Максим Разоренков
Цена игры
© М. В. Разоренков, 2023
Издательство «АВТОР ОНЛАЙН®», 2023. – 100 с.
Предисловие
Воображаю себе человека, открывающего эту книгу. Это может быть любитель литературы с самым широким кругом интересов – что бы новенького почитать? Или случайный человек, привлеченный интригующим названием книги… А может быть, книгу откроет желающий прочитать мотивирующий рассказ, способный подтолкнуть к активным действиям? Или тот, кому интересны поучительные истории?
Заранее каждому благодарен за внимание. И смею надеяться, что книга будет полезна всем. Но, конечно, в первую очередь это издание задумывалось для тех, кто поддался соблазну и на себе испытал, что такое зависимость.
Знаете, я иногда чувствую себя священником или проповедником. Ко мне обращается много людей. За советом, консультацией, с просьбой или вопросом, на который не всегда есть ответ. И я отвечаю, делюсь, утешаю, помогаю. Эта книга – еще одна возможность помочь людям. Поделиться своей историей, которая позволит опереться на мой опыт, как на надежное плечо друга.
В общем, эту книгу можно считать чем угодно – учебным пособием, мотивационным инструментом. Может быть, вдумчивый читатель и не найдет здесь литературных изысков. Но зато автора никто не упрекнет в фантазиях. Все, что изложено в книге, – настоящая жизнь, без капли вымысла. Тот, кто перешагнул порог зрелости, в некоторых главах узнает себя. У многих из нас схожие судьбы, и моя жизнь, конечно, похожа на жизнь огромного количества моих соотечественников. Так что можно считать, что эта книга – просто моя автобиография.
Жизнь дала мне немало серьезных и даже жестоких уроков, из которых я сделал, надеюсь, правильные выводы. Верю, что, прочитав книгу «Цена игры», и вы сумеете разглядеть грабли, на которые не стоит наступать…
Глава 1. Без попыток к сопротивлению
До того, как начать работать над книгой, я немало размышлял по поводу своей личной истории. Есть ли смысл рассказывать ее? Нужна ли она моему читателю и тем людям, которые сейчас, проходя собственный путь, свою дорогу скорби от зависимости до свободы от нее, ищут помощи и поддержки? Хотел ли я в свое время, чтобы кто-то сел рядом и рассказал о своих злоключениях и поисках выхода из лабиринта аддикции?
Пожалуй, да. Довольно долго моя основная проблема заключалась не в том, чтобы перебороть лудоманию или зависимость от алкоголя, наркотических средств, а в том, что я понятия не имел о том, что со мной происходит. Довольно типичная ситуация, с которой теперь, будучи специалистом в области лечения зависимостей, я сталкиваюсь ежедневно. Но в свои молодые годы ни о чем подобном я и не знал. А вот если бы кто-то объяснил, что со мной происходит, то, вероятно, я бы не потратил свои лучшие годы на бесцельный круговорот ставок и пьянок.
Получается, моя история может быть полезна, значит, я должен ее рассказать.
Понимаю, что в таких вещах надо либо оставаться правдивым до самой последней запятой, либо не говорить ничего. И я готов к этому, потому что немало поработал над тем, чтобы уяснить правду и принять ее. Это абсолютно простая истина:
Только я сам отвечаю за то, что со мной произошло.
Признаюсь, что сначала мне хотелось найти виноватых. Мама, отец, брат, Галя, парень из Калифорнии, что дал сделать первую затяжку марихуаны, – с ними всеми я вел долгие внутренние диалоги, придерживаясь по большей части обвинительного тона. Требовалось выпустить пар и накопившийся негатив, я и выпускал. Оппоненты не могли мне возразить, ведь я говорил и за себя, и за них, а поскольку никто мне не возражал, из каждого внутреннего монолога я выходил победителем. Но не ощущал вкуса победы, а лишь желание пойти и сделать ставку в казино, а потом залить душу алкоголем. (В прежние времена я пил, и обмывая выигрыш, и оплакивая продутую вдрызг ставку.) Но однажды мои обвинения иссякли. Я увидел правду, настолько очевидную, что только слепой мог ее не замечать. Принятие правды тоже прошло не безболезненно. Оно работает как прививка, которая должна вызвать неприятные симптомы, но потом не позволить вирусу разжечь в организме серьезное заболевание.
Теперь меня не заботит грубая правда – принимая на себя ответственность за все со мной случившееся, я автоматически получаю право описывать свою жизнь максимально объективно. Не надо скрывать свои поступки, даже если за них стыдно. Не надо сгущать краски, описывая отцовский прессинг, выдумывать ужасы о своих взаимоотношениях с мамой, бабушкой или другими людьми. Можно спокойно сесть в машину времени и отправиться в прошлое, чтобы еще раз попытаться понять, почему именно я оказался в лапах зависимости?
И если ты, мой читатель, не против, то занимай пассажирское сиденье.
Взревел двигатель, пошел обратный отчет…
Я родился вторым сыном в семье военного, жили мы тогда в Алма-Ате. Мой папа, Валерий Алексеевич, был военным спортсменом, мастером спорта и олимпийским чемпионом по греко-римской борьбе. Выступал от казахстанской команды борцов ЦСКА, но как раз перед важнейшим событием своей жизни получил травму и не попал на знаменитую московскую Олимпиаду-80.
Отец был и остается сейчас, в уже весьма уважаемом возрасте, физически сильным человеком, но, насколько я понимаю, его душевная организация более хрупкая, чем можно предположить. Неудача с олимпиадой не то чтобы сломала его, а, скорее, подломила. Знаете, бывают деревья, которые вырастают высокими и крепкими, но однажды в грозу ствол такого дерева поражает молния, и с тех пор оно уже не может полностью восстановиться. Остается чуть скошенным, с частично отмирающими ветками. И стоит так еще хоть сто лет.
Вот и папа после травмы распрощался со спортивной карьерой, остался служить в армии, но с тех пор его лучшей подругой по жизни стала бутылка. Пьянство стало частью его жизни, будто те немереные силы, которыми он был наделен от природы, теперь требовалось как-то растрачивать, и отец направлял их на компенсацию вреда, причиненного его организму этиловым спиртом.
Отец не спился до безобразия, ничего подобного. Неплохо справлялся со своими служебными обязанностями, заведуя складами продуктового довольствия. Но дома в основном пребывал в мрачном настроении, держался отстраненно, мог и рявкнуть на нас со старшим братом Димой или на маму.
На самом деле, хоть папа никогда не был особенно душевным человеком, скорее – суровым и жестким, но и в мерзавца алкоголь его не превратил. Он не распускал руки, не обижал нас, как это делают многие пьющие отцы, более того, никогда не отказывался от своих отцовских обязанностей, и за многое я ему благодарен. Отец просто пил, что его устраивало, а если кому-то в семье папино пьянство было неприятно, то – скатертью дорога!
Военная жизнь подразумевала постоянное «кочевье», новые места службы, поэтому до моих десяти лет мы часто переезжали из одного гарнизона в другой, жили то в бараках, то в малокомфортабельных «служебках».
Помню это чувство, когда мы в очередной раз меняем место дислокации и я опять вхожу новичком в класс, полный чужаков, вздыхаю и произношу: «Здравствуйте! Меня зовут Максим…», испытывая уже привычный стресс от изучающих недружелюбных взглядов. Все, что не убивает нас, делает сильнее, верно? Вот и со мной так случилось: я научился быстро входить в коллектив, знакомиться, заводить друзей. Навык коммуникабельности до сих пор помогает в жизни, поэтому жалеть не о чем.
И вот мне уже лет десять, брату Диме – четырнадцать. Мы забыли, как выглядит отец в трезвом виде, что значит вместе проводить время, занимаясь какими-то мужскими делами. Впрочем, нам и помнить было особенно нечего. До сих пор при запахе сивухи я вспоминаю отца… Наверное, в тот период он пил намного больше, чем прежде, что обострило какие-то внутрисемейные конфликты, потому что мама, Елена Валентиновна, решилась на развод. Она всегда была сильной, решительной женщиной и, когда осознала, что между ней и бутылкой благоверный всегда выберет стеклянную соперницу, взяла нас с Димой за руки и увела в новую жизнь. Насколько я понимаю, мама опасалась, что отцовское поведение, его слабости повлияют на детей, и пыталась нас спасти. С учетом того, что произошло со мной впоследствии, она опоздала…
Для каждого ребенка развод родителей всегда драма, но мы с братом пережили его бессовестно легко. И на то были причины: мама встретила нашего будущего отчима Андрея. Не в обиду папе, но на отчима я смотрел тогда круглыми от восхищения глазами! От него буквально пахло уверенностью в себе, он был открыт, шутил с нами, выслушивал нас с братом как равных себе. Те пять или шесть лет, что мы прожили под его крылом, стали золотым временем моего детства.
Андрей, статный и энергичный офицер безопасности, служил в Белом доме. Мы жили в большой и красивой квартире в Зеленограде, у меня и брата были собственные комнаты, мама не работала, отчим не отказывал нам ни в чем. Однажды я попросил технику для работы диджеем в клубах, и он выдал мне нужную сумму не моргнув глазом, а ведь она была немаленькой!
Особенно интересно сейчас вспоминать деловые встречи, на которые отчим брал нас с братом. В мутные 90-е в России бизнес, власть и криминал оказались закручены в единый клубок, иной раз невозможно было понять, кто на самом деле владелец шикарного загородного особняка, где нас встречают как дорогих гостей: чиновник, олигарх или бандит. Или все вместе. Шестисотые «Мерседесы», малиновые пиджаки…
Трудно сказать точно, отразились ли годы жизни с отчимом на моей склонности к зависимости или нет, я лишь вспоминаю счастливые для себя времена. Но, пожалуй, именно тогда я научился относиться к деньгам несколько легкомысленно. Наверное, если бы мы жили бедно, как многие наши знакомые, то позже, став взрослым, мне бы и в голову не пришло делать ставки в казино. Я бы привык считать каждую копейку. Хотя, надо признать, мне приходилось встречать среди заядлых лудоманов и тех, кому не хватало денег даже на хлеб.
И если говорить обо мне, то не влияние конкретных личностей сыграло роковую роль, на мне отразилась специфика времени, а отчим оказался «вписанным» в ту эпоху человеком, раскрывшим мне ее прельстительные стороны. Наверняка вы помните 90-е или знаете об этом страшном времени из рассказов родителей или знакомых, как резко сломались все социальные лифты, а изменчивая Фортуна вдруг взяла верх над разумом большинства, одних одаривая своими щедротами, а у других отбирая последнее. Вам не казалась бредовой идея разбогатеть, выиграв в казино, вы действительно верили, что у кого-то это получилось, а уж если имелась склонность к азарту, то – милости просим в мир аддикции!
Однажды наша благополучная и счастливая жизнь кончилась – мама рассталась с Андреем, и он исчез из нашей жизни навсегда. До сих пор не знаю точно, что произошло между ними, ведь расставание с отчимом и той жизнью, которую он нам обеспечивал, стало для меня испытанием. Кстати, в чем-то и поводом к следующему периоду моей жизни, уличному. Я был готов на все, лишь бы выскочить из состояния подавленности, в котором пребывал, потеряв человека, ставшего моим кумиром.
Мы переехали в другой район Москвы, мать вышла на работу. Думаю, ей, женщине умной и образованной, не очень подходила должность продавца в магазине, но выбирать не приходилось. В мамином характере в то время особенно ярко проявился стержень, благодаря чему мы, собственно, и выжили, но она стала очень строга к себе и к нам.
К слову, наша связь с отцом никогда не прекращалась. Я ездил к нему, хоть и без особой радости. Сравнение с Андреем папа не выдерживал, тепла он нам не дарил и подражать ему не хотелось. В этот трудный для меня период я не нашел в нем опоры, которую, может быть, искал. Мама пропадала на работе, брат занимался собственными делами, а я вдруг остался один… Один на один с действительностью…
Что меня вдохновляло тогда, так это уличная жизнь. Научившись кататься на скейтборде и роликах, я нашел подходящую по интересам компанию. Целыми днями мы мотались по московским оживленным улицам, соревнуясь в скорости и ловкости, посиживали в любимых местечках, искали новые способы развлечения. Как вы думаете, что мы нашли в первую очередь? Само собой, алкоголь. Мне уже было лет пятнадцать, я считал, что можно и пиво, и что-то иное, покрепче, позабористее. Образ отца почему-то не возникал перед моим мысленным взором в качестве предостережения – ребята пьют, а я чем хуже?! Многие из нас начали курить, и незаметно для себя я тоже обрел эту привычку. В нашей компании зависал парень лет восемнадцати, то есть постарше ребят нашего круга. Звали его Иваном, и он, не умолкая, рассказывал нам о своей жизни в Калифорнии. Кажется, он прожил в США некоторое время вместе со своими родителями. Иван был диджеем и крутил нам неведомую прежде музыку: джангл, драм-н-бас и много прочих очень интересных направлений. Так он заразил меня идеей стать диджеем, показал, что к чему, дал базисные навыки. За что бы я сказал ему спасибо, так именно за это! Музыка стала для меня и отдушиной, и способом заработать. Пусть из меня и не вышел профессиональный диджей, но я получил много прекрасных впечатлений, сводя треки на вертушке.
Однако Иван подсунул нам, помимо музыки, кое-что иное, за что отблагодарить его стоило бы подзатыльником.
– В Калифорнии та-а-ак круто! – разливался соловьем Иван.
– Почему? – спросил я.
– Там марихуану курят все – и пацаны, и их предки!
Иван достал самокрутку и показал нам:
– Вот настоящая калифорнийская травка, офигенная!
Не сразу, но все наши попробовали эту «крутотень», а я только смотрел на них и удивлялся: да чего же тут хорошего? Нормальные ребята, затянувшись пару раз, вдруг превращались в каких-то бессмысленных дуралеев, хихикающих над самыми тупыми в мире шутками. Глаза мутные, стать на скейтборд не могут – сразу валятся!
О, эти мальчишечьи компании, в которых если один начал заниматься какой-нибудь дурью, то следом за ним подтянутся и все остальные. Подростки не способны не обезьянничать, почему-то выбирая именно худшие образцы для подражания. Так произошло и со мной. Когда все мои друзья сдались во власть дурмана, я ощутил себя белой вороной и тоже попросил пыхнуть.
Странные это были ощущения. Будто бы я был пьян до полного отупения, причем руки-ноги отказывали, а лицо постоянно расплывалось в ухмылке. Самое гадкое произошло позже, когда начались жесткие отходняки. Меня сильно и долго тошнило, выворачивая наизнанку, я был разбит, размазан, меня мучил стыд.
И что вы думаете – отлучило это меня от дури? Ни в коей мере. Месяца четыре, пока Иван каким-то образом исхитрялся снабжать нас своей калифорнийской дрянью, мы курили ее ежедневно. Организм, яростно сопротивлявшийся воздействию отравляющего вещества, понял, что я его не слушаю, и смирился. Я начал ощущать какой-то кайф и мог не страдать, выбиваясь из общего ряда прибалдевших чуваков.
Уличная жизнь отходила в прошлое, оставляя во мне ростки сразу трех зависимостей: табачной, алкогольной и наркотической. Они чудесно вписались в тот мир, куда я шагнул прямо с улицы, – клубный!
Я стал диджеем. У меня было все необходимое оборудование, включая виниловые пластинки, и мне нравилась эта сверкающая люминесцентными огнями бешеная ночная жизнь, когда ты словно летишь над миром в потоке музыки, окруженный друзьями, девчонками. Живешь как на автопилоте, голова пуста, и весь ты словно приемник чистого кайфа. Единственное, что заботит тебя всю ночь, – как бы не уснуть прямо за контроллером. В ход идут кофе, энергетики в чистом виде или с алкоголем, а также средства посильнее, типа порошков или таблеток… Их было все больше и больше, а я уже не думал, хорошо это или плохо, надо оно мне или нет. Вечером собираешь манатки и несешься в клуб, там миксуешь и отрываешься до шести утра, плетешься домой, падаешь в кровать и вырубаешься на целый день. А вечером снова в клуб.
Какой-то период я был в моде и получал неплохие гонорары. DJ Джиган зажигал по полной! Печальный анекдот заключался в том, что я так и не стал профессиональным диджеем. И как раз именно потому, что зажигал. Серьезные люди в этой профессии никогда не принимают ничего крепче черного кофе, кайфуя не от наркоты и выпивки, а только от своей работы и музыки.
Денег, которые я зарабатывал диджейством, отчаянно не хватало, ведь они там же, в клубе, и улетали – за таблеточки, выпивку надо было платить. А еще требовалось покупать одежду, чтобы выглядеть круто на сцене, новые винилы и так далее. Мама пристраивала меня на подработки – то дворником, то еще кем-то, куда берут людей без образования. Я был некапризный и работал, но становилось все сложнее из-за того состояния, в котором я постоянно находился, и вскоре подработки кончились совсем.
Клубная жизнь разнесла в щепки мои отношения с семьей. Отец, понятно, был далеко. Выйдя в отставку, он принялся строить свой бизнес, который ухитрялся сочетать с привычкой к пьянству. Ему было не до меня, а когда он понял, что я бреду по зыбучему песку, меня затянуло уже по самые уши.
У брата, которого я теперь считал образцом для подражания вместо отчима, появилась собственная компания, не принимавшая младшего братишку, который все время находился под кайфом. Вскоре брат устроился на работу в охранную фирму, стал совсем взрослым и занятым. Я шел своей дорогой, а он – своей.
Дольше всех меня терпела мама. Несмотря на всю свою строгость, она поддерживала мои увлечения скейтом, роликами, музыкой, проявляя ко мне куда больше доброты, чем я заслуживал. Я, уже взрослый детина, являлся в ее дом обкуренный, жалкий, мрачный, жаловался на свою жизнь, клянчил деньги, а она кормила меня, терпеливо выслушивала, гладила по голове, веря, что я очнусь, ужаснусь и изменюсь к лучшему.
Можно сказать, это мама виновата, что сынок покатился по наклонной. Зачем баловала недоросля?! Но разве каждый из нас не заслуживает хоть немного тепла? И разве не мать должна оставаться тем человеком, который всегда примет и пожалеет?..
Нет уж, в своей деградации виноват был только я сам. Мог ведь опереться на мамину доброту, на ее руку и потянуться прочь из засасывающего меня болота. Если рядом есть хоть кто-то, кто гладит тебя по голове, то ты не пропал, у тебя еще остается шанс справиться с любой бедой. Возможно, даже самостоятельно, без врачей и специалистов.
А неприятностей в моей жизни и вправду становилось все больше. Взять хотя бы милицейские рейды по клубам, когда нас отлавливали, будто шпану, и отвозили либо в участок, либо просто в поле за город, чтоб по дороге домой мы маленько проветрились. Не раз и не два маму будили ночные звонки из участка. Днем и ночью, зимой и летом она вставала и ехала за своим ходячим несчастьем, чтобы снова пожалеть его. Ее терпение истощалось…
Пожив с братом, я перебрался к бабушке, переехавшей в Москву из Алма-Аты. Сначала мы даже неплохо поладили, но со временем она начала беспокоиться по поводу моего поведения и даже опасаться меня. Как и отец, я не склонен к агрессии ни в каком виде, но что она могла чувствовать, когда я вваливался с утра в квартиру едва ли не на четвереньках, переворачивал продукты в холодильнике, роняя посуду и матерясь в голос, пачкал туалет, грохотал мебелью в своей комнате?
Дико стыдно говорить об этом, но я настолько был не в себе, что подворовывал у родственников. Лично мне казалось, что ничего противоправного не совершается. Ну взял я там какие-то рубли у бабушки, ну стащил цепочку у брата, что тут такого? Мы же одна семья! Грубая ошибка. И если бабушка могла только пожаловаться маме, то брат, поймав меня на воровстве, так врезал по морде, что до меня, наконец, что-то начало доходить.
Врезал бы он мне еще и за наркоту с игроманией! В общем, однажды бабушка капитально нажаловалась на меня маме, причем я даже не могу вспомнить, по какому поводу. После этого в наше с бабулей не очень уютное жилище ворвалась мама и, наорав на меня так, что стены задрожали, выбросила мои вещи на лестницу.
Закономерный итог – вскоре я оказался пациентом Клиники Маршака. Случилось это так. Убедившись, что сам я на путь истинный не встану, родители решили избавить меня от зависимости.
Папа приехал и объявил:
– Поехали, сын, будешь лечиться!
– Окей, – ответил я, понимая, что отвертеться не получится.
Мне предстояло пробыть в клинике около месяца, за что родители заплатили большие деньги, двенадцать тысяч долларов, но с таким условием: если я ухожу или срываюсь, то терапия на этом прекращается, а деньги не вернутся.
Клиника произвела на меня неприятное впечатление, поскольку я совершенно не понимал, что тут делаю. На групповых сеансах пациенты объявляли:
– Я алкоголик, меня зовут Александр…
Или:
– У меня проблемы, я наркоман!
Когда вы не осознаете происходящее внутри вас, снаружи это кажется судьбой.
Карл Юнг.
А я сидел и думал: «Какие идиоты, как они могли до такого докатиться? Нет, я и близко не такой. Какие такие проблемы? У меня их нет!» Как вы уже догадываетесь, проблема была, и она заключалась не в том, что я подсел на наркотики, а в склонности к зависимости в целом. Ловушка уже была собрана, и дверца открыта, не хватало только, чтобы появилась настоящая приманка, которая окажется для моего мозга слаще кайфа от алкоголя, клубных таблеточек и прочего. Приманкой той стала игромания, которая придет через несколько лет.
Девять дней я провел в удивлении, на десятый – сосед по палате предложил пива, и мы с ним так «угостились», что лыка не вязали. На следующий день меня из клиники выперли, деньги, надо думать, сгорели.
– Что же ты наделал?! – сказал папа, – я же единственную машину ради твоего лечения продал!
Стыдно ли мне было услышать это? Пожалуй, да. С тех пор отец еще более охладел ко мне – ведь я обманул его ожидания, подвел.
Как ни странно, после куцего курса терапии я больше не вернулся к наркотикам. Молодой организм и, вероятно, чувство вины перед родителями помогли мне обновиться. Я окончил курсы дизайна, взялся ремонтировать квартиры элитного класса, у меня очень неплохо получалось. По своей природе я креативный визуал. Архитектура, мебель, изысканные вещицы всегда привлекали меня, я знаю в них толк. Работа доставляла удовольствие, потекли деньги, я стал на ноги, почувствовал себя человеком. У меня было все нужное для счастья. Почти все.
Склонность к зависимостям – такая многоликая штука, что сравнить ее можно только со спрутом. Обвивает, протягивает щупальца и хватает за все, до чего дотягивается. В моем случае щупальцем таким стало состояние, известное в психологии как созависимость. Моя созависимость с Галей.
Любовь часто проклинают за то, что она имеет привычку губить хороших людей, но мне гораздо больше досталось от нелюбви. Долгой, мучительной, тесно связавшей нас обоих нелюбви, от которой мы страшно мучились, но ничего не могли с собой поделать. Или, может, Галя все-таки любила меня?..
Не знаю, не могу точно сказать, ведь хоть нас и связывали годы, большую часть из них я провел в пьяном или наркотическом угаре, в грохоте клубных колонок, не в себе, а в каком-то очень смутном мире, где все люди, предметы и чувства искажены, как в кривом зеркале.
Знакомы мы с Галей были еще со школы, что-то прибило нас друг к другу, может, слепая и глупая подростковая влюбленность или просто то, что эта девчонка терпела меня в любом состоянии. Во всяком случае, какое-то время, пока мы не ссорились до драки и не разбегались на некоторое время в разные стороны.
Между прочим, она была хорошим другом, который готов помочь и поддержать, и переоценить эти качества невозможно. Тем не менее отношения были довольно странными – мы встречались по нескольку месяцев, потом расставались на полгода, затем снова зачем-то сходились, и так раз за разом. Даже наши родители откровенно выступали против этого союза, понимая, что мы не пара.
Признаюсь, к Гале меня не особо тянуло, она даже не относилась к тому типу девушек, которые мне нравились. Так почему бы не закрутить с кем-то из них? Увы, моя самооценка в тот период упала так низко, что я бы просто не решился на подобный эксперимент. Что я мог предложить девушке? Выпить со мной и принять таблетку, от которой снесет мозги? Я не персонаж фильма «На игле», мне было ясно, что нормальных отношений под кайфом не построить.
Наконец, я выбрался из дурмана, стал зарабатывать, мечтать о чем-то, и снова на горизонте возникла Галя. До сих пор не понимаю, почему мне не пришло в голову выпить с ней кофе и сказать: «Прощай навсегда!» Мы снова стали встречаться, тянуть за хвост старого кота, а в душе я мечтал, чтобы Галя нашла себе кого-то другого. Но мы продолжали биться в путах созависимости.
Сейчас я вспоминаю то свое состояние как погружение в гипноз. С детства я рос в советских представлениях о том, что нормально, а что нет. Правильно, это когда женишься, заводишь двоих детей, улучшаешь жилищные условия, покупаешь машину и дачу. Неправильно – это когда ты встречаешься с девушками без обязательств. Неважно, что тебе на самом деле надо, есть определенные шаблоны поведения. Неважно, что рядом с тобой нелюбимая женщина. Да разве не все так живут?..
Было мне около двадцати девяти лет, когда я понял, что дальше так нельзя, надо что-то делать. Но что? Бросить Галю я не мог. Не спрашивайте, почему, ведь речь идет о созависимости – вам не разорвать ее просто так!
Однажды меня осенило – надо вынудить Галю бросить меня! И тогда я придумал гениальный по своему коварству план: часто напиваться и торчать все вечера напролет в игорном клубе, где мне будет не скучно. Тогда я еще и не играл, но в казино всегда кипит жизнь, много разных развлечений, почему бы и нет?
Поначалу я нарадоваться не мог на то, что затеял. После работы сразу ехал в клуб, торчал там до полуночи и отправлялся домой, где Галя уже видела седьмой сон. Утром просыпался в шесть часов и исчезал до ее пробуждения. «Долго она не выдержит, это точно!» – так я наивно полагал. Но однажды мы столкнулись дома нос к носу, и тогда она сказала два слова, разбившие напрочь все мои надежды на свободу:
– Я беременна!
Аборт не предполагался, деваться было некуда.
Теперь я ездил в казино с другой целью – отвлечься от тяжелых мыслей о будущем совместном житье втроем. К тому же в беременности Галя вела себя непредсказуемо, а я не хотел лишних ссор. Ребенка я не хотел, не планировал. Я со своей-то жизнью не знал, что делать, к чему мне была ответственность за кого-то еще?!
Потусовавшись в казино какое-то время, я начал делать ставки, постепенно втягиваясь в игру. Выигрывал, проигрывал, ставил больше, больше, больше… Игра сопровождалась алкоголем, и я даже не заметил, как снова стал зависим. От игры и от пьянства. Именно в игорном зале под звук сыплющихся монет и мелодичный затягивающий перезвон игровых автоматов я услышал, что стал отцом…
Галя почему-то решила, что на наших отношениях благотворно скажется мое присутствие в родильном зале. Лично я был совершенно против, но снова не смог ей отказать. В день родов я приехал в больницу. Пьяный и за рулем – вот до какой степени все мне было по барабану! Уселся в приемной, бессмысленным взором уставившись в плакаты на стене, призывающие к здоровому образу жизни. Подошла медсестра, сказала, что вот сейчас выйдет врач и пригласит меня в родзал. На свете не было ничего, чего я хотел бы меньше! Увидев человека в белом халате, направлявшегося в мою сторону, я ловко нырнул за колонну. Не обнаружив будущего отца, врач развел руками и ушел.
Испытывая острейшее чувство облегчения, я вернулся в казино. А уже на следующий день пришел к роддому, помахал Гале, высунувшейся из окна, рукой:
– Ты родила? Как замечательно!
В моей душе зияла такая пустота, что в нее мог бы провалиться весь этот роддом с роженицами и младенцами. Я вернулся в казино.