Маргарита Зирен
Любовь по имени Тала
Хочу поведать я вам сказку о ратной
Доблести и долге. Сорвёт в ней честь со злобы маску,
От лжи бывая не в восторге. Любовь в ней вновь восторжествует.
Но как опасен путь героя! Ведь тёмный трон, он не пустует. И дабы властью Насладится, на место прежнего изгоя всегда иной воссесть стремится. Но Коль безбрежен зла поток, то будет вечной и война. Но, как всегда, и Непременно. Того лишь славы ждет венок, в ком добродетель
Всем видна, в ком гнев бушует потому, что есть в нём
Милости безмерно. Итак, про свет узнайте, тьму,
Войдя в глубины тех веков, где мой
Герой судил врагов.
ЧАСТЬ I
I
В пещере гранитной у синего моря
Дитя выживала, смиренно не споря, частенько от
Гнёта страдая немало. Терпела муки от невзгод, любви не ведая
Участья. Всё оттого, что не для счастья её похитил злобный род. И лишь Одной вещице Тала могла обиды доверять. Видать, она подозревала, что «Оберег» дала ей мать. И этот странный медальон безмерно
Девочка ценила. И зло отнять бы не забыло,
Но драгоценным не был он.
Но тайну мне открыть пора. Искала тех
Среди народа сила вечная добра, в ком ей люба
Была б порода, сопротивляться дабы Мраку. И от террора
Духа зла преградным ставя их щитом, учила мудрость без числа
Уметь отбить его атаку их добродетельным умом. И часто Свет
К ней приходил, и дух любви в счастливом сне ведя
По сказочной стране, свои ей истины дарил.
Но зная разницу в мирах, ей
Пробуждаться не хотелось, хотелось ей
Остаться в снах. Но видя разума не зрелость, наоборот
Жалела их, проводивших дни над кладом, вещей прекрасных иль
Смешных не замечавших с собой рядом. Ни песнь соловушки в лесу, ни Дивной бабочки красу, ни цветов по склону гор не замечали жизни
Этой. Иного не было пути, всегда заря была приметой начать
Безумствуя им спор. Предлог не трудно же найти,
Дабы вражды воздвигнуть стену.
Из года в год такую сцену наблюдала
Грустно Тала. И сколько ж раз она пыталась, остановить
Поток скандала! Притом растерянность читалась в глазах испуганных
Дитя. Ведь, обожая всю себя, гордилась жуткой бородой семейства буйного Мамаша. Как и гнома за спиной свисали косы, точно также. Не опознать
В борьбе бойцов. К тому же в шкурах были оба. Как-будто братьев
Близнецов родила одна утроба. И от взаимных тумаков,
Потаскав за космы в волю, затем рыдали, виня
Долю, был ритуал у них таков.
Затем забота их гнала часок другой
Трудиться. А возвратившись, мать звала детишек
Камешком гордиться. И с любовью самородок в огромном спрячут
Сундуке. Но ждал сюрприз еще погодок -дары душистые в мешке.
В корзины сложит быстро Тала овощей и фруктов гору. О чём
Задумываться стала. Вошла ведь детка уже в пору
И понимала, что не с неба упали
Свежие продукты.
Тала
–И, где бы взяли они хлеба? Ну разве можно за минуты
Испечь его? И как могли за срок не долгий отыскать
Не только камешек в пыли?
Когда ж обедать звала мать, детей -семь
Маленьких существ, то Тала ждала в стороне. Терпеть
С собой таких соседств в застольной утренней возне был не намерен
Гордый гном. А значит крошки со стола всегда ребёнок
Ел, потом и тем малышка и жила.
II
Ну всё хозяйство на ней было: стирала,
Шила, печь топила, то бежала мыть посуду. И так, весь день
Дитя в заботах. И как рада, словно чуду, затишью сонному в тех гротах.
Но как-то летом, в час такой, она по берегу морскому брела с
Поникшей головой, ища ответы на вопрос совсем
По-детски, по-простому.
Тала
–Кто же я? И здесь зачем? И кто б меня сюда занёс? Ведь
Я другая сразу всем. И даже выше взрослых гномов.
Так она дошла до скал, где было
Множество отколов. Где сыновей Большой
Гарал предупреждал когда-то грозно:« К камнепаду
Не ходить. Отнестись к словам серьёзно,
Может камень погубить».
Но послушно идя прочь, вдруг
Услышала дитя в голове призыв помочь: «Помоги,
Прошу тебя!» Треск и свист над морем взвился из-за камня
Валуна. И вглядевшись в даль она, видит как пленённый бился зверь
Какой-то голубой. «Потерпи, дружок, я мигом!» – огласилось море криком. И Помчалась в грот стрелой, задыхаясь, за ножом. Себя глупышка утешала:
«Обойдётся всё потом». Но бесспорно знала Тала, что нарушить
Ей придётся, за что гнев её найдет, когда гном из сна
Вернётся для излюбленных забот.
Но открыла смело Тала врата
Бесценные свободы. И в сети пленника
Не стало. И отрок матушки природы спасся сам,
И вся рыбёшка простилась лихо с западнёй. Когда ж на
Берег вышла крошка, только думушкой одной была занята
Головка:«Не поможет мне спастись никакая здесь уловка.
Иди, Тала, повинись. Может чудо совершится?
И поступок твой простится?»
С лохмотьев капала вода,
И побрела она в пещеру, грея в сердце
Своём веру, что везет ей иногда. Шла и думала, что
Скажет: «Меня рыбка же просила. Кто же в бедствии откажет?
Меня? Рыба попросила?» Поражаясь, она встала,
Повернувшись вновь к воде.
Тала
–Может быть уснула Тала? И приснился зверь в беде?
И то правда, не бывает дельфинов бело-голубых.
Но тут же в страхе
Понимает- в одеждах ведь она
Сырых. И зверя вспомнила призыв. Но в смиренье
Не жалела ослушания пробела, важно
То, что он был жив.
Напала с бранью на ребёнка
Хозяйка тёмных обиталищ: «Уже заждалась работёнка!
А ты по брегу всё гуляешь?» Схватила бедную за ручку, но, тут же бросив, Закричала: «А ну, Гарал, задай ей взбучку, но пусть откроется
Сначала. И что там прячет за спиною? И почему
С одежды льёт?»
Склонилась девочка рабою, и услышал
Правду грот. Только в тайне она скрыла зверя жирного,
Большого. Правда б алчного озлила. Сколько ж мяса дармового отпустила
В море Тала! Если б Крета только знала. Но помимо и дельфина найдут Причину без сомненья. В сети брешь, ушла сардина.
Ну чем не повод избиенья?
Лишь на третьи сутки Тала потихоньку
С ложа встала, и шатаясь, вышла к морю. И услышала водица:
«Ну, где они границы горю? Одно осталось мне – страдать. Ведь никому не Заступиться, не видно рядом ни одной души способной сострадать нежно Любящей, родной». Малышка, лежа на песке, совсем отчаявшись,
Рыдала, и различалось в голоске, как мать
С тоскою призывала.
III
Дитя не видела дельфина, заметен
Был он еле-еле. Но видел он, как ей лозина следы
Оставила на теле. И понял он, что в том виновен, из-за него ведь
Гном озлоблен. Всё от шалости беспутной. И тем же способом запретным Ушёл, оставшись не заметным. И ожидая трепки крупной, взял курс
В родимую сторонку. Решив все прямо, без утайки,
Отцу поведать про девчонку.
Над головой кружили чайки,
Над принцем взявшись хохотать, в другой бы раз
Себе на горе. Друзья и братья поиграть звали друга на просторе.
Но пред глазами была «крошка»-человеческий ребёнок. И лишь одна вела его Дорожка, домой стремился дельфинёнок. И приплыв, в огромном гроте,
Какой звался царский замок, Гай нашёл царя в заботе
Средь детишек и их мамок.
Гай
–Тебя приветствует твой раб! Поговорить бы надо, пап.
Твой сын ослушался тебя, прости негодного, отец.
царь
– Когда же было то, дитя, чтоб признавался сам, шельмец?
Значит что-то приключилось? Говори, Гай, что случилось!
Гай
–Я близко к берегу подплыл.
Моментально царь
Вспылил: «Какой пример ты подаёшь?
И учишь младшеньких чему? Ох, и глупым ты растёшь!
Коль обитатели глубин верить слову моему, дождёшься, что не станут.
Уж если мне перечит сын? К отцу доверья в тину канут.
Законом я свой трон упрочил и будешь
Слушаться, и точка!»
Гай
–Я, владыка, не закончил…
Маг проплыл вокруг сыночка, и все в ужасе застыли.
царь
–Ах, ты только начал, Гай? Ну что же, дерзкий, продолжай…
И Гай поведал, как пленили
Сети возле бережка. И, как отрок его спас
Из плетённого мешка. Ну, а дальше пришёл час слушать
Магу и о муках. И узнали в грозных звуках гнев владыки справедливый. Знать напомнил о себе гном коварством знаменитый,
Старый недруг по судьбе.
А быть врагом царю морскому?
Подобно танцу на бочонке. Он пламя к пороху
Взрывному, фитиль зажжённое в сторонке. Но был поступком
Восхищён. И взвесив в детке доброту, возлюбил девчушку он. Но принц,
Зато, огрёб беду за своё же сумасбродство. Уж если дал он проявить души Порочное уродство, гнёт над немощью вершить. Но всё ж, доволен был
Отец за трон теперь он не боялся, коль рос в приемнике
Боец, с чем и сам Листар сражался.
IV
Гном развесил свои сети, скоро ж
Близился прилив. Помогали здесь и дети штопать
Невода разрыв. Не спокойным было море, каждым летом в эту
Пору смерч гуляет всем на горе. Чего ждали, как награды. Посвящая время Сбору принесённому волною, скарбу разному, вещам, похваляясь, что Богаты. Но пускались в пляс порою, так рады были все рабам.
Знать для гномов верх везенья – жертвы
Кораблекрушенья.
И случилось, повезло! Ставя сети гном
С женой, натолкнувшись на весло, рядом чудо увидали.
Обхватив бревно рукой в забытьи лежал малец. И гномы в голос
Закричали: «Неужели наконец к нам удача постучала!» От избытка чувств Своих накормили для начала, да желали снов цветных. Но укрыв
Его не смело, как он спал тревожным сном,
Тала с жалостью смотрела.
Тала
–Натерпелся же мальчишка!
Хоть всё кончилось добром! Коротка хоть
Его стрижка, он такой же, как и я. Значит будем мы друзья.
Как стало там, в душе тепло! Дела не так уж мои
Плохи. И уж кому и повезло? Так это
Мне, смешной дурёхе!
Повзрослела быстро Тала, гнёт
Судьбины испытав, с полуслова понимала. Вещи
Мокрые собрав, отнесла на солнце греться, раскидав их
По камням. Да и к чиненным туфлям
Приложила своё сердце.
Гномы были на охоте, когда
Принц проснулся в гроте. И подумал он
В постели: «Климат здесь не подходящий. Уж лучше ливни
Да метели, чем гиблый этот зной палящий. Чего отец и опасался,
Отпуская в стан врага. Но всё же зря он так боялся,
Здесь же близко берега».
И принц разглядывая грот, их диалог
Припомнил тот: «Ну, что ж, плыви, спасай малютку.
Но смотри, тебя я знаю. Ох, не любят они шутку, острить не надо
В гротах Гаю. Я знал ещё прадеда гнома-Великолепного Сарала. Подох Весёлой смертью дома, коль надоел жене немало. Смех опасен бородатым, Будь же, сын, на ум богатым. Нам разумных убивать запретил законом
Свет. Если только причинять не начнут они нам вред.
Но я ж надеюсь, ты не гномом с песней
Явишься да танцем?»
Гай
–Мальчуганом -оборванцем на бревне с тяжёлым стоном.
Листар
–Как прилив, так день и ночь постовой
За валуном будет рад тебе помочь. Отлучится только
Гном, весть пошли мне о себе. Отвезти могли бы чадо. Но куда? Вопрос
К судьбе. Знать бы, чья она отрада? И вот задание твоё-узнать
О матери её. Жди, бродяга, меня здесь,
Кое-что для дела есть.
Но сын, ослушавшись, поплыл
К сестрёнкам меньшим да братишкам. Коль всех
Он искренне любил и нежным нянькой был малышкам. Всех
Успел поцеловать, да в прятки с ними поиграть,
Когда позвал его Листар.
Листар
–Напомню, сын, что от плодов
Невидим будешь ты для чар любых на свете
Колдунов. Но мысль увидишь наяву, как съешь волшебную
Траву. Своей фантазией богатой ты нужный образ создавай. И хоть жуком, Иль хоть лопатой станешь тут же, милый Гай. Промолви лишь
Обряда слово. Всего-то, вслух скажи «Готово».
Но не сейчас, не средь глубин.
Но лишь владыка развернулся,
Поюморить решил дельфин и жирной сельдью
Обернулся. Но тут же вопль издал глупец, увидя пасть почти
У носа:«Остановись, прошу, отец!» Испуг царя, глаза и поза навеки
В памяти остались, к тому ж шлепков догнала пара. И вновь мамаши Ужасались, когда б сынка настигла кара. И вспоминать он с грустью
Стал, как постоянно огорчал своими шутками царя. И принц
Корил себя не зря, серьёзней надо быть тому,
Уж если эра лет ему.
V
Но утром следующего дня уж
Показал хозяин нрав. К тому ж и вся его
Родня нашла в том повод для забав. Когда бы мать
Позвала есть детей, проснувшихся недавно. И когда б обрёл
Нежданно там принц «за дерзость» эту месть. Коль
От стола его кнутом вдруг отогнал
Взбешённый гном.
И думал Гай, пока сбирала со стола
Объедки Тала:«Одно не плохо, что с травою хищник
Будет разлучён, морской питаясь лишь едою. Но как поднять-то смеет
Он на голодающего руку!? Но хоть безмерна его подлость, благодарю всё ж За науку. Ведь трудно даже описать, как рабской долюшки
Суровость стал тонко я здесь понимать».
А Тала, миски все помыв,
Напевала на песочке не затейливый мотив.
И Гай, присев с ребёнком рядом, просил поведать о себе.
Но огорчен был тем рассказом, сказать-то нечего рабе. Она не знала,
Кто она, и то, что скрыла от неё скалы отвесная стена. Ничего
Она не знала, кроме стирки да посуды.
Гай
–Говорит о плётке, Тала, этот след на нежной коже.
Это их, скажи, причуды?
Тала
–И с тобою будет тоже, коль ослушаться посмеешь.
Гай
–Ты понятий не имеешь, что могу я сделать с ними!
Тала
–Им чинить не надо вред, они станут
Очень злыми. Ты всего лишь ещё мальчик. Сохрани
Себя от бед! Дорогой секретик есть, от них спрятала я ларчик.
За скалой лежит он здесь. В нём ракушки и каменья.
Я всё, всё тебе отдам, только делай повеленья.
Волю дал дельфин слезам, восхищаясь
Её нравом. Сколько ж было красоты! Сколько щедрой
Доброты! В человечке этом слабом. Проститься с самым дорогим ради Жалости к другому может девочка своим. И ответил он со злостью: «Жутью Стану его дому! В горле буду его, костью! За каждый мизерный рубец Ответит их тупой отец. Бываю, детка, я и страшным!»
Она смотрела на дружка, на смешной кураж
Мальчишки. Но не это было важным. Хоть и бравадился
«Мошка». Но не выказывал малышке от всей души так горячо никто,
Никак и никогда в судьбе участие своё. (Лишь младший гномик
Иногда.) И, видя верность его Тала и состраданье
К её бедам, от счастья тоже плакать стала,
Любовь почуя в сердце этом.
VI
Охлаждались в море гномы,
Когда б зной палил нещадный. Ну а Тала,
Из соломы сотворив постель семейке, подметала грот
Прохладный. Помогал ей здесь и Гай, сдвинув
В угол все скамейки.
Гай
–А поведай, где берёт мать пшеничный каравай?
И где гномов огород? А коль едят ещё и мясо,
Где же стойло для скота?
Тала
–Ты зори дождись лишь часа. И откроются
Врата бережённой тайны их. Но что за дверью? Гном скрывает.
И даже сын его не знает тот секретик для двоих.
Таят и камушек блестящий.
Гай
–Что за камушек, сестрёнка?
Тала
–Красотою он разящий, полны цветными сундуки.
Но не ждала беды девчонка,
Месть от Кретиной руки. А та с детьми у входа
В грот, запрещая им орать, зажимая чадам рот, притаилась,
Чтоб узнать разговоры двух людей. И внеслись сынки
За ней, дабы зрелище смотреть, когда
Придралась бы к рыбине.
Крета
–Ох, заждалась тебя плеть! Враг ты, мерзкая, отныне!
Как посмела, заикаться о чужом добре великом?
И в пору было б испугаться,
Но принц на волю вышел с рыком. Знать
Отмщение созрело в голове его шальной. Когда б гном
Лаская тело здесь блаженствовал душой. От воздушных млея ванн,
Вызывая только жалость, хрипя фальшивил ноты, он. Хоть голос отроду
Не дан, куплетом был он увлечён. Не заметив, как подкралась к нему горе,
Да с дубиной. И вдруг «жена» взмахнув разок, да с улыбочкою
Невинной, к его затылку приложилась. И в глазках
Гнома закружилось, и он упал
Лицом в песок.
Не понял он, что было это? Заметил
Лишь, подняв главу, как приплясывая «Крета»,
Хохоча, вошла в скалу. И понесла Гарала ярость на встречу
К взбалмошной жене. Весло с песочка им поднялось, дабы с лихвой
Воздать вдвойне. А Гай? Вбежал вновь мальчуганом, когда детку
Била злюка. Собой закрыл в порыве славном, и боль
Дельфин терпел без звука.
VII
Гарал давненько оплеухой
С ног не сваливал милашку. Не долго думалось
Толстухой. И, на груди порвав рубашку, она бросилась в атаку,
Всех лупя перед собой. И тут же страх погнал ватагу, пространства ж Требовал их бой. Удары сыпали обильно вперемешку с грязной бранью. Но Притомившись вскоре сильно, упрекать вдруг стали рванью, шишкой, Ссадиной, порезом. И спросила Крета тихо: «И с каким же
Интересом мне терпеть такого психа?»
Робко детки все вернулись. И заметив одну
Странность в обвинение отца, дружно все переглянулись.
Ведь изгнав из сердца жалость, мать учила непрестанно здесь болтливого
Юнца. И семейство так решило: «От того он врёт не складно, что
Лучом главу вскружило.» Но стонать вдруг гномы
Стали, когда б муки их терзали.
Крета
–Прекратили все шуметь! Мы болеем, не греметь!
Гай
–А нужна ли к детям строгость,
Дабы слушались они? Ты же видишь, что
Суровость их не делает овечкой. Любовь не видя от
Родни, ожесточилось уж сердечко. Но всё ж науку не забудет
Дитя в стремлении учиться. Вот только зло в нём мать осудит, когда оно
К ней возвратится. И на кого ж тебе пенять? Коль ты пример сынкам своим. Чему же им-то подрожать? Как не поступкам твоим злым. А отомстят
Они жестоко! Поселят голод в твоем брюхе! И будет очень
Одиноко этой немощной старухе!
Крета
–Того не будет никогда! Велю молчать тебе, щенок!
Гай
–Пройдут немалые года, но возвратят тебе должок!
Но Крету речь его задела, из них
Никто ж не возражал. Как-будто Гай в умах читал,
Коль взгляд потупили не смело. И злыдня в ярости поднялась,
Завопела, взяв и плеть: «Так вот, что в жизни мне
Досталось, на груди змею пригреть!»
Гай за ручку дернул Талу, запрещая
Детке видеть, как достанется их жалу. Ну а мести смог
Добиться оттого, что видел лица, когда б смела мать обидеть человеческое Чадо. Сколько ж было в них злорадства! Ну а как пришла«награда»,
То прикрылось братом братство, подставляя под удар спины
Младшеньких братишек. Но предвидя сей кошмар,
Гай увёл собрать дровишек.
Одно не сносно было принцу, напал-то он
«Из-за угла». За эту месть, хоть и крупицу, колола
Совести игла. Не по душе были интриги особе этой благородной.
«В кармане спрятанные фиги», в кругу общения не модной «отвагой»
Были под водой. И он подумал, собирая: «Всего лишь это
Тайный бой, и неизбежен он для Гая.»
VIII
Рано утром, как всегда,
Гномы взрослые поднялись. Знать манили
Их места, где дары уже заждались. Но страдая от побоев,
Свой каждодневный ритуал злоречья низменных помоев лить никто
Из них не стал. Но царившая в них боль, всё ж сыграла свою роль, ввергнув Бдительность в сонливость. Но их рассеянность дельфину стала просто
Фарта милость. Так булыжник отвалив, гном открыл врагу
Святыню, на тайну свет свою пролив.
Из закутка больной Гарал достал
Две шапки невидимки. Затем и ключ жене подал.
Гай видел всё, даже пылинки, в скале тем более карман. Вот
Так в кромешной темноте шаг каждый гномов в суете морской заметил
Атаман. Как дверь открылась от ключа. И как затворена опять.
И слышно было, как ворча, говорила что-то мать.
И он, поднявшись из постели,
Сдвинул камень еле-еле. Дабы сонь не беспокоил
Им творимый в гроте шум. Но тут же бдительность утроил,
Достав из ниши пузырёк. И замер Гай во власти дум когда б, как яркий Уголёк, зловеще зелье замерцало. Но быстро мизерный флакон назад
В тайник был возвращён. Всё от того, что испугала дремавшей
Силой неизвестность. Предмет и тем ещё страшил,
Что сберегался он, как ценность, и принц
Сказать о нём решил.
К воде отправился тропой,
Любуясь утренней красой. На бережке разделся
Гай и вошёл в прохладны воды. Когда б не голод, был бы рай.
Каприз любой ценил природы. Но особенно рассвет выделял он много лет.
И из глубин морских стрелой вылетал на гладь с толпой. И криком,
Стоя на хвосте, приветствовал с друзьями, ещё в небесной
Темноте, ярило с первыми лучами.
IX
Гай доплыл до валуна, где уж
Давно томилась Кети. Ох, и шустра была она!
Коль были буйные ветра лишь соперником «комете».
И на язык была остра, прославившись
Шутницей дерзкой.
Кет
–Да чтоб ты волю променял? Быть должна причина веской.
А не к Крете ль воспылал? И то правда, нет милей.
Гай
–Но их «любовь» еще сильней!
Её я в памяти увековечу за плоть избитую нещадно.
И, как всегда, взаимностью отвечу! Но
Скромен я, отвечу тайно.
И доложив все по порядку Кети,
Ставшей вдруг серьезной. Описал флакон-загадку.
Она ж, прощаясь, в просьбе слезной осторожным быть просила,
Ругая гнома на чём свет. И вскоре скорость уносила
К владыке пламенный привет.
Но только весть унёс гонец,
Как явился белый Тин. О, сколько ж он разбил
Сердец, недосягаемый блондин! И братья радостно обнялись,
Затем и Гай в себя вернулся, затем охотой забавлялись. Когда же голод Улыбнулся, за камень спрятались опять. И Гай поведал все сначала.
И то, что скрыла мрака рать, и то, что душу огорчала
Тайна запертой двери.
Тин
–Да, откроем мы ту дверь! Да, веселей
На мир смотри! Всего лишь мне позволь помочь, задание
Свое доверь. Всё доложу, сходив в разведку,
Как только встретимся мы в ночь.
Гай
–Когда бы я изрезал сетку, глупца
Спасая от капкана! К отцовским, брат, всегда
Заветам я относился как-то странно, когда б не случай
Этим летом. Я вкусной чуть не стал едой. Живу, дышу и говорю
С тобою, благодаря душе одной. Не делай, Тин, моих ошибок, чтоб не Смешить до слёз собою в той западне безмозглых рыбок. Хоть этот остров и Велик, я обходил его не раз. Обычен с моря его лик, обзор бесплоден
Сей для нас. Попасть в глубины островка, помочь мне может
Только птица. Задача вовсе не легка, там запрещённая
Граница. Но может там концы найду от
Талы тянущейся нити?
Тин
–Перемыть за час руду?
Не откажешь гномом в прыти. Однозначно
Кто-то есть в лабиринтах тёмных здесь. Ничего не начинай
Ты без мудрого совета. Умоляю тебя, Гай!
От владыки жди ответа.
X
И вновь став шустрым мальчуганом,
Гай обнял брата на прощанье. На бережке же он песчаном
Одел сухое одеянье. И отправился в пещеру, ждать ответ от господина.
И между делом их манеру задираться наказать. Чинила ж пакости дружина.
(К чему он как-то не привык.) И вызов принял он опять. Коль
Размечталась мелюзга сгубить его за злой язык. И их
Коварная рука занесена была уж с камнем.
Да только Гай о том уж знал,
Раз привлечённый их собраньем, на гноме мухою
Присел. И головой Хромой Сандал по сторонам её вертел. Где
Старший брат сказал не громко: «Знаю я, где Гаю топко.
Мать любого за пропажу с бело сосвету сживёт.
И как я устрою кражу…»
Сандал
–Какой хитро умный ход! И подложим под подушку
Этот дивный изумруд. Ох, исхлещет Крета душку!
Поделом получит плут!
Вспомнил Гай их приговор и, усмехнувшись, он сказал:
«Что ж, посмотрим ещё, вор, кому фарт свой приз отдал.»
Но вскоре гномы уж вернулись
И, как обычно, к месту сбора всей семейкой
Подтянулись. И алмазы без укора мать подняла над собою.
В восхищенье и Гарал, любуясь чистою красою, всё потрогать приставал.
А затем накрыли стол. И все сели наконец есть вкуснейший
Разносол, кроме Талы, да мальчишки.
Но как портил сорванец своей
Гордостью нервишки! «Гай объедкам-то не рад!
И сегодня есть не стал. Ничего, научит глад.» – жене нашёптывал
Гарал. И в остальном он вел себя не сносно, достойно всяких
Нареканий. Отчуждённо жил, бесхозно, примером
Не был он стараний.
XI
Сын Сандал второй по счету, подхалим и пройдоха,
Доносить имел охоту, поощряла ж мать не плохо. На
Берегу играли дети, а он хромал с улыбкой к Крете.
Сандал
–Мама Крета, что мне дашь? Тайну я открою коль?
Крета
–Вновь какая-нибудь блажь? Ну говори уж, в чем там соль.
Сандал
–Камень серый, твой любимчик. Ну тот, который звался
«Дымчик». Взял сегодня у тебя-я.
Крета
–Ох, и примет он науку! Он обидел меня зря! Я сломаю
Ему руку! Кто он, этот негодяй? A-а, я знаю, это Гай.
Сандал
–Нет, не он разбойник ушлый. Тот, кто доступ к ним
Имеет, совершил поступок тухлый.
Крета
–Кто же он, ворюга гадкий!? Кто бесчинствовать здесь смеет?
Сандал
–На измену только падкий первый страж родного клада.
Крета
–Старший сын мой, расточитель? Так зови, пришла расплата!
Да кнут подай, его учитель!
И «сын» в стремленье угодить,
Показал мамаше прыть, вбежав в гранитный
Коридор. Но вышел Гаем на простор. Когда ж собралась вся
Семья, нашли у старшего «дымок». Служила дыбою скамья, и преподал
Гарал урок. Но в оправдание своё вор излагал одно враньё. Но губы вдруг Свои надул, когда б узрел у изголовья врага, который подмигнул, с усмешкой Глядя исподлобья. Прочтя в глазах его злорадство, гном взглотнул обиды Ком и подумал: «Ай да братство! Один остался за бортом! Ни на кого
Надежды нет, кишит предателями свет.» И отомстить решил
Сандалу, врата открывшему скандалу.
XII
Гай частенько помогал Тале слабенькой
В работе. Но, потирая ручки в гроте, смиренье видел
В том Гарал. На самом деле принц жалел силы нежные малышки,
Ярма несносного хотел с шеи снять её, излишки. Но постоянно в тех работах Велось общение, притом, душа бывало Гая в спорах горела мстительным Огнём. Вот только всякое страданье жалела мученица-голь. Обычным
Было состоянье знать в себе чужую боль. Она мучителям своим
Желала блага, только блага. Голодным, раненым, больным
Помогать, жила в ней тяга.
Гай
–Как можешь милость проявлять к врагам достойным осуждений?
Ведь им же совести не знать, не ощущать и угрызений!
Тала
–Хочу я очень в это верить,
Что к ним любовь ещё в пути. Мою к ним
Жалость не измерить, их души жажду я спасти.
Их изменить хочу я, Гай. Тогда б не дикая
Среда, но окружал семью бы рай.
Гай
–И ты на острове года, однако злыдней же не стала.
Тала
–Не знаю, мальчик дорогой, какого монстра съели сало?
Но совсем уж одичали. Другой бы шли они тропой,
Так может счастье повстречали?
Гай
–В таком ты счастлива житье? Полуголодная, в тряпье?
Тала
–Сама с собой живу в ладу, творю добро, что и желаю.
Спокойна совесть и к суду, раз тьму из сердца изгоняю.
Взъерошив волосы свои, подумал он, обняв колени:
«Вот так же жить ради любви и не иметь с врагами трений?
Смог бы я прощать, страдая? Ну уж нет, увольте Гая.»
Гай
–Прощать, советуешь мученье?
Тала
