Блуждающее время – Юрий Мамлеев

Сорок душ посменно воют,

Раскалились добела…

Эх, укатали (да что уж там – ушатали) сивку крутые горки! Книжка «Время и хохот» – под таким названием она тоже известна – произвела бы на меня куда более сильное (и не факт, что восторженное) впечатление в том возрасте, который принято называть нежным, но, на деле – остроугольном, колючем и бескомпромиссном. Неловко признаваться, но тогда я таскала повсюду несколько другую книгу – «Бытие и время» некоего Мартина Хайдеггера – и была этим неимоверно горда. Последствия расхлёбываю до сих пор и сейчас недрогнувшей рукой ставлю стабильно испускающему черный свет Юрию Витальевичу кощунственную четверку, подумав, так еще и с минусом.

И вот по каким резонам:

Сюжет, будто наугад свистнутый со среднестатистической книжной полки, тут не за главного. Судите сами: в загадочной и предгрозовой Москве, пахнущей небывалой жарой, страждущий молодой человек беседует на бульварной скамейке с подозрительным незнакомцем, который приглашает его на вечеринку в нехорошую квартиру… Нет, не Бездомный фамилия молодого человека, но не всё потеряно. Потому как замысловатого соблазнителя с ускользающей внешностью зовут… гхм…Безлунный (лишенный луны ergo предков ergo дома). Остаётся только погрозить пальцем сидящему памятником Гоголю, свидетелю событий, и нестись дальше. А дальше происходит провал в прореху во времени: оказывается, герой побывал в 60-х, где немедленно выпил, встретил беременную маму, дал по зубам папе, влюбился чистой любовью в первую попавшуюся барышню, сделал ребенка старше самого себя второй попавшейся, немедленно выпил и вернулся назад к баранам, то есть к метафизическим поискам и примерно в наши дни, они же конец 90-х. Примерно, поскольку примет времени в романе не обнаруживается никаких – вычисления производятся исходя из даты издания книги плюс манипуляции с возрастом персонажей. Вся разница между той Москвой и этой – специфика пивных ларьков. Да неважно это всё. Потому как времени нет, на самом-то деле. Даже так: Времени нет. Как только в тексте начинают себя вольготно чувствовать слова с прописной буквы и не просто слова, а Истина, допустим, Красота, Вечность, Абсолют, блин, Сознание и некий Центр, я начинаю скучать, нервно почесываться, тосковать смертно и задаваться вопросом:"Доколе?!" А ведь именно полный шабаш изобильной ультраноминации и происходит за тонкой ширмой вторичной фабулы. С момента водворения героя в привычную среду обитания вся тьма персонажей, призванных помочь ему разобраться в нештатной ситуации, хором провозглашает некие мысли и максимы (Мысли и Максимы, то есть), не замолкая ни на минуту, передавая друг другу реплики, как эстафетную палочку, а для подтверждения слов здесь иногда то воют, то пускаются в пляс. Интеллектуальная элита, учёные бомжи, колдуны, гадалки, бытовые алкоголики и эзотерические гуру, шептуны, летуны, бегуны, хохотуны, шатуны – все они в меру способностей носители и популяризаторы выношенных, выкормленных и обласканных Мамлеевым идей. Все они пытаются осмыслить судьбу России через адвайта-веданту, читают Лотреамона и Майстера Экхарта в оригинале, под чаек у самовара и водочку-квасок-наливочку рассуждают об апофатическом богословии и суфизме, почесывая за ухом непременного кота, прозревают запредельное, утирают слезы покровами Майи, стучатся лбом о пустоту и проваливаются в Абсолютную Реальность, так и быть. И у всех поголовно светятся глаза: у кого туманной красотой, у кого фанатизмом, у кого тупоумием, но чаще – чем-то потусторонним.

Всё бесполезно… Любые прорывы – это иллюзии. Мы живём на дне ада, и если у нас есть надежда, то только не на себя…А еще тут не надо долго искать Достоевского. Вот он, Достоевский: в достоевской квартире с портрета Достоевского указывает на томик Достоевского и взирает печально на новые инкарнации героев Достоевского. То, что Мамлеев не подражатель, но правопреемник, необходимое и сознающее себя звено в цепи от, опять же, Достоевского к предположительному Сорокину, это мне очень понятно. Так же, как понятен еще один важный и парадоксальный мотив, не дающий развалиться не только этому высокоэнергетичному произведению, но и явный наследственный признак запредельной птицы-тройки авторов – смех. «человек – это звучит смешно», «смех всё сгладит и убъет», «мир нелеп, и к тому же иллюзорен, и поэтому можно хохотать над ним», но «вы только, дорогой, сейчас не хохочите, – вставил Павел. – У нас к вам серьёзный вопрос. А то вы, говорят, чуть что – подолгу хохочете, сейчас не XIX век, чтобы целыми часами хохотать».Кончаю, страшно перечесть. Если что, за национальной идеей – тоже к Мамлееву. Вероятность, что примет её, такую прекрасную до жути и скрежета зубовного, хоть процент населения, а не только мертвые души – исчезающе мала. В любом случае, я предпочту скрываться в складках местности, где не планирую ни здороваться с лешим, ни обсуждать с соседом планы на вечность, ни поднимать тосты «За беспредельность и бытие здесь!» Беспредельность и Бытие здесь, конечно.

Dasein, Карл Мартин! И это последний резон.

Кто-то, где-то и когда-то охарактеризовал роман так: «метафизический триллер для илитистов». Не совсем согласен с этим достаточно топорным утверждением. Признавая, что рациональное зерно в нём всё же есть (я знаю, что писал тролль. Тем не менее), хочу со своей стороны заметить, что «Блуждающее время» – прежде всего «увлекательное повествование, дающее толчок». Серьёзно, я считаю, что книга должна удовлетворить, так скажем, обе стороны. Людям давно и прочно в подобной литературе обосновавшимся, она, конечно, ничего нового не откроет, зато подарит несколько приятных часов в компании остроумных людей с их исканиями, размышлениями, поисками себя. Нет, на самом деле, специфического «мамлеевского» юмора в романе хоть и немного, зато посмотрите, как он к месту, как отражает действительность и бьёт по лицу!

– И «да» и «нет» существуют одновременно… И твоя Верочка, дорогой Павлуша, действительно одновременно трупом лежит в могиле, а на другом плане хохочет и пляшет на хорошей московской вечеринке шестидесятых годов, в чем ты и сам убедился. Вот только какова ситуация с ее истинным Я – это совсем другое дело. Высшие боги все это схватывают элементарно, но и мы, грешные, я имею в виду даже самого середнячка из нашего роду человеческого, можем это понять, только для этого надо крепко выпить…

Все немедленно согласились, что выпивка поможет кой-кому сравняться с богами.

Ну а тем, кто только подступает к учениям «нашей великой старшей сестры Индии», небезынтересно будет узнать об основных постулатах, помноженных на традиции русской философской мысли:

– Бог, Абсолют, Брахма, в конце концов это только идеи в вас самих. Это только намеки. Реальность выше слов и идей. Когда вы погрузитесь в вечную непостижимую Реальность, все станет иным, какое значение имеет то, как люди, которые пока внизу, это называют? Все равно они имеют дело с тенью, с отблеском, а не с Абсолютной Реальностью. Важно то, что вы окажетесь на другом берегу, где Вечность, где Покой и движение, за пределами всех Вселенных, видимых и невидимых…

И поставил бы я с огромным удовольствием роману крепкую четвёрку, если бы не откровенно слабые стихи, от которых буквально разит приполозкованным Лотреамоном:

Пожелай мне, Исчадие Черного Света,

Проходить без тревоги твоих полуснов города.

Я хочу жить и жить на забытой богами планете,

Чтобы видеть чудовищ, отброшенных в мрак навсегда…

Друзья мои, ну зачем? Для чего и кого этот творческий зуд? «дабы подчеркнуть моменты»? ну не надо, это же дрянь…

Но роман я рекомендовать друзьям буду, это несомненно. Единственное, ребята, – не повторяйте моей ошибки – пропустите всю эту чушь про чёрный свет.Вместо послесловия: хочу заметить, что после прочтения книги я совершенно иначе стал смотреть на знаменитую сентенцию великого вождя-визионера – Доее Откауэ:

н ьы фарзы атк нума охлол!

Увидев там (наконец-то!) метафизический след внебытийного иномирья. Нет, ну правда.

Это первое моë знакомство с автором, и, на мой взгляд, не очень удачное. Во-первых, потому что морально готовилась к чему-то сложному и тяжёлому, а книга оказалась вполне съедобной, Во-вторых, судя по отзывам, это скорее нетипичное для Мамлеева произведение и судить об остальных по нему нельзя. Что ж, о самой книге. Повесть о попаданцах во времени, о моральной возможности или необходимости убийства (привет, Фëдор Михайлович!) и некоторых иных вопросах бытия в условиях меняющегося временного континуума. Художественный мир, созданным Мамлеевым, довольно любопытен, и с ним хочется продолжать знакомство и дальше