Максим Горький
Рассказ Филиппа Васильевича

В другом её углу сидел, сдвинув фуражку на затылок, какой-то телеграфист. Он тяжело навалился грудью на стол и угрюмо рассматривал стоявшую пред ним полубутылку водки. Над ним летали большие чёрные мухи, наполняя воздух недовольным и тревожным жужжаньем, они путались в пыльных листьях цветов на окнах и с разлёта тупо бились в стёкла. В комнате стоял душный запах табаку, кислой капусты, герани и водки…

Вошёл какой-то высокий, угреватый человек, сел за столик против телеграфиста, молча налил рюмку, выпил, тщательно обсосал свои рыжие усы и басом спросил:

– Как живёшь?

Телеграфист откинулся на спинку стула, шлёпнул ладонью по столу и ответил:

– У меня такое настроение – чтобы стёкла бить!

– Жалуйся! – посоветовал рыжий, наливая ещё водки.

– К чёрту! Все жалуются… а кто слушает?

Платон, усмехнувшись, взглянул на меня и тихо заговорил:

– Я – не пью, но очень люблю сидеть в трактирах, – интересно! Всегда подслушаешь какие-то особенные слова…

– Всё это уродливо и грязно, – заметил я. – Если вы любите читать – читайте больше, ведь в книгах вы найдёте нечто более ценное, чем в трактирах!

– Д-да, конечно! – почему-то не сразу согласился он и, помолчав, добавил: – Хотя, знаете, иногда подумаешь и под уродливыми словами увидишь ту самую мысль, которую вычитал в книге… Тогда и книге больше веришь и люди кажутся лучше… умнее…

– У вас были знакомые интеллигенты? – спросил я.

– Когда я служил в редакции – были… Сотрудники очень хорошо относились ко мне… давали книги… И ещё был у меня в Ростове один знакомый – он столяр, но очень образованный человек, у него была целая библиотека, – медленно сказал Платон.

Он немного опьянел от сытости, и, видимо, ему хотелось спать; глаза его помутнели. Я поднялся, дал ему свой адрес, сказал, чтобы он завтра же пришёл ко мне, и протянул ему руку. Он крепко пожал её и, кивнув головой, просто сказал:

– Спасибо!

Я не заметил, чтобы он был тронут моим отношением к нему, и хотя, разумеется, не ждал благодарности, однако эта его сухость – или что-то другое – не очень понравилась мне. Мы все обязаны ценить взаимные услуги друг друга, это необходимо в общежитии…

Когда я вышел на улицу, было уже темно. Длинная вереница фонарей, сверкая, тянулась во тьму; дул ветер, огоньки вздрагивали…

«А ему, должно быть, холодно в лёгком пиджаке», – подумал я о Платоне Багрове…

Мне удалось найти для Платона место дворника в доме моего знакомого, профессора, очень милого старика, – несколько лет тому назад он отказался от чтения лекций в университете и теперь скромно жил на покое, занятый исследованием о каком-то паразите пшеницы.

Домик у него был маленький, славный; он стоял на окраине города и летом, окружённый со всех сторон старыми липами, окутанный густыми волнами акации и сирени, смотрел из моря зелени гостеприимным, тихим островом.

У профессора была дочь – маленькая девица с голубыми глазками и звонким смехом, весёлая, балованная и беспечная. Она недурно играла на рояле, рисовала, читала изящную литературу и всегда носила белые платья, – они шли к ней, как идёт к берёзе её кора. Она всегда была окружена подругами, такими же изящными, как и сама, у неё часто бывали студенты. Почти каждый вечер было шумно, иногда – весело; играли, спорили, читали стихи, танцовали, а старый профессор сидел где-нибудь в углу и, поглаживая седую бороду, усмехался веселью молодёжи.

Я часто бывал в этом доме и видел Платона. Теперь лицо у него пополнело, круги под глазами исчезли, он носил толстую чёрную фуфайку, чёрные шаровары и высокие сапоги. Этим не совсем обычным костюмом он, должно быть, хотел подчеркнуть себя в глазах людей. Высокий и костлявый, он был угловат в движениях. Его тёмные короткие волосы немного вились, глаза смотрели вдумчиво, спокойно, и в скуластом лице было что-то значительное.

Он молча кланялся мне, – он был настолько тактичен, что никогда не заговаривал со мной при хозяевах, должно быть, чувствуя, что этим он поставил бы меня, да и себя, в неловкое положение. Но, встречая его на дворе, один на один, я подавал ему руку, и мы вступали в беседу.

– Ну, как вам нравится здесь, Платон?

– Ничего! – добродушно отвечал он. – Свободного времени немного, но всё-таки я могу читать… Видеть, чувствовать, работать, думать – вот жизнь! Верно?

– Да, да! – одобрительно говорил я, любуясь его оживлением. – И, главное, читайте побольше хороших книг… Ну, а как вам нравятся хозяева?