Максим Максимов
Сундук здоровья, или Как можно дружить с собственным иммунитетом
Вместо предисловия. Загадка смерти Н.В.Гоголя
Версий о смерти Николая Васильевича Гоголя, со дня самого события и по сей день, написано, пожалуй, столько, сколько не написано ни о ком больше.
И я бы никогда даже и не подумал о ней писать, никогда этим не интересовался, но…
Когда я сосредоточен над каким-нибудь новым текстом, я предпочитаю, чтобы никакая посторонняя информация не отвлекала.
Но иногда, в качестве приятного фона, включаю негромкую спокойную музыку – или совсем без слов, или на языке, которого не знаю, т.е., чтобы никакая посторонняя информация не отвлекала от главного.
Когда же я правлю и шлифую уже написанное, то иногда включаю и что-нить информационное – для экономии времени и чтобы совместить приятное с полезным: а вдруг услышу что-нибудь интересное?
Вот и в этот раз, шлифуя эти записки об иммунитете, я вполуха слушал передачу о странной болезни Гоголя и о его загадочной смерти.
И вдруг понял: да это же «герой именно моего романа»!
Работая над «Пророчеством Адама», я часто ловил себя на мысли о том, что т.н. «вышние силы» благоволят моей работе, причем, не только одаривая мое НАИТИЕ подходящими мыслями и водя моей рукой по клавиатуре, но даже ниспосылая мне и более материальные артефакты!
Вот и в этот раз эти «вышние» ниспослали мне именно эту передачу – в нужное время и в нужном месте! И я решил поискать и ознакомиться с материалами по этому вопросу, чтобы составить собственное мнение.
В чем же соль этого вопроса?
Если кто не знает, главная загадка (внешне!) состоит в том, что Гоголь вдруг жутко заболел неизвестной болезнью, отказывался лечиться, утверждая, что все равно скоро умрет, и… умер через несколько дней!
А поставить диагноз Гоголю не смогли ни самые именитые эскулапы, собранные к нему пока он был еще жив, ни даже самые именитые из тех, кто пытался поставить этот диагноз ему уже после, уже мертвому.
В течение всех полутораста лет, после его кончины!
Конечно же, можно понять тех корифеев от медицины, что были его современниками: больной-то у них был, однако были и крайне скудные знания, по сравнению со знаниями сегодняшних корифеев.
А у наших корифеев нет и самого больного, и есть крайне скудные и, подчас, совершенно противоречивые знания и о нем самом, и об истории его болезней и о симптомах болячки, которая оказалась такой роковой…
Странности жизни писателя начались уже с того, что неизвестна даже точная дата его рождения. Одни полагают, что он родился 20 марта, другие – что 1 апреля 1809 года.
Родился он в небогатой помещичьей семье, отцовские корни восходили к казацко-дворянскому роду Гоголь-Яновских, а мать – урожденная Косяровская. Замуж она вышла, когда ей было всего 14 лет, и у себя в деревне слыла первой красавицей.
К сожалению, как практически и все поголовно в те времена, никаких наук она не знала, зато была жутко набожной и пичкала Мыколку всевозможными пророчествами о «страшном суде».
И дед и бабка, по матери, тоже были жутко религиозны и суеверны, а тетка и вовсе была не в себе – мазала голову сальной свечой, а сидя за столом – корчила рожи, и прятала себе под матрац корки хлеба…
Эти «науки» и взошли потом в его, полных фантастики и жуткой мистики, произведениях.
И не только.
Мыколка родился настолько слабым, что никто и не думал, что он выживет. Но он выжил, и это не прошло ему даром: рос хилым, тщедушным, и к нему липли все болячки – то золотуха, то скарлатина, то гнойный отит. И бесконечные, почти не проходящие простуды…
В те времена, в Европе, ходили жуткие слухи о том, как похороненных людей находили в могилах перевернутыми набок или с поднятыми руками, как будто они были похоронены заживо и, пытаясь выбраться из гроба, умирали под землей в страшных мучениях.
Я и сам однажды слышал рассказ очевидца подобного случая во второй половине прошлого века, в одной из среднеазиатских республик.
В семье сельчанина перестала дышать девочка. Родня решила, что девочка умерла и, поскольку по мусульманскому обычаю покойника полагается похоронить в этот же день, причем, еще до захода солнца, то ее, не мешкая, сразу же и закопали.
Но вскоре девочка пришла домой, живая и здоровая!
Но отец, вместо того, чтобы обрадоваться, с криком: «Шайтан пришел!», схватил мотыгу и убил ее…
Для российского читателя это требует некоторого пояснения.
Дело в том, что в Средней Азии могилы не так глубоки, как в России, и покойников не хоронят в гробах, а в яме делают подкоп – нишу, и покойника укладывают туда. Если человек проснется, то у него есть и воздух для дыхания и место для грунта, чтобы проделать путь наверх.
Ну, а невежество родителя пояснения не требует…
Эта загробная тема была довольно популярна и в европейской и русской литературе первой половины 19 века.
Естественно, и Гоголь, тем паче, после такого «потустороннего» воспитания, не стал исключением.
Однако черти, упыри и вурдалаки, оживающие мертвецы и прочая нечисть – из его знаменитых «Миргорода» и «На хуторе близ Диканьки», все же были изображены у него с изрядной долей иронии и сарказма!
В том числе и сами хуторяне, жившие среди этой нечисти.
Но постепенно, со временем, Гоголь и сам стал все больше верить и в свои и в чужие сказки о реальности этого страшно жуткого мира, по другую сторону бытия. На фоне вечного недомогания, вкупе со всеми этими страшилками, у него начал развиваться не просто страх смерти, но еще больший страх быть тоже похороненным заживо!
Особенно после того, как переболел малярийным энцефалитом.
И здесь тоже разночтения, одни утверждают, что малярией он переболел еще в детстве, другие говорят, что заразился ею в Италии.
В возрасте 20 лет он впервые полюбил, чувство было сильным, но безответным, и Гоголь писал, что пережил настоящую катастрофу.
Позже он пытался посвататься к красавице графине Вильегорской, однако родители девушки были настолько возмущены дерзостью писателя, не отличавшегося ни знатностью, ни богатством, что пошли на крайние меры: они даже отказали незавидному жениху от дома!
А он так размечтался!
Это был еще один удар по ранимой психике писателя, и Гоголь так и остался одиноким человеком. И, несомненно, одиночество и любовные неудачи наложили не самый веселый отпечаток на его характер.
В 1836 году Гоголь предпринял путешествие по Европе и Ближнему Востоку, чтобы развеяться от тягостных дум, поправить свое здоровье, подальше от русских зим, и как бы обрести «духовное обновление».
Он провел за границей почти 10 лет, но ни Италия, ни поездки к «святым местам» – в Иерусалим и Константинополь, посещения монастырей и беседы с «духовными пастырями» так и не дали желаемого результата. Скорее, и эти поездки, и сама атмосфера этих «святых мест» и все эти беседы, начисто лишенные хоть какого-то реально жизненного смысла, только еще больше напрягли его, и физически и душевно.
В Италии он чуть не умер от малярии, а новые переживания, обострения старых и приступы новых болячек вконец утомили его, и Гоголь еще больше разочаровался в жизни.
После ряда неудач устроить свою личную жизнь, он долго и тяжко переживал, еще больше замкнулся и решил навсегда с этим покончить.
И весь ушел в работу над «Вием», где и похоронил свою мечту о счастливой семейной жизни. Он так переживал каждый эпизод со своими героями, как будто сам участвовал во всех действиях!
Много душевных сил отнял и «Ревизор». Писатель очень боялся провала пьесы, это могло даже поставить крест на его дальнейшем творчестве, следовательно, и на дальнейшем смысле жизни вообще.
Зуд совершенства заставлял менять сцены, реплики и даже самих героев до такой степени, что он порой отчаивался и в своем таланте и даже в собственной способности написать хоть что-нибудь толковое….
Но блестящий результат и хвалебные отклики приятно разочаровали его сомнения и прибавили вдохновения на дальнейшие литературные подвиги. Однако пережитые творческие муки добавили и еще одну глубокую борозду в его и так неровной и неспокойной жизни…
Все это неумолимо приближало Гоголя к обрыву в пропасть…
В январе 1852 года скоропостижно умирает жена его друга, поэта Хомякова, Екатерина Михайловна Хомякова, с которой Гоголь тоже очень дружил.
Иллюстрация №1– Екатерина Хомякова – https://vmardoni.ru/wp-content/uploads/2018/04/6.-Ekaterina-Homyakova.jpg
***(Здесь и далее, чтобы случайно не нарушить чьих-нибудь авторских прав, мы опускаем изображение, но даем на эти изображения неактивные ссылки. И если читателю это покажется интересным, он сам может найти эти картинки в интернете.)
Сам Хомяков в своих воспоминаниях писал: «С того времени он пребывал в каком-то нервном расстройстве, принявшем характер религиозного помешательства. Он говел и начал морить себя голодом, попрекая в обжорстве».
Я полагаю также, что немалую роль сыграли и «обличения» некоего протоирея Матфея Константиновского, которому, в горячке спора, Гоголь дал прочитать главы 2-то тома «Мертвых душ».
Этот чересчур велеречивый поп крайне нелестно отозвался о содержании рукописи и даже потребовал ее сжечь. А в качестве «искупления» настаивал, чтобы Гоголь соблюдал строгий пост, требовал особого рвения в соблюдении церковных наставлений, распекал и самого Гоголя и А.С.Пушкина за их «греховность и язычество».
На расшатанную психику Гоголя тирады «христолюбивого борца за чистоту веры» воздействовали так, что однажды он, и сам писавший жуткие мистические триллеры, даже оборвал Матфея, почти простонав: «Довольно! Оставьте, не могу дальше слушать, слишком страшно!»
Истязая себя говеньем, Гоголь, и так уже отстранившийся от всего и вся в этом мире, перестает даже выходить из дома.
Ночью, с 11 на 12 февраля, он будит слугу, приказывает открыть печь и принести портфель с бумагами.
Иллюстрация №2 – Мистически неадекватное изображение, неадекватным художником, неадекватного поведения нашего, якобы неадекватного героя – http://itd0.mycdn.me/image?id=852255236153&t=20&plc=WEB&tkn=*CF60-Zg_kHgXvN-0lCVu3GHia_k
Изображена непонятно какая печь, под вид «буржуйки», из которой пламя не уходит внутрь и в трубу или хотя бы поднимается вверх – это в доме-то! – а бьет наружу и наискось, прямо в лицо герою!
На следующий день он сказал графу Александру Петровичу Толстому, в доме которого он жил в это время:
– Вот, что я сделал. Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все… Как лукавый силен, вот он к чему меня подвигнул!
Мне кажется, что и сам Гоголь тоже лукавил про «лукавого», оправдывая это свое кощунство по сожжению почти законченного 2-го тома «Мертвых душ», ведь: «Рукописи не горят»!
Вот, тебе, и не горят…
20 февраля, когда состояние Гоголя совсем ухудшилось, Толстой собрал консилиум самых лучших лекарей, и врачи решили лечить и кормить Гоголя насильно. Это было, якобы, связано с тем, что сам больной категорически отказывался от лечения.
– Надобно посадить его в ванну и крикнуть: ешь! – сказал тогда один из докторов.
Они сразу же приступили к делу.
К этому времени слухи о странной болезни Гоголя уже разнеслись по Москве. На бульваре стали собираться его почитатели, чтобы узнать последние новости о здоровье писателя. Здесь, у окон, москвичи ждали, что же будет с Гоголем.
Помните, когда умирал Пушкин, то Жуковский от руки писал записочки и вывешивал их на дверь?
А тут никто ничего не говорил, и войти в усадьбу никто не решался. Все стояли на бульваре, главным образом студенты, и ждали каких-нибудь известий.
Знали бы они, что в это время приходилось терпеть Гоголю!
Для начала врачи решили поставить ему пиявки к носу и сделать ему холодное обливание головы, в теплой ванной.
Гоголь стонал и кричал, он не хотел принимать никакого лечения. Он решил, что все у него в этой жизни кончено, и поэтому так сопротивлялся всему, что предпринимали и врачи и граф Толстой.
Да, Толстой созвал на консилиум лучших врачей: и немецких врачей, и русских врачей… Именно они-то и сделали столь противоречивые и запутанные заключения, и существует почти десяток версий причин, по которым Гоголь мог скончаться.
И одна из них – брюшной тиф. Гоголь ничего не ел, но его поили разбавленным красным вином и делали ему процедуры, которые были в ходу у медиков и популярны среди пациентов того времени. То есть, все те же самые пиявки, погружения в какие-то ванны и так далее.
Но Гоголю становилось все хуже и хуже.
К вечеру он начал терять память и бредить.
Потом вдруг громко закричал:
– Лестницу, поскорей давай лестницу!
По всей видимости, это говорит о том, что все мысли у Гоголя уже были обращены к так называемому «горнему миру»…
Образ лестницы – на церковно-славянском языке это произносится как «лествица» – это один из любимейших образов Гоголя. Уже в самом первом его произведении, «Майская ночь или утопленница», есть этот образ: лестница, возводящая на небо.
У него начали холодеть ноги. Его снова начали обкладывать горячим хлебом, но уже ничего не помогало…
Около 8-ми часов утра 21 февраля дыхание у Гоголя прекратилось совсем…
Тело Гоголя перенесли в университетскую церковь святой Татьяны, на Большой Никитской.
Два дня окрестные улицы были забиты народом, неожиданно все захотели проститься с писателем, который умирал фактически один – ни жены, ни детей у него так и не было…
Когда тело вынесли, толпа даже не дала поставить гроб на катафалк, а на плечах несла его семь верст до Данилова монастыря…
Как вспоминали очевидцы, трудно было даже пробиться, чтобы подставить свое плечо под эту скорбную ношу!
В официальном извещении о смерти коллежского асессора Гоголя говорилось, что он скончался от простуды, однако далеко не все поверили этому объявлению. Слухам и рассказам о смерти Гоголя не было конца, для многих она уже тогда была окружена ореолом тайны.
Скульптор Н.Рамазанов, который должен был снять с писателя посмертную маску, тоже рассказывал, что сначала не решался это сделать, потому что вспомнил, как Гоголь очень боялся, что его похоронят еще живым. Но именно его свидетельство было решающим в споре экспертов о том, был ли писатель похоронен в состоянии летаргического сна…
Так, от чего же, все-таки, умер Гоголь?
Многие психиатры утверждают, что Гоголя, как личность, почти полностью изменило тяжелое душевное заболевание в последние недели, и якобы он уже почти не отдавал отчета в том, что он делает.
В качестве доказательства приводится и то, что у него даже резко изменился почерк: вместо мелкого бисерного, он в предсмертных записках превращается в крупный, даже чем-то похожий на детский.
Я думаю, это легко объясняется тем, что у физически ослабленного человека мелкая моторика рук резко ухудшается, и почерк вполне естественным образом становится не только крупным, но и более корявым.
В версию помешательства вроде бы удачно укладываются почти все последние события в жизни Гоголя – и многочасовые молитвы, и отказ от еды и опасения быть похороненным заживо.
И даже сожжение «Мертвых душ».
Получается, что временами он действительно не понимал, что он делает?
Когда 16 февраля Гоголя увидел доктор Тарасенков, он ужаснулся: перед ним был человек, как будто доведенный тяжелой болезнью до крайности, со слабым голосом и очень изможденным лицом.
Гоголь напоминал Тарасенкову живого мертвеца.
Врач попытался уговорить писателя начать хотя бы нормально питаться, но Гоголь сказал, что ему уже все равно, и он скоро умрет.
Он перестал следить за собой, не умывался, не причесывался, не одевался и почти ничего не ел.
На консилиуме 20 февраля врачи пришли к выводу, что сознание больного находится в «не натуральном положении».
Потом именно эти слова и станут для психиатров еще одним подтверждением версии о помешательстве Гоголя.
Но если допустить, что сознание Гоголя было расстроено, тогда – какова же была причина этого расстройства?
Одни считают, что причиной был религиозный фанатизм, другие – что комплекс физической неполноценности.
То есть, те самые неудачи на любовном фронте.
И все же нет никаких оснований полагать, что писатель сошел с ума. Случайный свидетель последних часов жизни Гоголя, дворовый человек одной симбирской помещицы, фельдшер Зайцев, в своих воспоминаниях отметил, что за сутки до смерти Гоголь пребывал в ясной памяти и здравом рассудке. Придя в себя после «лечебных» истязаний, он по-дружески беседовал с Зайцевым и расспрашивал его о жизни. И даже сделал поправки в стихах, написанных Зайцевым на смерть его матери!
Весьма сомнительна и версия, что Николай Васильевич скончался от голодного истощения. Здоровый взрослый человек может почти месяц обходиться совсем без пищи, а писатель постился только 17 дней, да и то не отказался от пищи полностью…
Например, моя теща была маленькой, очень сухонькой старушкой – у нее была какая-то непроходимость пищеварительного тракта.
Представьте себе: вся ее трапеза – это несколько ложек жиденького супчика, кипящего на сковородке! Плюс – пара печенюшек «привет», покрошенных в этот кипяток.
Никакой другой пищи организм не принимал, даже только что снятый с огня суп уже не лез в рот, она говорила, что он «плохо горячий»!
Тем не менее, это была довольно подвижная и деятельная женщина: то хлопотала по хозяйству, то бежала с ведрами к колодцу…
А зимой лезла на крышу дома, сгребать снег!
Однако, если не от сумасшествия и голода, то не могла ли быть причиной смерти Гоголя какая-либо инфекционная болезнь?
В Москве зимой 1852 г. свирепствовала эпидемия брюшного тифа, от которого, как предполагают, умерла и Хомякова.
Именно поэтому доктор Иноземцев, при первом осмотре, заподозрил, что у Николая Васильевича тиф.
Однако, через неделю, тот самый консилиум докторов, который был созван графом Толстым, объявил, что у писателя не тиф, а менингит, и ему был назначен тот странный курс лечения, который иначе как «истязанием» и не назовешь…
И это «лечение» лишь усилило страдания безнадежного больного.
А может статься, что его неправильно лечили?
Что его лечили неправильно, понятно и так, есть и такая версия, что его попросту отравили лекарствами, неправильно поставив диагноз.
Все последние дни доктор Тарасенков регулярно осматривал Гоголя. В своем дневнике он описал состояние больного так: «Пульс у писателя был ослабленный, язык чистый, но сухой, один раз он даже имел небольшое кровотечение из носа. Жаловался, что у него руки зябнут, испытывал жажду».
И это – все!
А где же симптомы смертельной болезни?
Современные медики утверждают, что все это очень похоже на отравление соединениями ртути. В те времена в ходу был препарат, под названием каломель, предложенный еще Парацельсом. Он обладал слабительным, мочегонным и желчегонным действием, но, будучи модным, применялся чуть ли не как панацея от всех болезней.
Особенность каломеля состоит в том, что он не причиняет вреда только в том случае, если он быстро выводится из организма через кишечник. Если же он задержится в желудке, то спустя какое-то время начинает действовать как сильнейший ртутный яд сулема.
Однако отравление могло произойти только при многократном применении, когда он накапливался в организме, но писателю давали его только один раз – так рассуждают сегодняшние медики.
Мне, не медику, кажется весьма странным назначение слабительного и мочегонного голодному человеку, с пустым желудком и постоянно испытывающего жажду! Но я – не медик…
Кроме того, та самая моя теща чем только не перепробовала лечиться! Даже той же сулемой, которая в те поры была запрещена, и ее доставали за большие деньги у корейцев, в Талды-Курганской области.
Но этот страшный яд не брал ни ее болезнь, ни саму старушку!