Максим Горький
Предисловие к книге И. Гордиенко «Первый Выборгский»

Илья Гордиенко – участник и свидетель исторического события, свидетель не плохой, хотя, может быть, он иногда слишком «лиричен» для большевика. Местами он старается быть похожим на литератора и – поднимает тяжесть, которая ему не под силу. Но кое-где и это удаётся ему. Он умеет наблюдать, хорошо слышал, видел и довольно живо рассказал о том, что было пережито лично им и его товарищами за месяц пешего хождения по Казанской губернии. Его книга – документ, который будет полезен историку и художнику, рядовой наш читатель тоже вынесет нечто полезное для себя, ознакомится с настроением деревни 18 года и лучше поймёт историческую неизбежность событий в деревне 28–29 годов. А чтоб ещё более хорошо понять смысл этих событий, нужно вспомнить эпоху «освобождения крестьян» божественной волей царя, – волею, которая руководилась интересами промышленности. Известно, что в 61 году было фактически – то есть экономически – освобождено не крестьянство в целом, а только те «умненькие» оброчные мужички, которые вскоре сели на хребет крестьянской бедноты как Разуваевы и Колупаевы, как трактирщики и фабриканты, прасолы, судовладельцы и прочие «мироедного дела мастера». Прототип таких умников был дан Тургеневым в лице Хоря – читай рассказ «Хорь и Калиныч». В течение пяти десятков лет эти мужички обильно расплодились, выродились в городскую буржуазию, особенно жутко отвратительную в мелких городах провинции, где они жили бок о бок с деревней и откуда особенно удобно было перекачивать кровь крестьянской бедноты в крупные гнездилища человекоядцев – в губернии и столицы. Процесс роста буржуазии можно изобразить в таких словах: мелкая земельная собственность, паразитствуя на земле, истощая её, создавала крупных паразитов, а они всё более пожирали мелкую, и крестьянство, в массе своей, становясь нищим, начинало сердиться. Министр последнего царя Николая Романова, учитывая сердитое настроение бедняцкой деревни, решил сфабриковать возможно больше кулаков и придумал реформу – «выход из общины на отруба»^[2]. Эта реформа тоже была ставкой на «Хоря», на умненького, крепкого мужичка. На него ставили в своей игре все мелкобуржуазные партии, разумеется, не говоря об этом вслух, а может быть, и не сознавая этого. О судьбе крепкого мужичка и до сей поры горестно рассуждают, проклиная большевиков, белые эмигранты, понимающие, что из-под ног у них вырвана почва – навсегда.