен принадлежать богам, хотя в этой музыкальности Эмили уловила металлическую жесткость.
– Да нет, – отозвался второй, такой же музыкальный и одновременно жесткий. – Тебе показалось. Кажется, она слишком нахлебалась. Не выкарабкается. Зря это всё. Можно было бы и без этих сухопутных пиявок обходиться.
– Не тебе обсуждать его решения, – резко оборвал первый голос.
– Может и не мне. Зато именно мне, то есть нам, потом возиться с этими. Разве нельзя как-то по-другому? Столько времени прошло, а все одно и то же.
Первый голос, из которого разом исчезла вся музыкальность, проговорил еще резче:
– Ты еще поговори. Сама-то давно переметнулась? Если он узнает, как ты рассуждаешь, раздавит, как мокрицу.
– А откуда он узнает?
– А ты угадай…
– Не буду я ничего угадывать, – отозвался второй голос, явно не уловив угрозы. – Ну правда. Столько лет было тихо, спокойно. Неужели за это время никто не додумался до более подходящих способов.
– Зачем? Если и прежний работает?
– Если б работал, мы бы не стояли сейчас над этой мокрицей, – бросил второй голос.
Послышалось хмыканье, потом первый голос произнес:
– Ты здесь недавно. А я много лет. И видела, что было пока он не договорился с сухопутными. Был бы другой способ, он бы его нашел.
Эмили не понимала, о чем могут спорить боги, но тон и суть разговора, которая от нее ускользала, совсем не напоминали божественные. Собравшись с силами, она напряглась и разомкнула веки.
***
После темноты реки в глаза ударил голубоватый свет. Эмили зажмурилась, пришлось ждать, пока перестанут плавать световые пятна, и лишь тогда снова осмелилась открыть глаза.
Прямо над ней голубой купол, исходящий белыми волнами. За ним проплывают тени, похожие на гигантских рыб, пару раз проползало что-то длинное, вроде сома.
От изумления и благоговения Эмили выдохнула. Но вместо воздуха изо рта выплеснулась струя воды. Девушка согнулась пополам и перевернулась на живот, каким-то чудом уперевшись ослабшими ладонями в пол. Она кашляла, исторгая из себя воду, которой, как ей показалось, хватило бы, чтобы наполнить целое море.
– Ты посмотри-ка, – с удивлением произнес один из певучих голосов. – Живая.
– Я же тебе говорила, что шевелилась, – отозвался второй. – Значит будет толк.
Эмили смотрела вниз перед собой и видела прозрачный пол, под которым в темной глубине скользят ещё более темные тени и даже думать не хотела, где в действительности находится. Она, верно, умерла, захлебнулась в жутком водовороте и попала в нижний мир за какие-то страшные прегрешения. И теперь нужно вести себя так, чтобы эти страшные боги сжалились над ней и отпустили наверх.
Приложив титанические усилия, кашляя и пыхтя, как потревоженный буйвол, Эмили подняла голову и застыла.
Перед ней стоили две очень стройные девушки. Настолько стройные, что их можно было бы принять за подростков, если бы не рост. Они явно были выше Эмили на пол головы. Бедра и плечи узкие, а талии и вовсе можно обхватить ладонями. Лица заостренные, глаза большие и светлые, волосы до самых пяток и ниспадают аккуратными волнами. У одной черные, как деготь, у другой – соломенные. Обе бледные, как свежевыбеленные стены и наряжены в светлые платья из тонкой ткани до пола.
На Эмили смотрят строго и даже с какой-то злостью.
Она попыталась заговорить, но получился лишь кашель. Белокурая покачала головой и проговорила резко:
– Берем её и потащили. И так уже воду за ней вытирать. Мало ли, что из этих земны вывалился.
Едва она закончила, как Эмили ощутила на локтях крепкие и цепкие, словно когти пальцы. Не успела и пискнуть, как эти хрупкие девы сдернули её с места и поволокли по гладкому полу.
Никогда в жизни еще Эмили так не позорили. Даже к жертвенной реке она пришла сама, на своих ногах. А теперь её волокут, словно телушку на убой.
Праведное возмущение придало сил. Она задергалась и, наконец выдавила из себя:
– Кто вы? Где я?
Темноволосая покосилась на неё, не прекращая движения. Глаза сверкнули голубым.
– Гляди, – сказала она подруге. – Разговаривает. Ишь ты. Прежние только сознание теряли и рыдали.
– Эта какая-то странная, – согласилась белокурая. – Волосы гляди какие. Цвет, будто рака сварили.
– Фу, где ты видела вареных раков? – поморщившись спросила темноволосая.
Девушка с соломенными волосами ответила с явной гордостью:
– Тебя еще не было, а меня хозяин брал в путь к кипящим озерам. Вот там и видела. Раки если близко к ним подплывают – варятся заживо и становятся вот такого цвета.
Они обе оглянулись и посмотрели на Эмили так, словно это она виновата в том, что эти раки варятся. Но решимость понять, где находится и почему ее волокут в неизвестном направлении Эмили не покинула. Если ее собираются судить боги, она имеет право хотя бы знать где и почему.
– Вы боги? – снова собравшись с силами спросила она.
Девы переглянулись, а через мгновение голубой коридор, по которому тащили Эмили заполнился мелодичным смехом. Он походил на звон десятков колокольчиков, и Эмили невольно подумала, что боги с таким смехом непременно должны быть добрыми. И вдвойне не понятно, почему они так недовольно смотрят на нее.
– До богов нам, как на старом окуне до неба, – с кривой усмешкой отозвалась белокурая.
– Тогда кто? – недоверчиво спросила Эмили и попыталась подняться, но ноги все еще не держали.
Девушки перехватили ее поудобнее, а белокурая проговорила:
– Тебе не обязательно это знать.
– Да какая разница? – отозвалась темноволосая. – Потом-то всё равно узнает. Мы ундины, деточка. Верноподданные ундины…
– Много разговариваешь, – оборвала ее вторая. – Неведение для них лучше. Эффект больше. Замолчи и потащили.
Эмили попыталась воспротивиться.
– Я сама могу, – слабо проговорила она и зашевелила ногами.
Но и ей, и девушкам, которые назвали себя ундинами, было ясно – сама она пока не может. Пришлось смириться и повиснуть на тонких, но невообразимо крепких девичьих руках.
Об ундинах Эмили знала лишь из «Легенд старого Обода». В них говорилось, что они прекрасные девушки, которые расчесывают волосы, поют на берегу и заманивают чарами одиноких мужчин. И, видимо, поэтому они так недобро смотрят на нее – Эмили на мужчину похожа слабо.
Ее волокли, казалось, вечность. За это время она успела кое-как прийти в себя. Мокрое платье липло к телу, она замерзла. Но сопротивляться и задавать вопросы все еще не решалась. Если в этих ундинах достаточно силы, чтобы тащить ее без единой тени напряжения, наверняка хватит удали, чтобы присмирить.
Смирение никогда не было коньком Эмили, несмотря на доброту, она верила: если чувствуешь, что делаешь правильно – делай. Но сейчас она даже не понимала, что происходит, жива ли она и куда ее тащат. А женское чутье подсказывало – спорить с этими девами плохая идея.
Они поглядывали на нее по очереди, словно сговорились. Эмили молча смотрела на них и на прозрачные стены, переходящие в потолок, за которым исходит волнами голубая вода. В ней все так же неспешно движутся вытянутые тени, но не приближаются, словно боятся.
После очередного поворота темноволосая ундина проговорила:
– Может поставим ее? Надоело тащить.
– Не переломишься, – отозвалась белокурая. – Тебя зачем послали? Вот и выполняй.
Ундина со смоляными волосами скривилась и фыркнула.
– Я вообще не понимаю, зачем мы это делаем. Какая разница, где? Всегда одно и то же. Так зачем напрягаться?
– Тебе пиявки мозги выпили? – спросила другая дева. – Ему лучше знать, что и как делать. А ты лишь ундина, обязанная ему абсолютно всем. Ты ходишь и плаваешь, потому что он позволил. Иначе давно отправилась бы к богам.
Темноволосая снова поморщилась.
– Я смотрю, ты вся млеешь от него, – сказала она. – А может и хорошо было бы попасть к богам. Откуда ты знаешь?
– Будто ты не млеешь, – огрызнулась белокурая.
– А я не знаю, я это или моя ундинья суть, – парировала другая девушка.
Эмили слушала перепалку этих прекрасных, хотя и очень странных дев и пыталась собрать воедино обрывки их слов. Понять ундин сложно. Но Эмили уяснила несколько вещей – они не боги, у них есть хозяин. И он тоже не бог. И если они все не боги, то, вероятно, она жива, а вовсе не умерла, как ей казалось прежде.
Темноволосая ундина продолжала:
– Может, это вовсе не я желаю, а то, кем я стала благодаря ему? Может, будь я человеком или низкоросликом… Как их… го… гномом, я бы и не посмотрела в его сторону.
– Дура ты, – спокойно сказала белокурая. – Причем неблагодарная. Будь ты хоть креветкой, от него млела бы, как миленькая. А станешь дальше ерунду молоть, все расскажу ему. Он быстренько тебя выгонит. Отправит в Туманное море, чтоб неповадно было.
Кожа ундин была бледной. Но даже с этой бледностью Эмили заметила, как побелело лицо темноволосой.
– Не говори ему, – взмолилась та. – Ты же понимаешь, я просто болтала. Я же всегда так, мелю языком, как лягушка. Даже сама не понимаю, что несу. Вот даже сейчас. Вообще не понимаю, я тины переела, она в голову ударила. Не говори ему…
Ундина явно испугалась. Тот, кому принадлежит это подводное место имеет над ними власть.
И ему зачем-то понадобилась она, Эмили.
Чрез какое-то время бесконечный коридор разветвился, ундины проволокли ее в самый левый проход и рывком поставили на ноги. Ее качнуло, но Эмили смогла удержаться, тем более что крепкие руки все еще сжимали локти.
Перед ними дверь без ручек, непрозрачная, в отличие от стен коридора. Слева на уровне груди висит шар размером с дыню и исходит голубоватым свечением.
– Последи за ней, – приказала белокурая, которая явно главная среди них двоих. – Я дверь открою.
Разомкнув пальцы на локте Эмили, она шагнула вперед, а Эмили подумала, что на коже останутся внушительные синяки.
Ундина коснулась шара, по поверхности прокатились белые волны, и дверь медленно поползла в сторону. Эмили смотрела, как она вылезает с дугой стороны прозрачной стены, оказываясь прямо в воде. От осознания, что между ними и бескрайней толщей лишь тонкая грань, по коже прокатился озноб.
