В зависимости от количества галунов, выслуженных в юности при отбывании воинской повинности, профессора оказались помощниками лекарей, а хирурги санитарами и носильщиками.
Я слыхал такой рассказ от очевидца. Происходит операция. Случай редкой трудности. Среди санитаров находится хирург N. N. (не помню его имени – вроде профессора Дуайена). Видя, что неопытным военным лекарям не справиться, он производит вопиющее нарушение дисциплины: выходит из рядов служителей и просит позволить сделать эту операцию ему.
Негодование начальства: «Voyons, la discipline, Sacre nom de Dieu»[3]… По счастливому случаю среди огалуненного начальства был студент – его ученик, который объяснил присутствующим, с кем они имеют дело.
Потому ли, что они сами не знали, как приняться за данную операцию, но на этот раз дисциплина была принесена в жертву здравому смыслу.
Редкий случай. Потому что Франция – страна порядка и всё в ней приносится в жертву букве закона.
Запасные, негодные к строевой службе, большинство которых люди пожилые и с положением, стоящие во главе различных промышленных и торговых предприятий, все призваны, обязаны жить в казармах, подметая дворы, чистя отхожие места или томясь от безделья, между тем как за их отсутствием дела останавливаются, внутренние отправления страны парализуются.
В смысле бюрократического педантизма ни одна страна не может сравниться с Францией. Раз установленный закон блюдется до полной потери смысла, пока не приходит революция и не вышвыривает его за борт вместе с блюстителями. Потому что революция, как и традиция, является нормальным выявлением французского духа. Они не исправляют друг друга. Они сосуществуют. Традиция – это скопидомство. Революция – ее словесный критицизм.
Один литератор, вернувшийся с фронта, мне говорил: «Если послушать, что говорят солдаты, то можно прийти в отчаянье. Общее недовольство правительством и ближайшим начальством. – „Так продолжаться не может: когда будет заключен мир, мы еще с недельку не разойдемся, а наведем там у них порядок… Лучше стать германскими подданными“. – Об офицерах слышишь постоянно: этому только штык в брюхо… Казалось бы, с таким войском нечего и делать. А между тем это только манера выражаться. Так же точно ворчали и наполеоновские „les grognards“[4]. А как только дойдет до опасности и до дела – и дисциплина, и единодушие полнейшие».