Говорят, что Новый Год – это время чудес и красивых сказок. Именно когда мягкие хлопья снега медленно опускаются на горячие ладони, можно почувствовать себя абсолютно счастливым, и под бой курантов загадать "то самое желание".
Но в ту волшебную праздничную ночь не всем было до веселья. Аня, с бокалом в руках, села поодаль от шумной компании, и со стороны наблюдала за всеми дурачествами, поздравлениями и традиционными конкурсами. Она никогда не замыкалась в себе, и никто из друзей не мог понять причины столь резкой и непривычной смены настроения. Первые минуты её старались развеселить, но, потерпев фиаско, попытки прекратили.
Когда девушка, опустив голову, вышла из комнаты, Марго, почувствовав неладное, последовала за ней. Они вдвоем оказались на кухне.
– Анют, что случилось? Может всё же поделишься? – предложила Марго.
– Думаешь, станет легче? – Аня уже пыталась иронизировать, значит приходила в себя.
– Не обещаю, но попытаться стоит. Так что с тобой?
– Да что-то не клеится, – Аня не смогла подобрать слов. – Вроде бы всё нормально, но хочется чего-то большего. Каждый год я загадываю одно и то же желание, а оно не сбывается.
Марго закрыла дверь, чтобы шум и музыка не мешали им говорить и села напротив подруги:
– Но ты же знаешь, что только мы сами исполнитель своих желания. Всё в наших руках. Ты справишься.
Аня лишь хмыкнула:
– Ты всегда так говоришь, но посмотри на себя, на свои мечты.
Марго не ожидала такого поворота и немного опешила:
– А что не так с моими мечтами?
– Да разве они исполняются? Хоть на грамм? Это ты остальным можешь врать, но я ведь помню, что ты хотела быть журналистом, а не переводчиком, – Ане было интересно, какую очередную отговорку подруга придумает на этот раз.
– Разве плохо быть переводчиком? – Марго хотелось защититься.
– Переводчиком быть хорошо, а может даже и выгоднее. Но только посмотри в зеркало, загляни в свои глаза. В них нет блеска! Раньше ты была маяком для меня, который светил где-то вдали. И, несмотря на все невзгоды, я знала, что всё будет хорошо. Если идти на свет, то непременно выйдешь к мечте. А теперь? Ни ты, ни я – мы не знаем куда идти. Отказаться от мечты проще всего, но мне кажется, мы достойны большего.
– Анют, я верю в тебя, у тебя все получится, – твердо заявила Марго.
– Как ты можешь верить в меня, если даже в себя ты больше не веришь?
Подруги замолчали. Аня попала в точку, в самое яблочко. Марго давно опустила руки, и забросила все свои надежды и мечты. Не поступив в своё время на журфак, она как Карлсон, обещала вернуться. Но вот уже два года пропеллер лежал и пылился, все статьи и рассказы были написаны в стол. Перевод ей давался без особых усилий, но здесь не было желания быть первой, поэтому работы её были посредственны. И жизнь, в которой ранее она видела смысл, поблекла как выцветшая на солнце фотография. Марго понимала, что никаким фотошопом здесь не отделаться, и надо что-то менять.
И тут Аня нанесла ещё один удар:
– Спорим, ты даже в нашу газету не сможешь устроиться. И не потому, что ты плохо пишешь, а потому что ты боишься!
Как лучшие подруги, они знали все больные места друг друга. И вот они уже пожимают руки. Из-за своей вредной привычки поддаваться на провокации, Марго часто влипала в неприятные ситуации, но её это никогда не останавливало.
– На что спорим? – Марго уже хитро прищурилась. – Тортом или суши ты не отделаешься. Тут надо что-то посерьезнее, раз уж мы на мечты спорим.
– Хорошо. Если ты проиграешь, то пройдёшь по городу голой. А я…
– Эй! – Марго перебила подругу. – Это слишком пошло, да и слишком банально.
– Ммм, тогда… – Аня призадумалась, – Если ты не сможешь, то перекрасишься в блондинку!
Марго посмотрела на свои длинные рыжие волосы и представила, какой ужас её ждет в случае проигрыша. Но она привыкла идти до конца, пришлось согласиться.
– Хорошо, тогда если я выиграю, ты отнесешь свои работы на конкурс художников в марте.
– Получается времени у нас всего два месяца?! – Аня не ожидала, что всё произойдёт так скоро.
– Подруга, ты трусишь? – Марго уже включилась в игру.
– Я? Ещё чего! – Аня фыркнула, это означало лишь то, что она вообще ничего не боится. – Но нам нужны свидетели, иначе завтра мы забудем всё это как страшный сон.
– Двадцать человек, я думаю, в самый раз, – улыбнулась Марго.
Девушки пожали руки и вернулись к друзьям.
Правильно говорят, что первого января не существует. Есть только тридцать первое декабря и утро второго числа.
Марго разбудил телефонный звонок.
– Ну что? Уже написала статьи? – голос Аньки звучал бодро.
– Статьи? Какие статьи? – Марго ещё не проснулась, и не могла понять, что от неё хочет подруга.
– Милая моя, неужели амнезия в таком раннем возрасте? – смеялась Анька. – А если ты просто решила увильнуть от спора, то помни, у нас целых двадцать свидетелей.
Марго окончательно проснулась, и функция «вспомнить всё» сработала моментально. Голова заболела сильнее. Сейчас девушке хотелось повернуть время вспять и не подписываться под своими словами. Но теперь слишком поздно. А вот возможность лишиться шикарного цвета волос, которому так все завидовали, могла осуществиться в самое ближайшее время.
– И что теперь делать? – этот вопрос Марго задала скорее себе самой.
– Как что? Писать бессмертные творения, или запастись перекисью, – Анька кажется, совсем не переживала насчёт спора и блистала остроумием.
– Досмеешься у меня! Иди рисуй новые картины, ты же не хочешь выставить на конкурс работу трехлетней давности? – съязвила Марго в ответ.
– Я не рисовала всего лишь два года, а не три, – грустно возразила Анька. – Да и гуашь уже вся засохла.
У Аньки, как и у Марго была своя голубая мечта. С самого детства она хотела стать художником. И у неё ведь действительно получалось. Но всё портила её неуверенность в себе. Даже окончив художественную школу с отличием, обычную с золотой медалью, она всё равно боялась, что её не оценят. Девушка так сильно боялась критики своего творчества, что пошла учиться вместе с подругой на переводчика, за компанию. Она хорошо знала грамматику, все тонкости, но перевести так, чтобы читалось легко у Аньки не получалось. Поэтому они всё делали вместе с Марго. Аня быстро переводила на русский, а Марго из слов как из бусинок плела складный литературный перевод, да ещё и сразу в двух вариантах. В итоге обе получали заветные пятёрки.
Анька, на скучных лекциях, рисовала эскизы, а Марго писала стихи. На курсе подруги были одними из лучших студенток, но обе желали другой жизни. Они ходили на выставки, и Анька представляла, как увидит свою картину в каком-нибудь из этих многочисленных музеев. Но страх сковывал, и она боялась сделать шаг навстречу мечте.
Каждый год в их городе проходил конкурс молодых художников. Именно здесь юные таланты могли проявить себя, показать свои работы. Раз в год Анька рисовала изумительно красивые картины, но в последний момент всегда находила причину не отнести их туда.
Марго писала короткие рассказы и стихи о любви. Все друзья знали о её увлечении и постоянно спрашивали, когда же уже выйдет книга. Девушка откладывала всё на потом, ссылаясь то на отсутствие времени, то музы. На самом же деле она боялась сделать что-то не то: все ждали от неё чего-то трогательного, тонкого, душевного. Рискнуть было труднее, чем постоянно зарывать свой талант и тратить время зря.
Но этот спор всё менял. Он давал им право на ошибку. Пришла пора действовать.
Весь день Марго придумывала себе занятия. Оно была готова сделать всё, что угодно, лишь бы не садиться за компьютер. Увы, сессию они закрыли заочно, и теперь впереди было почти полтора месяца долгожданных каникул.
Но прокрастинация прилипчивая зараза и просто так не сдаётся. Раз учить было нечего, Марго начала с того, что идеально прибрала квартиру, потом принялась за готовку. Да, даже ненавистная стряпня сейчас казалась спасением, оттягивающим неприятный момент. Желание проверить почту или просто поболтать в Сети не смогли заставить девушку включить компьютер, она упорно обходила его стороной. Черный экран служил немым укором и покорно ждал своего часа.
К вечеру квартира блестела, и придумать новых неотложных дел больше не получалось, тогда-то Марго наконец-то села писать. Она долго смотрела на чистую страницу, а в голове не было ни одной мысли, ни одной зацепочки. Тогда она решила сделать то, что ей всегда помогало: чёрный кофе с долькой лимона.
Пока Марго с чашкой возвращалась из кухни обратно в комнату, взглянула на себя в зеркало. «А что, может и правда в блондинку? – Подумала она, глядя на отражение. – Ну, уж нет!»
То ли потому, что она рассердилась, то ли муза пришла на запах молотых зерен, но идея родилась. Первое предложение, второе, и вскоре тихий мерный стук клавиш заполнил комнату. Главное было начать!
Марго настолько погрузилась в мир фантазий, что не заметила, как просидела за компьютером всю ночь. Да, она устала, но ей не терпелось рассказать новую историю.
Если бы кто-то спросил её, откуда она берет всех этих персонажей, или сюжет, то Марго вряд ли смогла бы что-то ответить. Она никогда не сочиняла, и не выдумывала, казалось, кто-то диктует, что следует написать в следующий момент.
После пяти кружек кофе была поставлена последняя точка, всё было готово. Рассказ получился немного странный, непривычный, но добрый и искренний, насколько это возможно.
В то пасмурное осеннее утро, Ирен нарисовала на сером небе радугу. Девушка делала это так вдохновенно, что врачи, под неусыпным взором которых она пачкала асфальт, улыбались. Первый раз в их практике сумасшедшая рисовала мелками, замерзшими пальцами, не обращая внимания на моросящий дождь. Хотя для людей, для которых реальный мир стал далеким и чужим, дождь, наверное, так же не имеет никакого значения. Впрочем, как и косые взгляды тех, что постоянно в белых халатах. Одна молоденькая медсестра изрядно продрогла и потянула девушку за рукав.
– Солнышко, может быть, пойдем обратно?
Ирен встала с корточек, отряхнулась. Положила мелки в карман, и молча, не прекословя, пошла обратно в больницу. А потом ещё долго пыталась согреться, не помогал даже горячий кофе.
В то пасмурное осеннее утро, он смотрел, как она рисует. В детстве Антон не понимал этой глупой забавы создавать на земле Солнце, создавать на земле Небо. Ведь казалось, подними голову, и ты увидишь свет. Но сегодня она смогла достучаться до его черствого и насквозь промокшего цинизмом сердца. И Антон понял, что дети разукрашивают серые будни, наполняя их смыслом и цветом. Что, делая неумелую копию светила, они добавляют тепла и даже могут коснуться его рукой. Антон отчетливо осознавал, что не просто так она сегодня полчаса сидела под дождем, не просто так Ирен соединила эти семь волшебных цветов. Он улыбался, и эта радуга казалось ему восьмым чудом света. Ведь это правда чудо, когда тебе дарят любовь.
Много рассказывать про его жизнь не имеет смысла, он – шаблон золотой молодежи. Его родители разбрасывались деньгами, выполняя все прихоти сына. Благодаря именно такому воспитанию, Антон, человек с добрым сердцем, но с ветром в голове, попал в дурную компанию, а после вляпался в очень нехорошую историю. И чтобы спасти милого, но дурного сыночка от тюрьмы и злых дяденек, папа упек Антошку в очень дорогой сумасшедший дом. Именно там он и встретил ее. Девушку с огромными грустными глазами, как ему казалось колдовского зеленого цвета. Позже он узнает, что сюда ее тоже поместили богатые родители, чтобы юная леди не смогла ранить себя.
Сказать, что девушек у Антона было много, значит не сказать ничего. Самоуверенный до неприличия, он часто бахвалился, что может закадрить любую.
В этом унылом месте, Солнышко была единственной симпатичной и более или менее нормальной девушкой (насколько это возможно в сумасшедшем доме). Уже после недели своего пребывания здесь, Антон умудрился поспорить с соседом по палате, парнишкой, который косил от армии, что она будет его. История конечно банальная, если бы не детали. Разве вы слышали, чтобы здравомыслящий человек флиртовал в сумасшедшем доме? Но видимо у Антона тоже были не все дома, и раз уж поспорил, деваться было некуда.
Антон, который привык, что от одной его белоснежной улыбки девушки тают, был удивлен такой реакцией.
Он подошел к Ирен после обеда, когда все рисовали, в комнате отдыха.
– Добрый день, могу я представится? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – Антон Павлович, можно просто Чех.
Солнышко, которая в этот момент увлеченно рисовала какой-то покосившийся домик у забавной голубой лужицы, отложила кисточку в сторону. Медленно встала, прошла в самый дальний угол, взяв по пути темно-вишнёвую шаль, села, закуталась в неё и заплакала. Она не рыдала навзрыд, и это не было истерикой. Просто слезы медленно текли по щекам. Антон, шокированный всем происходящим, стоял и смотрел, пока не пришли санитары и не увели её в палату. В ту ночь он не сомкнул глаз. Ему было страшно. Страшно от нее, страшно за нее, страшно за себя, и за то что он кажется впервые влюбился.
Утром он снова сделал попытку подойти к ней, поговорить, извиниться. За что, он сам не знал, но санитары не подпустили. Сказали, что Солнышку сейчас нужен покой и тревожить ее по пустякам не стоит, тем более таким симпатичным молодым людям.
Антон стал следить за ней украдкой, как она рисует, играет на фортепиано и читает книжки. Его умиляло, как она наблюдает за бабочками, играет с маленьким немым мальчиком.
Чех не знал, как подступится к ней, он не знал, что ему делать, ведь Ирен не такая как все, и это уже не просто слова. Антон придумал. Он написал ей письмо и передал через соседа. Она не ответила, он написал ещё.
Так прошел месяц.
Он писал и писал, и сходил с ума. Сходил сума в сумасшедшем доме. Вот уж ирония судьбы, да и только. Она делала вид, что ничего не замечает, но однажды он все-таки поймал ее взгляд. Антон мог бы поклясться, в ее глазах был свет и тепло, и его бы с лихвой хватило для них двоих.
Тихонько подкралась осень, холодные серые дни. У него опустились руки, и Антон перестал ей писать, но не мог перестать думать о ней. Даже позвонил отцу и попросил забрать его отсюда. Уж лучше он сам со всем разберется, ведь если его оставить тут хотя бы ещё на неделю, то выходить уже не будет смысла. Отец естественно накричал на нерадивого, и приказал ему вести себя хорошо. Иначе и вправду оставит его тут навечно. Целыми днями Антон слонялся от одной белой стены, до другой, и удивлялся, почему в этой больнице не мягкие стены? Будь он буйным, уже давно расшиб себе голову.
И вот сегодня наконец-то всё изменилось, такое чудо. Она нарисовала под его окнами радугу. Подала ему знак.
В столовой он решился и подсел к ней.
– Приятного аппетита, Солнышко, – первый раз в жизни он так сильно боялся сделать что-то не так.
Ее глаза и улыбка стали смыслом его жизни, а ведь раньше всё было иначе.
Она подняла на него свои огромные зеленые глаза, он испугался, что девушка сейчас заплачет. Но вместо этого Солнышко улыбнулась, достала из кармана конфетку и протянула ему. Его удивлению и радости не было предела. Когда он брал подарок, ему было страшно ее коснуться.
Они ели, молча, не отводя взгляда. Краем глаза и Солнышко, и Антон видели, что санитары напряглись и подошли поближе. Опасная ситуация, и за это им могло влететь по полной, вплоть до увольнения. Они перешептывались и думали, как рассадить эту сладкую парочку по разным углам, но боялись, что те начнут буянить. В итоге скрестили пальцы и надеялись, что никто из руководства ничего не узнает, а молодые люди мирно разойдутся по своим палатам.
Когда она доела, не отводя взгляда тихо, так чтоб слышал только он, почти одними губами прошептала:
– Было очень приятно. Я читала ваши письма. Вам не хватает цвета. Лучше бы вы рисовали слова.
– Радуга – твое письмо? Твой ответ?
Девушка утвердительно кивнула.
На следующее утро, он сидел на корточках и неумело, нелепо и криво мелками рисовал для нее домик у моря, а ещё клумбу с цветами. Антон знал, что пройдет дождь и ничего не останется, но сегодня он снова увидит её улыбку и значит, старается он сейчас не зря. Санитары стояли в сторонке, они понимали что ситуация выходит из-под их контроля. Они-то прекрасно знали, что это вполне нормальный юноша, и что здесь он находится совсем по другим причинам, нежели другие. Но сейчас, Антон вел себя как форменный сумасшедший, и они боялись сказать об этом его отцу, который как мог, финансировал их учреждение.
В то утро она стояла у окна и смотрела, как он рисует для нее домик у моря и клумбу с цветами. Ей хотелось плакать и смеяться. Для нее это было чудом.
Солнышко была нормальной девушкой (насколько это возможно среди журналистов). Просто на работе получила задание написать статью о сумасшедшем доме, провести расследование в дорогой клинике. Санитары не знали, что девушка работает под прикрытием. И вот она встретила Антона. Он ей сразу понравился, он не мог не понравится. Чех казался ей нормальным, но рассказать правду о себе она не могла.
Она продолжала играть до конца, изображая из себя бедную несчастную девушку, у которой за плечами горы слез, страданий, и вселенская тоска в глазах. Потом Антон решил с ней познакомиться, она разыграла спектакль. Тогда он начал писать ей письма. Тут до нее дошло, что парнишка всё-таки не зря попал сюда, раз пытается тут завести роман, да и сами письма наводили на эту мысль. Нормальный человек не мог быть так легко открыться другому. Ей было тяжело, она не отвечала на его письма. Солнышко спрашивала санитаров, что с ним, чем он болен, но те уклончиво бормотали что-то невнятное и просили забыть про него.
Антон перестал писать. На душе стало пусто и одиноко. Она поняла, что теперь всё стало неважно, что она не хочет потерять этого чокнутого парнишку. Ирен нашла выход – нарисовала для него радугу. А когда он подсел к ней в тот день в столовой, у нее перехватило дыхание и только через пять минут она смогла говорить и то так тихо, что он еле разобрал её слова. На следующий день парнишка нарисовал ей этот домик и клумбу. Для нее это было чудом. Ведь это правда чудо, когда для тебя рисуют любовь.
С самого утра Ирен стояла у окна и плакала, потому что сегодня она возвращалась в реальную жизнь, где не будет улыбки и насмешливого взгляда больного мальчика с чудесным именем Антон. Она сдаст свою статью, и продолжить жить, как и жила до встречи с ним. Модные вечеринки, туфельки, платьишки, походы в кафе и кино. Как прежде.
Она уехала. Он выписался месяц спустя. Они так и не узнали, что оба принадлежат к одному миру, что могли бы быть вместе, что могли хотя бы попытаться быть вместе. Их жизнь вновь стала такой, какой была до их встречи. Только Солнышко, начала писать более проникновенные статьи, а Антон взялся за ум и восстановился в университете. Они не были одни, встречались и расставались, но не влюблялись. Оба случалась были счастливы, но им обоим чего-то не хватало. Чех пробовал ее искать, Ирен пробивала через знакомых. Жизнь не давала второго шанса, судьба молчала, а ангелы-хранители видимо были заняты чем-то более важным, чем любовь их подопечных.
Наконец-то наступила очередная весна. Они одинокие бродили по улочкам, видели влюбленные лица и отводили глаза. История их любви была такой, что рассказать и поделиться с кем-то было горько и нелепо.
Однажды выгуливая племяшку в городском парке, Ирен учила её рисовать на асфальте. Да сама так увлеклась, что нарисовала Солнце, Небо, Черепашку, Рыжего котенка.
Когда она дорисовывала домик у моря, то замерла услышав знакомый голос:
– В этом сером небе не хватает только радуги, не правда ли, Солнышко?