Максим Владимирович Бочкарев
Целитель. Становление

Часть 4

Шли годы, позади осталась школа, начиналась новая жизнь. Пришла Пашке пора – высшее образование получать. А вообще Пашка очень хотел в армию, но судьба вела его своими тропами. По дороге в военкомат Пашка попал в аварию, которая в общем-то и разделила его жизнь на две разных части.

В машине, в которой Пашка попал в аварию, выжил он один, водитель и другой, случайный, надо сказать, пассажир погибли. Пашка же получил серьезную травму ноги, которую будет лечить всю жизнь.

О карьере военного пришлось забыть и покорно идти учиться, как все – на экономический. Время тогда было такое, все хотели учиться на экономиста и юриста, как будто других, нормальных специальностей не было!

Вот и Пашка стал учиться на экономиста, не имея ни малейшего представления о том, что это такое!

Как сельскому жителю, Пашке была положена общага, и он, конечно, этим правом воспользовался. Благополучно сдав все экзамены и получив, надо сказать, очень хороший проходной балл, Пашка был зачислен на бесплатное обучение и получил место в общежитии.

Вот тут-то и началась история совсем нового Пашки. Нет, не потому, что он стал студентом! Он стал становиться тем, кого гораздо позже назовут – целителем.

А началось все, как и все простое и великое – с женщины. Нет, не о том думаешь, дорогой читатель!

На второй или третий день после заселения Пашки в общежитие в дверь его комнаты постучали. Пашка удивился тому факту, что здесь вообще кто-то соблюдает правила приличия, просто, как он уже успел убедиться, в общежитии не сильно-то принято заморачиваться с этикетом и чем-то еще в этом роде.

Надо сказать, что позже в его комнату будут входить, только постучавшись, это станет негласным правилом, но об этом несколько позже…

Так вот – в дверь стучали, а Пашка как раз пытался понять, с какой стороны начать читать учебник по экономической теории. «Открыто!» – крикнул он и вновь попытался сосредоточиться на науке. Но, как ни странно, пришли именно к нему. Пашку крайне удивил визит незнакомки, ведь он еще толком не успел познакомиться ни с кем в этом огромном, многоэтажном, напоминающем вечно гудящий улей, здании.

Порог комнаты перешагнула девушка. По всему было видно, что ей очень плохо. Тут надо сказать, что после аварии Пашкины необычные способности усилились многократно и даже приобрели новые грани. Вот и сейчас Пашка смотрел на девушку и видел, что ее верхняя десна слева, как бы светится красным светом.

Но не только это видел Пашка. Еще отчетливее он видел идущий за девушкой шлейф. Это трудно объяснить, но за всяким человеком Пашка видел как бы след, наподобие того, что оставляет за собой самолет в небе. И если человек находится в браке или отношениях, к шлейфу этому примешивается след другого человека.

Вот и сейчас Пашка видел, что перед ним стоит человек с больным зубом и еще более больной душой, ведь след другого человека почти перестал пересекаться со шлейфом девушки, но до конца так и не исчез. А это могло значить только одно – она переживает болезненный разрыв с молодым человеком.

«Весь этаж обошла, ни у кого таблетки от боли нет! Посмотри, может тебе мамка с собой упаковала?» – полу прося, полу издеваясь, проговорила девушка, не переставая при этом держаться за больное место.

И вот тут произошло то, что определило Пашкину судьбу на долгие годы. Он, ничего не говоря, встал, подошел к девушке, отвел ее руку от лица и приложил к ее левой щеке свою правую ладонь. Она не сопротивлялась, ее обескуражило столь наглое поведение первокурсника.

«Он вернется! Просто перестань его преследовать, и он сам вернется!» – сказал полушепотом Пашка, не отрываясь глядя в глаза гостье.

Ее реакцию было трудно описать словами. Она стояла и смотрела на Пашку круглыми от удивления глазами. Зуб, болевший уже двое суток, перестал ее беспокоить почти моментально, но самое главное – она услышала то, что беспокоило ее в тысячу раз сильнее. На душе у нее стало легко, и она заплакала.

Пашка будет возвращаться к этому моменту тысячу раз, но так и не сможет объяснить себе тот порыв, заставивший сделать его то, что он тогда сделал. Словно какая-то неведомая сила вела его и подсказывала, что при этом делать и говорить.

Девушка еще немного постояла и пошла к выходу. На пороге она обернулась и полушепотом сказала: «Спасибо!».

А Пашка, как ни в чем не бывало, вновь уселся за учебник по экономике, пытаясь понять, как связаны спрос и предложение в условиях волатильности рынка.

Случай этот станет для Пашки, так же как и авария, знаковым. С этого момента его жизнь кардинально изменит свой вектор.

Как и в любой замкнутой социальной среде, в общежитии вести разносятся крайне быстро. И уже через несколько дней Пашка ощутит на себе, что такое «популярность закрытого типа». Тут, думаю, нужно дать пояснение уважаемому читателю. Дело в том, что Пашка стал личностью крайне популярной, но в то же время сам факт его популярности, отрицался теми, кому он помог. Понимаю, что звучит непонятно и где-то даже абсурдно, но это так!

Все дело в том, что очень многие обращались к Пашке за помощью и даже рекомендовали Пашку другим, но делалось это полушепотом и никто из тех, кому он помог, в открытую никогда и ни за что не подтвердили бы, что обращались к нему за исцелением. Так уж устроен человек – он готов принимать помощь и спасение, но признавать свои слабости и факт того, что он обратился за помощью к тому, кто обладает необъяснимыми способностями – человек не способен, ибо гордыня и эго – вещи неотделимые от человеческой сущности.

И такую «полулегальную», полупризнанную деятельность целителя Пашка будет вести еще долгие годы. Да и само определение «целитель» придет к Пашке гораздо позже…

Часть 5

Конец девяностых в нашей стране было временем крайне «веселым», все выживали, как умели. Студены в то время, так же, как и вся страна перестраивались на новый лад.

Пашка ничем не отличался от других, он так же, как и все учился и подрабатывал. Разгрузка вагонов ночами было делом обыденным. Но была одно обстоятельство, которое выгодно отличало его от других студентов, живущих в общаге – холодильник в его комнате всегда был набит едой. Те, кто жил в общежитии в девяностые, поймут, о чем идет речь.

Нет, Пашка не таскал еду с разгружаемых вагонов (хотя и такое случалось). Холодильник ломился от продуктов по другой причине – те, кто пользовался Пашкиным даром, негласно, словно сговорившись, тащили в благодарность съестное. Сначала Пашка отказывался от вознаграждения, пионерское прошлое не позволяло брать плату за труд, но потом он понял, что когда «работает» совсем бесплатно, он страшно болеет. Даже не так – у него болело то, что мучило того, кто пришел к нему за помощью. Словно недуг переселялся в Пашкин организм. Плата же, хоть и продуктами, словно избавляла от этих неприятностей.

Пашкины соседи по комнате были счастливы. Они искренне считали, что родились под счастливой звездой. И когда к Пашке приходил «поговорить» очередной житель общаги, они, не сговариваясь, моментально покидали комнату, дабы не мешать заполнению холодильника.

Здесь надо отметить еще один интересный факт. Как и в любой среде в девяностые в общаге, естественно, была своя так называемая группа людей, которые поняли один принцип – настало время сильных. И они пользовались своей силой на всю катушку, все больше и больше отдаляясь от нравственных и моральных ценностей. И Пашка предсказуемо должен был стать жертвой этих живущих по праву сильного ребят. Но и тут его дар преподнес приятный сюрприз.

В один из вечеров, когда Пашка уже сходил в душ и собирался спать, к нему в комнату вошли двое. Трехцветные костюмы «ади…ас» плотно облегали их налитые силой плечи. Бесцеремонно открыв холодильник, один из них стал выискивать что повкуснее, кидая при этом на пол то, что не пришлось ему по вкусу.

Пашкины соседи исчезли из комнаты, нарушая при этом все законы физики, они просто испарились. Но Пашка не осуждал их за это, трусость всегда была слабостью человека, тут ничего не поделаешь.

Глядя на откровенно хамское поведение «гостей», Пашка очень жалел, что его разбитая в аварии нога не позволяет ему оказать достойный прием посетителям. Он всю жизнь занимался спортом, в том числе борьбой и, имея здоровую ногу, Пашка вел бы себя сейчас совершенно иначе, но было, как было, приходилось молчать и терпеть.

«Ты, говорят, типа шаман!» – неприятно скалясь, проговорил тот, что вошел первым и теперь сидел за столом, глядя, как его товарищ опустошает холодильник.

«Нет! Я православный!» – Пашка был хоть и хромой, но трусом он не был никогда, и если расправу над холодильником он как-то пережил, но вот хамить себе он не мог позволить, натура у него была такая.

«Типа умный?» – осведомился тот, что сидел за столом. Но в голосе его уже не было той наглой самоуверенности. Глядя в немигающие Пашкины глаза, он увидел в них то, что не видел никогда. Объяснить он это не мог, но в его начисто отбитой голове, все таки еще жили мысли, и они подсказывали ему, что перед ним стоит человек далеко необычный.

Не дожидаясь Пашкиного ответа, его собеседник встал, поправил прожженные в нескольких местах треники и двинул к выходу, дав при этом знак своему товарищу, оставить холодильник в покое.

«Постой!» – сам себе не веря, крикнул вслед уходящему собеседнику Пашка. Бритоголовый обернулся, он оторопел от такой наглости и, не скрывая удивления, смотрел на наглеца.

«Поверь мне на слово, не надо тебе и твоему другу завтра никуда ходить! Скройтесь где-то! Скажитесь больными или что-то в этом роде!» – продолжил удивлять в первую очередь себя самого Пашка.

Бритоголовый продолжал смотреть Пашке прямо в глаза. И пускай он не блистал интеллектом, но в людях жизнь его заставила научиться разбираться. Вот и теперь он четко понимал, что парнишка не шутит. Пашка же, чтобы подтвердить свои слова на понятном гостям языке продолжил: «Я не знаю, как вам это объяснить, но вам действительно нужно завтра залечь на дно! Я отвечаю за свои слова!».

Последняя фраза произвела на визитеров по истине магическое действие. Они, не сговариваясь, молча, синхронно кивнули Пашке и ушли.

Через пару дней они вернулись. Но только они не открыли дверь в Пашкину комнату «с ноги», как в прошлый раз, а вполне деликатно и по-человечески постучались. Когда они вошли, Пашкиных соседей вновь унесло сквозняком.

А гости очень деликатно стали выкладывать на стол дорогущую рыбу, колбасу и несколько бутылок коньяка.

«Ты нас прости, если что не так! Мы тут в прошлый раз немного погорячились, ты это – зла не держи!» – вполне по-дружески проговорил бритоголовый. Он шагнул на один шаг ближе к Пашке и протянул руку: «Колян! А это кореш мой – Толян!»

Знакомство переросло в предсказуемое застолье до утра и в дружбу на долгие годы. В ту ночь Колян рассказал Пашке интереснейшую историю. Они сначала не поверили Пашке и его словам о том, что им нужно залечь на дно, но, посовещавшись, решили, что сделают это только ради того, чтобы с чистой совестью вернуться и наказать зарвавшегося студента за его «базар». Каково же было их удивление, когда они узнали, что почти всю их компанию «приняли» на каком-то деле, суть которого новые Пашкины друзья, по понятным причинам, не озвучили даже когда были уже изрядно навеселе.

И этот факт вселил в них огромное уважение к Пашке и его способностям. Они долго пытали Пашку – как он это делает? Но ответа так и не получили, потому что Пашка и сам не знал, как у него это получается. Отчего он приобрел в их глазах еще больший авторитет, ведь он был готов ответить за свои слова, сам не зная, откуда идет ему информация о грядущих событиях.

Думаю, не нужно объяснять, что с тех пор Пашка обрел надежную защиту в лице новых друзей, и в общаге и институте никто даже в мыслях не имел причинять ему какой-то дискомфорт.

И Колян, и Толян еще не раз обращались к Пашке за помощью и никогда не обижались на него за то, что он отказывался применять свой дар в криминальных целях. Скорее они даже еще больше уважали его за принципиальность и смелость, ведь редко кто осмеливался им в чем-то отказать…

Часть 6

Из студенческих лет запомнился Пашке один случай – в общаге на их этаже шел ремонт, и пришлось Пашке с другими студентами решать квартирный вопрос. Не сразу, но получилось найти подходящий вариант.

Одна бабуля сдавала комнату в квартире, вот они с товарищем и заехали. Комната была просто отличная, светлая и тихая, хотя после общаги, наверное, везде тихо. Пашка по началу был очень доволен, пока не случилась эта история.

Как я уже говорил выше, Пашка, как и большинство студентов тех лет, подрабатывал ночами грузчиком, Петька – его товарищ, с которым они снимали у бабки угол, также работал на разгрузке вагонов. И так уж совпало, что работали они в разные смены, соответственно и в квартире они периодически ночевали по одному.

Первым об этом заговорил Петька, когда Пашка спросил его, почему он такой смурной: «Да не выспался ни фига! После смены пришел, думал посплю нормально! Ага! И ведь самое интересное, я же в общаге-то привык, даже под Санину гитару спать, а тут не могу! Шепчет бабка что-то и шепчет! Ведь через стенку шепот, почти не слышно, а я слышу! Давно заметил, к бабке сначала кто-то в гости приходит, а она потом полдня шепчет что-то!».

Петька еще долго возмущался, но толку-то, искать другую квартиру долго, да и ремонт в общаге шел по секторам, и их комнату должны были отремонтировать уже в этом месяце. Оставалось только ждать.

Как-то после ночной смены на вагонах Пашка сразу пошел в институт, отсидел две пары, которые никак нельзя было прогулять и с чувством выполненного долга пошел на квартиру отсыпаться.

Только он улегся поудобнее и начал засыпать, в прихожей раздался звонок. Пашка конечно не реагировал, уж он-то точно не ждал гостей и, перевернувшись на другой бок, он почти провалился в сон. Но хозяйка квартиры, видимо, не слышала, что в дверь настойчиво продолжают звонить.

Пашка понял, что проще встать и открыть самому, иначе это не закончится. Он пошел в прихожую, качаясь, как моряк, сошедший на берег после долгого плавания. Открыл дверь и увидел, что в дверях стоит девушка, которая учится вместе с ним в институте. Они оба искренне удивились такой встрече. «А бабка Анна здесь живет?» – краснея, спросила гостья. «Здесь, проходи, она на кухне кастрюлями гремит, не слышит ни фига!» – ответил Пашка и отправился в комнату спать.

Что было дальше, он не слышал, бессонная ночь делала свое дело, он спал, как младенец. И спал бы он еще пару часов, если бы не проснулся, от странного чувства тревоги. Спросонья он долго не мог понять, что же происходит? Получалось, что поспал он всего-то два часа.

Пашка прислушался, в звенящей тишине квартиры он ясно слышал не то бормотание, не то шепот. Петька оказался прав, старуха действительно любит пошептаться днем. Но шепот этот был громче любого крика, так по крайней мере ощущал его Пашка.

Вставать было очень лень, но мочевой пузырь не обманешь, и Пашке пришлось тащиться в туалет. Проходя мимо комнаты, в которой жила бабка Анна, он увидел, что она сидит за своим огромным, круглым столом. На столе прямо перед ней стояла чья-то фотография, а бабка сидела с закрытыми глазами и что-то старательно нашептывала. Пашку от увиденного продрал мороз.

Сделав все дела, Пашка старательно умылся холодной водой, чтобы окончательно проснуться. Он подумал, что спать уже бессмысленно и решил позаниматься с курсовой.

На обратном пути в свою комнату он не удержался и вновь заглянул в комнату хозяйки. Картина была прежняя, только теперь вокруг стоящей на столе фотографии были две свечи. А бабка с прежним усердием что-то бормотала, не открывая при этом глаза.

Так Пашка впервые столкнулся с вещами, в которые никогда раньше не верил. И все рассказы про черную магию считал выдумкой для тех, кому нечем заняться. Но вот сейчас, стоя перед открытой дверью, он четко понимал, что на его глазах происходит наглое вмешательство в чью-то волю. Он каждой клеточкой кожи чувствовал, что из комнаты, где сидит и «работает» бабка, на него льется какая-то злобная волна.

Он не имел ни малейшего понятия, что происходит, но внутренний голос, которому он научится верить с годами, говорил ему, что человек на фотографии будет страдать. И тогда Пашке стало по-настоящему страшно! Придет время, и он многому научится, многое поймет, но сейчас он боялся так, что его ноги немного тряслись.

Он хотел было уже уйти, но какая-то необъяснимая для него на тот момент сила удержала его. Более того он четко понял, что человека с фотографии надо спасать.

И все случилось, как бы само собой. Пашка просто закрыл глаза и дал волю своей внутренней силе, которая так и рвалась в этот момент наружу.

Перед его внутренним зрением словно родилась картинка – что между бабкой и портретом на столе, возникла прозрачная, но очень прочная стена. И стена эта надежно защитила того, кто изображен на фотографии.

То, что случилось потом, напугало Пашку так, что он два дня немного заикался. Как только в Пашкином видении возникла спасительная стена бабка взвизгнула, как визжит напуганный поросенок.

От столь резкой смены действий Пашка даже чуток присел. Бабка резко обернулась и произнесла слова, которые Пашка услышит еще не раз и не два в своей жизни: «Видишь нас?!».

Пашка откровенно оторопел и смог выдавить из себя лишь: «Н-н-нее поооннимаю, что вы говорите!» и героически сбежал в свою комнату. Он лег на кровать, закрыл глаза и очень-очень сильно захотел, чтобы все это оказалось сном. Как ни странно, но думал он в тот момент о том, что живут же люди как-то без таких талантов как у него, и хорошо им.

Тут дверь в его комнату резко распахнулась, на пороге стояла бабка, она пристально смотрела на Пашку и молчала. Отчего последнему было, мягко говоря, не по себе. После достаточно долгой паузы бабка заговорила: «А ты сильный! Сильнее меня даже! Если не просрешь дар, быть тебе великим!». После этих слов она развернулась и пошла на кухню. И уже оттуда очень громко добавила: «Сам понимаешь, не ужиться нам! Съезжай прямо сейчас, деньги я тебе верну!».

Пашка собирал сумку и не понимал, что пугало его сильнее – остаться без угла или слова старухи, которые он тогда откровенно не понимал, и поймет окончательно, спустя только многие годы. А сейчас он знал одно – про злых ведьм его родная бабушка не врала, они существуют! И, как это не печально, он умеет их видеть!

Часть 7

Есть в студенческой жизни одно замечательное явление – производственная практика. Это когда студент превращается в бесплатную рабочую силу для сотрудников предприятия, к которым он попал. По идее, практику для студентов должны вести самые опытные сотрудники и передавать свой бесценный опыт молодому поколению.

Пашка стоял в очереди за колбасой, а в кармане лежал список, где колбаса занимала далеко не последнюю позицию. Он был на практике, и каждый его новый день в качестве практиканта начинался теперь одинаково – он получал список продуктов, которые нужно купить для сотрудниц экономического отдела, где он и был практикантом.

Гастрономическое утреннее турне заканчивалось примерно в полдень. Он тащил огромные сумки с продуктами через проходную, отмечал пропуск и шел в свой ставший уже родным – «отдел экономики и планирования». Перед тем как войти, Пашка громко и долго стучал в дверь и заходил лишь после того, как ему внятно ответят, что войти можно.

Все дело в том, что коллектив, где проходил практику Пашка, был сугубо женский. И был в этом коллективе обычай – примерять принесенные очередной торговкой вещи, прямо перед обеденным перерывом, как раз в то время, когда Пашка возвращался из похода по продуктовым магазинам.

Дважды с ним случался конфуз, когда он застиг половину отдела, в процессе примерки бюстгальтеров, а второй раз – утягивающего белья. Впечатлений этих Пашке хватило на долгое время вперед, и теперь он не входил, пока не услышит однозначного ответа.

После обеда Пашка, наконец, приступал к бумажной работе. Нет, что вы! Ему не доверяли сводить какой-то важный отчет или делать экономический анализ. У Пашки была огромная, еще видимо допотопная дрель и чудовищных размеров игла. При помощи всего этого набора он до конца рабочего дня сшивал документы, предназначенные к отправке в архив.

Через несколько дней присутствие практиканта в общем огромном кабинете, видимо, несколько надоело сотрудницам по той лишь простой причине, что наличие молодого человека несколько сужало набор тем для ежедневного обсуждения, и Пашка был торжественно переведен в «отдельный кабинет».

Собрав свой нехитрый инструмент, Пашка переехал. Теперь он был реально владельцем отдельного помещения. Если не считать, что помещение это было предназначено для хранения инвентаря уборщицы и отсутствия окон, то было вполне прилично. У Пашки появлялась возможность покемарить после ночных смен и почитать художественную литературу.

Круг его общения, если не считать утренних, продуктовых заказов, сузился до одного человека. Это была женщина, лет тридцати пяти, по имени Вера Ивановна. Она приносила Пашке новые кипы бумаг и забирала те, что он успевал сшить.

Они почти не разговаривали, но даже в короткие их моменты встреч, Пашка чувствовал – с Верой Ивановной что-то происходит. Он стал замечать, что с каждым днем она выглядит все хуже и хуже. Нет, здесь идет речь не о внешнем облике Веры, как и все ее сослуживицы она очень даже следила за собой. Но вот то, что происходило с ней внутри, не давало Пашке покоя.

Сам не понимая как, но он видел своим внутренним, понятным только одному ему зрением, что женщина находится на грани.

И однажды он набрался смелости и решил с ней заговорить: «Вера Ивановна, Вы меня простите, но мне кажется, Вас что-то очень беспокоит! Не знаю как, но, думаю, я могу вам помочь!».

Вера Ивановна резко взглянула на наглеца и уже хотела было уйти, но остановилась на самом пороге, замерла и, не поворачиваясь к Пашке, заплакала. Он сидел за своим заваленным бумагами столом и видел, как ее плечи мелко подергиваются в такт ее всхлипываниям. Ох, как же он не любил, когда женщины плакали при нем, это всегда делало его каким-то дураком, он не знал, что делать и говорить.

А плакала Вера из-за того, что вот уже лет пять ее муж стал сильно ревновать, а потом и бить. Воспитанная в суровых, советских нормах Вера и не помышляла о разводе, ведь у них была «прекрасная» семья и двое детей. Поэтому ей приходилось терпеть и молчать. Но последнее время становилось это делать все труднее и труднее, как и скрывать следы побоев. Больше всего Вера боялась, что муж когда-нибудь ударит ее по лицу, и вот как тогда идти на работу? Все же сразу поймут, что ее семья далеко не «образцовая» и весь имидж счастливой женщины, создаваемый ею годами, рухнет в один миг.

Она стояла и плакала, не понимая, чем ей может помочь этот пацан. Но чем больше она рыдала, тем легче ей становилось. Со слезами выходили накопленные за последние годы эмоции, ведь счастливые женщины не плачут, и она не позволяла себе этого делать!

С заплаканным лицом и красными глазами в отдел не пойдешь, оставалось только одно – пересидеть до полного успокоения здесь вместе с практикантом. Она повернулась к Пашке, взяла стул и уселась за столом напротив.

Так они и сидели и молчали. Вера Ивановна думала, как бы заставить практиканта держать язык за зубами, а Пашка боролся с нестерпимым желанием помочь этой несчастной женщине. Прекрасно видя, что на диалог она явно не настроена, тем не менее Пашка с трудом держал себя в руках. Где-то внутри себя он понимал одно – ему нужно лишь заговорить, а вот то, что он будет говорить, родится, как всегда само. Так бывало уже не раз, когда люди приходили к нему за помощью. Вся его задача, заключалась в том, чтобы своим умом не мешать потоку слов и мыслей.

Вот и в этот раз, Пашка был на сто процентов уверен, что может помочь женщине, даже не смотря на ее откровенное неприятие.

Он на секунду закрыл глаза, глубоко вдохнул и выпалил: «Вера Ивановна! Можете верить, можете нет, но я могу Вам помочь! Я уже многим смог помочь, правда не знаю, как у меня это выходит!».

Он поднял глаза и посмотрел на собеседницу, она продолжала тереть и без того красные глаза платком. Вера ничего не ответила, и Пашка принял это как согласие.

Сделав еще один глубокий вдох, Пашка начал говорить, теперь уже почти безотрывно глядя на собеседницу: «Как я уже сказал, Вы можете верить, можете нет, но я действительно вижу некоторые вещи, которые непонятны другим людям. А бывает, что и не вижу, а просто знаю! Так вот, в Вашем случае я могу сказать одно, ваш муж не такой уж и зверь, как кажется последнее время!».

От этих слов Вера Ивановна вздрогнула, как от удара током. Откуда он знает про мужа? Она стала судорожно перебирать в голове возможные логические варианты. Но ни один из них не подходил для этого случая. У них с практикантом ну просто не было никаких общих знакомых! А на работе она ни с кем не делилась, ибо у нее был имидж – образцовой жены в образцовой семье! Голова от такого шла кругом.

А Пашка, видя, что как всегда угодил в самое яблочко, продолжил: «Вы же не всегда так жили! Все же у вас хорошо было! Это же только последние четыре-пять лет он на Вас отрывается!».

После этих слов Вера Ивановна зарыдала с новой силой. Пашка уже имел опыт,подобного общения с женщинами и знал, что нужно дать ей плакать столько, сколько нужно. Она плакала, он молчал, так прошло минут пять.

Видя, что поток эмоций сходит на нет, Пашка продолжил: «Знаете, бывает так, что человек сам не ведает, что творит, а потом ему и самому очень стыдно. Вот и Ваш муж, он не совсем еще пропащий, ему можно помочь!».

После этих слов Вера даже перестала тереть глаза, она очень внимательно посмотрела в глаза практиканта. И внутреннее, женское чутье безапелляционно верило этому мальчишке.

И, видя, что он, наконец, привлек ее внимание, Пашка продолжил: «Еще раз скажу, я не знаю, откуда мне приходит информация, я ее просто передаю, знаю одно, она всегда верная! Так вот, вспомните, пожалуйста, Вашего мужа угощала едой какая-то посторонняя женщина? Может быть, даже при Вас. Это было как раз четыре-пять лет назад!».

Вера задумалась: «Да так сразу и не вспомнишь! Может, и угощала, я не знаю!».

«Знаете! Просто надо вспомнить!» – с неизвестно откуда появившейся наглостью ответил Пашка.

Вера даже наморщила лоб от напряжения. Она молчала с минуту и, вдруг, резко встала, подняла палец вверх и совсем по-девчачьи радостно вскрикнула: «Вспомнила! Вспомнила! Как раз лет пять назад это было, мы только дачу купили! Есть там у нас одна соседка напротив по линии! Она с первых дней начала моего мужа просить всякие мелочи помочь! Бак перенести, теплицу помочь накрыть, шланг подключить и все такое! Я по первости не возражала, думала, ну как не помочь по-соседски? Потом она и начала как раз мужа подкармливать! То огурцов даст, то ягоды! А терпение мое лопнуло, когда она приперлась с целым тазиком пирогов в благодарность за то, что муж ей ворота помог приварить. Выхожу я из бани, а он довольный сидит, лопает ее пироги! А она сама в халате с таким вырезом, что пупок видно! Вот тогда я не сдержалась, нахамила ей откровенно! Муж меня долго потом стыдил, да так, что мне и самой едва стыдно не стало!»

Выпалив все это почти на одном дыхании, Вера с явным облегчением, плюхнулась обратно на стул. Впервые в жизни, она разговаривала с чужим человеком так откровенно. Это и пугало, и радовало одновременно. Несмотря на то, что практикант был еще совсем пацан, от него шла какая-то неведомая сила, которой подспудно хотелось довериться!

Пашка выдержал почти мхатовскую паузу и заговорил: «Вот Вы сами все и рассказали! А соседка ваша роста небольшого, волосы у нее совсем темные и взгляд очень-очень тяжелый!».

Вера Ивановна, не стесняясь, выпучила на практиканта глаза. Вот это да! Откуда он это знает!? Она долго не могла прийти в себя. Советское воспитание начисто отрицало возможность подобных вещей! Но факт оставался фактом, практикант был человеком далеко необычным!

«Да! Черная, ростом мне чуть выше плеча! И взгляд! Вот это ты вообще в точку попал! Слушай, а как ты все это видишь?» – не удержалась Вера.

«Говорю же, хотите верьте, хотите нет! Не знаю! Само как-то идет, а я просто людям говорю!» – еще раз искренне сознался Пашка.

«И что мне теперь с этим делать?» – с искренней мольбой в голосе спросила Вера.

«А пока Вы рассказывали, мне пришло два варианта! Первое, самое правильное – продать дачу, а если это невозможно, то сыпьте раз в неделю соль у калитки. Если кто спросит, скажите – чтобы сорняки не росли!».

Вера даже не думала ни секунды: «Вот и я так считаю! Продать эту клятую дачу! Но решиться не могла! Теперь сомнений нет, уговорю мужа! Он давно дачу у речки хотел, чтобы рыбачить, вот и повод! А соли обязательно насыплю, пока продаем! Пусть ей все старицей воздастся!».

И тут Пашка выдал то, от чего удивился сам. Будто и не он это говорил, а какой-то внутренний голос: «Я не помогаю тем, кто мести желает! Не нам решать, кого наказывать! Поэтому не думайте о возмездии, оно само приходит к тем, кому должно!».

Вера Ивановна с нескрываемым уважением посмотрела на практиканта. И обещала, что больше даже думать об этом не будет.

С того дня у Пашки началась почти райская жизнь. Поток документов для подшивки уменьшился почти в два раза, и он после традиционного похода в магазины мог спокойно покемарить или почитать в своем отдельном кабинете.