Марат Бабаев
Штатный убийца

– Никит, – начала разговор она.

Померанцев, с застывшей на губах улыбкой, взглянул на жену.

– Мы с Даней завтра к маме поедем.

– Хорошо, – ответил мужчина, снова посмотрев на сына.

После короткой паузы Наталья продолжила:

– Ты не понял. Мы надолго.

– В каком смысле надолго?

– Не знаю, – девушка провела ладонью по макушке сына. – На несколько месяцев, может быть. Нам очень не хватает денег. Мне нужно найти работу. Надо, чтобы с Данечкой кто-то сидел. Мы переедем, я устроюсь куда-нибудь, к этому времени, может, и ты уже встанешь на ноги. Тогда снова съедемся.

Никита молчал. Слова Наташи ему казались резонными. Не столько в вопросе отсутствия денег, сколько в обстоятельствах последних двух дней: его знакомство с бандитами и неоднозначной ситуации в лесополосе, которая произошла сегодня. Как бы ни сложились дела с его новыми знакомыми, Никита понимал, что для жены и сына будет безопаснее, если они на время уедут подальше от него.

– Те деньги, что ты принес позавчера, – Наталья имела в виду те триста долларов, выданные Никите Леонидом, – от них практически ничего не осталось. Я раздала долги, купила продукты и вещи для Дани. Я это к тому, чтобы ты не думал, что я придираюсь. Я вижу, как ты стараешься. Но мне кажется, для всех будет лучше, если мы пока поживем отдельно.

– Ну что ж, – Никита посмотрел на супругу. – Ты права. На первое время вам действительно будет лучше уехать к твоей матери.

Наталья с удивлением смотрела на мужа, не понимая, что ее поразило больше: его слова или та легкость, с которой он их произнес.

– Я сейчас нашел кое-какую работу, но я не знаю, как там сложится, – продолжил говорить Померанцев. – Поэтому мне будет спокойнее, если вы пока поживете без меня. К тому же, меня подолгу не будет дома, а помощь тебе не помешает.

– Эти люди, – задумчиво произнесла Наталья, – на которых ты сейчас работаешь… Это бандиты?

– Я не могу с тобой их обсуждать.

– Это опасно для тебя? Для нас?

– Для вас точно нет. К вам я их не подпущу. – Никита, глядя на жену, слегка наклонил голову набок. – Я вас не оставлю и, как только стану получать какие-то деньги, буду высылать их вам.

На следующий день Наталья вместе с сыном уехали в Рязань: там жила мать девушки. Никита проводил их на поезд и прямиком с вокзала поехал в ресторан «Ночные огни», где его ждал Леонид.

Никита шел вдоль пустых столов ресторана. Малочисленные окна были завешены темными шторами из плотной ткани, создавая иллюзию перманентно длящейся ночи. Источником света являлись настенные бра, чье суррогатное сиянье лишь усиливало хтоническую атмосферу зала.

Леонид сидел за столиком в углу помещения, наблюдая как к нему приближается Никита. За соседним столом расположились двое крупных мужчин: один в спортивном костюме, другой в деловом. Померанцев пожал руку Шишковскому и сел напротив него.

– Есть хочешь? – Спросил Леонид.

– Нет.

– Точно? Я угощаю – это мой ресторан.

– Нет, спасибо.

– Тогда к делу, – Шишковский подался вперед, положив локти на стол. – Я разговаривал со старшими на счет вчерашнего. – Он выдержал паузу, наблюдая за реакцией Никиты. – Они не верят, что деньги взял кто-то левый.

– Они думают, что их я взял? – Померанцев слегка задрал голову, взгляд его был устремлен на собеседника, а руки лежали на коленях.

– Да.

– Ясно, – Никита посмотрел на сидящих за соседним столом мужчин. – Круто вы меня завербовали.

– Это решение старших, с этим ничего не поделать. Долг нужно отдать.

– У меня нет таких денег, – Померанцев перевел взгляд на Леонида.

– Тогда нужно отработать.

– Что я должен сделать? – Спустя несколько секунд спросил Никита.

Шишковский, не сводя глаз с Померанцева, достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и протянул ее собеседнику. Никита медленно взял в руки снимок и посмотрел на него.

– Его нужно убрать, – сказал Леонид, переводя взгляд с фотографии на сержанта. – На обратной стороне адрес, где он живет.

Никита перевернул снимок, увидел текст и положил фото на стол.

– Что он сделал? – Пренебрежительно, с щепоткой брезгливости в голосе, спросил Померанцев.

– Не важно, – Шишковский жестом руки подозвал к себе мужчину в спортивном костюме.

Тот на ходу достал шестизарядный револьвер, положил его на стол напротив Никиты, после чего вернулся на свое место. Померанцев молча смотрел на оружие.

– Как сделаешь, от ствола избавься, – продолжил Леонид.

– Я не мокрушник.

– Ты нам должен, – Леня облокотился о спинку стула.

– Я не хочу. Такого уговора не было.

– Послушай, – Шишковский снова подался вперед, вернув локти на стол. – Знаешь, что делают с теми, кто не возвращает долг? Они ведь убьют не только тебя. Они придут к тебе домой и порешают твою жену, сына.

После этих слов Леонид пристально смотрел на собеседника, ожидая непредсказуемую реакцию. Никита молчал, впившись взглядом в лицо Шишковского. Потом снова взял в руки фотографию и посмотрел на изображение: молодой парень, чуть моложе него самого, улыбается, запрокинув руку на стоящего от него слева человека. На кого именно, не видно, поскольку снимок был обрезан по правому краю. Раньше это было групповое фото, на котором в обнимку стояли несколько членов банды, но затем, лезвием ножниц, одного из них решили отделить, а теперь хотят отделить окончательно свинцовым аргументом шестизарядника.

– Он работает на тебя? – Спросил Никита, продолжая смотреть на фото.

– Да, но ему недолго осталось.

Померанцев бросил снимок на стол и взглянул на Леонида:

– После этого мой долг будет закрыт?

Шишковский ухмыльнулся, посмотрел на соратников за соседним столом, затем снова на Никиту и молча кивнул в знак согласия. «Врет», – подумал про себя сержант.

– Вот еще, – Леонид потянулся в карман, достал оттуда ключ и положил на фотографию перед Никитой. – На улице стоит серая «восьмерка». Пока ты с нами, она твоя.

Померанцев, ничего не сказав, взял ключ, снимок и вышел из-за стола.

Оказавшись на улице, он увидел серый «ВАЗ-2108», подошел к водительской двери, но садиться не стал. Еще раз взглянув на двери ресторана, Никита думал о том, как далеко его может завести сотрудничество с бандитами. Но какими бы мрачными ни были эти размышления, в искалеченной морали новой реальности они искупались безопасностью его семьи, а может быть и финансовым благополучием.

Никита сел в машину и поехал по указанному на фотографии адресу.

6

Уже стемнело. Померанцев сидел в машине, наблюдая за аркой многоквартирного дома, где жил Кирилл – так звали его мишень, имя которой было предусмотрительно написано на изнанке фото.

Никита уже несколько раз обошел округу, внимательно изучив каждый участок, закоулок, каждый потенциальный источник свидетельских глаз. Несколько раз он прошел сквозь арку, осмотрел двор дома, входы в подъезды, с осторожностью и профессиональной предусмотрительностью планируя предстоящее убийство.

И сейчас, сидя в машине, осталось только дождаться главного фигуранта намеченного мероприятия – Кирилла, а именно, понять, когда тот возвращается домой.

На часах было около девяти. И вот, в матовой дымке московского вечера, сквозь лобовое стекло, Никита увидел высеченный уличными огнями силуэт мужчины, наперегонки с холодом идущего по тротуару.

Померанцев взял с пассажирского сиденья фотографию и еще раз взглянул на нее. Потом вгляделся в лицо пешехода, инстинктивно щурясь (со зрением у Никиты было все в порядке) и, наконец, опознал в идущем свою цель. Это шел Кирилл, чье лицо было особенно узнаваемо под желтым свечением бдительных фонарей.

Никита наблюдал за идущим, пока тот полностью не растворился в бархатной мгле арки. Еще около минуты Померанцев сидел, держа руки на руле и глядя прямо перед собой. Затем завел машину и уехал.

Домой он вернулся поздно, но только на подступах к двери вспомнил, что его семья уехала.

В квартире Никиту ждало непривычное безмолвие. Густая чернота в прихожей прерывалась отголоском лунного света, доносящегося из кухни. Мертвым, немым организмом сейчас казался ему собственный дом, таким же, как он сам.

Померанцев сидел на диване под снисходительным присмотром торшера. Включенный телевизор, единственный в комнате, вдыхал в нее жизнь. На журнальном столике дежурила тарелка с недоеденным ужином.

Никита сидел, уткнувшись взглядом в экран, но что там происходило, он не видел. Его мысли странствовали далеко за пределами вещательной коробки: в ресторане, на встрече с Леонидом; во дворе дома, где живет Кирилл; в инфернальном проеме арки – входе в царство мертвых.

Он думал о завтрашнем дне, планировал убийство, прорабатывал детали. На прагматичную ось мыслей были нанизаны экзистенциальные размышления о собственной судьбе, кармическом возмездии за грехи, которые еще не совершены, но обязательно будут. Он думал о Кирилле, который, возможно, так же, как и он сам, вихрем социальных перемен оказался в рядах бандитов и который завтра может не вернуться домой.

Но чем больше Никита погружался в подобные мысли, тем больше осознавал тщетность их существования. Его дело не терпит ошибок, неоправданной рефлексии. Сейчас есть только он и враждебный мир вокруг. А потому ему, Никите, нужно быть не менее жестоким, чтобы сохранить свою жизнь и жизнь своей семьи. И для этого он должен блокировать любой порыв нравственности, пульсирующей в глубине его окаменевшей души. Теперь есть только цель и средства для ее устранения, остальное должно раствориться в бесконечном вакууме времени, которое прощает все.

Утром, вместо завтрака, Никита за кухонным столом изучал врученный ему револьвер. Накормив барабан патронами, он сунул оружие во внутренний карман куртки и покинул квартиру.

Через час сержант блуждал вдоль перекормленных барахлом палаток вещевого рынка. Остановившись возле одной из них, он примерил солнцезащитные очки.

– Вам идет, – продавец снабдил примерку бездушным комплиментом.

Никите не шло, не только потому, что на улице было пасмурно, и потребность в темных очках отпадала за ненадобностью, но и потому, что к дешевой куртке, надетой на нем сейчас, мало что могло подойти в принципе.

Настал вечер, затянувший небо полотном черного мрамора. Никита сидела за рулем своей «восьмерки» и пристально наблюдал за тротуаром. По его соображениям, выведенным разведкой предыдущего дня, Кирилл должен был возвращаться домой примерно в это время. Зимняя куртка Померанцева, которую он, по обыкновению, носил последние дни, сейчас лежала на заднем сидении машины. На нем же самом была надета толстовка с капюшоном черного цвета.

Взгляд Никиты застыл на фигуре идущего человека: походка была узнаваема, а когда пешеход приблизился, облитый струей фонарного света, у Никиты почти не осталось сомнений – это был Кирилл.

Померанцев быстро надел темные очки, натянул капюшон и вышел из машины. Он быстрым шагом направился в сторону арки, в которую только что вошел Кирилл.

Оказавшись в черном проеме, слабый свет в который проникал с двух противоположных концов, Никита приблизился к цели на расстоянии трех шагов. За спиной он держал взведенный револьвер.

– Кирилл? – Произнес Никита, чтобы удостовериться в том, что перед ним нужный человек.

Шедший впереди мужчина обернулся, тихо ответив:

– Да.

Остаток последних сомнений растворился в очертаниях его лица – это точно был Кирилл.

Померанцев наставил на него дуло револьвера и произвел выстрел: пуля пришлась в лоб жертвы. Никита был опытным стрелком и понимал фатальный эффект подобного попадания, поэтому контрольный выстрел делать не стал. Он развернулся и быстро направился к своей машине, оставив за спиной безжизненное тело.

Через двадцать минут Никита, не снимая очков и капюшона, стоял на набережной у парапета, глядя вниз, на поверхность Москва-реки. Посмотрев по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, мужчина достал револьвер и бросил его в сторону своего взора. Черная рябь воды поглотила оружие вместе с воспоминаниями об убитом только что человеке.

7

Следующие два дня Померанцев сидел дома, прерывая затворничество вылазками в продуктовый магазин.

Он не особо думал о совершенном преступлении. Новая жизнь ввела его в другую нравственную парадигму; Никита понимал, что Леонид его просто так не отпустит и, скорее всего, поручит подобное задание снова. А потому впускать в свое сознание переживания на счет содеянного не просто бессмысленно, но и опасно. Убийство, уже совершенное, а может и будущее Никита оправдывал для себя защитой и благополучием своей семьи. Остальное: издержки хищнической исторической эпохи. К тому же, на деле, это оказалось не так трудно, как он полагал ранее.

На третий день зазвонил домашний телефон.

– Привет, – в трубке раздался голос Леонида.

– Как ты узнал мой номер? – Растерянно спросил Никита.

– Ты шутишь? – Слова Шишковского сопроводились легким смехом. – Нам нужно встретиться.

– Зачем?

– Отдам тебе деньги за выполненную работу. И еще нужно обсудить одно дело.

Померанцев утвердился в своем предположении, что на первом убийстве его сотрудничество с бандой Шишковского не закончится.

– Хорошо. Но ты должен быть один, – выдвинул свое требование Никита.

– Это еще почему?

– Не хочу светиться перед твоими бойцами.

– Ладно, не вопрос.

– На Малой Никитской есть недостройка, напротив книжного магазина. Знаешь?

– Да.

– Встречаемся там через час. На крыше.

– Ты что, порешить меня хочешь? – Смеясь произнес Леонид и, после короткой паузы, продолжил: – Хорошо, встречаемся там.

В указанное время Померанцев стоял на крыше недостроенного десятиэтажного дома на Малой Никитской и ждал своего визави. Он время от времени поправлял ворот зимней куртки, инстинктивно спасаясь от холода. На его глазах отсвечивали солнцезащитные очки.

К основанию дома подъехал синий «Мерседес» Леонида. Кроме него внутри сидели его водитель и один из телохранителей. Поручив им ожидать в машине, Шишковский поднялся на крышу здания.

– Это че за конспирация? – Леонид смеялся, приближаясь к Никите. Подойдя к нему вплотную, он протянул конверт. – Держи.

– Что это?

– Деньги за мокрое.

Померанцев взял конверт и взглянул внутрь.

– Там две тысячи баксов, – сказал Шишковский. – Сработал хорошо, чисто. Хвалю.

Никита, положив конверт в карман, посмотрел на собеседника.

– О каком деле ты хотел поговорить? – Спросил Померанцев.

– Нужно убрать еще кое-кого. Работаешь ты профессионально, нам такие люди нужны. Платить буду три тысячи грина в месяц. Это типа твоя зарплата.

Никита, задумавшись, посмотрел в сторону: панорама города отвечала холодным отчуждением. «Каждый сам за себя», – подумал Померанцев.

Леонид потянулся в карман, достал фотографию и протянул ее собеседнику. Никита взял снимок.

– Федор Косовский, владелец охранной фирмы «Барс», – произнес Леня, указывая рукой на фото. – Наехал со своими пацанами на ресторан «Старая акация». Это наша точка, мы ее крышуем. За ним вообще много косяков в последнее время, устанавливает свои порядки в Строгино.

Никита посмотрел на оборот фотографии: там ничего не было. Он положил снимок в карман, снова взглянул на Шишквоского и спросил:

– Он с охраной ходит?

– Нет, – Леонид достал из куртки два предмета, привязанных друг к другу синей изолентой: пистолет Макарова и глушитель. – На вот, держи. От оружия потом также избавься.

Померанцев взял в руки связку, которая последовала туда же, куда и врученная ему до этого фотография.

– Да, еще… – Продожил Леня. – Этот Косовский очень верующий. Каждое воскресенье ездит в мужской монастырь на Крылатской, с батюшкой общается. Может, эта информация тебе пригодится.

8

Руки сжимали обруч руля. Никита пристально смотрел на дорогу: серая лента автострады утекала под лобовое стекло. В боковых окнах проносились отголоски российского пригорода: ветхие дома, поросшие бурьяном поля, обнаженные кроны деревьев.

На обочине, по мере движения машины, увеличивался в размерах дорожный знак, пока не предстал в свой полный рост и тут же оказался позади. Никита успел бросить на него холодный взгляд, чтобы увидеть на белом прямоугольнике черную надпись: «Рязань». С тех пор как его семья покинула Москву, Померанцев еще не виделся с ними и выкроил, после встречи с Леонидом, время для визита к сыну и жене.

Машина остановилась у деревянного забора. Никита, держа в руках большой пакет, открыл ворота и медленно вошел во двор дома: скромной одноэтажной постройки, в которой жила мать Натальи, а сейчас и она сама вместе с сыном.

Девушка вышла навстречу мужу на улицу.

– Привет, – Никита поцеловал ее в щеку.

Наталья смотрела прямо, сложив руки на груди: то ли от холода, то ли от демонстративного протеста.

– Заходи в дом, – произнесла она без улыбки, развернулась и пошла к дверному проему.

Никита последовал за ней и оказался внутри. Он еще не успел разуться, как его взгляд привлек Данил. С поднятыми вверх руками, за которые его держала бабушка, мальчик неуклюжой подступью приближался к отцу.

– Смотри, Данечка, кто пришел, – широко улыбаясь, сказала теща Никиты.

Мужчина обнял ребенка, сопроводил объятие поцелуем в щеку, после чего все четверо направились на кухню.

– Я вам тут продуктов принес, – сказал Померанцев, доставая из пакета покупки.

Наталья равнодушно наблюдала за действиями мужа, тогда как лицо ее матери выражало удивление. На столе оказались редкие для того времени лакомства: красная икра, копченая форель, несколько килограмм отборной говядины, три палки импортной колбасы и еще много чего, что насыщало неизбалованный взгляд женщины.

– А это тебе, Даня, – Никита достал со дна пакета упакованную машинку на радиоуправлении.

Пока женщины методично распределяли продукты по разным уголкам кухни, Померанцев играл с сыном. Под звонкий смех ребенка мужчина дрифтовал игрушкой вокруг его ног. В какой-то момент Никита поймал на себе взгляд жены, к тому времени расположившейся на стуле напротив. Ее мать, оценив ситуацию, повела ребенка в другую комнату, оставив супругов наедине.

Померанцев снял куртку, предварительно достав оттуда стопку рублевых купюр.

– Я вам тут денег принес, – сказал он, двигая наличкой по глянцевой скатерти.

– Когда мы сможем вернуться домой? – Холодный тон девушки сопровождался таким же взглядом: на деньги она не смотрела.

Никита, задумавшись, опустил голову. Затем снова посмотрел на жену и сказал:

– Здесь два миллиона.

– Хорошо, – Наталья продолжала смотреть на мужа. – Ты мой вопрос слышал?

– Вы пока не можете вернуться. Поживите здесь.

Девушка с обреченным выражением лица облокотилась о спинку стула. После короткого молчания она продолжила:

– Ты связался с бандитами, а расплачиваемся теперь все мы.

– Прекрати. Ты знаешь ситуацию, как нам было тяжело. И я работаю как раз для того, чтобы расплачиваться вам ни за что не приходилось. Я буду и дальше привозить деньги, поэтому не переживай.

– Да причем тут деньги? – Наталья махнула в сторону купюр. – Мне семья нужна. Нормальная. Дане нужен отец. А мы живем в этой глуши, и неизвестно чем это все закончится. А если тебя убьют? Что мы тогда будем делать?

– Это вечно не продлится, – спокойно ответил Померанцев.

В комнате снова повисло молчание. Наталья смотрела прямо перед собой, осознавая тщетность своих аргументов. Не поворачиваясь в сторону мужа, она сказала:

– Иди, поиграй с сыном. Я накрою на стол.

Никита выехал из Рязани, когда уже начало смеркаться. В тот момент, когда машина пересекла знак с зачеркнутым названием города, на дорогу опустилась сизая пелена вечера.

Фары опрокинули на асфальт белый свет, прокладывая в темноте короткий туннель видимости. «В этом и состоит моя жизнь», – думал Померанцев. – «Умеренное благополучие вблизи, за которым развертывается зияющая бездна ночи».

9

Через трое суток, в три часа дня, Никита в накладной бороде и очках, со стеклами вместо линз, зашел в небольшое ателье. Оно находилось на цокольном этаже одного из жилых домов Строгино.

– Здравствуйте, – встретила его приветливая швея.

– Здравствуйте. Мой заказ готов?

– Готов.

Женщина расстелила на столешнице черную рясу священнослужителя.

– Ну как вам? – Спросила швея.

– Все хорошо, – Никита угрюмо смотрел на одежду.

– Мерить будете?

– Нет.

Взяв заказ, Померанцев поблагодарил портную и вышел на улицу. Немного постояв у входа в ателье, Никита зашел в подворотню неподалеку, снял бороду, очки и сунул их в пакет с рясой. После этого он направился в близлежащую блинную.

Заканчивая обед, Померанцев обратил внимание на соседний столик: молодая женщина, с лоснящимся от улыбки лицом, заботливо кормила своего годовалого сына.

Никита сам не заметил, как задержал взгляд на матери и ребенке. Мальчик был примерно того же возраста, что и его сын. Померанцев наблюдал, как женщина заботливо нанизывает на вилку кусок блинного рулета и отправляет его к улыбающимся губам ребенка.

В какой-то момент Никита представил, что может никогда больше не увидеть своего сына. Любое его задание, а может быть и следующее, способно закончиться не смертью потенциальной жертвы, а его собственной. В этом сумрачном пути бандитской жизни Померанцев шел на ощупь, рискуя каждый день наткнуться на фатальное препятствие и не видя ничего, дальше своего носа.

Поймав на себе взгляд молодой матери, Никита растерянно посмотрел в окно. Аппетита не было, но он ел: заправлялся перед грядущим заданием.

10

Звон колоколов растекался по округе. Симфония воскресного утра вдыхала в жизнь в безлюдное пространство вокруг монастыря. Занимающаяся заря зажигала крестовый фитиль куполов, окрашивала в яркие цвета деревья, опоясывающие монастырский двор.

От шоссе к монастырю, через лес, вела грунтовая дорога. Она упиралась в небольшой деревянный мост, пересекающий болото, а затем продолжалась в бетонном обличии до самых ворот монастыря.

По этой дороге, загрубевшей от холода за ночь, шла толпа прихожан. По мосту, дабы не разрушить его древесный хребет, переходили максимум по два человека за раз. Тем не менее опоры моста издавали кашельный скрип, призывая, тем самым, пешеходов почитать возраст сооружения.

Ворота монастыря медленно проглатывали движущуюся шеренгу людей. Едва вступив на территорию двора, прихожане сразу же направлялись к открытым дверям храма, в котором начиналась воскресная служба.

Одними из последних деревянный мост пересекли Федор Косовский, заказанный Померанцеву предприниматель, со своей женой. Мужчина бросил беглый взгляд на застывшую в болотной грязи лягушку и вместе со всеми растворился в монастырских воротах.

Помимо церкви на территории монастыря распологались барак для проживания монахов, келья батюшки, магазин религиозных товаров, курятник, два сарая и колодец, расположенный недалеко от ворот.

Звон колоколов прекратился, двери храма закрылись, и на улице снова восторжествовала тишина, слабо прерываемая басовой проповедью священника.

Примерно через полчаса после начала службы двери церкви со скрипом отворились. На улицу вышел Косовский, держа в зубах незажженную сигарету. Он отошел на несколько метров от храма и остановился у колодца, чтобы прикурить. После третьей попытки зажигалка подала огонь, и мужчина с наслаждением затянулся дымом.

Сделав пару затяжек, Косовский обратил внимание на монаха в черной рясе, стоявшего к нему спиной и медленно вытягивающего ведро с водой.

– С утречком, – Косовский поприветствовал священнослужителя.

Монах обернулся и, улыбаясь, поприветствовал прихожанина. Косовский увидел его красивое молодое лицо с редкими черными волосами на подбородке. Он не видел его раньше и, конечно, не мог знать, что перед ним в рясе стоял не монах, а Никита Померанцев, человек, пришедший в монастырь, чтобы его убить.

Убийца, поздоровавшись, снова повернулся к колодцу и, незаметно для Косовского, достал из-за пазухи заряженный пистолет. Развернувшись, Никита наставил на мужчину дуло глушителя, и, едва Косовский успел что-либо сообразить, как киллер нажал на курок.

Ни секундой не медля, Померанцев схватил бездыханное тело убитого и, водрузив его на ограду колодца, сбросил в воду. Следом за трупом последовало оружие.

Через несколько секунд Никита выскочил из ворот монастыря, быстро, почти бегом, преодолел по мосту болото и направился в сторону шоссе, где его ждал автомобиль.

Перед тем как сесть в машину, Померанцев снял рясу, отклеил искусственную бороду и бросил весь инвентарь в багажник. Он приехал домой еще до наступления полудня. Весь оставшийся день Никита провел в своей маленькой квартире. Из дома выходить он не хотел и свое одиночество разбавлял кассетными записями голливудских боевиков.

11

Больше шести недель Померанцев не получал новых поручений от босса. При этом ему исправно платили, согласно уговору, три тысячи долларов в месяц. Отсутствие заказов со стороны Шишковского Никита рассматривал не как блажь или внеплановый отпуск. «Затишье перед бурей», – так он оценивал молчание старших. Соколинские и их лидер, Толя Легин, точно не из тех, кто будет мирно отсиживаться в самую горячую эпоху, когда в горне беззакония куются новые порядки и перераспределяется собственность всей страны.

Лично для себя Никита в этом прозябании видел еще и знак судьбы. Словно бог, с отношением к которому сержант не мог до конца определиться, послал ему испытание в виде тягучих дней раскаяния за свершенное. Мертвые будни одиночества, пронизанные навязчивыми мыслями об убийствах и ускользающими воспоминаниями о приятном – семье. Наказание, которое, по мнению Никиты, он заслужил.

В один из дней, около полудня, с Померанцевым связался Леонид и пригласил завтра на «шашлыки» к себе на дачу. Там должны были быть другие члены банды, что представлялось Шишковскому хорошей возможностью ввести штатного киллера в новый для него коллектив. Сам же Никита вовсе не разделял корпоративный энтузиазм своего босса и предпочитал оставаться инкогнито. Но то, что старшие по банде высказывали как просьбу, младшие должны были принимать за приказ. Поэтому Померанцев согласился прийти на встречу и в указанный час был на месте.

На дворе стоял март, о чем напоминало яркое солнце, непривычно щедрое для столицы в этот сезон.

Никита подходил к высокому забору дачного коттеджа Шишковского. Даже не зная, что дом принадлежит боссу, Померанцев с легкостью определил бы искомый объект по тому шуму, который раздавался по другую сторону забора.

Звонкий смех мужчин, молодых и не очень, прерывался басистыми комментариями, разделяемыми новой порцией смеха. И так по кругу.

Никита подошел к двери забора и медленно отворил ее. В пяти метрах от себя он увидел застекленную веранду. Внутри нее: длинный стол сплошь заставленный деликатесами, в промежутках между которыми, как стражи, стояли полураспитые бутылки водки.

Никита вошел в открытую дверь веранды. Увидев Померанцева, сидящие за столом на несколько секунд замолчали. Большинство присутствующих видели Никиту в первый раз, но уже прослышали о его профессионализме. Они внимательно разглядывали пришедшего. Кое-кто, переглядываясь с соседом, выдавал немой смешок. Никита понимал, что усмешка была обращена в его сторону, поскольку пришел на встречу в длинном парике, накладной бороде и очках. Он оставался профессионалом даже во время отдыха. И скрывать свою внешность от посторонних, особенно от тех, кто со временем может свидетельствовать против него на суде государственном или бандитском, казалось Померанцеву резонным.

Леонид встал из-за стола, с улыбкой подошел к гостю, поприветствовал его и посадил возле себя.

Никита отказался от водки, предпочтя ей фруктовый сок. Ел он мало, время от времени украдкой поглядывая на «сослуживцев», многих из которых он также видел впервые.

Говорили много, ели и пили еще больше. Сидевшие за столом мужчины не только представляли обособленную касту людей, но даже выглядели особенно, словно это были представители другой расы.

Те, что помоложе: короткостриженные, спортивные, некоторые со сломанными носами, другие со складками на затылке и едва заметной шеей, третьи с бульдожьей челюстью, постоянно лезущей на рожон. В общем, парни спортивные, выходцы из классических видов единоборств: бокс, самбо, борьба. Никаких татуировок, у соколинских это было не принято, пили мало: в основном на крепкие напитки налегали ровесники Шишковского и те, кто был постарше.

Те, кто постарше, и говорили меньше, обходившись приватным перешептыванием с ближайшим соседом по столу. На их лицах оттиск криминального прошлого был более заметен. Это придавало их образу налет усталости, выражавшейся не только во взгляде, но и жестах и даже интонации разговора.

Несмотря на обилие пришедших, Никита смог уловить среди этой вербальной какофонии главную повестку застолья. У соколинских, под крылом которой функционировали и они, строгинские, есть явные недопонимания с московскими ворами в законе. Предмет этих разногласий Померанцев до конца не понял, зато понял, что они выходят за рамки бизнеса и перекликаются с личной неприязнью представителей двух криминальных сословий: консервативного – законников, и нового – спортсменов, пренебрегающих старыми порядками, ставящих во главу мироздания силу, не формальную, а реальную, которой обладали сами, и которой не хотели делиться. В кругу последних сейчас и пребывал Померанцев, невольно став соучастником классовой вражды бандитской Москвы.

В углу веранды, где находились гости, располагался отдыхавший после зимы камин. Напротив него скучали два кресла, которые, словно близнецы, были неразлучны друг с другом с момента покупки.

Леонид, сидевший рядом с Никитой за общим столом, наклонился к нему и, кивая головой в сторону камина, сказал:

– Отойдем на пару слов?

«Вот и закончился отпуск», – с такими мыслями Померанцев встал из-за стола и последовал за Шишковским.

После того, как каждый расположился в кресле, Леонид несколько секунд пристально смотрел на Никиту. Померанцев поймал на себе лукавый взгляд босса, уже совершенно не сомневаясь в том, что сейчас получит новый заказ.

– Как дела? Как семья? – Задал дежурные вопросы Шишковский, которые были не больше, чем буфером для дальнейшего обсуждения дел.

– Все в порядке, – благодарственно кивая, ответил Никита.

– Виделся с ними за эти дни?

– Пару раз ездил.

– Хорошо. Семья – это хорошо, – монотонно произнес Леонид, глядя на незажженный камин. Затем перевел взгляд на собеседника и продолжил: – Слышал, что братва за столом обсуждает?

– Про воров? Так, поверхностно.

– Терки у нас с центровыми. Борзеют. Делиться не хотят, наших пацанов щимят.

Померанцев слушал, не выражая эмоций, молчанием призывая босса переходить прямо к делу.

– Короче, – продолжил Шишковский, – нужна твоя помощь.

– Я слушаю, – Никита внимательно смотрел на Леню.

– Рябой. Слышал про такого?