Марго Арнелл
Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров
Глава 5. Охотники и жертвы
Впереди были зелень и золото. Впереди шелестел лес. Дэмьен ступал по траве тяжелыми шнурованными ботинками, приминая ее к земле, втаптывая ее – изумрудную, шелковую, танцующую с ветром – во влажную от недавнего дождя почву.
Остановился, хмуро огляделся по сторонам. Рука с татуировкой змеи, чья голова доходила до фаланги среднего пальца, опустилась в карман кожаной куртки и выудила на свет порядком потрепанную спектрографию. На ней была изображена девушка с узким лицом, серыми глазами и копной темно-рыжих волос. Кивнув собственным мыслям, Дэмьен убрал спектрографию обратно.
Ускорил шаг, будто намереваясь успеть к началу никем не назначенной встречи. Что же… Для нее визит Дэмьена точно станет сюрпризом.
К реке он вышел нескоро. Соткал бы временной портал – в лесной глуши следить за соблюдением законов все равно некому, – если бы знал конечную точку пути. А потому был вынужден передвигаться пешком, от чего большинство городских с их порталами, наверное, успело уже отвыкнуть.
Безымянная речушка несла чистые, холодные воды к горам, виднеющимся на горизонте. На берегу на коленях сидела женщина в зеленом платье и что-то полоскала. Дэмьен шагнул было к ней, желая удостовериться, что она – не та, кто ему нужен, и вдруг заметил тянущийся вниз по течению алый след.
Вещи, которые стирала женщина, оказались окровавлены. Значит, перед ним не кто иная как Бенни-прачка.
«Маленькая прачка с брода» в дальних горных речушках стирала одежды тех, кому в скором времени предстояло умереть.
«Не моя ли это одежда?» – с отстраненным любопытством подумал Дэмьен.
Но нет. Прищурившись и прикрыв глаза от солнца ладонью, он рассмотрел длинное платье в руках Бенни-прачки. Зеленое, как и ее собственное, но, пожалуй, посветлей. Дэмьен нахмурился. Что-то неправильное было в происходящем, что-то царапало сознание, но что именно, понять он не мог.
Поговаривали, если встать между ней и водой, Бенни-прачка исполнит три желания. Только не все так просто. В качестве платы она задаст три самых сокровенных вопроса, на которые ничего, кроме правды, отвечать нельзя. В противном случае отхлещет мокрым бельем – и на ноги больше не поднимешься. А откровенничать с незнакомцами Дэмьен не привык. Да и то, чего он на самом деле хотел…
Нет, дать ему этого не под силу даже фэйри.
Он оставил Бенни-прачку с ее странной рутиной и вскоре набрел на дом, стоящий поодаль от реки. Вошел, не постучавшись. Тут пахло затхлостью, сыростью… и безнадегой. Обстановка скудная, если не сказать бедная. На столе – краюха хлеба и сваленная в кучу грязная посуда с прикипевшей намертво к стенкам кашей.
Та, которой он решил нанести визит, подобного не ела. Пленники? Не исключено.
Дэмьен потянул на себя деревянную дверь, явно ведущую в подполье. Слава Дану, та отворилась почти бесшумно. Ступая по-кошачьи мягко, контролируя каждый шаг, он спустился в подвал.
Она стояла там, в светло-зеленом платье, очень похожем на то, что полоскала в реке Бенни-прачка. Если присмотреться, можно было заметить – один рукав у нее пустой.
Хитрая тварь.
Бист Вилах, уроженцы горной Шотландии, известны тем, что колдовской силы для аниморфизма[8] у них меньше, чем у истинных анимагов или других оборотней древней крови. Потому в попытках принять искусственную личину полностью перевоплотиться в человека они не могут и часто оборачиваются в калек. Сидит себе одноногий бедолага где-нибудь в Ямах или на окраине горной деревушки у себя на родине, просит подаяние. Подойдешь – и глазом моргнуть не успеешь, как перед тобой вырастает уродливый монстр. И вот уже его зубы, нечеловечески острые, в твоей шее, а на твои ботинки капает твоя же алая кровь.
По информации, которой владел Дэмьен, эта Бист Вилах долгое время жила среди людей. Ей приходилось притворяться глухонемой – подобные ей чудовища выучиться человеческому языку неспособны. Люди жалели юную бедняжку, лишенную ноги. А она… наблюдала.
Бист Вилах чем-то привлекала простая человеческая жизнь, что была куда лучше одинокого существования в обличье монстра. Но в какой-то момент тварь, вероятно, поняла, что жизнь одноногой калеки так же печальна и ограничена. И тогда в городке на севере Шотландии появилась молоденькая глухонемая дикарка, прячущая за длинным рукавом отсутствующую руку. Как твари удалось взять под контроль собственную трансформацию, невдомек даже Трибуналу.
Одно известно наверняка: эта Бист Вилах – неординарный представитель своего вида.
Впрочем, монстр сколько угодно может притворяться человеком, но свою чудовищную, животную натуру полностью подавить не сможет никогда. Потому спустя несколько месяцев в городке по ночам начали пропадать люди. Тела находили в горах полностью обескровленными.
Бист Вилах оказалась достаточно сообразительна, чтобы понять – оставаться на одном месте чревато последствиями. Меняла города как перчатки, оставляя за собой след из жертв, из которых высасывала кровь до последней капли. Пока не перебралась в Ирландию, заметая следы.
Впрочем, бежать она могла хоть на край света. Дэмьен и там бы ее нашел.
Бист Вилах не чувствовала его присутствия, не слышала его шагов. Стояла к нему спиной, тяжело и шумно дыша.
– М-моя, – то ли проревело, то ли прорычало чудовище.
Дэмьен изумленно покачал головой. Какая же упорная тварь…
При виде столь близкой угрозы в кровь словно впрыснули адреналин. В венах зажегся огонь, окрашивая глаза в алый. В моменты закипающей внутри ярости казалось, что ничего невозможного для него нет. Что кожа – обычная, уязвимая, человеческая кожа, которую так легко прошить насквозь – покрывалась драконьей чешуей. Что хрупкие кости, утолщаясь, становились крепче слоновьих бивней, а зубы заострялись и удлинялись, словно он был проклятым вервольфом.
Но нет, внешне Дэмьен не менялся. Даже жаль. Просто сила, переполнявшая его, нашептывала: «Ты можешь все». Она же настойчиво требовала принести Ристерду голову твари, убившей не меньше дюжины человек.
Увы, Дэмьену приказано доставить ее живой.
Как бы то ни было, у Бист Вилах против него не было ни единого шанса. Она быстро поняла это, когда разъяренный берсерк трижды впечатал ее в стену. Тварь перевоплотилась, наконец показав свою истинную суть. Будь Дэмьен обычным человеком, та бы заставила его содрогнуться.
Привлекательная однорукая девушка обернулась горбатым, покрытым серой шерстью монстром. Чудовище зарычало, обнажая клыки, – на сей раз уже без глупой попытки притвориться человеком и говорить с ним на одном языке.
Дэмьен бросился на него.
Сцепившись, они катались по полу. Дэмьену пришлось постоянно уворачиваться от клыков, которые норовили впиться ему в шею и перекусить артерию… чтобы полакомиться ее содержимым. Наконец ему удалось сбросить с себя Бист Вилах. Схватив что-то железное – им оказалась сброшенная на пол ложка, – Дэмьен вонзил ее твари в глаз. Смертельной рана не станет, но бой затруднит.
С оглушительным воем Бист Вилах заметалась по подвалу. Поняв, сколь несговорчивый противник ей попался, она… бросилась бежать. Такое поведение ее роду несвойственно – жажда крови в них обычно затмевает инстинкт самосохранения.
Дэмьен бросился следом и уже достиг двери, когда до него донесся тихий стон:
– Прошу… помогите.
Он резко развернулся. В дальнем углу, привалившись к стене, в перепачканном кровью платье сидела пленница, которую Бист Вилах собственнически окрестила «моя». На первый взгляд – примерно его ровесница. Вероятно, тварь сделала вывод из прошлых преследований и стала куда осторожнее, чем прежде. Она больше не убивала, когда ее одолевала жажда, а держала пленников, чтобы неторопливо ими насыщаться.
– Прости. Я должен ее задержать.
– Нет, нет!
– Я вернусь, – заверил Дэмьен. – Но сперва поймаю эту тварь.
– Не уходи! – всхлипнула пленница, протягивая к нему тонкую руку.
Дэмьен в отчаянии взглянул в сторону двери. Если он упустит Бист Вилах, Ристерд будет в бешенстве. Пусть и не берсерк, но он страшен в гневе. И если Дэмьен собирался стать лучшим из ловчих, особенно важно справиться там, где провалились остальные. Плевать, что ему всего семнадцать, и никто не принимает его всерьез.
Стиснув зубы, Дэмьен ринулся к выходу из подвала.
Весь во власти сверхъестественной, нечеловеческой ярости, он несся вперед, казалось, обгоняя сам ветер. Деревья по обе стороны сливались в изумрудную полосу. В разгаре погони мозг прострелила мысль. Платье… которое стирала Бенни-прачка…
Светло-зеленое, как и то, что было на незнакомке.
Дэмьен застыл посреди леса. Развернувшись, помчался назад. Бежал, пока тренированные легкие не стали гореть, а мускулистые икры не заныли от почти невыносимой нагрузки. Лес никак не желал выводить его к дому, а когда это наконец произошло…
Там, где несколько минут назад находилась лачуга Бист Вилах, затаилась тьма. Целый кусок реальности попросту вырезали, оставив на его месте чернеющую дыру.
– Что за демонщина? – недоуменно пробормотал Дэмьен.
А тьма, заслоняя собой даже солнце, пожирала одно дерево за другим. Чернильная и пугающая, подбиралась все ближе. Развернувшись, Дэмьен рванул вперед, но бежать оказалось некуда. Тьма была всюду.
Стирая окружающее пространство, она открывала что-то в нем самом. Как Бенни-прачка, что задавала вопросы, ответы на которые порой утаиваешь и от самого себя. Заглядывала в душу, ковырялась там окровавленными пальцами…
«Мэйв. Это была Мэйв».
Оглушенный осознанием, Дэмьен рухнул на колени. Как он мог ее оставить? И даже не попытаться ее спасти? Мэйв мертва, мертва из-за него. Но разве… разве так должно быть?
Тьма была уже здесь. Короткое сдавленное рыдание, жалкий человеческий всхлип, и она поглотила Дэмьена.
Темно.
Так темно…
Глава 6. Колдун ночи
Чтобы спокойно бродить по Верхнему городу, Морриган пришлось прибегнуть к помощи иллюзии разрешенной первой ступени и пограничной третьей, предварительно удостоверившись, что ищеек Трибунала поблизости нет. Сегодня ей хотелось быть кем угодно, только не самой собой. Наверное, именно поэтому она неосознанно выбрала образ, столь далекий от ее собственного. Жемчужный блонд, как у Клио, нежные черты лица и отсутствие излюбленной алой помады.
Минуя портал-зеркала, в паб она входила, чувствуя себя почти невидимкой. Нет, она по-прежнему притягивала мужские взгляды – и уверенность в себе, и соблазнительная походка остались при ней. Однако в девушке, перешагнувшей порог паба, непросто было узнать Морриган Блэр.
Она отыскала взглядом столик, за которым сидел Файоннбарра – в песочного цвета брюках и белой рубашке.
«Неужели принарядился специально ради меня?»
Морриган опустилась на стул с высокой спинкой. Положила ногу на ногу так, чтобы разрез рубинового платья с открытыми плечами и шнуровкой на спине оголил одну ногу почти до бедра, что от взгляда Файоннбарры не укрылось. А ведь это далеко не все ее козыри…
Она вооружилась самой очаровательной из арсенала своих улыбок. На лице колдуна ночи на мгновение отразилась растерянность. Потом он с удивлением произнес:
– Морриган?
– Может, я просто незнакомка, которой захотелось немного пофлиртовать?
– Такой, как ты – и с таким, как я? – рассмеялся Файоннбарра. – Да и твои повадки не скроешь ни за париком, ни за самой искусной иллюзией.
Откинувшись на спинку стула, колдун ночи внимательнее вгляделся в ее лицо.
– Хорошо выглядишь, но настоящей ты мне нравилась больше.
Сказав это, он, конечно, тут же смутился.
– Я себе тоже, – уверила его Морриган.
– Взять тебе пиво?
– Мне воду. Или сок. Слежу за фигурой.
– Ты ведьма, – со смешком напомнил Файоннбарра. – Ведьма, живущая в Пропасти. Ты можешь наколдовать себе любую внешность.
Морриган сморщила нос, недвусмысленно показывая свое отношение к постоянным иллюзиям. Она предпочитала естественную, природную красоту. И хотела быть уверена в том, что выглядит прекрасно во время боя, когда магический резерв истощен, и на поддержание иллюзии сил уже не остается. Пусть даже если ее прекрасное лицо – последнее, что увидит ее враг.
– Ну, положим, не любую.
– Запрет Агнес на третью и четвертую ступень иллюзии все еще действует? – удивился Файоннбарра.
– Уже не ее запрет, но да.
И регентский совет, стоящий у власти после смерти Агнес Фитцджеральд, и нынешний король Доминик сочли разумным запретить рядовым жителям кардинально менять внешность. Полуночная стража наказывала тех, кто применял чары выше второй ступени без особого разрешения.
Вряд ли Доминик чувствовал угрозу со стороны отступников, прячущихся под чужой, искусственной личиной. Впрочем, может ли по-настоящему опасаться чего-то тот, кто планирует умереть? Как сказала Бадб, Доминик не боялся смерти, а жаждал ее. Однако такой человек, как Доминик, не мог позволить кому-то обвести себя вокруг пальца. Ни во времена, когда был простым лордом Высокого Дома, ни тем более сейчас, когда заполучил титул короля.
Они заказали напитки, и потекла беседа, которую еще вчера Морриган бы назвала зря потраченным временем. Ведь она теперь не только ведьма, но и королевская советница – и защитница в одном флаконе. У нее ведь столько дел…
Однако сегодня ни к чему не обязывающий разговор с едва знакомым ей человеком стал отдушиной. Морриган смеялась – искренне, задорно, удивляясь самой себе. И в какой-то момент поняла, что с Дэмьеном подобной непринужденности не ощущала никогда. Между ними всегда все было чересчур… сложно. Целая паутина из недоверия и недомолвок. Американские горки эмоций – от неприязни и ледяного равнодушия до обжигающей страсти и обратно. А с Файоннбаррой… С ним легко.
Даже не верится, что в первую встречу он показался ей занудой и ворчуном. Лишь позже, когда ноктурнист помогал Дому О'Флаэрти, Морриган разглядела в нем что-то любопытное и… интригующее.
– Ты задолжал мне ответ на один вопрос, – напомнила она. – Почему ты, колдун хаоса, однажды решил стать колдуном ночи?
Вопрос не из фальшивой вежливости. Морриган и впрямь захотелось узнать Файоннбарру чуть больше. Она не стала спрашивать, почему он вообще когда-то стал колдуном хаоса. Почему обратился к низшей магии – пусть не столь разрушительной и осуждаемой, как кровавая, но…
Какие бы чары ни призывали колдуны и ведьмы, магия дарила им одно и то же. Силу. Власть. Ощущение собственной значимости. Порой иллюзорную, но все же возможность изменить мир… или хотя бы собственную жизнь.
Файоннбарра нахмурился. Наверняка ожидал, что этот вопрос последует, но отвечать не торопился. Грел в ладонях бутылку с пивом, глядя куда-то поверх плеча Морриган.
– В какой-то момент я осознал, что силы, которую я получаю от мира теней, мне… недостаточно. Все то время, что я был колдуном хаоса, я призывал лишь фоморов, едва ли не самых мелких из приспешников короля демонов. Самого Балора – никогда. Ритуалы, что взывают к нему… Они, поверь мне, ужасны. Но сила развращает и побуждает желать лишь большего.
«О, мне об этом можешь не рассказывать».
– Мы были молоды и жаждали новых впечатлений, были голодны до новых знаний и нового, ни с чем не сравнимого опыта. Это было время поиска себя…
– Мы?
Взгляд Файоннбарры потускнел.
– Мы. Я и Элиша. Моя возлюбленная. – Он помолчал. – Я был совсем другим. А еще до ужаса хотел произвести на нее впечатление. Элиша в юности была такой, знаешь ли, классической ведьмой-бунтаркой: подводила густо-черным глаза и носила длинные черные платья.
Морриган усмехнулась – снова звучало очень знакомо.
– Наши свидания – сейчас это дико звучит – проходили на кладбище. Не знаю, насколько это правда, но, как и многие колдуны, мы считали, что Вуаль, разделяющая мир живых и мир мертвых, там особенно тонка. Но обряды, которые мы проводили там, смахивали скорее на забавы с вкраплением толики колдовства. На большее наших умений просто не хватало. Потом Элиша захотела стать полноценной полуночной ведьмой. Она отыскала путь в Пропасть, убедила меня обучаться у лучших колдунов хаоса – она была из богатой семьи, могла себе это позволить.
– Но в конце концов ваши пути разошлись, – догадалась Морриган.
– Куда быстрее, чем мне хотелось бы. Я перерос эту бурную, диковатую юность, а Элиша… она продолжала упиваться силой и грезила о безграничном могуществе. Ее поймали на кладбище, когда она взывала к какому-то из демонов и ради ритуала даже убила бродячего пса. Мы к тому времени уже разошлись. Я разочаровал Элишу, поскольку оказался не готов идти ради нее на край света… если точнее, становиться полноценным колдуном хаоса. Обо всем, что произошло тогда, я узнал из новостей.
Файоннбарра кашлянул, отпил из бутылки, будто оттягивал момент признания.
– Я не знаю точно, что случилось. Не знаю, что заставило ее пойти на такой шаг. Когда трибуны попытались ее арестовать, Элиша вышла из себя и решила, вероятно, применить полученные на практике знания – принести одного из трибунов в жертву Балору. Защитить себя и вместе с тем получить столь желанную силу, которую ни один демон, вскормленный на крови и растерзанной на клочки душе жертвенного животного, дать ей не сможет. Я даже рад, что не знал ее такой.
– Ее убили, верно? – тихо спросила Морриган.
Если действия полуночного колдуна угрожают жизни трибуна или агента Департамента, служители закона вправе устранить угрозу.
Файоннбарра не сумел ответить. Просто кивнул.
– Мне жаль, – искренне сказала Морриган.
– Это было давно. Но… спасибо.
Они помолчали. Морриган кусала губы, Файоннбарра согревал бутылку в ладонях.
– А почему ноктурнизм?
Он слегка улыбнулся.
– Даже оставив магию хаоса, я понял, что хочу быть не простым жителем Ирландии, а колдуном. Как-то раз, стоя на крыльце своего дома, я вглядывался в звездное небо. И подумал, как несправедливо, что магию ночи относят к полуночной – запрещенной, грязной… Извини. Ночь ведь такая красивая… Я слышал легенды о таинственной и прекрасной Госпоже Ночь. Она не богиня, нет, но нечто особенное. В учебниках ее называют «персонификацией ночи», но это слишком сухо. Академично и оторвано от реальности. Когда принимаешь участие в обрядах, то понимаешь, что никакие колдовские заклинания и чары не сравнятся с ритуалами ноктурнистов. Их цель – единение с ночью. С Госпожой Ночь – сверхъестественной частицей мироздания. Что? Почему ты улыбаешься? – Файоннбарра покраснел. – Тараторю, как дурак, несу всякую чушь, да?
– Нет, нет… Ты говоришь так страстно, так… вдохновенно.
Он смущенно рассмеялся.
– В общем, когда я вернулся в дом, решение было принято.
Морриган кивнула, но ее мысли уже утекли в ином направлении – от прошлого Файоннбарры к ее настоящему.
– Скажи мне… – медленно начала она. – Получается, при должном умении ноктурнизм может посоперничать по силе с полуночной магией?
Файоннбарра нахмурился.
– Я бы сказал, они преследуют разные цели.
– Я имею в виду… На что именно способен опытный, умелый ноктурнист? Управлять тенями?
– Да, но это лишь одна из граней.
– А другие?
– Черпать силу в ночи. Не просто управлять тенями, а становиться ими. Это открывает перед колдуном невероятные возможности.
Чем дольше Морриган слушала, тем больше в ней просыпался интерес. Даже… заинтригованность. Она побарабанила пальцами по столу.
– Я хотела бы обучаться ноктурнизму.
Морриган давно не помнила такого, чтобы ее голос звучал столь неуверенно.
Файоннбарра поставил бутылку на стол, не сводя с нее взгляда, хотя вектор его интереса явно изменился.
– Ты, потомственная полуночная ведьма, дочка легендарной Леди Ворон, хочешь изучать рассветную магию?
Морриган приняла оскорбленный вид.
– Я уже изучала ее раньше. Я была охотницей, помнишь?
– Да, но… – Файоннбарра осекся на полуслове, не желая еще больше ее обидеть.
Похоже, львиная доля людей даже не сомневалась, что, будучи охотницей на колдунов-отступников, эту запрещенную магию она и применяла.
– Но зачем?
– Магия ночи может дать мне некоторые преимущества, – уклончиво ответила Морриган. – А я не против тузов в рукаве.
Файоннбарра покачал головой.
– Морриган, к ноктурнизму нельзя относиться легкомысленно. – В его голосе почудилась нотка упрека.
«А вот и возвращение ворчуна и зануды», – с мысленным вздохом подумала она.
– Ноктурнизм – не просто ветвь белой магии, а образ жизни.
– Который диктует не спать по ночам, а заниматься ритуалами? – фыркнула Морриган, и по лицу ноктурниста поняла, что выбрала неверную тактику.
– Ночными практиками, – поправил Файоннбарра. – И причем делать это постоянно.
– Иначе что? Госпожа Ночь проклянет меня? – скептически спросила Морриган.
Ее вопрос позабавил ноктурниста.
– Магия ночи перестанет тебе подчиняться.
– Значит…
Файоннбарра вскинул палец.
– Говоря «тебе», я имел в виду колдуна-ноктурниста. Прости, Морриган, но я не могу тебя обучать.
– Поняла. Ты из того типа колдунов, что отчаянно защищают школу магии, к которой принадлежат.
– Ты считаешь это странным? А я со своими повадками сторожевого пса кажусь тебе смешным и наивным.
«Какая проницательность».
Поразмыслив, Морриган сказала:
– На самом деле, похвально, что ты так предан магии ночи и с таким рвением готов ее защищать.
– Не могу понять, это комплимент или очередная порция ехидства?
– Давай сойдемся на том, что я не умею делать комплименты, – обезоруживающе улыбнулась Морриган. – Но смею тебя заверить: это мой единственный недостаток.
Файоннбарра рассмеялся. Вежливость, такт и явное желание вызвать ее симпатию не позволяли ему возразить. А ведь в качестве недостатков Морриган он с чистой совестью мог назвать хотя бы непостоянство, которым она, бывшая полуночная ведьма, ставшая охотницей и рассветной ведьмой, а затем вновь полуночной, успела прославиться. Или импульсивность, о которой осведомлены все, кто хоть немного знал Морриган.
А если учесть, что Файоннбарра как-то расспрашивал о ней Дэмьена… Страшно представить, что тот мог ему рассказать.
Неожиданно в памяти всплыли слова берсерка, сказанные у монастыря, казалось, целую вечность назад. Морриган пыталась убедить Сиршу, тогда еще незнакомку в маске обезличенной, разорвать веретническую связь Клио с демоном. Дэмьен говорил о том, что завоевать чужое доверие несложно. Морриган только нужно забыть «об образе дерзкой и независимой охотницы за головами и полуночной ведьмы, готовой в любой момент испепелить весь мир».
Пусть они с Файоннбаррой знакомы совсем недолго, Морриган успела понять, что он ценил искренность и прямоту. Чистые помыслы, ясные мотивы.
И если с прямотой у нее полный порядок, то с искренностью – не совсем. Ведь последняя часто подразумевала согласие впустить кого-то чужого в свою душу.
– Все дело в полуночной силе. – Морриган с усмешкой покачала головой. – Впрочем, как и всегда… С самого моего рождения. Знаешь, иногда я думаю: почему наши с Клио судьбы так не похожи? И нет, я не про то, что происходит сейчас, хоть это показательно. Она стала сноходицей, рассветной ведьмой. Я же как проклятый флюгер…
Морриган резко выдохнула и прикрыла глаза. Лишь на мгновение, но его хватило, чтобы взять себя в руки.
– У нас были одинаковые условия. Обе – потомственные полуночные ведьмы. Обе – дочери легендарной Бадб. Так почему наши пути разошлись еще в детстве? Да, полуночный дар Клио всегда был слабей, но только недавно я задумалась: что, если все это время его подавлял неинициированный, спящий рассветный? Дар сноходчества?
– Тебя беспокоит то, что твоя сестра с рождения была рассветной ведьмой, тогда как ты – полуночной? Она была светом, а ты тьмой?
Файоннбарра улыбнулся, словно говоря: «Да брось».
– Во мне есть эта темнота, – настойчиво сказала Морриган. – Не только пресловутая жажда силы, что-то иное, что-то… темное. Желание, может, не властвовать, но главенствовать, побеждать, навязывать другим то, что я считаю правильным. Желание всегда и во всем быть первой. Быть сильнее – если не собственной матери, которой я проигрываю снова и снова, – то хотя бы всех остальных.
– Тьма есть в каждом из нас. Но мы можем бороться с ней, а можем своими действиями питать ее, давать ей силу.
– Что я и делаю, раз за разом обращаясь к полуночной магии. И каждый раз остановиться все сложней. Каждый раз соблазн прибегнуть к ней снова все больше. – Она вздохнула. – Сила – тот еще наркотик.
– Знаю, Морриган. Очень хорошо это знаю.
Взгляд Файоннбарры посерьезнел, будто обратившись вглубь него самого. Она поняла, что время светской беседы прошло. Так и оказалось.
– Выходит, ты хочешь использовать ноктурнизм как средство ослабить тягу к полуночной магии.
В его устах звучало как-то… мелко. Недостойно.
Морриган могла бы завернуть свои слова в красивую яркую фольгу, в пеструю привлекательную обертку, но что-то во взгляде Файоннбарры – том, что был обращен на нее саму, в ее глаза, а не на обнаженную гладкую кожу – побудило сказать правду. Простую, безыскусную и горькую на вкус.
– Я боюсь бесповоротно измениться. Стать ведьмой, которая, не видя границ, причиняет боль другим во имя своих собственных целей. Стать могущественной, но где-то в глубине души вечно одинокой.
В еще одной причине она не могла признаться даже самой себе, не говоря уже о Файоннбарре. Сказанного достаточно.
– Ты хотела бы иметь семью?
– Не знаю. – Морриган чуть нервно дернула плечом. – Однажды – возможно.
– Я думал, ты не из таких… – Файоннбарра закашлялся под ее взглядом. – Я имею в виду… Я знаю многих ведьм, которые не спешат заводить потомство, чтобы не расплескать свою силу. Среди них есть и немало рассветных.
– В детстве я думала, что буду одной из таких ведьм, – призналась Морриган. – Помню, даже смотрела на Бадб и искренне недоумевала, зачем она нас родила. Не то чтобы я была против…
Однако соблазн Леди Ворон навеки остаться бездетной наверняка был велик. Соблазн не отдавать ни крохи своего дара детям, оставаться вечно молодой, красивой и могущественной. То, что Бадб все же решилась на этот шаг и родила даже не одну, а двух дочерей, разделив с ними свою силу, примиряло Морриган со всеми ее недостатками.
Во всяком случае, с теми, что не касались убийств и невинных жертв.
На губах Файоннбарры заиграла странная улыбка, объяснения которой Морриган не нашла. Колдун ночи помолчал, время от времени рассеянно встряхивая бутылку.
– Та темнота, о которой ты говорила… Иногда мне кажется, что ноктурнизм существует для тех, кто уже расколот. В ком уже есть брешь, а в ней – тьма.
Его слова отчего-то заставили Морриган затаить дыхание.
– Почему?
Файоннбарра улыбнулся, сфокусировав на ней взгляд.
– Думаю, со временем ты сама поймешь это. Но ты должна знать: сила ноктурнизма особая. Ночь служит колдуну источником энергии, но прежде – познания. В ночных ритуалах он черпает в первую очередь не колдовскую силу, а способ постичь самого себя.
Морриган нахмурилась, пытаясь поймать ускользающий от нее смысл.
– Ты говоришь о… м-м-м… духовных практиках? Медитациях, самопознании и прочей… – Она едва не сказала «ерунде», но вовремя прикусила язык. – И всем таком прочем?
– Верно. Ты будешь черпать силу не в ночи, не в темноте за окнами. Прежде всего – в самой себе.
Морриган снова порабанила по столешнице. Медитация никогда ей не давалась – минутами сидеть погруженной в собственный разум было выше ее сил. А все эти разговоры о духовном развитии нагоняли на нее тоску.
Будто уловив перемену в настроении Морриган, Файоннбарра с улыбкой произнес:
– Когда распробуешь силу Госпожи Ночь, поймешь, что многие ведьмы напрасно ее недооценивают. Возможность сливаться с тенями, быть незаметной что для мнимых друзей, что для настоящих врагов, становиться сильнее ночами, когда полуночные колдуны творят самые опасные и могущественные ритуалы…
– Значит, ты берешь меня в ученицы? – осторожно спросила Морриган.
Неужели ее откровенность заставила Файоннбарру передумать?
– Давай попробуем.
– Я тебя не разочарую, – вкрадчивым голоском сказала она.
«Если я кого и способна разочаровать, так только собственную мать».
– Но ты должна помнить: твой дух должен быть силен, а ты сама должна быть готова постоянно, регулярно уделять время тому, чтобы постигать и совершенствовать колдовское искусство, – наставительно произнес Файоннбарра.
«Да уж, постоянство – мой конек», – со смешком подумала Морриган.
Однако в Пропасть она возвращалась повеселевшая и вернувшая себе былую решимость. Перед тем, как уснуть, долго и задумчиво смотрела сквозь окно в ночь. Возможно, глупое желание отомстить обернулось для нее чем-то большим.
Эта возможность управлять тенями упорно ее манила… Быть может, весь соблазн в иллюзии, что она, Морриган Блэр, сможет подчинить себе тьму?
