Максимилиан Волошин
Голоса поэтов
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся…
В любви поэта к патетическому и торжественному нет ничего нового: все поэты начинают с этой любви.
«Как царский скиптр в скинии пророков, у нас цвела торжественная боль», – говорит Мандельштам про старую драматическую поэзию. Оригинально то, что его торжественность не однообразна, что для ее передачи ему надо предварительно изучить тысячи оттенков и модуляций, что в патетическом он любит не самый подъем чувства, а таинственное цветение голоса: «Зловещий голос, горький хмель, – души расковывает недра; – так негодующая Федра, – стояла некогда Рашель». Поэтому он молится:
«Да обретут мои уста первоначальную немоту» и заклинает: «Останься пеной, Афродита, и слово – в музыку вернись». Он старается достигнуть истоков речи: «Она еще не родилась. Она и музыка, и слово и потому всего живого ненарушаемая связь».
Природа для него оживает через сравнение со звуком, с метрикой.
«Как бы цезурою зияет этот день!» – восклицает он и описывает тихий летний день такими словами: «Есть иволги в лесах, и гласных долгота в тонических стихах – единственная мера; но только раз в году бывает разлита в природе длительность, как в метрике Гомера».
